«Дальше легче не будет»
Когда ты засыпаешь вместе с человеком, который тебе нравится, то надеешься проснуться утром в лучшем случае с первыми лучами зимнего утра, достаточно выспавшимся и с закинутой чужой рукой поперёк собственного тела. Леви просыпается от пинка в бедро коленом в полной темноте. Несильного, разумеется, но достаточно ощутимого, чтобы вырвать сознание из сна. Аккерман переворачивается на спину, нащупывает под одеялом потревожившую его конечность, подхватывает под колено и перетягивает на себя, укладывая на собственные ноги. Впрочем, Армин сразу же бессознательно пытается её вернуть к себе. Успехом эта попытка не заканчивается, Леви непреклонен и запускает пальцы под штанину, оглаживая обнаженную кожу икр. Он прислушивается к тихому сопению, пытается вновь уснуть, но едва начинает засыпать, под подушкой жужжит телефон. Аккерман в неуклюжей сонной спешке вытягивает его из-под подушки, и уже подведя палец к экрану, чтобы отключить будильник, вовремя замечает в ослепительном свете экрана входящий с незнакомого номера. Он блокирует мобильный ровно в тот момент, когда рядом зашевелился Арлерт: «Пора вставать?» — Нет. Спи, ещё рано, — шепчет в ответ старший, перелезая через него, скользнув успокаивающим прикосновением по бедру через одеяло. Аккуратно прикрыв за собой дверь, Аккерман всё же успевает принять вызов. — Леви? Голос кажется смутно знакомым и пока он добирается в темноте до кухни, прикидывает варианты, кто бы это мог быть. — Допустим. А кто спрашивает? Включенный свет на кухне раздражает глаза. — Это Ганс. Леви останавливается в центре кухни, трёт пальцами глаза. — Что-то случилось? — Армин у тебя? — Да. Спит ещё. — Вот как, — тянет низким голосом Ганс в динамике и чувствуется в его тоне не что иное как недовольство. — Он вам вчера не звонил? — Да нет, звонил. Но сказал, что ночует у Эрена, а отец Эрена позвонил мне только что, и спросил, почему у его сына выключен телефон. Полагаю, он тоже у тебя. Леви опускается на стул, ставит локти на столешницу, отвечает коротко: «Да». — Когда Армин проснётся, скажи, чтобы мне перезвонил. Звонок прерывается прежде, чем Аккерман успевает что-то ответить. Это наглядно показывает, что Ганс действительно недоволен или даже зол. Заблокированный телефон отправляется на стол, а Леви проводит устало ладонью по лицу. Арлерт, мелкий засранец, чего он испугался? Неужели Ганс будет против? Скрываться и прятаться в планы Аккермана не входило. Думать о дальнейшем выходе из сложившейся ситуации нет ни настроения, ни желания. До планированного подъёма осталось не так уж и много времени, поэтому Леви идёт сначала в душ, а потом шарит в холодильнике, раздумывая над тем, что приготовить на завтрак. Останавливается на омлете, так как его достаточно быстро и легко приготовить. Пока вытаскивает целый лоток с яйцами и проверяет время на телефоне — пора бы разбудить Армина. В полутьме комнаты размытым, но узнаваемым силуэтом уже сидел Арлерт, поэтому Леви сразу же тянется к выключателю. — Подъём, Армин. Завтрака в постель не будет. Простенькая люстра с одной лампочкой рассеивает послушно свет, и он заставляет Леви замереть на месте. Ему хватает пары секунд, чтобы заметить красные тонкие дорожки вдоль бледных запястий и поймать испуганный взгляд Армина, зажимающего пальцами нос. — Я всё постираю, — хрипит он медленно. Неподготовленный для таких ситуаций Аккерман влетает сначала в ванную, переворачивает вверх дном содержимое шкафчика за зеркалом, а потом несётся в кухню, вспомнив, где стоят неладные салфетки. Возвращается в комнату с ними и прихваченным стаканом с водой. Армин трясущимися руками забирает салфетки, а Леви садится рядом, опирается локтями о колени и сверлит пол глазами, держа стакан в руках. Арлерт молча зажимает нос и не двигается с минуту, а потом очень тихо, стыдливо шмыгает и вытирает подбородок. Аккерман предлагает выпить воды жестом, и младший согласно принимает предложение, но это скорее из вежливости. Делает пару коротких глотков и возвращает стакан. — Не тошнит? Голова не кружится? Светлые волосы качаются из стороны в сторону, а тонкие пальцы комкают белые салфетки, впрочем, от былого цвета остались лишь края — практически всё полностью залито красными разводами. — Пойдём, умоешься. Арлерт плетётся вслед за старшим, избавляется от салфеток и склоняется над умывальником. Вода стекает в канализацию, уже имея бледно-розовой оттенок. Кончики волос мокнут, лезут младшему в лицо, и он пытается запястьями убрать их за уши, пока Леви сам не собирает светлые пряди в ладони. Армин почти не дёргается, даже не напрягается. Храня молчание, Аккерман оглядывает недовольным взглядом тощую шею и узкую спину, вздыхает тяжело. Хочется наговорить младшему всё, что он думает о его паршивом вегетарианстве, вечном недоедании и недосыпании. Леви закипает, только лишь думая об этом. Ему действительно хочется, наконец, выговориться. Но он чётко осознаёт, что если даст себе волю, то будет скандал. И едва ли он приведёт к чему-то хорошему. Поэтому, как только Армин заканчивает, старший спешит свалить, чтобы остыть за делом: меняет наволочку с маленькими пятнами крови и возвращается в ванную, чтобы отправить эту часть постельного белья к остальным грязным вещам. Стягивающий через голову футболку Армин притягивает взгляд. Леви тормозит на долю секунды, быстрым взглядом пробегает по выступающим позвонкам вдоль спины и проходит дальше к корзине для белья. Арлерт боковым зрением следит за ним, думая, что остаётся незамеченным и тянет перепачканный ворот футболки к струе воды. — Что ты делаешь? — леденящим