Две осени Тибальта

Лето ушло. - Лето ушло, – мрачно проговорил Тибальт, разглядывая случайно упавший на подоконник красный листок. Послышалось знакомое хмыканье. - А ты надеялся, что оно будет длиться вечно? - Может быть, – отозвался Родетти, оборачиваясь на голос. Черные глаза Валенцио глядели с насмешкой. - Увы, братишка, это естественный ход вещей. Не будь мечтателем. - Не будь змеей, – ответил в тон Тибальт, угрюмо поморщившись. «Шутки» брата, если так можно было назвать эти беспричинные и несмешные подколки, его постоянно раздражали. - Как желаешь, – пожал плечами Валенцио, тоже посмотрев в окно. По лицу мелькнула тень. - Возможно, ты и прав в своем раздражении, – задумчиво протянул он. – Действительно, отвратное зрелище. Сначала вроде бы даже продолжение лета – тепло, свет, сухость. Кажется, что праздник: листья, трава – все так ярко, так красочно. А затем… Промозглый воздух, сырость, грязь, – брезгливо закончил брат. – Ничего хорошего. И эта яркость…. Тоже неприятна. По глазам бьет. Красный, желтый, коричневый, зеленый. А потом серый. Тибальт промолчал, продолжая мрачно смотреть на пейзаж за окном. - Эй? – младший Родетти дернул неопределенно плечами и процедил сквозь зубы: - Я пойду. - К братьям Чертелли? – вновь усмешка. - Все равно. - Ну удачи, что, – громко хмыкнул Валенцио и вернулся к отложенной книге. Тибальт бросил на него злой взгляд, отвернулся от окна и направился к выходу из дома. Вольный ветер танцевал в городе, в своих холодных невесомых руках беря ворох пятнистых листьев и разбрасывая их по сторонам, смеясь и издеваясь. Кто-то разлил золото в небесах, перемешав его с соком кровавых ягод. Солнце уже прошло точку зенита. Скоро багрянец кровью окрасит облака по линию горизонта. Кровь. Вино. Золото. Песок. Эти два цвета царствовали пока в Вероне. Тибальт сморщился. Не любил. Бабье лето – неверный свет. Скоро дождь, скоро слякоть. А сейчас осень лишь копирует движения танца лета. И это безоблачное небо – лишь голубой шелк, который кто-то накинул на пыльный купол. Что хорошего в этой осени? Что находят в ней меланхоличные романтики? Печаль, тоска, грусть…. Все самое темное выходит наружу в такие проклятые дни. Воспоминания о зле и боли. Тибальт ненавидел ложь ранней осени. И ненавидел правду поздней. Он внезапно остановился и поднял глаза на небо. Безоблачное, чистое, высокое и светлое-светлое, небо бывает таким только осенью. Криво усмехнувшись, Тибальт завернул с прямого пути на площадь и направился к чаще сикомор, растущей за западными вратами города. Под его ногами шуршали листья, выдавая его ветру, который разнесет этот шум по округе, и все поймут, что он уходит. Предательский треск листков этой сухой бумаги. Все сухо, все засохло. Но где-то пахнет дождями. Осень – время смерти, старости, меланхолии – всего того, чего Тибальт внутренне боялся и не любил. Золотистая паутина осени оплела собой лес, эти тонкие ниточки, зацепившись за корявые ветки и кору, лишь чуть колебались, повинуясь движению воздуха. Но листья не путались в этой канве – нет, они, проклятые, падали на землю, продолжая покрывать её этим одеялом. На взгляд оно так красиво – будто витражные рисунки в окнах, только свет отражается от красных и оранжевых стеклышках. Но что под первым слоем? Грязь. Насекомые. Гниль. Расплавленное золото покрыло небеса и стекло на землю…. И свет, солнечный свет отражался от этой жидкости, как в зеркале… Внезапно Тибальт острым слухом кошки уловил какие-то звуки в глубине чащи. Он недоуменно остановился, прислушиваясь. Кто-то тихонько читал себе под нос не то стихи, не то молитву. Тибальт оторопело осмотрелся и, движимый любопытством, последовал на звуки. Пройдя дальше по тропинке, он заметил какую-то фигуру за ближайшим деревом, поэтому Тибальт медленно и осторожно, чтобы листья не выдали его присутствия, подошел ближе и заглянул из-за ствола. Старый знакомый, по совместительству – старый неприятель, шут Меркуцио Скалигер что-то увлеченно чертил палочкой на земле, бормоча нескладно какие-то строчки. Тибальту захотелось презрительно фыркнуть и после этого гордо удалиться, когда его взгляд зацепился за эти неровные кособокие знаки, которые появлялись на зыбком песке, недолго сохранявшем эти переданные слова – ветер смеялся, листья падали рядом, и усилия оказывались тщетными. Внезапно Тибальт неудачно шагнул вперед, и под ногой хрустнула ветка. Меркуцио Скалигер быстро поднял голову. В первую секунду его серые глаза было трудно назвать доброжелательными – гнев и раздражение от того, что его прервали. Затем он фыркнул и неожиданно весело воскликнул: - С осенью вас, синьор Кошачий Король! - Не думаю, что осень – это то, с чем можно поздравить, – хмуро проговорил Тибальт, даже мысленно не оскорбившись на прозвище. Привык. А надрать уши шуту он всегда