Maxvid one shots

— Ваше высочество, вам туда нельзя! Вернитесь! Макс не обратил внимания на оклик горничной. Он пронесся мимо нее в загороженную занавесом часть этажа и прошмыгнул в ближайшую комнату, закрыв за собой тяжелую дубовую дверь. Он забрался под большую кровать и, прильнув к полу щекой, посмотрел из-под пыльного покрывала на просвет под дверью. Взволнованный голос горничной стих еще у занавеса: прислуга старалась не ходить в закрытые для посещений части дворца. Значит, у него еще есть время спрятаться получше, пока не придет Дэвид. Макс высунулся из-под кровати и осмотрел темную комнату. Он только-только заприметил большой кованый сундук в углу, как у двери в комнату раздались шаги. Только один человек мог уверенно ходить по всему дворцу, если дело касалось поисков Макса. Макс забрался обратно под кровать и наблюдал за тем, как дверь в комнату открывается, и внутрь заходят.  — Макс? Макс, я знаю, что ты здесь. Макс еле сдерживал веселый смех: было радостно прятаться, было радостно знать, что тебя ищут и вот-вот найдут. Макс задел ногой одну из ножек кровати, и та скрипнула. Дэвид тут же опустился на колени и, наклонившись, протянул руки под кровать. Он схватил Макса под мышки и вытащил наружу.  — Ага, попался! Макс попытался вырваться и, брыкаясь, задел Дэвида по лицу ладонью, покрытой пылью. Дэвид сдул пыль с лица и сказал:  — Ваше высочество, ну, это уже недостойное поведение для наследника престола. Его голос был строгим, но Макс видел, что он несильно сердится. Дэвид поднял его на ноги и отряхнул.  — Посмотри-ка, как ты испачкался. Бетси не отличит тебя от метелки для пыли.  — Ну и что, может, я хочу быть метелкой для пыли, а не королем. Дэвид вздохнул и сказал:  — Пойдем, тебе надо переодеться до приема. Королевские приемы были редкими моментами, когда родители Макса удостаивали его своим вниманием. Раньше няня приносила его к матери перед сном, и та целовала его в лоб и устало трепала по щеке. Когда в семь его отдали на обучение и перестали приносить матери для вечернего поцелуя, Макс понял: его и дальше будут передавать из рук в руки непонятным людям, лишь бы от него отделаться. «Ваши родители хотят подготовить вас к престолу. Они очень заняты, но желают вам самого лучшего. Это все для вашего же блага». Сначала Макс просто капризничал, но потом нашел себе другое развлечение. Стоило ему напомнить окружающим, что в дальнейшем именно он будет распоряжаться и дворцом, и королевством, и почтенные преподаватели смиренно склоняли седые головы и терпеливо, даже с улыбкой сносили все его выходки и грубости. Все они были одинаковыми, скучными и трусливыми. Все, кроме Дэвида. В первый же день он отчитал Макса за опрокинутые в комнате для занятий стулья. Макс сказал ему, что однажды он станет тут самым главным и будет командовать, на что Дэвид невозмутимо ответил: «Ну и что же? Стулья все равно нужно поднять». Дэвид привел его в тронный зал, где Макса взял за руку вельможа и провел его к постаменту для него и его родителей. Дэвид удалился в другой конец зала, где находилась прислуга. Он не занимал положения при дворе и держался неподалеку от Макса лишь потому, что зачастую единственный мог с ним справиться. Отец строго осмотрел Макса с головы до ног и недовольно спросил вельможу:  — Почему в его волосах пыль? И почему он в этой девчоночьей обуви? Его супруга закатила глаза и вздохнула.  — Потому что кружевные шнурки — показатель его происхождения, — она схватила ногу сына и вывернула ее, чтобы рассмотреть его башмаки. — Какая прелесть, они с атласной подошвой! Максу было неудобно, и он резко вырвал ногу из рук матери. Отец сказал:  — Ты воспитываешь из него неженку. Слуги и так поговаривают, что он плаксивый. Нужно передать этому… Дейлу, чтобы он лучше следил за его одеждой. Для чего здесь держат? Вельможа кивнул и удалился со словами: «Конечно, ваше величество». Макс сердито посмотрел на отца. — Он не Дейл, он Дэвид! Но его родители уже говорили о чем-то другом. Они всегда вели себя так, словно его здесь и не было — называли его в третьем лице и смотрели друг на друга поверх его головы. Макс сидел на своем стуле и разглядывал людей в зале, которые сливались в одну пеструю толпу из вееров, кружев и склоненных голов. Воротник камзола давил на его шею, ему было душно и скучно. Он еле вытерпел церемонию приема гостей, выслушивая бесконечное: «Выпрямись!» и «Улыбнись!» от родителей. Казалось, только спустя год ему разрешили спуститься и пройтись по залу. Макс тут же устремился к праздничному столу, где стал хватать руками сладости и фрукты. Никто не станет на него за это ругаться, все вокруг знают, что он — принц, поэтому он может делать, что вздумается. Что ж, он может и поразвлекаться. Одна из фрейлин, которая лепетала о том, какой он прелестный крошка, подошла потрепать его по голове, и Макс, недолго думая, вытер руку в креме о подол ее платья. Вокруг него раздались возгласы умиления и восхищения, и сама фрейлина быстро расплылась в фальшивой улыбке, снова потрепав его по волосам со словами: «Какой озорник!» Макс огляделся в поисках новой «салфетки» и вытер другую руку о панталоны пожилого графа в парике. Мужчина тут же натянул на лицо гримасу лживого умиления его выходке. Какие дураки. Будут терпеть все, что он захочет, просто потому, что боятся его родителей. Макс обернулся, с азартом ища кого-нибудь еще, в одежде побогаче — неужели они все, все это стерпят? — и увидел Дэвида, который стоял совсем рядом и смотрел на него без улыбки. Он хмурился.  — Ваше высочество, это поведение, недостойное наследника престола. Макс нахмурился в ответ. Дэвид бросил его одного, оставил сидеть на этом дурацком позолоченном стуле. Макс понимал, что Дэвид не имел права находиться у трона, но он устал, он был рассержен на родителей, все вокруг только и делали, что притворялись, и… и он подошел к Дэвиду и вытер руку о его камзол. Вокруг раздался хохот. Окружающие смеялись громче, уже без умиления — ведь Дэвид был слугой, а не гостем или придворным. Дэвид посмотрел по сторонам, сдерживая презрение. Лицемеры, готовые угождать мальчику, потакать ему во всем, чтобы потом остаться в его милости. Они портили его — как портили его и родители, совсем не обращающие внимания на его воспитание. Наедине Дэвид воспринял бы все, как игру и обычную детскую шалость, но теперь Макс просто забавлялся тем, что мог творить, что ему вздумается. После приема Дэвид отвел его обратно в спальню. Макс сел на кровать и пошевелил ногами в неудобной обуви. Дурацкие башмаки. Перетягивают ноги, словно веревки.  — Дэвид? Дэвид, сними их с меня! Но Дэвид не подошел к нему. Он, нахмурившись, стоял у двери, словно собирался уходить.  — Сними их сам. Макс сжал руки в кулаки. Дэвид не обратился к нему, как следовало, он даже не назвал его имени.  — Я — будущий король. Это мой приказ. Если не будешь слушаться, тебя казнят! Но Дэвид не испугался. Он скрестил руки на груди и сказал:  — Я пока что перед собой будущего короля не вижу. Вижу только невоспитанного мальчишку. Дэвид ушел, и Макс остался один в спальне, освещенной дюжиной подсвечников. Их свет отражался в зеркальных стенах, из-за чего комната казалась очень большой и пустой. Макс долго дулся, сидя на кровати. Он даже хныкал, но потом перестал — ведь Дэвид и правда ушел, он никогда не стоял за дверью, как другие слуги, тут же бегущие