голосом спрашивает Леви. Армин, как и полагалось сначала замирает, обращая к нему свои испуганные глаза, а потом тихо отвечает: — Хочу постирать. — Для этого есть стиральная машина. — Я и без этого доставил вам неудобства… — Виновато опускает голову младший. Аккерман смерил его тяжёлым взглядом и забрал футболку настолько мягко, насколько это возможно в его настроении. Швыряет её к наволочке и приносит новую, небрежно бросив в воздух на ходу. Поймать Армин успел и одевался уже, когда Леви скрылся за поворотом в кухню. Возобновление готовки выходит нервным и рассеянным: Аккерман разбивает яйца в пиалу, одно из которых едва ли не летит на пол, долго ищет венчик и находит его на самом видном месте. Он зол. Он напуган. В голове снова возникает эта дурацкая история Кенни. Удивительно, но звук ударяющейся металлической спирали о керамику успокаивает. Поэтому на возникшего в кухне Армина он реагирует не так раздражительно. Аккерман боковым зрением поглядывает, как смущённый и растерянный мальчишка медленно передвигается по кухне в его сторону. Леви делает вид, что занят делом — усиленно и тщательно взбивает яйца, когда Армин подходит со спины, упирается лбом ему в плечо и осторожным несмелым движением скользит по боку пальцами, оставляя раскрытую ладонь на ребрах. — Прости меня. — За что конкретно? — холодно спрашивает Леви, не поддаваясь на старательное подлизывание. — За то, что вам пришлось это увидеть. — Не это я хочу услышать, — всё тем же тоном, дёрнув плечом. Армин, повинуясь, убирает голову, но не отстраняется. — Мне казалось, что, несмотря на юный возраст, ты мыслишь всегда более здраво, а на деле ты как пятнадцатилетний подросток. Недоедаешь, недосыпаешь, перерабатываешь. А для чего? На всю жизнь денег не заработаешь, а лет через десять будешь по больницам таскаться и тратить львиную долю заработка на лекарства. Побудь немного эгоистом, Армин, и поживи для себя. Или, как я уже говорил, подумай о Гансе. — Я… стараюсь. — Этого мало. — Венчик грякает особенно сильно в последний раз — Аккерман оставляет своё занятие и даже не замечает, что повышает голос. Рука на ребрах сжимается сильнее. — Прости меня. — Не нужны мне твои извинения. — Леви разворачивается полубоком, теряет теплоту чужой ладони. — Мне нужно чтобы до тебя дошло, что больной и немощный ты никому нужен не будешь. Меньше всего я хочу видеть, как ты гробишь себя. — Да понял я, — выдыхает Армин устало, хмуря светлые густые брови. — Нихрена ты не понял, — не менее устало проговаривает старший, отворачиваясь обратно. — Наложу тебе двойную порцию и попробуй ещё вякнуть что-нибудь. — Ладно, — без пререканий соглашается младший — тихо и обречённо, и кладёт голову на плечо. Прерванная работа вновь возобновляется, снова гремит венчик по бокам пиалы. Напряжение никуда не уходит. — Давай сходим в больницу, и ты сдашь анализы? Армин поднимает голову. Аккерман чувствует его изумлённый взгляд, зависший в воздухе вопрос. — Я всё оплачу, — добавляет старший. — Перед поступлением я проверялся, всё было нормально. Тем более это было в клинике отца Эрена. — Я настаиваю. И в другой больнице. Армин молчит. Достаточно долго, чтобы в голове снова появился образ бледной кожи с трубками на костлявых руках, брошенной шляпы, неуместно чернеющей в белоснежной холодной палате. — После сессии и зимних праздников. — Прозвучало как ответ, не терпящий возражений, но в тоже время нотки вопроса можно было услышать. Леви удовлетворённо кивает. — Всё, вали в душ. Арлерт выдыхает еле слышно, отстраняется, кажется, с неохотой и плетётся куда сказали. Разговор о нежданном звонке Ганса, Аккерман предпочёл оставить до завтрака. Будить Микасу и Эрена не приходится — выползают сами, желают доброго утра. Армин меняется с Аккерман-младшей местами и сушит волосы уже на кухне. Лохматый Йегер, садится за стол и пытается включить свой потрескавшийся телефон. — Хватит его мучить, он же разрядился, — прервав для своих слов жужжание фена, фыркает Армин. — Было пятьдесят процентов вчера вечером, — мрачно оправдывается Йегер. — Если бы ты только аккуратнее обращался с ним, такого не произошло бы. Ответить Эрену не даёт вновь зашумевший фен. От предложения искупаться, вернувшейся из душа Микасы, Йегер отказывается, потому что ему нужно ещё вернуться домой – а ехать в противоположный конец города, но вот позавтракать он вовсе не против. К этому времени Аккерман успевает закончить с омлетом. Микаса как и вчера берёт на себя обязанность накрытия на стол. Когда все уже рассаживаются с тарелками на свои места, Леви отрезает часть своего кусочка и перекладывает Армину. Тяжёлый бесшумный вздох Аккерман замечает, но возражений не слышит. Когда тарелка Йегера близится к опустошению, Аккерман оглядывает снимающую шкурку с помидора Микасу, уныло заставляющего себя доесть порцию младшего и решает, что тянуть уже некуда. — Мне Ганс звонил минут сорок назад. Армин поворачивает голову слишком резко, реагирует ярче положенного, чем вызывает беспокойство у равнодушных до сего момента Микасы и Эрена. Побелевшие пальцы на ручке вилки выдают появившееся напряжение в теле Арлерта. Вместе с ним напряжение возникает и в воздухе. Леви это чувствует, но никак не реагирует. — Как я понял из его слов, — продолжает спокойно он, ковыряясь вилкой в остатках завтрака, — вчера ты сказал ему, что ночуешь у Эрена, а Эрен своим родителям в свою очередь сказал, что у тебя. Недообманщики переглядываются друг с другом прежде, чем снова уставиться на старшего виноватыми и встревоженными глазами. — Если бы твой убитый телефон не сдох, то твой отец не