«Ты мне нравишься»
— Это не ваше дело, — резко и раздражённо отвечает Армин, будто выплёвывает. Избегая прямого взгляда, он также резко встаёт и намеревается обогнуть стол, чтобы скрыться в гостиной. У Леви уже оттаяли мышцы, и он тоже подрывается с места, преграждает собой путь отхода. Армин притормаживает, смотрит куда-то за его плечо и тут же пытает счастье улизнуть с другой стороны. Но Леви быстрее. Он обхватывает край стола ладонью, толкается всем телом вперёд. Ножки противно скрипят, и расстояние от стены до стола сокращается от полутора фута до нуля. Столкновение — тёмная жидкость чая выплёскивается из краёв чашки, расползается по поверхности. Армин застывает полубоком к нему, смотрит на увеличивающуюся лужу. Леви подходит к нему ближе, опирается одной ладонью о стол, а второй о стену за спиной у мальчишки, и тот напрягается весь, жмётся ближе к стене. Испуганные глаза вцепились в его руку на столешнице. — Я не хочу действовать грубо. Не вынуждай. Жужжание над головой затихает, и вокруг наступает вязкая, противная тишина. — Вы знаете, каково это? Тишина заканчивается с первой буквы, слетевшей с губ, и начинается с прекращением вопросительного выдоха. — Жить в страхе? Душить в себе воспоминания и видеть в глазах друзей жалость? Ненавидеть себя, свою слабость и этих самых друзей? Эрен и Микаса — самые близкие, самые родные… Вот только они — ходячее воспоминание того вечера. Того омерзительного вечера. — Голос у Армина скачет. Он то тихий, то срывается на последних слогах. — Довольны? Всё это время Леви пытается поймать его взгляд, а теперь, когда Армин поворачивается к нему лицом, открыто смотрит в глаза, он невольно отводит взгляд. Потому что видеть блестящие от влаги глаза и дрожащие губы — удовольствие сомнительное. — Теперь вы знаете. Что дальше? Я теперь грязный, я вам противен? Леви косит взгляд в его глаза на долю секунды, сжимает до боли челюсти. — Вы хотя бы раз подумали, каково мне, а? — сипит мальчишка и, кажется, хлюпает носом едва слышно. — Хотя бы раз откинули свой эгоизм? Подумали, каково мне будет, если и вы знать об этом унижении будете? Леви молчит. Он растерян, ему нечего сказать. И кажется, ему больно. Где-то между рёбрами что-то сжимается. Потому что, конечно же, он не думал. — Мне было приятно проводить время вместе с вами. Я даже признаюсь, что завидовал Микасе. У меня ведь никогда не было старшего брата. Иногда мне нравилось думать, что вы не ради неё нянчитесь со мной. И надо же, у вас действительно были другие планы на мой счёт. Мерзкие и грязные. Леви стреляет глазами в Армина выразительным недовольством. Обхватывает костлявое плечо ладонью. — Что за бред, Армин. У меня и в мыслях подобного не было. — Уберите руку! — срывающимся голосом требует мальчишка, дёрнув плечом. Но Леви лишь сильнее сжимает. Он злится. На себя, на Армина и на всю эту идиотскую ситуацию. А Армин кричит так, что голос разлетается по всему периметру комнаты и вызывает звон в ушах: — Не смейте трогать меня! И сбивает его руку с плеча. Рвётся влево, туда, где теперь нет преграды. Леви быстро и точно перехватывает его сначала одной рукой, а затем и второй, сжимая мальчишку в кольце рук. Армин орёт, бьётся в истерике, вырывается. Но Леви лишь сильнее сжимает руки, так, что мальчишке, наверное, больно. Тот давит ему ноги холодными пятками, что тоже не очень приятно, бьёт коленями, мотает головой, дёргается, кричит в самое ухо: — Вы не имеете права! Грязное животное! Время тянется бесконечно. Но чем дольше оно тянется, тем слабее становится Армин. У самого Леви затекли руки, мышцы ныли от напряжения, а в груди всё сжималось болезненно, он по-прежнему сжимал мальчишку в руках, чувствуя, как тот подрагивает всем телом, и как бешено колотилось его сердце в узкой груди, и слушал уже не крики над ухом, а громкие всхлипы. — Успокаиваешься? Всё хорошо, — глухо говорит Леви. — Это же я. И Армин судорожно выдыхает.Visions of Gideon — Sufjan Stevens
