Твоё тело - остров, мы с Пятницей делим

Саня свёл его руки вместе, запястье к запястью, и связал своим шарфом. Юра подёргал на пробу, - вроде мягко, ничего не пережимает, но и не вырвешься. Из одежды на нём остались только домашние спортивки - плед, который они со вчерашнего дня так и не убрали, щекотал босые ноги. Юра не мёрз, потому что от камина шёл ровный, вязкий жар, но его всё равно колотило от страха и предвкушения. В этом было что-то новое - не подчинять, но подчинятся, не задавать правила игры, а принимать их. Саня обошёл его по кругу, полностью одетый, спокойный, контрастный, и взял Юрино лицо в ладони. - Это не месть и не наказание, - сказал он тихо, - Просто новый опыт. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Ты мне веришь? - на лице отблески пламени, глаза как окна в другие миры. Юра ему не верит, Юра его любит, это про другое, а потому молчит. В Сане ломается что-то, его отрешённость, его спокойствие. Может быть он и сам верит тому, о чём говорит. В конце концов на свете есть всего два человека, на которых Сане не плевать, и Юра - один из них. - Ты мне веришь? - с нажимом и без риторики. - Верю, - соврал Юра, - Конечно верю, зай, - и, прежде чем Саня успел бы понять, прочитать его как книгу, потянулся за поцелуем. Саня целовался горячо, жадно, а потом, без предупреждения, больно укусил его за нижнюю губу - рот наполнился вкусом крови и Юра, матерясь, отпрянул. - Это чтобы тебе не было скучно, - сказал Саня. Он смотрел на него из-под крашеной чёлки и улыбался, зло и заразительно. Юре хотелось сказать "блять, развяжи меня придурок", Юре хотелось улыбнуться в ответ, но Юра только оскалился на него предупреждающе, - Тише-тише... Садись давай. Юра опустился на плед и сел, скрестив ноги. На глаза ему легла плотная, широкая повязка. - Что ты собираешься со мной делать? - спросил он, потому что не мог молчать. - Разное, - уклончиво ответил Саня, а затем, видимо заметив, как у Юры напряглась спина, поспешно добавил, - Ничего плохого. Для начала всякая мелочь, а там посмотрим, как ты будешь реагировать. Может быть, выебу тобой Стаса, как игрушкой. Или наоборот, заставлю тебя ему отсосать, это уж как пойдёт, - Юра почувствовал, как от этого непринуждённого, обыденного тона у него в животе словно узел затянули, до мурашек, до звёздочек, а Саня продолжал, - Я уже говорил, но объясню ещё раз - в отсутствии одного из чувств, другие становятся сильнее. - Как у Сорвиголовы, ага, - слабо отозвался Юра. - Именно. Ты ведь сейчас куда больше полагаешься на слух, чем раньше, правда? - Не уве... - рядом что-то лязгнуло и Юра вздрогнул всем телом, - Вот видишь. И с прикосновениями, - пальцы взъерошили ему волосы на затылке, посылая мурашки вниз по спине, - Это работает точно также. Поэтому в эротике девкам завязывают глаза, а не потому, что мужики ебать стеснительные, - Юра фыркнул, - Чем большего я тебя лишаю, тем ярче ты чувствуешь то, что у тебя есть. Когда я заберу два главных ориентира - слух и зрение, ты будешь полагаться только на тактильность, и все ощущения будут острее в сотню раз, понимаешь меня? Знаю, что звучу как заезжанная пластинка, но я хочу, чтобы тебе было хорошо. Поэтому, чтобы убедится, что я не перегибаю, и тебе всё в кайф, давай придумаем что-то вроде стоп-слова, чтобы ты... - Стоп-слово, серьёзно? Олександр, мы ещё даже не начали, а ты меня уже заебал, - Юра нервничал, а потому реагировал острее, чем хотел бы, - Фразы "ааа, блять, пидорас, сними с меня эту хуйню" тебе будет достаточно, чтобы понять, что пора завязывать? - ...можно и так, - признал Саня, после недолгого молчания, - Видит Бог, я пытался сделать всё по правилам. Ну что, готов? - Всегда готов, - отозвался Юра, чувствуя прилив уверенности из-за того, что настоял на своём. - Наушники не идеальные, но довольно жёсткие. Тихие звуки в них не слышны вообще, - сказал Саня, - Желаю удачи, братишка, - наушники плотно закрыли уши и мир погрузился в тишину. Сначала было... Странно. Юра сидел с напряжённой спиной, стараясь подготовится ко всему, но ничего не происходило, и мало по малу он расслабился. В какой-то момент он осознал, что с открытыми и закрытыми глазами видит одно и тоже, и в этом было что-то жуткое. Одни и те же мысли наворачивали круги по черепной коробке: монополия, строчка из какой-то попсовой песни, истекающий абонимент в спортзал. Он прочистил горло и не услышал собственный кашель. Мир сузился до нескольких доступных ему кусочков реальности - жара от камина и боли в прокушенной губе. И если жар в какой-то момент растерял направленность и вязкой дымкой окутал его всего, то боль помогала ему удерживаться в реальности, напоминая, что у него всё ещё есть губы, которые могут болеть, и язык, которым можно задеть ранку. Он не знал, сколько просидел так, в жаркой пустоте и темноте, чувствуя, как реальный мир в его памяти теряет краски и очертания. Сердце билось где-то в связанных руках, мысли путались. От прикосновения к шее он дёрнулся и, кажется, даже охнул или сделал попытку охнуть, горло напряглось, но звука не было, и это пугало. "Ааа, блять, пидорас, сними с меня эту хуйню" проговорил он про себя и немного успокоился. Пока нормально. Можно продолжить. Первое