звонил бы Гансу, — поясняет Леви, смотря на Эрена. — Следовательно, ваша маленькая ложь осталась бы нераскрытой. Какого хрена вы вообще затеяли это дерьмо? — полушипящим голосом негодует Леви, бросая взгляд то на одного, то на другого. На удивление даже Эрен чувствует за собой вину. Потирает заросший затылок ладонью, пряча взгляд от Микасы. — Было бы слишком запарно объяснять всё родителям. На самом-то деле, оправдания Йегера его мало интересовали, поэтому он терпеливо выжидал, когда Армин перестанет строить ошарашенность, а потом и виноватую гримасу. Впрочем, рассказывать о своей причине младший не спешит. — Потом это обсудим. Настаивать особого желания нет. Может, потому что Леви понимает, что публичное объяснение Арлерта смутит, а может, потому что настроения выбивать причину нет. Но то самое настроение ожидаемо пропадает у всех. Микаса провожает своего длинноногого дружка, а Армин рвётся помочь с посудой и Леви даёт шанс засранцу загладить вину. А потом младший уходит звонить Гансу и переодеться в ванную. Аккерман тоже собирается: складывает сумку, одевается и ждёт в коридоре. Армин выходит почти сразу, полностью готовый к выходу. — Поедете со мной? — тихо спрашивает он, беззвучно закрывая дверь. — Ты против? Арлерт отрицательно мотает головой. — Прятаться я не стану, говорю сразу. — Я и не прошу вас об этом. Я всё рассказал. — Что стоило сделать так вчера? Младший складывает руки за спину, приваливается к стене, прячет взгляд. — Испугался неодобрения. Светлые даже в темноте глаза возвращаются на мгновенье, отражая прямоугольник света из кухни. — Это был последний этап. Принять это не просто у себя в голове или перед вами, а уже вслух перед другими. — Было сложно? Вопрос был задан не с целью узнать ответ, а чтобы дать почву для выговора, излития чувств, только что испытанных. Для Леви нет разницы, нравятся ему женщины или мужчины. И на мнение других он плевал. А вот Армин так не может. И дело не в том, что даже в Нидерландах в двадцать первом веке найдётся недальновидный урод, считающий, что однополые отношения — это мерзко, и соответственно просто мимо он не пройдёт. Обладая мягким характером, хилым телосложением и неоспоримо красивым лицом Армин действительно подходит под стандартное представление пожилых дам и необразованных людей о геях. Для таких личностей он теперь человек второго сорта. А на контрасте с Леви эффект усиливается. Людей же не волнует, что так, кажется только поначалу. Да и что говорить, он сам был не лучше. Но если приглядеться, то у добренького пугливого мальчика такой стержень внутри, что ничем его не сломать. И сколько ты над ним не издевайся, он никогда не ответит тебе тем же. Это не потому что он трус, а как раз таки наоборот. Худой Армин не потому, что пренебрегает физической нагрузкой, а потому что работал с раннего возраста, чтобы обеспечить дедушку лекарствами и оплачивать коммунальные услуги, в результате чего недоедал и недосыпал. Откуда его организму взять силы для выращивания здорового крепкого тела. Поразительно, что ему ещё каким-то образом удалось развить мышцы. А симпатичная мордашка Арлерта — чудеса генетики и ничего более. — Было… — тихо произносит младший, — мучительно ожидать прекращения гудка и нелегко подобрать правильные слова, чтобы донести так, как всё есть, а тишина перед реакцией тянулась так долго, что я боялся задохнуться, прежде чем она закончится, — он выдыхает последние слова так, будто испытал последнее сказанное только что. — Дальше легче не будет. — Да, — грустный ответ адресован скорее самому себе. — Но трудности закаляют, — и сомкнутые до этого губы расплываются в короткой, неловкой улыбке. Леви хмыкает, почти не удивляясь вмиг собравшемуся Армину. Время нещадно шло вперёд вместе с тикающими стрелками на наручных часах. Микаса желает хорошего дня, закрывает за ними дверь. Амстердам вновь примеряет на себя привычный излюбленный вид: мокрый и серый. Ветер срывает капли с оголившихся ветвей деревьев у подъезда, орошает поёжившихся студентов. Небо только начинает светлеть, ещё непогасшие фонари отражаются яркими пятнами на влажной плитке тротуаров. На остановке Арлерт пялится на магазин подарков напротив. — Интересно, в этом году выпадет снег? Леви пожимает плечами, поглядывает на хмурые плотные тучи. — Обычно на Рождество мы с Эреном скидываемся и покупаем подарок для Микасы. В этом году он хочет отдельно подарить что-то, поэтому не хотите сделать подарок вместе со мной? Леви встречается с его смущённым взглядом и поправляет сумку на плече. — Я не против. У тебя есть идеи? — Ещё нет. — Подумаем потом об этом вместе, — бросает он задумчиво, замечая приближающийся автобус. — Это наш. До час пика ещё есть время, поэтому удаётся найти свободные места в середине. Одна пересадка, четыре остановки и вот они уже на месте. В прихожей их никто не встречает, но Ганс оказывается на кухне. Поднимает взгляд с газеты и смиряет им студентов поверх очков на носу. — Доброе утро, — абсолютно ровным голосом говорит он. Аккерман, стоя за спиной у младшего, молча кивает. — Проходите. Слова побуждают Армина к движениям, и он подходит к Гансу, обогнув стол, наклоняется, позволяя дедушке коснуться губами лба, скрытого под чёлкой. — Прости меня. Леви чувствует себя лишним, отводит взгляд сторону. Абсолютно дурацкое ощущение. — Дети так быстро растут, а внуки ещё быстрее. Армин выпрямившись, опускает глаза, а Ганс улыбается мягко и отправляет его собираться. — Чайник ещё горячий, будешь чай? — спрашивает Арлерт-старший, как только дверь за скрывшимся в гостиной Армином закрывается. — Не откажусь. Пока