Старший ослабляет руки. Сначала совсем немного, едва заметно. И, поняв, что Армин убегать не будет, совсем размыкает обхват. Мальчишка с растрёпанными волосами, выбившимися из хвоста, тут же приваливается к стене и сползает вниз. Закрывает заплаканное лицо ладонями и садится на пол, плотно прижав колени друг другу. Леви понимает: ему снова плохо, у него закружилась голова. Он это понял по расфокусированному взгляду. Такой взгляд был у мальчишки, когда они уходили из неладной книжной лавки. Леви опускается рядом, упирается лбом в чужие твёрдые колени, закрывает глаза обессиленно. — Я правда ни о чём таком не думал, — говорит он также глухо, почти шепчет. — Я никогда ничего не возьму у тебя силой. Клянусь. Не надо меня так бояться. Армин двигается, Аккерман чувствует. Может, лицо вытирает или волосы поправляет. — Я не могу не бояться, — совсем тихо хрипит Армин. — Вам ничего не стоит применить силу. Вы старше, крепче. Вроде роста одного, а физически я вам уступаю. Как я могу вам верить? Вы уже не раз доказывали, что если вам нужно, вы не чураетесь грубости. И только что был как раз такой случай. Это для вас нормально, а для меня нет. — Ты мне нравишься. Армин, как и хотелось, замолкает. И Леви выдыхает облегчённо. Он сам знает, что стоило сдерживаться. Аккерман легко касается ладонями чужих лодыжек. Ведёт вверх до крепких икр и вниз до тонких щиколоток. — Обещаю, что больше и пальцем тебя не трону без разрешения. — Ваши слова уже расходятся с действиями. — Это в последний раз. Аккерман внезапно понимает, что не хочет открывать глаза. Он так устал. Так бы и уснул. Но глаза всё же разлепляет. Штаны Армина под его ладонями то собираются складками, то натягиваются. Леви смотрит через дугообразный зазор между ног в пол, рассматривает бледные ноги: эти острые костяшки по бокам, ниточки синих вен под кожей, маленькие поджатые пальцы с короткими аккуратными ногтями. — Я пришёл не для того, чтобы напомнить тебе о прошлом. Хотел сказать, что не буду тебя ни к чему принуждать, но и не отстану от тебя, как бы ты того не хотел. Поэтому не надо меня бояться. Волей-неволей, но и отрываться от Армина приходится. Он выпрямляет спину, смотрит на мальчишку. Армин выглядит, наверное, не лучше самого Леви. У него отрешённый взгляд, мешки под глазами, будто он, как и Леви, не спал несколько ночей. А ещё у него заплаканные красные глаза. — И всё же мне нужно знать пару подробностей того вечера. Армин измученно вздыхает через дрожащие губы, поджимает колени к себе ближе, и ладони старшего соскальзывают. Молчание Леви принимает за зелёный свет. — Как я понимаю, в полицию ты не сообщал. Армин кривит лицо. — Конечно нет. Ещё не хватало, чтобы об этом узнал дедушка. У него и без этого слабое сердце. — Тогда… тогда опиши его. Что помнишь? Какие-нибудь отличительные или яркие детали внешности. Хоть что-нибудь. На этот раз Армин кривит губы в горькой усмешке. — Я даже не помню, сколько их было. Двое или трое. Сердце уходит в пятки. Такое вроде выражение используют в подобных случаях. Леви запоздало понимает, что воздух в груди закончился, и он будто заново учится дышать. — Темно было. В