trik or treat

Рыжеволосая красавица в экране телевизора раздражает Арью с неимоверной силой. Она маячит за спинами директрисы Кингс Банка и её брата, в белой блузке с глухим вырезом и черной юбке-карандаше. Арья морщится и переворачивается на другой бок, чтобы не смотреть в экран. Наверное, такую реакцию рыжая вызывает потому, что она — Арьина сестра. Арья зарывается лицом в влажноватые простыни и тяжело вздыхает, а потом закашливается от запаха земли и болот, который вязко лезет в открытое окно. Кондиционер здесь даже не предполагается, так что спасаться от духоты приходится только открытием окон. У них (точнее, у Пса, потому что ей самой по причине малого возраста денег не выдают. На самом деле, Пёс боится, что Арья шмыгнет в первый Грейхаунд до Севера и поминай, как звали), так вот, денег у них мало, можно сказать, что и нет, поэтому приходится довольствоваться узкой длинной комнатой, в которую их со скрипом зубовным пустила маленькая хорошенькая женщина в зеленом халате-кимоно, когда Пёс сказал, что они от Беррика. Это ему не нравится — опираться на имя Дондарриона, но иначе им пришлось бы ночевать в очередном парке или какой-нибудь заброшке. У Пса с Берриком были натянутые отношения, но тот помог им сработать для Арьи какие-никакие, а поддельные документы, с которыми их уже почти полгода не могут засечь. Серсея в телевизоре с выключенным звуком что-то вещает, красиво делая выверенные жесты своими тонкими руками с золотыми браслетами на запястьях. Она одета похоже с Сансой, точнее, это Санса одета похоже с Серсеей, но пара верхних пуговиц на рубашке той расстегнуты, а рукава нарочито-небрежно закатаны, чтобы все могли любоваться блеском украшений. Арья не видела сестру все эти полгода своей беготни по трассам и городкам Вестероса, и сейчас замечает, что та стала выше. Она сама наверняка тоже выросла, но это некому замечать. Пёс ушел в какие-то одни ему неведомые дали, то ли убить кого-нибудь, то ли ограбить, Арье уже все равно, пусть убивает, может поесть чего принесёт. Она сама пробовала воровать, когда жила (если это можно назвать жизнью) в Гавани после смерти отца, но один раз её побили дети, а во второй пытались отвести в полицию, так что она оставила все попытки. Арья щелкает пультом, потому что тишина в комнате начинает давить на виски, и она пытается разогнать её звуками Ланнистеровских речей. Она плохо понимает слова Серсеи, но общий смысл от неё не ускользает: та с грустным видом рассказывает про коррупцию среди полицейских вышестоящих чинов, Арья с трудом шевелит больным мозгом и, складывая два и два, понимает, что та говорит про Робба. Арья сжимает руку в кулак и швыряет пульт об пол. Она знает, что Ланнистеры приложили руку к смерти родителей, который разбились на автомобиле, знала, что Серсея оформила опеку над Сансой не из альтруистических чувств, но и не думала, что они захотят добить всю её семью. Она дергает за ворот мокрой от пота футболки с кривой мордой волка, будто бы это ошейник, и тихонечко воет. Будь у неё доказательства, она тут же помчалась бы в полицию, и тогда Серсея не отвертелась бы, всей семейкой они бы оказались на нарах, но никаких доказательств, кроме подслушанного в давние времена (месяцев семь назад) разговора у неё нет. Арья переключает канал. На соседнем тоже передают новости, и она вдруг понимает, что завтра Хэллоуин. Дома они всегда праздновали его с размахом. Может быть отец был немного против обвешивания всякими чудовищными мордами их родного дома и всех прилегающих к нему территорий, но никогда не перечил выводку детей. В позапрошлом году она одевалась как Робин Гуд и чуть было не