Ганс возится с напитком за стареньким кухонным гарнитуром, Леви проходит в комнату, усаживается за стол, сложив руки на столе, и дожидается пока чашка с тёмно-коричневой жидкостью, не оказывается перед ним. — Когда я потерял сына вместе с невесткой, — загадочно начал говорить Ганс и медленно, словно это ему даётся с трудом, опускаясь на прежнее место напротив, — Армин стал центром моей жизни, моим сокровищем. Вот только безграничная любовь не смогла заменить ни крепкой мужской руки отца, ни ласки матери. Армин вырос очень наивным и добрым. Наверное, это объясняет то, что сегодня он привёл домой взрослого мужчину, а не миниатюрную красивенькую девочку. Как сейчас помню, тот момент, когда сын привел Анику. — Ганс переводит взгляд в ещё тёмные улицы за окном, смотрит полуприкрыв глаза, будто окунувшись в прошлое. — Молоденькую, очень скромную, с очаровательной широкой улыбкой. Я ждал этого снова, будто повторения прошлого… — Он тут же поворачивает голову обратно. — Не думай, что я против тебя. Я, конечно, не сторонник однополых отношений, но я доверяю Армину — он не глуп и едва ли вступил бы в такую связь, хорошенько всё не взвесив. Да и ты мне, признаться, нравишься. Может быть, мы с тобой ещё плохо знакомы, но я был знаком с Кушель, я знаю Микасу. Этого вполне достаточно, чтобы предположить, что ты хороший человек. Но я так же надеюсь, что теперь ты будешь заходить к нам почаще, и мы познакомимся с тобой поближе. Леви, смотря в голубые глаза, задаётся вопросом, а должен ли он что-то сказать? Он обдумывает и прокручивает услышанное у себя в голове, но ответных слов не находит и отдаётся вкусу крепкого чёрного чая. Вообще, выкладывать свои мысли внезапно, открыто и честно, наверное, у Арлертов семейное. Вот только, знай Ганс о том, что Аккерман третировал Армина больше месяца, едва ли у него такое мнение сложилось бы. — Я тебя смутил? — Нет, — подняв глаза, отвечает Леви. — Но меня беспокоит ваша заданная планка на мой счёт. Боюсь, не дотянусь. — Я не прошу тебя равняется под моё мнение. — И всё же подарком я не являюсь. — Как и Армин. Как и я, как и большинство людей. Важно лишь то, что ты значишь для него. Леви снова опускает взгляд, смотрит на собственное отражение в тёмной жидкости. Знать бы только, что он значит для Арлерта. На удивление младший справляется со сборами быстро. Выходит уже полностью одетый: разглаженный воротник белой рубашки аккуратными острыми уголками лежит поверх круглого ворота бежевого джемпера, тощие острые плечи теперь кажутся чуть больше под пиджаком. Леви довольно щурится в его сторону. Надо же, оделся теплее обычного. — Можем идти. Леви поднимается, одним глотком допивает содержимое чашки перед собой и пожимает руку Гансу. В ответ он желает удачного дня и возвращается к газете. В прихожей Армин зашнуровывает туго ботинки, будто боится, что они слетят по дороге. Аккерман, наклонившись над своими, косится в его сторону, с недовольством на лице отмечает слегка расклеившийся край подошвы с внутренней стороны. Ботинки он носит явно не первый сезон. Это видно, даже несмотря на аккуратный внешний вид: ни сбитых носков, ни поцарапанных боков нет. Но если присмотреться, можно заметить едва видимые облезшие края на язычке, пару вылезших ниток и чёткий залом поперёк носка. Армин возится дольше, поэтому Леви выпрямляется и запускает пальцы под чужой воротник, оглаживает медленным движениями тёплую шею, выпирающий острый кадык. Тот замирает на мгновенье, а потом, не спрашивая ни о чём, продолжает своё дело, заметно неторопливо. Занервничал. А потом старший перехватывает его подбородок, требовательно с силой поворачивает лицо к себе. Армин не сопротивляется и смотрит на него снизу вверх ни капли не удивленным взглядом. Разговор с Гансом принёс неудовлетворение состоявшимися отношениями. Не то чтобы Аккерман ставил себе цель понравиться младшему, но его вчерашних расплывчатых слов оказалось внезапно недостаточно. — Ты мне нравишься. Наверное, что-то было в его голосе, чего он сам не распознал, но это заставило Армина забегать глазами по его лицу в попытках найти ответ на какой-то вопрос. Леви неотрывно смотрит на него в ответ, скользит большим пальцем по щеке, оттягивая кожу — вслед тянется уголок губ, образуя неприятную взору складку. — Я знаю, — тихо отвечает, наконец, Арлерт, опустив глаза и спрятав их ресницами. Аккерман щурится и убирает руку. Надевает пальто. Потянуло на сентиментальность. Он старается не думать, о том, что хотел бы услышать что-нибудь другое. В конце концов, что можно ожидать после такого навязанного общения. Брелок со скрещенными крыльями тихо звенит, когда Леви поднимает портфель. Весит он на самом деле больше, чем казалось. Тяжелее его сумки. Может, Армин носит больше учебников, а может, это из-за сложенного внутри зонта. Армин непонимающим взглядом следит за тем, как старший закидывает его вещь на плечо, а потом хмурит брови. — Я не нуждаюсь в помощи и в состоянии самостоятельно носить свои… — Арлерту приходится прерваться, когда Аккерман набрасывает на его шею широкий ремень, и тот вслед за тяжестью сумки прогибается вниз. — Думаешь, я позволю тебе как принцу разгуливать? Губу закатай, — мрачно говорит Леви и первым выходит из квартиры. На самом деле, Армин выглядит довольным, хотя ноша для него непривычная. Он то и дело просовывает большой палец под ремень, придерживая, чтобы сумка окончательно не съехала с плеча. Казалось бы, неудобство должно раздражать, а этот улыбается себе под нос, наверняка, рассчитывая, что этого незаметно. В вагоне сумку кладёт бережно на колени и