какой-то подворотне. Приняли меня за девчонку сначала, как мне показалось. Они иностранцами были, не помню даже, на каком языке говорили, — Армин всхлипывает носом, отводит взгляд. — То ли испанский, то ли португальский — не помню. Вообще ничего не помню. И не хочу. Да и неважно это. — Нет, важно. — Это вас не касается, — рычит раздражённо Армин. — Это преступление. Эти ублюдки должны быть наказаны. — И что вы сделаете? Мои показания, тем более спустя столько времени, ничего не стоят. — Мне не нужны доказательства, чтобы переломать им конечности. — Самосуд — не выход. — Да что ты. Армин вздыхает и снова отводит взгляд. — Закроем тему. Леви, скрипя зубами, соглашается. Он злится, кипит весь внутри. Но он ничего не может сделать. Совсем ничего. От собственного бессилия хочется набить рожу хоть кому-нибудь. Хлопок входной двери заставляет вздрогнуть обоих. Армин подрывается с места, трёт глаза с силой. Леви поднимается тоже. Поглядывает растерянно на дверь, а мальчишка рывком двигает стол на место и, сорвав полотенце с ручки конфорки, торопливо начинает вытирать лужу на столешнице. — Сядьте, — шипит тихо Армин и подлетает к мойке, полоская полотенце под струёй воды. Леви садится на стул ровно в тот миг, когда дверь в кухню открывается и на пороге появляется румяный с мороза Ганс. — А я всё думал, кто к нам пожаловал на ночь глядя. Леви снова встаёт, протягивает руку, и Ганс её пожимает, улыбаясь широко, но устало. А затем притягивает Армина к себе за голову, сначала одаривает его обеспокоенным взглядом, но предпочитает промолчать, а затем целует в лоб. Не то чтобы Армин был сдержанным и отстранённым, но рядом с близкими он весь растекается. Это, может, и не заметно для других, но Леви мальчишку уже достаточно хорошо знает, чтобы отличить вежливость от непринуждённой податливости. Леви вообще-то не свойственен такой порок, как зависть, но сейчас она слегка шевелится где-то меж рёбер. — Говорил же тебе, оставайся в отеле, — скулит Армин тихо. — Гриша сказал отдыхать побольше. Помнишь? — Если бы я знал, что ты дома останешься не один, я бы и не приехал. Ты же останешься на ночь, Леви? Аккерман только открывает рот и тут же понимает, что ответить ему нечего. Было бы неплохо остаться, но Армину от этого наверняка лучше не станет. Но Армин, вопреки всему, отвечает за него. — Если ты не против. А то мы засиделись. — Конечно, не против. Леви пытается поймать взгляд Армина, но тот упрямо смотрит только на Ганса. — Я в ванную и спать, а ты постели гостю. Только на полу холодно будет. Армин провожает Ганса взглядом, а затем молча убирает чашку с остывшим чаем и идёт в сторону гостиной. — Если хотите остаться, идите за мной. Конечно же, Леви идёт. Сон на полу — не то, чего бы хотелось, но это лучше, чем идти по холодным ночным улицам к Эрвину. В своей комнате Армин, как и тогда, зажигает только ночник на прикроватной тумбочке и настольную лампу. Пока мальчишка роется в шкафу в гостиной, Леви садится на кровать и оглядывает комнату. Фотография на тумбе, как и тогда, притягивает взгляд, и Аккерман берёт её в руки. Стандартного размера фото в деревянной раме с изображением светловолосых мужчины, женщины и мелкого пацанёнка, в котором Леви сразу же узнаёт Армина. Ему здесь, наверное, лет шесть, и он едва поменялся. Те же золотистые волосы, подстриженные под каре, с чёлкой, глазищи такие же голубые, только ещё больше. Щёки разве что были круглее, рот, растянутый в глуповатой улыбке, меньше, но губы тогда у него были по-детски пухлыми, нос чуть меньше, но такой же