прикосновение было мягким и предупреждающим, а потом он почувствовал дыхание у перехода шеи в плечо, чужие пальцы сжали коленку и блять, Саня и в обычное время знал, как заставить Юру хотеть, не то что теперь, когда не отказать и не закрыться. В паху потяжелело, и каждое правильное прикосновение отзывалось ярким спазмом внизу живота и Юра старался дышать не плечами, а диафрагмой, как в зале, чтобы хоть как-то держать себя в руках. Саня куснул его в плечо, не больно, скорее игриво, и вдруг исчез, оставив Юру возбуждённым и со сбившимся дыханием. Во второй раз ждать было куда труднее, пару раз Юра даже собирался вспылить, порвать чёртов шарф на руках и подрочить нормально, но сдерживался. Он не хотел обрывать Сане игру, но боялся, что тот решит так его и оставить, надолго, пока самому не надоест, а терпения Сане было не занимать. К тому же, он-то мог подрочить, да и, кто его знает, может дрочил прямо сейчас, прямо перед ним, балдея от того, какой Юра сейчас беспомощный. От этой мысли в животе снова затянулся узел - Юра очень хорошо знал, как Саня выглядит, когда ему хорошо, и мог представить его во всех подробностях, с прилипшими ко лбу волосами и шумным дыханием, которое Юра не слышит, хотя может его и нет, хотя может оно и есть - ну вот хуй его знает. Новое прикосновение было таким же неожиданным, как и предыдущее, но другим, несмелым и ласковым, холодными пальцами по Юриной разгорячённой коже. Это был Стас - конечно это был Стас, и Юра понял это даже до того, как они столкнулись губами, потому что, в отличии от Сани, Стас пах - мокрой листвой, мхом и деревянной стружкой. А потом Стас отстранился и несколько мгновений просто держал его за плечи холодными руками, и Юра мог только представлять, что, наверное, Саня сейчас говорит ему, что нужно делать, тихо и серьёзно, а Стас - Стас, краснеет, ушами, щеками, шеей, но кивает, мол, сделаем. Юра не знал, так ли оно было на самом деле, но Стас уложил его на плед спиной, заставил завести связанные руки за голову и снова исчез. Юра поёрзал устраиваясь поудобнее - он надеялся, что его не будут снова оставлять надолго, но был готов и к этому. Плед колол голую спину, но возбуждение это не сбивало. А потом, - потом Стас взял у него в рот, и от ощущения его горла вокруг своего члена Юра чуть не отключился, настолько острым и болезненно ярким было удовольствие. Он кончил позорно быстро, со стоном, которого не услышал и хотел было расслабится, когда его снова поставили на колени, и знакомые цепкие пальцы нажали ему на щёки, заставляя открыть рот. Он старался, хотя голова кружилась, а по телу разливалась сонная истома - не поддерживай его Стас со спины, наверное он и не смог бы стоять так прямо. Саня щадил его - не оттягивал волосы и не засаживал до гланд, а Стас обнимал его, Юру, в смысле, со спины и, судя по всему, беззастенчиво использовал как грелку. В какой-то момент он сжал свои потеплевшие пальцы у Юры на члене и начал неспешно, почти лениво надрачивать ему, ещё сильнее отвлекая, а Саня всё-таки взял его за затылок и задал ритм сам. Юра почти приготовился глотать, когда Саня отстранился и кончил ему на грудь. Теперь когда Стас согрелся, его руки больше нельзя было отличить от Саниных, и Юра так и не понял, кто довёл его до оргазма, понял только, что с ним ещё не закончили. Чьи-то зубы сомкнулись на предплечье, там где кожа тонкая и ещё долго будет видно. В губы ткнулась горячая головка - Стас, Саня бы не успел так быстро снова возбудиться. Подсохшая сперма неприятно стягивала кожу на груди. Нижняя челюсть уже изрядно ныла, благо Стас долго не продержался и кончил ему на губы, забрызгав повязку. Юра облизнулся, больше рефлекторно, чем осознанно, и снова задел ранку, о которой почти забыл. Она уже не кровоточила и покрылась твёрдой тонкой корочкой. После третьего по счёту оргазма в голове не осталось ничего, кроме белого шума. Кажется, он даже отключился на пару мгновений, хотя граница между обмороком и реальностью за проведённое в темноте время истончилась почти до крайности. Чьи-то руки гладили его по лицу, мягко, успокаивающе, а потом легли на наушники, с которыми Юра почти сроднился за эти, часы, минуты, дни, чем бы оно ни было, и аккуратно сняли. - Привет, Юра, - голос у Сани тихий и хриплый, в камине трещат дрова, в об подоконник барабанит бесконечный дождь, - Сейчас сниму повязку, готов? - Всегда, - сипло отозвался Юра и закашлялся. Несколько секунд он просто моргал, вбирая в себя окружающий мир. Занавески плотно сдвинуты, в камин кто-то подкинул дров, на пледе подсыхают белёсые пятна... ...у Сани глаза, синие-синие, а у Стаса ровный, жаркий румянец заливает щёки, спускается на шею и ресницы, светлые, в белизну, почти ненастоящие. - Ты как? - спросил Саня, и у него, в глазах, в голосе, в пальцах, которыми он Юру за плечи держит, лестная, приятная тревога. - Нормально, - отмахнулся Юра, - Сколько времени сейчас? - Двенадцать, - отозвался Стас. Двенадцать. Три часа, получается, он пробыл на границе между здесь и нигде. Пиздец. - Юр, тебе надо в душ и поспать. И воды. Сань, ты его поил? Нет? Пиздец, Саня, ну кто ж так делает... Саня смотрел на них с сытой отрешённостью и, со всей очевидностью, не слушал.