обхватывает ладонями за бока, теребит язычок замка и прячет сонный зевок в плече. Леви тоже заражается зевотой. Они оба не готовы к сессии — эмоционально вымотанные и физически уставшие. Аккерман думает, что надо бы посмотреть расписание экзаменов и зачётов младшего, чтобы заставить его взять выходные, где дни сильно загружены. Расслабившиеся в тёплом трамвае, разморенные душевным спокойствием и относительной тишиной, которая может царить перед часом пик, они выходят на остановку, когда фонари уже нужны меньше, потому что светло-серое хмурое небо даёт больше света, чем раньше. Слякоть, сырость и поднявшийся противный ветер заставляет идти до университета быстрее, чем хотелось бы. Сегодня пары у обоих в главном корпусе, потому расходятся в гардеробе и негласно сходятся у лестницы, поднимаются вместе бок о бок. — У меня на втором, — сухо оповещает Леви и останавливается, краем глаза замечая друзей, благодаря машущей ему Ханджи в зоне отдыха перед аудиторией — ещё не открыли. Армин говорит, что ему на третий, обменивает сумку на портфель, взваливает на плечо и застывает на месте, выжидающим взглядом смотря в глаза. — Тебе пинок для ускорения нужен? Арлерт тут же тушуется под хмурым взглядом. — Тащи свою задницу на занятия, умник, — лениво бросает Аккерман, уходя первым. — Увидимся позже. Ответа он не слышит. Возможно, тот утонул в шуме просыпающегося университета, а возможно он так и не прозвучал. Леви ещё за несколько метров видит широкую, безумную улыбку Зое, а потом и взгляды остальных. Но как только он подходит, Нанаба толкает локтём рядом сидящую Ханджи и никто не пророняет и слова. Аккерман пожимает руки Моблиту, Майку и Эрвину и устраивается по левую руку последнего. До начала пары ещё есть время, поэтому Леви повторяя за большинством, достаёт лекционный материал, чтобы освежить информацию. — Никогда не думал, что тебя и парни привлекают. — Майк, — недовольно тянет Нанаба. Леви поднимает взгляд. — А тебя это как-то должно волновать? Захарус молча смотрит ему в глаза, поджимает губы — короткая редкая борода скрывает сморщившийся подбородок, усы преображаются в тонкую линию. Он быстро осознаёт, что полез, куда не следовало, но с лёгкостью в тот же миг расслабляется и поднимает руки в примирительном жесте. — Не кипятись. Просто это неожиданно. Почему ты нам не рассказал? — И как я должен был это сделать? Сказать, что меня внезапно потянуло на мужские задницы? — Мы не в претензии, Леви, — серьёзно отрезает Ханджи. — Ты пропускал занятия, тренировки, твоё настроение менялось чаще, чем у беременных женщин. Ни Нанаба, ни Эрвин не давали ответов, хотя теперь оказывается они в курсе уже давно. — Мы ведь волновались и не знали, как помочь, — добавляет Моблит и остальные дружно поддержали его согласными кивками. Леви обводит их тяжёлым взглядом и возвращается к конспектам в толстой тетради. Собственной злости он находит оправдание: ему не хотелось объявлять во всеуслышание о едва зародившихся отношениях, которых он добился с таким трудом, поэтому очевидность раздражала. Аккерман не замечает, когда дверь в аудиторию открылась, и только когда рядом сидящий Эрвин встаёт, он вырывается из мыслей. Они оба остаются в конце цепочки входящих, поэтому Леви пользуется случаем, останавливается перед дверью, уставившись на Смита снизу вверх. — Как давно? Эрвин поворачивает голову в ответ, смотрит своим привычным нечитаемым взглядом. Ему не нужно уточнять, заданный вопрос — они слишком давно знают друг друга, чтобы понимать с полуслова. К тому же, он ждал этого. — Когда ты позвонил насчёт подработки. Аккерман недоверчиво вздергивает тонкую бровь. — Нет, это слишком рано. — Ты ещё тогда сам, наверняка, не понял, но уже подпустил его ближе, чем обычно. Я подумал, это странно. А потом увидел вас вместе, один раз, два раза. Последней частицей непонимания стало то, когда ты потрепал его по голове, проходя мимо. А после вчерашнего отказа дошло и до остальных. — Мистер Смит, мистер Аккерман, вы собрались сдавать зачёт в дверях? — спрашивает Шадис без намёка на шутку. — У вас десять секунд, чтобы решить, входите ли вы в аудиторию или выходите под руку с незачётом. Эрвин глазами говорит: «продолжим позже», а Леви в ответ кривит губы — продолжать уже нечего. Они успевают пересечь порог за выделенное время, но Аккерман выходит через два часа с тем самым незачетом под едва сдерживающей взрывной хохот Ханджи. Она внаглую закидывает руку на его плечи, смотрит хитро через бликующие толстые линзы очков. — Жертвовать занятиями ради свидания — это опыт первокурсника, знаешь ли. — Я сейчас тобой пожертвую ради воцарения спокойствия и тишины, — огрызается Леви и сбрасывает её руку. — Отвали. Сил на полноценную злобу не хватает. Ему хочется биться головой об стенку, потому что облажался он по полной из-за простой мелочи — невнимательности, которая к слову достаточно редка в его жизни. Его раздражает, что работы не убавилось, а наоборот прибавилось. Можно было вчера лишний раз поднапрячься и спросить хотя бы у Эрвина, что он мог забыть. Профессор Шадис, как и большинство местного преподавательского состава, имел своих тараканов в голове и часто демонстрировал свои правильные, в его понимании, методы на всех без исключения. Схлобучив как-то раз дополнительное эссе из-за путаницы в собственном исследовании на семинаре, Моблит обронил недовольно, мол, ему в армию надо, а не в университет. Наверное, он действительно отслужил больше положенного. Это чувствовалось в его безукоризненной осанке, твёрдом шаге и чётком голосе, которому следовало бы приказы отдавать на плацу, а не