Fallout: Equestria. Первый Разведывательный

      — Конечно, сержант, — полковник машинально встал смирно и отдал честь. — Рад видеть вас в добром здравии.       В ответ пегас скривился и сплюнул.       — Не думал, что когда-нибудь буду тебе «сэркать», — отбросив субординацию сказал Сноуболл. — Пошли, тут не стоит говорить — у Клаудквилла тут везде есть доносчики.       Ничего больше не говоря сержант направился в сторону ангаров.       — А я подумал, что вас направил генерал.       — Ещё чего. Я увидел как ты тащишься в штаб и просто подкараулил тебя.       У ангаров их ожидал двухместный экранолёт. Не задавая больше никаких вопросов Каламити уселся рядом с мастер-сержантом. Запустив двигатели и ведя машину над землёй Сноуболл подъехал к воротам, которые теперь напоминали блокпост, готовящийся отразить широкомасштабное наступление. Каламити был уверен, что сейчас им прикажут разворачиваться, но пегас на блокпосту кивнул сержанту, тот кивнул в ответ и выехал за ворота.       — Я так понимаю, шо генерал об этом не в курсе.       — Пусть подотрётся.       Экранолёт поднялся выше над дорогой, уходившей на юг к Хуффингтону. Мимо проносились фермы — клочки возделанной земли и домики собранные из хлама. Хозяева ферм, уродливые и мрачные отродия, стоя на порогах жилищ провожали летающую машину угрюмыми взглядами.       — Из-за этих выродков мало кто посещает город, — заметив что Каламити смотрит по сторонам пояснил Сноуболл. — Их там тьма-тьмущая. Когда строили аванпост эти фермеры тут чуть ли не саботажи устраивали. Один раз даже пришлось стрелять по толпе этих уродов, теперь они нас ненавидят.       — Почему?       — Они считают, что мы тут занимаемся биооружием, а их эта принцесска ничего не может сделать из-за страха перед президентом. И что мы их потом всех потравим и займём земли Хуффа. И куда смотрели местные Рейнджеры, когда эти муты в город пришли.       — Муты? Мутанты то есть?       — Да. У нас тут на аванпосту даже свой сленг появился.       Солнце перевалило зенит и небо было безоблачным, Хуффингтон было хорошо виден полковнику. Остатки Ядра напоминали обломки гнилого зуба, вокруг которого плоть серела от гангрены и отмирала. Каламити было хорошо видно и без бинокля, что половина зданий в городе просто руины. По ту сторону реки белела полоска Стены, за которой простирались мёртвые земли зебр. Картина была мрачной и безрадостной, ночью Хуффингтон выглядел куда лучше благодаря иллюминации за которой не было видно разрухи. Сравнение с Кантерлотом было не в пользу столицы Содружества.        Но Каламити знал, что дело не отсутствии трудолюбия у местных, а в отношении республики к своему соседу. Строительная техника и заводы были у НКР, у Содружества их не было. У республики был хлеб и чистая вода, у Содружества этого не было. Принцесса Грейс, несмотря на мощного соседа на западе и ограниченность ресурсов, пускай и медленно, но вытаскивала город из урбанистического Тартара, умудряясь одновременно с этим не идти на поводу НКР и сохранять независимость. За это стоило отдать ей должное, не каждому хватило бы смелости перечить соседу, армия которого стояла у самых границ.       Вблизи Хуффингтон производил более благостное впечатление. Посреди разрухи жители смогли разбить настоящие парки, через лет десять саженцы деревьев превратятся в настоящие дубы и липы. Двигаясь в направлении Ядра экранолёт миновал центр города и свернул в квартал, который прежде был промзоной. Сноуболл посадил машину у остатков ограждения за которым находились шаровые резервуары, на другой стороне разбитой дороги — уцелевшее здание цеха. По остаткам надписей на стене выходило, что тут до войны производили воздушные фургоны.       — Возможно тебе понравится это место, — произнёс сержант и вылез из экранолёта. — Я тут часто бываю и пропускаю рюмочку-другую.       