выбила какому-то мальчику глаз из лука. Даже Санса, которая в свои тогда еще четырнадцать считала себя слишком взрослой для того, чтобы ходить по соседям, вдруг обнаружилась в костюме Биттлджуса под ручку с МаргериТирелл у одной двери с Арьей. Что уж говорить о мальчиках, которые под предводительством Робба совершали налёты на соседские конфеты. Плакать Арья не собирается. Ни в коем случае. Она вспоминает про семью не для этого. Не для слез, а для того, чтобы знать и помнить, за что она будет мстить. Вечер приходит незаметно в отличии от Пса, который поднимается по лестнице гремя пакетами, ругается матом, ища ключи, и долго открывает дверь. Лицо его, как и обычно, выражает смертельную усталость и полное безразличие к миру и к Арье, которая к его приходу успела переползти на подоконник. По телевизору крутят клипы конца прошлого века на полной громкости. Пёс кидает пакет с продуктами на прикроватный столик, вынимает оттуда два яблока, одно съедает сам, а вторым метко вырубает телевизор. — А мне? — Арья сползает с подоконника. — А тебе — дуля с маслом, — Пёс огрызается, и Арья молчит. Она вообще не понимает, почему он таскает её с собой уже столько времени, зная, что Ланнистеры бы хорошо заплатили (или по крайней мере помогли бы снять все судимости) за доставку живой Арьи Старк, чтобы продемонстрировать миру свою заботу о бедных дочерях Эддарда и Кейтилин. И вообще сомнительно, что у Пса когда-нибудь был опыт общения с двенадцатилетними девочками. Поэтому он предпочитает молчать в ответ на большую часть её вопросов и огрызаться на попытки узнать, что же ему от неё надо. — Знаешь, что? — Арья поднимает яблоко с пола, вытирает его о подол футболки скорее для видимости, потому что ткань почти такая же грязная, как и линолеум. — Что? — Пёс курит в кровати. Арья вспоминает плакаты по пожарной безопасности в её старой школе. На одном из них человечек с ничего не выражающим лицом радостно горел в своей постели, под рисунком — надпись: «Будь осторожен!» и множество восклицательных знаков. Арья мстительно представляет Пса на месте этого плакатного человечка. — Завтра Хэллоуин, — звучит она невнятно из-за поедаемого яблока, но Пёс понимает и вздергивает бровь с необгоревшей стороны лица. — И что ты предлагаешь? Ходить по соседским домам? — Он садится на краю узкой койки, — Девочка, тебя ищут. Меня ищут. А тебе хочется праздничка! — Ничего такого я не предлагала, — бурчит Арья и отворачивается. Ходить по соседям можно и в маске. Тем более, что брать с собой Клигана она и не собирается, ему конфет не дадут, такой оглобле, о чем она и сообщает. — Больно то хотелось, — Пёс затягивается сигаретой. Арья любила смотреть фильмы, где всяческие мафиози красиво стреляли из пистолета и красиво же курили на фоне окровавленных трупов своих врагов, но у Пса всё получалось не с видом одухотворенного мерзавца, а какого-то рабочего сталелитейного завода. — А всё-таки, — Арья подходит ближе к Псу и упрямо складывает руки на груди, — Я надену маску и пойду за конфетами. — Иди-иди, девочка, — Пёс хмыкает и тушит окурок об импровизированную пепельницу — сувенирную кружку из какого-то местного аквапарка, — Поймают тебя Ланнистеры, привезут к сестрёнке, и будете вы вместе красивые служить примером Серсеиной добродетельности. — Да откуда здесь могут быть Ланнистеры?! — Никогда нельзя быть уверенным в том, что их здесь нет. — Ты старый параноик! — Арья понимает, что в чем-то пёс прав, но признавать её это не хочется, так что она выбирает лучший путь — оскорбление противника. — А ты — маленькая идиотка. Два сапога — пара, сказала бы про них Санса и, поджав губы, отвернулась