к нему, когда он начинал плакать. Через некоторое время Макс сам стянул с себя башмаки и брючки. Он снял тесный бархатный камзол и как можно старательнее сложил его туда, куда его обычно клал Дэвид. Ему пришлось подвинуть к высокому шкафу стул, чтобы дотянуться до нужной полки. Макс задом наперед надел свою длинную ночную рубашку и забрался в кровать, кое-как стянув с нее покрывало. Он лежал, обняв своего мишку, и сердито думал о том, как пожалуется отцу или матери на своего пажа. Пусть его отправят на кухню, чистить картошку, а еще лучше — в каменоломню. Но долго сердиться у него не получилось. Не получилось у него и уснуть. Макс слез с кровати и подошел к комоду в дальнем углу комнаты. Он выдвинул нижний ящик, в котором был еще один — его личный, секретный — и вытащил из него серебряную шкатулку с марципаном в виде фигурок зверей. Он взял несколько штук, потом подумал и взял всю шкатулку. Он вышел из комнаты, прошел на цыпочках мимо задремавшей охраны чуть дальше по этажу и спустился по мраморной лестнице туда, где жила прислуга. За узкой деревянной дверью горел свет. Макс толкнул ее плечом и прошел внутрь: Дэвид сидел за столом, на котором горела свеча, и что-то читал. Увидев Макса, он тут же поднялся со стула.  — Ваше высочество? Вы... — тут он заметил босые ноги Макса. — Ну что это такое, разве можно ходить босиком! Макс подошел к нему и, не поднимая взгляда, ткнул в его колени шкатулку.  — На. Ну, возьми уже! Дэвид осторожно взял шкатулку в руки, открыл ее и перевел взгляд на Макса.  — И что же это значит? Уж не хотите ли вы передо мной извиниться? Макс сердито посмотрел на него.  — Будешь такое говорить, я тебя и правда казню! Дэвид улыбнулся.  — Хорошо, ваше высочество. А теперь давайте-ка отправим вас обратно в постель. Когда Дэвид укрывал его одеялом, Макс протянул к нему руки и совсем по-детски пошевелил пальцами, чтобы Дэвид к нему наклонился. Ему было уже десять, но его жест, как и некоторые поступки, были свойственны детям раза в два младше него. Дело было не в избалованности, а в том, что Макс был лишен того, что было у детей в любящих семьях, где их брали на руки и баюкали настоящие матери, а не засыпала ворохом дорогих подарков толпа чужих и равнодушных людей.  — Ну, наклонись же. Пожалуйста! Дэвид наклонился, и Макс поцеловал его в щеку. Он быстро отстранился и накрылся с головой одеялом, словно пытаясь спрятаться. Время шло. Макс становился старше, но сказать, что он при этом взрослел, было трудно. Его характер продолжал портиться: к разболтанности и капризности прибавлялась наглость и высокомерие, свойственные тем, у кого есть власть. Многие из слуг, которые когда-то баловали его, теперь с трудом терпели его оскорбления и обидные шутки. Как-то раз Дэвид застал на кухне плачущую Бетси. Девушка, всхлипывая, рассказала ему, что принц при остальных назвал ее рябой курицей, добавив, что таким страхолюдинам во дворце не место. Дэвид сидел в зале для занятий и обдумывал, как лучше поставить на место самого Макса по его возвращению с занятий верховой ездой. Как только Макс зашел в зал и сел, точнее, упал в большое кресло у входа, Дэвид поднялся на ноги. Он решил сразу обсудить с ним его поступок.  — Я встретил Бетси на кухне. После разговора с ней я пришел в крайнее замешательство. Ваше высочество, это неподобающее поведение для… Макс закатил глаза.  — Для наследника престола, да, да. Дэвид, я не выбирал им становиться. Будь я каким-нибудь сапожником, и спроса с меня не было бы.  — Это совсем не так. Неважно, кем вы являетесь. Но в вашем случае ваше положение обязывает вас к большей ответственности. И вы должны…  — И я должен принять ее с честью. Знаю, знаю. Макс откинул голову и закрыл глаза. Он ненавидел верховую езду из-за отношения преподавателей. Можно подумать, если он отъедет на десять метров дальше от дворца, он рассыпется на кусочки, боже. А эта одежда? Почему у него не может быть самого обычного костюма, почему все должно быть парадным и таким неудобным? Макс стянул с рук перчатки и вытянул перед собой ноги.  — Дэвид, помоги мне. Дэвид подошел и молча опустился на колени, чтобы помочь принцу снять с себя сапоги. Он не поднимал на него взгляда. Макс спросил:  — Ты-то чего приуныл? Я же не тебя назвал страхолюдным. Дэвид быстро взглянул на него и снова обратил все внимание на сапог, но Макс успел увидеть, что в его глазах было разочарование и осуждение. Макс задел плечо Дэвида второй ногой.  — Чего ты надулся?  — Что вы имеете в виду, ваше высочество?  — Я спрашиваю, из-за чего ты тут хмуришься и дуешься. Ответь на вопрос. Все так же, не глядя на Макса, Дэвид сказал:  — Думаю, вы и сами прекрасно знаете. Его щеки чуть заметно алели. Он не смотрел Максу в глаза не из-за страха или желания выказать уважение, а из-за негодования. Макс прищурился. Он поддел подбородок Дэвида носком сапога и приподнял его.  — Смотри, Дэвид. Будешь так себя вести, тебя разжалуют.  Дэвид отпихнул от себя ногу Макса и резко поднялся.  — Почту за честь. В его лице были возмущение и обида, но он сумел произнести слова спокойно и ровно. На стене зала напротив Макса, у зеркала, висел их семейный портрет. Портрет никогда ему не нравился и год от года казался все уродливее и уродливее. На нем он-десятилетний стоял между своими родителями, сидящими на троне. Когда Дэвид вышел из зала, Макс взял стянутый сапог и со всей силы швырнул его в портрет. Поздно ночью он привычно прокрался в пустую кухню. Макс зачерпнул из холщового мешка в одном из шкафов кружку крупного изюма и вытащил из сладостей, приготовленных к королевскому столу, две коробки яблочной пастилы, украшенные лентами. Макс поморщился: он терпеть не мог пастилу, но его паж ее просто обожал. За дверью, как всегда, горел свет. Макс, помедлив, постучался и лишь потом зашел внутрь. Дэвид тут же поднялся с места. Макс отдал бы многое, он отказался бы от престола ради того, чтобы Дэвид перестал это делать. Он протянул ему кружку изюма. Дэвид сел на место и вернулся к своей книге.  — Воруя еду с кухни, вы мало чего добьетесь.  — Да ладно тебе, — Макс подошел ближе и поставил кружку на стол. — У меня тут изюм. И пастила. Макс сидел за грубо сколоченным столом рядом с Дэвидом. Часть стола была занята разными поделками, которые Макс подарил ему, когда был младше. Дэвид поощрял его труды и хвалил за любое ремесло и творчество — будь это неуклюжие деревянные фигурки лошадей или кривые рисунки, некоторые из которых были прикреплены к стене тут же. Дэвид, который с аппетитом доедал изюм, проследил за взглядом Макса. Он спросил:  — Вы больше не рисуете, ваше высочество? Макс не мог сказать ему, что в комоде, там, где раньше хранился марципан, теперь хранятся перерисованные помногу раз портреты молодого рыжеволосого мужчины с удивленно раскрытыми зелеными глазами.  — Нет… нет, я больше не рисую. Дэвид?  — Да, ваше высочество?  — Ты можешь называть меня «Макс»? Дэвид посмотрел на него в замешательстве.  — Ваше высочество, я не могу, я… В его голосе было что-то виноватое, и Макс тут же его перебил.  — Когда мы одни. Пожалуйста. Дэвид несколько секунд раздумывал над ответом. Наконец, его взгляд потеплел, и он улыбнулся:  — Хорошо, Макс. Макс кивнул и посмотрел на один из рисунков, который нарисовал, когда ему было лет десять: на нем были две фигурки, высокая и пониже, сидящие на тронах рядом друг с другом.