лекции читать. Но Кис Шадис профессор по градостроительству и его требованиям следовало подчиняться, несмотря на безумие. В этот раз чтобы получить допуск к экзамену, необходимо было предоставить короткую идею второй жизни для стадионов и площадок, сооруженных для Олимпийских игр, которые теперь разваливаются и вымирают. Дело на пару часов, но теперь у него пересдача и ещё накиданные сверху задания, которые тянут на размер курсовой работы. Следующий экзамен через полчаса, поэтому он незаметно от друзей спускается на первый этаж, чтобы заказать себе чай и перевести дух в одиночестве, потому что голова раскалывается и видеть хитрую ухмылку Ханджи и понимающую ободряющую улыбку Нанабы его уже порядком достало. Он заказывает себе стакан горячего чёрного чая без сахара и в ожидании водит уставшим глазами по залу, по студенческим макушкам, нависшими над конспектами. Взгляд лишний раз застревает на вырвиглазных цветах крашеных волос, а потом и на светлой голове с каре. Леви заторможено забирает заказ, но подходить к юноше не спешит, потому что видит сидящую напротив Армина Петру. Вместо этого он находит себе свободное место у стены, подальше от окон, но чтобы в поле зрения попадал младший вместе с Рал. Отсюда видно как Армин о чем-то неловко говорит, возможно, спрашивает и Петра в ответ широко улыбается и охотно о чём-то рассказывает. Аккерман никогда не причислял себя к любопытным людям, но вот сейчас многое отдал бы, чтобы узнать, о чём они там щебечут. К сожалению, счастье длилось недолго, и какая-то группа студентов заняла места напротив, тем самым перекрыв обзор. Леви скрепя зубами изворачивается, как может, но всё равно пропускает половину чужих эмоций. Понять смысл разговора не удаётся. Это продолжается ещё около десяти минут, а потом Леви удаётся разглядеть, как Петра слегка сжимает тыльную сторону ладони Арлерта и уходит, напоследок сказав ему что-то с улыбкой. Аккерман провожает её взглядом и возвращается к младшему. Тот всё ещё сидел на месте, потому Леви спешит присоединиться к нему. Армин не высказывает удивления, когда видит присаживающегося напротив старшего. Значит, заметил его. У него задумчивый вид и флегматичный взгляд, которым он лениво следит за Леви. — О чём вы говорили? — О вас. Вопросу он тоже не удивлён, потому и ответ дал быстро, без лишних раздумий. — Это было полезно, — почти сразу добавляет Армин. — И теперь я ещё больше уверен, что не хочу всё это останавливать. Несмотря на то, что мне страшно. — Армин вздыхает, опустив глаза, трёт пальцы. — Я бы хотел, чтобы со мной было проще, но не могу так быстро взять и изменить себя. Прости. — Будь это иначе, передо мной сидел бы не ты. Армину услышанное не сильно помогло. — Я не жалуюсь, — Аккерман делает ещё одну попытку своеобразного ободрения. — Я это ценю, — говорит младший тихо, но в дневной суете кафе его слышно. Леви делает глоток принесенного с собой чая, морщится, потому что тот уже успел остыть. Армин всё так же сидит молча, бросает быстрые взгляды на него и ещё уже, кажется, нервно потирает пальцы. — Хочу пригласить вас на свидание. Полупустой стакан отправляется в сторону, а Леви складывает локти на столе и поддаётся вперёд. Это уже интересно. — Но я смогу пойти не раньше выходных, — сразу же предупредил старший. — Я так и рассчитывал. Совсем не будет лишнего часа на этой неделе, я думаю. Леви согласно кивает, а Армин лезет в карман брюк, проверяет время на телефоне. — У меня через десять минут зачёт, — говорит Арлерт и приподнимается со стула. — Мне пора. — Он улыбается и закидывает рюкзак на плечо. Аккерман неотрывно следит за ним и не замечает сразу идущего навстречу младшему рыжего студента, пока тот не толкает Армина плечом так, что лямка портфеля слезает с плеча и резким движением дёргает того вниз. Леви подрывается с места настолько быстро и рефлекторно, что сам этого не замечает, пока Арлерт не останавливает его, вцепившись руками за одежду. — Эй, ты! Парень, не сбавляя шага, оборачивается только и кривит губы. — Руки убери, — шипит Леви, дёрнувшись. Вопреки требованию, Армин хватку не ослабляет и перемещает одну руку на плечо, смотря в глаза. — Он того не стоит. Аккерман бросает косой мимолетный взгляд на юношу, а потом следит за уходящим рыжим, выцепливая отличительные приметы, но кроме примечательной шевелюры ничего не находит. — Ты его знаешь? — Леви переводит взгляд на младшего. Щурится, видя, как тот застопорился, размышляя над ответом. — Это Флок. Мы с ним на одном курсе. В сентябре произошла одна неприятная ситуация и теперь он всячески пытается подпортить мне жизнь. Леви думает, какой умница, знает, что лучше выложить всё сразу. Даже спрашивать не пришлось. О подробностях он потом узнает, а сейчас, к сожалению, время тикает. Остальные экзамены и зачёты у Леви проходят отлично и по окончанию он, сверившись с расписанием Арлерта, идёт к нему. Ханджи намерена сегодня отпраздновать первый день сессии, и требует всех в «Зерно и лист», поэтому чтобы дойти до младшего, который не отвечает на СМС, Аккерман придумывает дурацкую отмазку в которую никто не верит, но обещают подождать его возвращения. Аудитория, в которой по расписанию должен был быть Арлерт неожиданно пуста, но ещё не ушедший преподаватель, подсказывает, что первокурсники могут быть на дополнительных напротив. Армин действительно находится в полупустом кабинете инженерной графики без руководителя. Он полностью сосредоточен на ведении линии вдоль листа А2, поэтому запоздало замечает подошедшего ближе Леви. — Если у тебя проблемы с предметом, не обязательно торчать здесь. Я бы мог