Обогнув здание цеха пегасы вошли во внутренний двор завода, где громоздились остовы воздушных фургонов. Сержант провёл Каламити через ржавый лабиринт и вывел к небольшому панельному зданию с решётками на окнах. Над дверным проходом чёрной краской была изображена эмблема Анклава Пегасов. Увидев её Каламити остановился у входа, Сноуболл сказал ему, что беспокоиться не стоит.       — Это всего лишь бар. Там никто не будет тебя убивать, потому что ты дашит.       Слова мастер-сержанта нисколько не убедили Каламити, но он всё же спустился вслед за ним по лестнице в подвал. За поворотом путь им преградил здоровый пегас в изношенном бронекостюме со знаками отличия Анклава. Скорпионьего хвоста и защиты крыльев не было, как и шлема на жеребце. Намётанный глаз полковника тут же заметил, что у брони ко всему прочему нет некоторых защитных пластин и силовых приводов. По сути пегас носил на себе тяжёлые доспехи.       — Привет, серж, — просипел пегас и уставился на Каламити, точнее он глядел на его метку дашита. — Ты это кого привёл?       Полковник пожалел, что на нём только укороченная офицерская куртка, а не пыльник. Сноуболл встал между ними.       — Помнишь сержанта Грамблера? Это его сынок — Дедшот.       Глаза пегаса в броне широко распахнулись, он вытянул шею вперёд.       — Страйкер, не надо. Прошу тебя.       С перекошенной от гнева мордой пегас по прозвищу Страйкер стоял широко расставив ноги и наклонив голову, словно готовый к драке. Сержант продолжал ему втолковывать, чтобы он не вёл себя как тупой мул. Наконец пегас в броне всхрапнул, тряхнул гривой и отступил в сторону.       — Зачем ты привёл его сюда?       — Потому что он один из нас, хотя разъебан как и его отец.       Страйкер с отвращением отвернулся.       — Как знаешь, Пенетратор. Можешь и дальше возиться с этим дерьмом.       Двинувшись дальше за мастер-сержантом Каламити услышал музыку, играли как ему показалось на аккордеоне. Из коридора пегасы вышли в подвальную комнату освещённую потолочными лампами так что никаких тёмных углов здесь не было. Но вот мрачных личностей здесь было в достатке. За несколькими столиками на табуретах сидели мрачные пегасы, на пришедших они не смотрели. Сержант указал на пустой столик за которым он с Каламити расположился. Полковник внимательно осмотрелся и понял, что четырёх посетителей объединяет одна общая черта. У каждого пегаса было какое-либо увечье, у одного половину морды занимал жуткий шрам, у второго не хватало переднего копыта, у другого не хватало крыла, а у последнего не было задних ног. Сидя на платформе с колёсиками он то и играл на аккордеоне.       — Добрый день, серж, — прозвучал рядом голос кобылки. — А кто это с тобой?       Каламити от неожиданности вздрогнул и оглянулся. Перед столиком стояла пегаска лазурного цвета с лимонно-жёлтой гривой. Её мордочку можно было назвать красивой если бы не ожог и повязка на левом глазу. Косая чёлка, закрывавшая жуткий шрам от ожога, мало спасала её, скорее наоборот, она привлекала внимание к изъяну. Пегаска с перистыми облаками над скалистым островком на кьютимарке разглядывала Каламити с настороженной подозрительностью. Она не могла не заметить клеймо дашита, но не стала ничего говорить.       — Это один из моих бывших кадетов и мой персональный позор. Будьте знакомы.       — Дедшот.       Кобылка сморщила носик.       — Давайте без этих прозвищ. Я академию не закончила, так что для вас просто Эжер Хейз. Добро пожаловать в бар Анклава. Так как вас зовут?       — Каламити.       Пегас был уверен, что как только он назовёт своё имя, аккордеон прекратит играть, а все посетители уставятся на него, но калека закрыв глаза продолжал наигрывать «Ночь в Лас Пегасусе», а посетители продолжали цедить выпивку из стаканов, полностью погруженные в свои мысли. Но вот официантка и по совместительству хозяйка бара слышала о Каламити, настороженное дружелюбие исчезло, взгляд её стал холодным.       — Тот самый Каламити? Ведь ты же знаком с той плешивой и радиоактивной Дитзи Ду, которую теперь в республике считают героем? Передай ей от меня лично — что я приду по её душу выколю ей глаза и отрежу голову её жеребцу. И всё это на глазах у их приёмной дочери. Серж, вам как обычно?       — Да, как всегда. Будешь виски? — обратился он к полковнику, который ещё переваривал слова хозяйки бара. — Я говорю — пить будешь?       — Да, не откажусь. Спасибо.       Когда она вернулась с бутылкой и двумя стаканами мастер-сержант плеснул себе виски в стакан, полковник не спешил пробовать напиток.       — Значит здесь осели выжившие после битвы за Клаудсдейл?       — Только те, кого республика объявила военными преступниками. Только благодаря генералам они смогли покинуть НКР и укрыться здесь. Но тут в Хуффе они тоже не в почёте, местные кличут нас Оставшимися.       Каламити бросил взгляд на жеребца с аккордеоном, тот исполнял новую песню, которая ему показалась знакомой.       — Они же калеки.       — Некоторым дружкам Литлпип на это плевать. Они бы с удовольствием увидели их всех в Арбе. Они теперь сидят в Совете Клаудсдейла и проворачивают свои грязные делишки. Например Виндшир.       Каламити нахмурился.       — Не принимай близко к сердцу, — сержант повторно наполнил стакан. — Но твоя семейка какая-то ёбнутая. Отем был образцовым кадетом, а в итоге вышел придурок-придурком, который всё просрал. Ты был отстающим в Академии, копия своего отца, которому даже заведовать складом не сразу дали, а в итоге стал полковником. Виндшир был ни то ни сё, а стал конченым говнюком, как полез в политику,       Сержант покачал головой и отпил виски.       — Короче, полковник, дело в том, что среди пегасов тут есть и спецы по связи. Они без труда подключаются к Башням. И они прослушивали переговоры республиканских военных.       Каламити слушал сержанта по строевой подготовке не перебивая.       — И поэтому мы знаем, что верховное командование на ушах стоит из-за военного вторжения на севере. И несколько пегасов, одногодки Эжер Хейз, кадеты-недоучки, отправились на север в пустошь. Они хотят примкнуть к этим интервентам. Они ненавидят НКР и готовы хоть с силами Тартара выступить против республики. Они покинули Хуфф рано утром, а тут всякие калеки и мало кто может их нагнать.       — Мы отправляемся послезавтра. Мы не успеем.       — У них много вещей и они движутся пешком. Уверен, что ты их нагонишь у Крупочкино. Среди них брат Эжер. Мне некого больше просить кроме тебя. Прошу вас, полковник.       — Вот ток послушают ли они дашита?       Каламити залпом выпил свою порцию виски и поморщился, ощущая как алкоголь обжёг горло.       — Хорошо, я попробую, — не несколько секунд пегас погрузился в раздумья, а затем задал вопрос. — Сержант, а как вы думаете, я по прежнему безынициативный инфантил, каким был в академии?       Каламити наполнил стакан и выпил.       — Ну, раньше ты таким был. Я постоянно на тебя орал, что ты слабоумный идиот. Когда тебя заклеймили и дали копытом под круп я здорово повздорил с твоим отцом. Но я не думаю, что пентюх смог бы выжить в том дерьме, что творилось на поверхности. Ты пентюх где-то процентов на сорок. А с чего такой вопрос?       Вместо объяснения Каламити положил на стол сложенный вдвое листок и придвинул к Сноуболлу. Тот прочитал заявление, потом воззрился на полковника и попросил рассказать чем же он занимался с вверенными ему бойцами. Тот изложил как проходили тренировки в мельчайших подробностях, упомянув что одна кобылка получила травму. Сержант вздохнул и разочарованно покачал головой.       — Только я понадеялся, что ты стал умнее, как ты одним махом всё ломаешь. Сейчас мы отправимся на базу, ты залезешь в силовую броню и как в старые-добрые времена я тебя обматерю, обзову идиотом и поставлю в охранение у ангара.       — И мне нужно будет уйти с поста как тогда, шоб вы посадили меня затем в карцер?       — Другого ты и не заслуживаешь. Они ведь отчасти правы — ты их гонял в тренировке, а сам стоял в сторонке.       — Я и сам понимаю, шо поступил неправильно. Я просто… — полковник замолчал. — Я просто идиот и я живу в полисе в отрыве от остальных.       — А, всё-таки узнал значение слово на старом пегасьем.       — После этого стало не так обидно.       — В общем мой тебе совет — проведи с ними разъяснительную беседу. А так как они грязепони недалёкие, то они полноценные идиоты и тебе придётся бить их. Если что — ебошь сразу Бласта. Не люблю рейдеров. Будь жёстче с этими брюхоползами.       ***       Зебра-гуль вошла в комнату, где на кровати свернувшись калачиком лежала белая единорожка. У медицинских приборов сидел дежурящий подле неё гуль.       — Мир через силу познания, брат. Ты можешь идти.       Тот молча покинул жилище Элзетэр, оставшаяся с ней наедине доктор села на краешек кровати.       — Как ты себя чувствуешь?       Ответа не последовало, пони лежала глядя на серую бетонную стенку и не шевелилась. Зебра не спешила повторять вопрос, она терпеливо ожидала внимательно наблюдая за кобылкой.       — Зачем вы задаёте мне этот вопрос? Вам на самом деле нет никакого дела до меня.       Доктор промолчала. Не меняя позы пони покосилась на неё.       — И вы постоянно называете меня избранной, особой пони. Вот уже пять лет вы твердите о моём предназначении.       Продолжавшая молчать зебра по прежнему глядела на Элзетэр.       — Вы говорите, что я особая и я чувствую как моё тело меняется. Каждый день. Внутри меня что-то происходит и мне страшно.       — Вот поэтому ты и решила уничтожить предыдущее тело? Почему ты не рассказала мне об этом раньше?       — Не только поэтому. Когда я умирала чувствовала покой, чувствовала себя свободной.       — Моя маленькая пони, — в хриплом голосе зебры звучали тёплые нотки, она пригладила растрёпанную гриву единорожки. — Я понимаю, что ты чувствуешь. Когда Вечная Столица была уничтожена я думала что умираю, я была в шаге от океанов забвения. Но я выжила — облучённая, искалеченная. Я хотела умереть, чтобы не ощущать той ужаснейшей боли и отчаяния. Но Наставник смог успокоить и сплотить нас. А Пророк дал нам надежду. И скажи мне, Блекджек, могла ли обычная пони победить Даджала, которого ты зовёшь Пожирателем Душ? Пророк предвидел твою победу, он знал, что именно твой подвиг изменит мир. И тебе не стоит бояться изменений, происходящих с твоим телом. Оно копия твоего тела из Стойла, из твоей прежней жизни, ты изменилась и тело подстраивается под новую тебя. Пророк говорил, что ты в конце-концов изменишь мир. Ты особая пони.       Белая кобылка повернула голову и взглянула в глаза Нтоми, зебра напомнила ей мать которая была у той пони, которой Элзетэр себя не считала. В сознании её вспыхнуло видение где аликорн с мерцающей как звёздная туманность гривой сражался к полумеханическим исполинским драконом, сочленения которого сочились маслом и кровью.       — А Пророк — он звезда?       В мгновение ока доброе, сочувствующее выражение сменило выражение отвращения. Пони, в непонимании смотря на Нтомби, пожалела что задала такой вопрос.       — Нет! — рявкнула зебра. — Звёзды это зло! Всю историю они помыкали моим племенем, они сеяли грех в сердца смертных! Звёзды не способны на добрые поступки! Единственное, что мы можем забрать у них — это их знания, чтобы обратить против них! Так говорил Пророк! Мы обретём свободу от звёзд и станем равны им! И мы погасим звёзды!       Благожелательное выражение снова вернулось на морду доктора.       — Пророк не принадлежит к смертным расам, но он и не звёздный дух. Его имя не постижимо, так как слова не существуют в мире идей.       — Мы существуем в скорлупе слов и поэтому смысл вещей скрыт от нас, — произнесла единорожка, вспомнив скелет на троне. — Его нельзя описать, он уничтожает слова, превращая их в прах на языке.       Зебра прищурилась с подозрением глядя на кобылу-единорога.       — Не совсем верно, но чём-то ты права. Ты никогда прежде не интересовалась нашей верой. Что пробудило твой интерес?       Элзетэр собиралась уже ляпнуть, что, похоже, видела Пророка пока была мертва, но решила промолчать. По своему истолковав её молчание зебра пустилась в объяснения, более похожие на попытки привлечь нового члена в паству.       — Пророк непостижим для нас и изображаем мы его в виде треугольника с равными сторонами. А вместо имени используем понятие из древнего языка пегасов — Тетраксис. Так его называли сами пегасы-философы тысячелетия назад.       — Он старше чем Принцессы?       — Намного старше, — ласково улыбнулась Нтомби. — Он есть непознаваемая монада истинного мира.       Заметив, что слушательница уставилась на неё с тупым взглядом зебра вздохнула.       — Давай я расскажу одну историю, возможно тебе она понравится. В давние времена в землях, которые ещё были безымянны, в городе их хрусталя, чьё имя не помнит и время, жила прекрасная и мудрая аликорн, цветом шёрстки она была похожа на тебя. Она помогала всем, кто приходил к ней за советом, но сердце самой её было полно печали, не было того с кем бы она могла разделить века своей жизни. Три ночи подряд она взывала к звёздам, но те равнодушны были к её мольбам. И на третью ночь она полетела на небо. Путь её лежал мимо Солнца и Луны, за звёздную вуаль в чертоги Пророка где вместо звёзд сияют вселенные. И спросила она совета у мудрейшего, того, кто есть владыка всех границ и пределов. Выслушал он просьбу аликорна и преисполнился печалью и сказал он ей, что знает как помочь в её горе. Вернувшись в город из хрусталя ликовала аликорн, и на исходе седьмого дня, когда луны не было на небосводе, аликорн отправилась к звёздам и сорвала две юные и прекрасные звезды. Когда она принесла их в колыбель, превратились они в двух самых прекрасных на свете кобылок. Трижды возликовала аликорн и трижды воздала молитву Пророку.       Единорожка уже не столько слушала, сколько считала сколько раз в речи Нтомби проскальзывали «три» и «семь». Сама притча ей казалась весьма странной и не несущей никакого урока. Либо просто пони не улавливала суть, потому что не была довоенной гулем-зеброй. Притча рассказывала о том что безымянный аликорн не могла нарадоваться появлению малышек, но звёзды, не особенно обрадовавшись этому, стали настраивать через сны юных кобылок друг против друга, а аликорна против младшей сестры. В итоге Пророк попытался вмешаться в происходящее, когда аликорн прекратила быть такой уж мудрой и доброй, но и она и юные звёзды были уже настолько развращены, что заточили Пророка в какой-то Внутренней Пустоте.       — Эм. А можно вопрос? — спросила пони.       — Конечно, моя дорогая.       — Если Пророк настолько могущественен, то почему он не смог выбраться оттуда?       Она думала, что своим вопросом поставила зебру в тупик, но та лишь шире улыбнулась.       — На самом деле он освободился ещё в давние времена. Он бродит по сей день меж смертных и скорбит о том, что сотворили звёзды. И скоро ты сможешь увидеть его.        Единорожка пыталась не представлять себе шляющийся по пустоши равнобедренный треугольник. Нтомби собиралась продолжить, как в коридоре раздался топот и распахнув дверь в комнату ввалился растрёпанный Думиса. Гуль при его появлении прекратила изображать радушие.       — Я знать не хочу, что вы тут делали, — не переведя дух выпалил он. — Элзетэр. Отмывайся, надевай форму и дуй на плац. Полковник ёбнулся, он требует, чтобы к нему обращались полковник Дедшот. Вместе с сержантом Сноуболлом он притащил на базу какого-то пегаса-амбала в анклавовской силовой броне. И он сказал, чтобы твой белый круп через минуту был на плацу, иначе он покрасит в белый цвет меня и сделает сукой. И единорогом. Я этого не хочу.       После чего военврач выскочил в коридор, где принялся обеспокоенно нарезать круги. Кобылка ещё несколько секунд таращилась на захлопнувшуюся за ним дверь. Опомнившись она бросилась к металлическому шкафчику, где кроме военных курток и головных уборов не было другой одежды. Облачившись в пятнистую куртку и держа кепку в зубах она выскочила из комнаты, потом заглянула внутрь.       — История была очень интересная. Спасибо вам, доктор.       — Мир через силу, избранная, — произнесла Нтомби, но пони её уже не услышала.       ***       Пока они галопом неслись на плац Думиса в красках описал пегаса в силовой броне. Элзетэр не сомневалась, что тот приукрасил. По его словам пегас был крупнее, чем капитан Бласт и морда у него была такая, словно он завтракает живыми жеребятами земнопони.       Слова зебры оказались недалеки от истины. Когда они прибежали на плац, единорожка воочию увидела того пегаса и он действительно был больше, чем капитан. В чёрном бронекостюме пускай и без шлема и скорпионьего хвоста жеребец с шерстью свинцового цвета и пепельной гривой производил жуткое впечатление. Он заметил единорога и зебру и стального цвета глаза впились в них как радары слежения в воздушную цель.       Каламити в своей широкополой шляпе и офицерской куртке сейчас был неотличим от сержанта Сноуболла. Жеребец лазурно-синего цвета стоял у другого бока пегаса в броне, отчего тот на их фоне казался ещё выше.       — А вот и наша любительница самоотверженных героических поступков! — воскликнул Каламити, единорожка готова была поспорить, что он был слегка пьян, тем более в пьянстве у неё был большой опыт. — Рядовой Элзетэр выйти из строя!       Она выполнила его приказ.       — Ко мне! Пассажем марш!       Оказавшись перед Каламити кобылка явственно ощутила запах алкоголя, причём пахло не только от него, а ещё от сержанта и гиганта в броне.       — Рядовой! Если вздумаешь ещё раз сотворишь что-нибудь как в первый день тренировок, то я всю твою оставшуюся жизнь превращу в филиал Тартара! Ты меня поняла?!       — Сэр, да сэр, — нацепив на мордочку привычное выражение безэмоциональности ответила она.       — Что ты промямлила, рогатая?! Обращайся ко мне полковник Дедшот! Ты поняла?!       — Так точно, полковник Дедшот!!! — выкрикнула она.       — Встать в строй! — пегас продолжал надрывать горло. — А теперь слушать меня, вы, тупые грязепони! Если вас не устраивали тренировки и то, шо я не участвую в них, то теперь вам крупно повезло! Сегодня мы с вами настолько близко познакомимся, что я заменю вам отца и мать, а винтовка станет вашей кобылой, с которой вы будете спать и вы дадите вашему оружию имя! Ясно?!       — Так точно, полковник Дедшот!       — С этого времени никаких больше тренировок с жеребячьими игрушками! Мы отправимся за территорию аванпоста с боевым оружием в «жёлтую зону»! И вы должны будете там выжить! Насчёт себя я уверен, а на вас мне насрать! Во всяком случае если дикие гули и всякие муты сожрут вас мне не нужно будет хоронить падаль, которой вы являетесь! Вместе со мной за вашими страданиями будет наблюдать мастер сержант Пенетратор и сержант Гранит! А теперь галопом марш в арсенал получать снаряжение!       Когда три пони и зебра умчались полковник откашлялся.       — Не представляю как вы всё время так орёте, сержант. Ну как вышло? Я не слишком перегнул палку?       Гранит только брезгливо поморщился.       — Ничего подобного, полковник, — ответил Сноуболл. — Я бы ещё жёстче с ними обошёлся. Они бы меня землю жрали и плакали.