вздёрнутый и аккуратный. Армин застывает в дверях со стопкой постельного белья, а Леви вскидывает голову. — Надеюсь, ты не возражаешь? Армин цокает языком и прикрывает за собой дверь. И пока он кладёт принесённые вещи на край кровати и садится рядом, Леви невозмутимо рассматривает других людей на фото. Женщина на фото, без сомнений — мама Армина. Те же густые соломенные волосы, только длинные, небрежно убранные в конский хвост на затылке, и глуповатая, но тёплая улыбка. Наверное, её и Армина неловкие улыбки спровоцированы камерой. У женщины светлые медовые глаза другой формы, и она не то чтобы фигуристая, но и не худая до безобразия, как тот же Армин. А вот папа его наоборот. Он полный. У него круглое лицо, румяные щёки, широкий лоб, забавно смотрящиеся усы, короткие, зализанные назад волосы. В нём отца Армина выдают глаза. Они такие же голубые и большие, с белым пухом вместо ресниц. Ну и брови. Густые и светлые, как у деревенского фермера. — Ты очень похож на них, — как-то неожиданно тихо для себя говорит Леви. — Родители же как-никак. Вы разве не похожи на своих? Леви косится в сторону мальчишки. — Я не помню её лица. Армин косится на него в ответ. — А отца? Аккерман хмурит брови и проводит по краю деревянной рамы пальцем. Не то чтобы ему было стыдно за своё прошлое, но эта часть биографии была для него малоприятной, и знало о ней максимально ограниченное число лиц — Кенни. И то не по его, Леви, воле. — Моя мать работала в квартале «Красных фонарей» и залетела от клиента. Поэтому я даже не знаю имени отца, если его так можно назвать. Армин зависает в неловком молчании. Мнёт пальцы и упорно не смотрит в его сторону. И Леви только сейчас замечает на его домашних штанах боковую белую полоску по всей длине ноги. Как на рукавах толстовки у Леви. Это костюм? А Армин носил её сегодня? Вчера? И по всем законам гигиены Леви, его должно вывернуть наизнанку от брезгливости. Вот только не выворачивает. — Простите. Леви поворачивает голову в его сторону. — Я никому об этом не рассказывал. Армин переводит на него осторожный взгляд. — Не стоило мне говорить, если для вас это неприятно. — Стоило, — обрывает старший. — Ты мне секрет, я тебе секрет. Всё честно. Армин несколько долгих секунд открыто смотрит прямо в глаза, а потом, видимо не найдя, что ответить, говорит: — Давайте ложиться. Поздно уже. Армин вытягивает из шкафа матрас и подушку. Готовя для старшего спальное место рядом с кроватью, он зачем-то оправдывает нахождение данных предметов у себя под рукой тем, что у него порой ночует Эрен. — Когда мы помладше были, то спали вдвоём на кровати. Но, повзрослев, Эрен стал разбрасывать конечности по всему периметру, и пришлось переселить его на пол. — Я спокойно сплю, — заверяет Леви, надевая на подушку наволочку. Армин отрывается от дела на долю секунды, чтобы бросить на старшего затравленный взгляд и потом, вернувшись к расстиланию простыни, сделать вид, что не понял намёка или вообще ничего не слышал. Закончив со спальным местом для гостя, мальчишка выдаёт ему сменную одежду для сна — футболку и штаны, берёт одежду и для себя, суёт телефон с тумбочки в карман штанов и выходит из комнаты. Леви провожает мелкого взглядом и думает, какого цвета боксёры сейчас на нём и на какие он их сменит. В небольшой стопке вещей у него в руках рассмотреть ничего не вышло. Армин наверняка предусмотрительно спрятал их между верхней одеждой. Подобная стеснительность вызывает смешок. Они ведь оба мужчины, и стесняться не стоит. Со своим длинноногим дружком мальчишка явно ведёт