помочь. — Не в этом дело, — Армин откладывает перо* на сложенный пополам исписанный лист — наверняка, черновой вариант какой-то лекции, выпрямляет спину и заправляет волосы. — С таким форматом дома неудобно работать. Аккерман заходит ему за спину, приглядывается к чертёжу, ведёт взглядом по чётким ещё не подвысохшим линиям и думает, что руки у младшего, скорее всего, пахнут тушью. — Обедал? — спрашивает задумчиво он, читая карточку с заданием. — Да. — Возиться ещё долго будешь. Задание было не такими сложным, судя по прочитанному, но на выполнение уйдёт не меньше часа. Армин поворачивается на стуле, смотрит снизу вверх расслаблено. — Не жди меня. Встретимся позже, поужинаем перед моей сменой. Леви морщится — его планы терпят изменения. Он водит взглядом по помещению, убеждаясь, что на них никто не обращает внимание и тянет руку, скользя ладонью по чужой шее, ведёт вверх к корням, а потом пропускает волосы между пальцев. Армин замирает и краснеет, а потом с беспокойством бегает глазами вокруг. — Не задерживайся лишний раз и отвечай на сообщения. — Вы писали? — испуганно спрашивает младший и рассеянно хлопает по карманам в поисках телефона. Леви напоследок ерошит ему волосы и шагает к выходу. В дверях сталкивается с кем-то — не поднимает глаза. Много чести. Проходят в проёме успешно вдвоём, даже не задевая друг друга. Он рефлекторно придерживает сумку и заворачивает обратно, откуда пришёл. — А ты уже всем старшегруппникам подлизал, да, Армин? Аккерман замирает мгновенно, едва закончился последний слог. Голос был слышен точно из кабинета, потому что конец дня и в холле, и в большинстве кабинетов пусто. А ещё у Леви хороший слух. Недолго думая он делает два шага назад. Реагировать резко не спешит. — Я слышал, что этот коротышка злой, как сам дьявол и с ним пересекаться лишний раз никто не желает, а к тебе он сам приходит. Ты что уже и ноги перед мужиками раздвигаешь? Разворот на пятках, ещё шаг вперёд и вот он снова в проёме. Его никто не замечает. А вот на фигуру с рыжей копной волос в центре обращено всеобщее внимание. Не все повернулись и устремились к нему взглядами, кто-то так и продолжал чертить или заниматься чем-то ещё, но гробовая тишина и напряжённые плечи выдавали настроение студентов. Армин был в числе тех, кто не прекращал свою работу. Удивительно, что напряжённым он не выглядел, как и напуганным или раздраженным. Скорее в нем читается усталость, проявляющаяся в немного сжатых губах и ленивом движении рук, что неспешно проводили линии за линией. Будто он уже устал от подобных слов в свой адрес, его это даже не задевает. — Может, ты уже прекратишь к нему цепляться? Хозяина слов не видно. Скорее всего, он сидит в первых рядах ближе к стене. Рыжий, который без сомнения тот самый Флок, усмехается и кривится злым оскалом, как дворовая собака на проезжающую мимо машину. — А почему я должен оставить его в покое, Марло? Ты же у нас главный борец за справедливость, а что у тебя под носом происходит, ты не замечаешь. Но это будет до тех пор, пока твои собственные результаты не занизят в угоду прилежного мальчика. Нашего бедного Армина, который работает без устали и безупречно учится. Ему и стипендию, и работу в библиотеке, и автомат на зачёте. Ходит, улыбается всем во весь рот, подлизываться к каждому профессору, даже с лучшими старшими студентами спелся. Они его даже на работу взяли. Как думаете, что он делает на дополнительных? У тебя проблемы с чертежами, Армин? Или ты здесь для поддержания имиджа примерного студента или чтобы ещё раз подлизать задницу препода перед завтрашним зачётом? Леви сжимает зубы до боли в челюстях, втягивает судорожно воздух через нос. Флок снова корчится, качает головой и уже разворачивается, чтобы найти для себя место за чертёжным столом, а потом почему-то приостанавливается, будто мыслью голову прошибло. — Эй, Армин, а может ты и для меня, что-нибудь сделаешь, как и для брата Микасы. Или ты для этого и остался сегодня? Не уверен, что меня привлекают такие смазливые парни, как ты, но может, у тебя большой опыт и ты хорошо работаешь ртом? Эти слова, как щелчок в голове, как переключатель, который даёт команду для движения — Леви резко идёт вперёд. — Леви? Удивлённый голос Армина тонет. Исчезает в грохоте столов, которые съезжают с места и стульев, которые валятся вслед за Флоком. Он вопит и прижимает руки к лицу. Звук закладывает уши и Аккерман ослеплённый приступом гнева, осёдлывает чужие бедра, хватает за шею, и бьёт правой по лицу. Руки, что подхватывают под плечи, тащат назад. — Прекрати! Леви, пожалуйста! Он не сразу понимает, что голос над головой принадлежит Армину. Дёргается, намереваясь вывернуться, и получает в нос от Флока, так, что голова резко поворачивается в сторону под хруст суставов. Леви не успевает ответить ударом ногой — к Армину приходит подмога, но и рыжий до него не дотягивается — ему заломили руки, приподняли и стали оттаскивать назад, а может, это самого Аккермана тащат ещё дальше. В голове каша и зрение может обманывать. В кашу превращается и все остальные события: молчание испуганного Армина, приход Шадиса, услышавшего драку, его крик, беседа с завучем, помилование на первый раз и сохранение стипендии. На самом деле, повезло, что обошлось без полиции, отстранения от занятий и даже без уплаты за нанесённый физический вред. Виноваты, можно сказать, оба, поэтому администрации проще это дело замять и отпустить с миром. Флок уходит первым, поэтому остаётся без предупреждений о том, что будет, если раскроет рот в сторону Армина ещё раз. Но это в ближайшее время Леви исправит. Освобождается