бы и ушла. Но Сансы здесь нет. Арья складывает руки на груди в надежде, что они отгородят её от внешнего мира, где нельзя праздновать Хэллоуин, а её отец и мать мертвы. В непонятной тоске Арья решает лечь спать, надеясь и боясь, что ей приснится дом. Она ворочается, комкает простыню, Пёс на соседней койке не подает признаков жизни, лежа с потухшей сигаретой между в уголке губ. Когда Арья засыпает, в зыбком промежутке между бодрствованием и сном ей мерещится Клиган, укрывающий её покрывалом. Утром она не помнит, чтобы её что-то снилось, но, щупая щеки, чувствует когда-то мокрые и высохшие дорожки от слёз. В комнате — пустота, на столике — тридцатка и записка от Пса: «Если тебя поймают, то пеняй на себя». Сегодня канун Дня Всех Святых. С праздником, Арья Старк. Она наспех собирает себе бутерброд из толстого куска колбасы и белого хлеба, надевает толстовку, которую она сама свистнула на каком-то уличном рынке, синюю, с красной волной на груди, берет рюкзак, суёт в него охотничий нож, аккуратно укрытый от посторонних глаз, а в карман — деньги и выходит в душную осень. Дома на Хэллоуин снег выпадал чаще, чем не, а тут травы вовсю растут на газоне, а тело начинает потеть сразу же после соприкосновения с воздухом. Ветер приносит не облегчение, а новые пласты влажного и густого, как желе, утреннего тумана. Ближайший супермаркет находится прямо через дорогу, Арья намётанным взглядом оценивает охранную аппаратуру и думает, что там никто не будет задавать вопросов девочке и её ножу. В крайнем случае, она сбежит. Она переходит дорогу как законопослушная гражданка, по пешеходному переходу, и заходит в магазин. Скелеты, ведьмины шляпы, кровь, летучие мыши — всё это обрушивается на Арью потоком обычной жизни, и она оглушено замирает с видом настороженной охотничьей собаки, а потом хватает корзинку на манер щита и выступает вперед. Деньги, оставленные Псом — это не то, чтобы целое состояние, но ей вообще непонятно, почему он поменял свое мнение о Хэллоуине. Наверняка, на остальные деньги пошел где-нибудь надираться прям с самого утра. Арья фыркает, представляя Пса в барном антураже, где обязательно к потолку приделаны праздничные украшения, а на стойке лежат плохо сделанные искусственные пальцы. Клиган морщится, отодвигает один такой, ставит свою кружку и, если бы у него была склонность к болтовне, то он выдал бы хозяину гадюшника, что отрезанные пальцы выглядят не так. Он-то знает. Она сама грустно фыркает, глядя на бутафорскую кровь, и вспоминает, как проткнула человека ножом. Может, ей не нужен наряд на Хэллоуин, потому что она сама и есть страшный монстр. Маленькие девочки не должны убивать людей. «Маленькие девочки не должны драться», — говорила мама. «Маленькие девочки не должны ходить с колтуном вместо волос», — свысока замечала Санса. Про убийство никто из них не говорил, а надо было. Арья зло бросает в корзинку бумажную маску Дракулы с выпученными глазами и красной пастью и, широко шагая, направляется к симпатичной пластиковой тыковке для сбора конфет. Берёт и её, а еще плащ, на ощупь похожий на вискозу, черный и полупрозрачный. Костюм совершенно никакой, но главное атмосфера, а её Арья собирается создать себе изо всех сил, даже если весь мир против её празднования. Последнее время она всё делает в пику вселенной, ходит по улицам, уживается с Псом, криво стрижет волосы, бегает от ориентировок «Пропал ребёнок!». Ей кажется, что на них — совсем не она, а какая-то чужая девочка с щербатой улыбкой, и где только откопали такую фотографию. Перед кассой она заглядывает в овощной отдел и выбирает две небольших тыквы. Всё равно их