себя иначе. Но Армин, к сожалению, не глуп и чётко осознаёт, какого рода интерес вызывает у старшего. Переодеваясь и вешая на спинку стула свою одежду, Леви представляет Армина исключительно в белых боксёрах. Он не любитель фантазировать, наверное, поэтому в других цветах не получается. Да и белый мальчишке к лицу. Его тощие бёдра и выпирающие тазовые кости недурно смотрелись бы в облегающей кипенно-белой ткани. Один ли у них размер, выяснить не получается из-за того, что штаны на резинке и футболка широкая. Кофту снимать совсем не хочется, но в комнате теплее, чем на кухне. Пока Армин пропадает где-то в глубине квартиры, Ганс в зале включает телевизор и сразу же снижает звук до минимума. Леви от безделья шатается по комнате: долго сверлит плакат с морским пейзажем, обнаруживает всё ещё завёрнутую подножку на столе, ставит будильник пораньше и на вибрацию. Он сидел на своём спальном месте и пролистывал ранее лежащий на прикроватной тумбочке томик Гюго в оригинале, когда в комнату вернулся удивлённый Армин, уже готовый ко сну — в шортах, футболке и с распущенными, чуть влажными волосами. — Думал, вы уже спите. Леви захлопывает книгу, возвращает на место и качает головой. — А я думал, что ты уже в другом месте заснул. И вместо того, чтобы смотреть в лицо Армину, Леви пялится на обнажённые чуть выше колен ноги. На острые коленные чашечки, на крепкие икры, тонкие лодыжки. Должное очарование в его ногах найти сложно, потому что кости по-мужски крупные, кожа покрыта пусть короткими и редкими, но всё же золотистыми волосками, и ступни кажутся нелепо меньше, чем должны быть. Но Леви очарован. Просто потому, что это ноги Армина. Мальчишка на его взгляд никак не реагирует, невозмутимо складывает вещи на стул, выключает лампу на столе и перелезает через изножье на кровать, неуклюже стягивает покрывало и ложится под одеяло. — Я звонил Микасе. Сказал, что вы на ночь у меня останетесь. Леви кивает и тоже с удовольствием повторяет за младшим. Постельное неожиданно холодное, и разогретое тело вновь охватывает озноб. — Выключаю свет, — предупреждает Армин и щёлкает выключателем. Темноту комнаты разбавляет тёплый желтоватый уличный свет фонарей из незашторенного окна. Заснуть не получалось и спустя десять минут, и двадцать. На полу действительно было холодно. Армин лежал чересчур спокойно, даже не шевелился. За дверью едва слышный неразборчивый шум, а под ней мигающая полоска света. Через какое-то время Армин подаёт признаки жизни, и тёмный силуэт его головы появляется на фоне светлого потолка. — Ложитесь на кровать, — шепчет мальчишка. Леви непонимающе хлопает глазами, но не двигается. И тогда Армин тянет руку и настойчиво дёргает подушку вверх. — Быстрее, пока я не передумал. Леви едва приподнимает голову, и его подушка тут же исчезает из-под головы и скрывается вместе с рукой Армина. — Одеяло не забудьте, — чуть громче добавляет Армин. Леви повторять дважды не нужно. Эта кровать шире, чем у Аккермана в комнате, но Армин всё же уползает к стене вплотную, стоит старшему только коснуться нагретой простыни. — Только без глупостей, — предупреждает хриплым шёпотом мальчишка. — Я же пообещал, — так же тихо напоминает Леви, устраиваясь поудобнее на боку, лицом к младшему. В тусклом свете видно, что Армин лежит на спине, повернув к нему голову. — Ты мне не веришь? Блестящие глаза бегают по его лицу. — Я уже не знаю, — на грани слышимости шепчет Армин и отворачивается к стене, оставляя Леви на обозрение лишь разметавшиеся пряди волос на желтоватой от света фонарей подушке.