он уже ближе к шести, поэтому в холле он встречает только Эрвина и обеспокоенные сообщения от Нанабы, в которых она просит позвонить, как только будет время. Спрашивать у Эрвина, почему он торчит здесь уже больше часа, смысла нет. Он бы и не ответил, а Леви и не спросил бы. Может, они и не раскрывают друг другу все секреты, не ведут душевных разговоров, но всегда будут немой опорой, чтобы не случилось. Смит не интересуется произошедшем, блестит глазами в ярком освещение вокруг, оперевшись лопатками о стену и протягивает пластиковый стакан. Чай уже порядком остыл, но Аккерман всё равно делает глоток, устраивается рядом по правое плечо, сверлит черноту за окном. Оба так же молча спускаются на первый этаж, одеваются в гардеробе. Шаги громким эхом отдаются от высоких стен, мелькают собственные тени под ногами. Эрвин останавливается перед лестницей, ведущей к выходу. Причиной служит Армин, шатающийся внизу. Он придерживает большими пальцами портфель за лямки на груди, поднимает голову на звук. Они встречаются глазами. Леви спускается, Эрвин остаётся наверху. — Почему ты не на смене? У Армина впервые такой пронзительный взгляд. Нечитаемый. Напряжённый. Губы плотно сомкнуты, ни намёка на улыбку, эмоцию. По спине проходит холодок, потому что замеченное не сулит ничего хорошего. Он ничего не поясняет, молча открывает дверь — волосы откидывает назад порывом ветра, и выходит. Леви успевает ухватить дверную ручку, не давая ей до конца захлопнуться. Выхватывает взглядом фигуру младшего в свете уличных фонарей. Выходить не спешит, оглядывается, заставая Эрвина на прежнем месте. Тот замер у края, как какая-то долбанная непреступная статуя и преждевременных ответов у него точно не найти. На раздумья Арлерт времени не даёт, уходит, даже не удостоверившись, следует за ним старший или нет.Duncan Laurence — Arcade
Обнажённой кожей лица чувствуется вдаривший к вечеру мороз. Руки на автомате прячутся в карманы, а ноги следуют за младшим. Где-то там вдалеке всё наполнено движением и смехом. Скоро Рождество. Мосты вдоль каналов сверкают огоньками, у некоторых велосипедистов к багажникам уже привязаны ёлки. Витрины горят ярче из-за гирлянд, а где-то вдалеке любительский оркестр заводит рождественские песенки и совершенно неуместно с неба медленно стал падать снег. Оседать на плечах, таять на коже и застревать в волосах. Армин останавливается, подойдя ближе к каналу, там, где не проедут велосипеды и куда не забредут люди, проходя по улице. Освещение сюда попадает слабой попыткой предотвратить опускающуюся на город тьму. Здесь холоднее — от чёрной, как смола воды, тянет ледяным воздухом. — Не обязательно было вступать в драку. Сказанное не было неожиданностью. Леви ждал. — Он бы не понял по-другому. — А вы и не пробовали по-другому, — в голосе звенит упрёк. Аккерман цокает языком. — Таким отбитым другое не поможет, — повторяет он. — Поэтому если он ещё раз выкинет что-то подобное… — Вы ничего не сделаете, — резко прерывает Арлерт. Волосы взметаются, следуя за поворотом головы, хлещут по лицу. — Это моя проблема. И я решу её самостоятельно. — Каким образом? Объяснишь, что правильно, а что нет? — Я всю жизнь подвергаюсь насилию со стороны тех, кто сильнее. — Раздражённо, даже с примесью обиды. Эти слова звучат громче других. — Да, Флок поступает плохо, но это не даёт вам право делать такое. И меньше всего я хочу быть причиной для таких действий, — Армин вздыхает, откровенно тяжело и шумно. Пар валит прозрачными клубами изо рта. Он трёт глаза большим и средним пальцем. — Как же глупо было надеяться на то, что у нас могло бы что-то получиться. У таких разных людей. Мы… поспешили? В голове звенящая тишина, будто Леви огрели чем-то по затылку, а он даже не понял в какой момент. Трещина. Она образовывается между ними бесшумно. Одно неверное движение в сторону и можно упасть. — А как же твои вчерашние слова, Армин? — Действие момента? Леви фыркает. Кривит губы, будто лимонный сок опрокинул и он кислотой обжог язык. — Мы будем постоянно упираться в разногласия, какого бы вопроса не касались. Я как наивная школьница, потянулся за тем, чего раньше не испытывал. Поверил, что могу что-то изменить в себе. В вас. А ведь всё было так просто, нужно было лишь откинуть мечты и желания и посмотреть правде в глаза. Я не хочу обречь ни себя, ни вас на жизнь с извечными упрёками и недопониманием. Так что давайте остановимся на этом. Как иронично слышать свои слова, сказанные Петре, из губ Армина. — Ты хорошо подумал? — Голос глухой и незнакомый. Леви нужен глоток воды. Горло пересохло, будто он несколько дней прожил в пустыне под беспощадно палящим солнцем. И это настолько жалкое ощущение, потому что температура на улице минусовая и от холода скоро из носа начнёт течь. — Я долго думал. — Ответ тихий, но достаточно уверенный. Леви подаётся вперёд, неминуемо приближая падение, хватается за бледную руку чуть ниже рукава, как за спасательную верёвку. Кожа ледяная. — Скажу так: не в моих силах возвращать к жизни, исцелять раны и соединять сломанные кости. Я сделал это не потому что хотел. Так было нужно. Сегодня у него оскорбления на словах, а завтра уже на действиях. И меня не устраивает даже мизерная опасность на твой счёт. Армин закрывает глаза, приоткрывает рот. — Прости. Просить отпустить даже не нужно, достаточно слегка потянуть руку, чтобы Леви расслабил хватку. Ему остаётся лишь смотреть в спину удаляющейся фигуры. Видеть, как следы на покрытой снегом, будто дырявой простынёй, земле, уходят всё дальше, и понимать, что в замёрзшей руке у него оборванная верёвка.