придётся выкинуть после праздника — кухни, чтобы их приготовить в комнатке нет. Она вырежет на них самые страшные морды из возможных, чтобы все злые духи в ужасе разлетелись и больше не трогали её и её семью. На улице солнце шпарит во всю, заставляя мелкие остатки ночного дождя совсем испариться, а Арью — медленно брести в тени магазина. Она машет рюкзаком, куда сложила покупки, и шагает так, чтобы не наступать на трещины в асфальте. Если так дойти до самого места их обитания, то случится что-нибудь хорошее. Например, на Серсею неожиданно упадет высотное здание, где располагается головной офис Кингс Банка, и придавит её с братьями, а заодно и отцом, чтоб наверняка. Или на пороге какого-нибудь из её промежуточных пунктов между никогда и нигде вдруг появится Джон и скажет, что он забирает её домой. Остаток дня, до того, как зажгутся желтые глаза фонарей, кажущиеся в здешнем тепле еще более яркими, как маленькие огоньки, тонущие в чернилах южного вечера, она проводит за просмотром всего, что крутят по телевизору и немилосердным ковырянием тыкв. Рожи на них получаются и впрямь устрашающими, но не по задумке, а из-за неумелости творца. Ладно, главное, что свою миссию по отпугиванию зла они должны выполнить хорошо. Арья не маленькая, чтобы верить в какой-то сакральный смысл надвигающегося праздника, но на войне все средства хороши, даже если это война с судьбой и всем миром. Ночь падает неровно, закрывая сперва дальний край города, а потом доползая и до Арьи. Она надевает свой костюм, в руки берет тыкву-корзинку и идет к соседнему коттеджу, который мигает электрическими свечками, стоящими вдоль дорожки и на балюстраде балкона второго этажа. На двери — наклейка «Happy Halloween» цвета монстра Франкенштейна. Стучится. Откроют ли? Должны, видно, к празднику готовились, свечки вон, скелетики. На пороге возникает парень возраста Робба, черноволосый и тоненький. «На Джона похож», — думает Арья. — Чего тебе? — спрашивает он невпопад. — Сладость или гадость, — как-то без задора произносит Арья. На парне пепельно-розовая футболка и серые штаны с летучими мышами, он стоит босиком и пялится на неё, она — в ответ. — А! Вечер. Хэллоуин. — Да, Хэллоуин, — Арья переминается с ноги на ногу и протягивает ему корзинку. Он роется в тумбе рядом с вешалкой и выуживает шоколадку, кладет и снова смотрит. — Ну, я пошла, — получается полувопросительно. — Хорошего Хэллоуина, Дракула. Только на повороте к следующему дому Арья вспоминает, что на ней надет костюм. Она уже даже свыклась с маской, и та перестала мешать и закрывать обзор. Во втором доме дают россыпь леденцов-стекляшек, в третьем — домашние кексы. Корзинка наполняется, а сердце у Арьи падает. Она вдруг понимает, что не любит праздники. Вообще. Какой смысл в Хэллоуине, если нельзя сравнить свою добычу с сиблингами, подраться с друзьями за право называться обладательницей самого страшного костюма этого года и пусть проиграть, но зато есть яблоки в карамели и смеяться. Дело не в яблоках и костюмах, не в конфетах, которые уже скоро начнут вылезать из корзинки, а Арье собственно всё равно. «Это всё Пёс виноват», — думает она. Ну, точно, он, запудрил ей голову Ланнистерами, которые прячутся в каждой тени да так и ждут удобного момента, чтобы её похитить, вот она и не может насладиться праздником сполна. Она разворачивается и направляется обратно, к квартирке. Дверь оказывается не заперта, и Арья заходит с опаской, но там оказывается всего лишь Пёс, спящий прямо на покрывале в позе полутрупа — с руками на груди и приоткрытым ртом. Арья вздыхает, вываливает на свою койку все сладости и делит их на две половины.