успеет. Даже, может быть, и сейчас. Это же так привычно. - И именно поэтому я повторно вас поздравляю с осенью! – задорно отозвался Скалигер, лукаво ухмыльнувшись. Внезапно глаза его сузились, стали подозрительными и настороженными: - Вы здесь ко мне или так прогуливаетесь? Вроде бы я дуэлей вам не назначал, поэтому не понимаю, что вас могло ко мне привести. Неужто Нот резвится? - Не понимаю ваших шуток, синьор Скалигер, – с заметным недовольством проговорил Родетти. Шутки Меркуцио раздражали его примерно в той же степени, что и подколки Валенцио. Даже больше, ибо Валенцио был родным братом, а Меркуцио Скалигером – лучшим другом его кровных врагов. - Это лишь значит, что у вас нет чувство юмора, синьор крысолов, – ухмыльнулся Скалигер. – Так соизволите ответить? - Просто я гулял. Это запрещено? – получилось грубо. - Абсолютно нет, хотя я бы запретил Капулетти гулять по общественным местам, если бы я был герцогом… – Меркуцио откинулся на ствол, как на спинку стула, и с усмешкой смотрел на Тибальта, чье лицо залилось багрянцем под стать деревьям в округе. - Это оскорбление! - Что вы, это только мечты, – он завел руки за голову и закрыл глаза, все так же ухмыляясь. Это вообще что за наглость?! - Синьор… - Может, вы хотя бы сядете? – раздраженно перебил его Меркуцио, открывая глаза. – Что вы над духом стоите, черт побери? Мне это не по нраву! Либо сядьте уже, либо валите. - Не грубите мне! – мигом ощетинился Тибальт, но тут же переспросил недоуменно: – Мне можно сесть? - Ради Бога! Осень же! – совсем непонятно к чему добавил Скалигер. Родетти, недоверчиво смотря на врага, все-таки присел рядышком, тоже прижался к дереву и огляделся. Небо неровными оборванным лоскутками виднелось в переплетении веток, которые прочным навесом укрыли сидящих юношей. Почему-то эти клочья тоже были чуть желтее, чем обычное полотно небес – и не понятно, это листья отражали свет, отчего сияли кромки, или кто-то провел обмакнутой в золотую краску кистью по куполу. Ветер резвился, кружа поднятые с земли рыжие лоскутья, безжалостные оторванные от дурно сшитого одеяла, ветви бились друг о друге. Шуршали листья. Подымалось рваное полотно, будто служанка госпожи Осени вытряхивала пыль из ткани. Меркуцио блаженно улыбался, крутя в руках за черенок лист. Тибальт горько осматривался, прощался с летом. Не хотелось. Очень не хотелось, потому что лето – счастливая пора. Когда кипит от жары кровь, когда разум пьян от теплоты. Родетти зябко поежился, будто Зима, жестокая вышивальщица и ткачиха, иголкой из стального льда кольнула ему быстро-быстро несколько раз по руке. Не до крови – до боли. - Что вы так нахмурены? – внезапно спросил у него Меркуцио, подняв веки. - Не ваше дело, – резко отозвался Родетти. Тот фыркнул: - Какая гордость. Какая спесь! - Синьор… - И сразу обижаться! Я поражаюсь, – враг хмыкнул. Что же ему все смешно?! Тибальт сквозь зубы процедил: - Тогда объясните мне, что меня должно радовать в осени. Меркуцио приподнялся, непонимающе посмотрел на Тибальта и протянул: - А почему не должно? - Синьор, мне не нравится ваша манера отвечать вопросом на вопрос! - А мне не нравится ваша резкость, грубость, гордость и самомнение, но, черт побери, даже я веду себя приличнее, чем вы! – раздраженно отозвался шут. Затем внезапно нахмурился и поглядел на небо. Затем задумчиво проговорил: - А чем вам не нравится вот эта погода? - Зима скоро, – с ходу ляпнул его враг, первое, что в голову пришло. И самое искреннее. - Это нормально. Радуйтесь пока осени. - Не могу, – резко отозвался Тибальт. – Что в ней хорошего?! Меркуцио вскинул бровью, но сделал паузу. Затем ответил все-таки: - А вы оглянитесь. Посмотрите на яркие листья, посмотрите на яркий свет. Разве это не славно? Знаете, – неожиданно повернулся он к Тибальту, – осень, эта рыжая и бесстыжая синьорина, очень… разная. Для меня это вот этот свет, буйство красок, когда все будто залито легкой невесомой смолой, скоро застынет этот свет, станет янтарем. Такая осень для меня радость. Для меланхолика это повод поразмышлять о бренности бытия, поэтому для него это мрачная пора перехода к смерти – к зиме. Для кого-то (здесь Меркуцио заметно замялся, неожиданно нежно улыбнувшись)… для одного человека это повторное крещение, чтобы войти в дом уже другим, поэтому для него осень – дождь, грозы, чистый воздух после молнии, которая сожгла в нем всю пыль и грязь. Осень – поразительное время. Это время веселой грусти и грустного веселья, это противоречия, это и мрачное небо, и это свет, отражающийся от рыжих листьев. Вот что для меня осень. Вот почему я её люблю. Тибальт недоверчиво покосился на болтуна. Тот ухмыльнулся, но затем мечтательно повернулся лицом к небу и солнцу. - Но… это так грустно, расставаться с летом, – как-то не обсуждаемо глупо и честно произнес Тибальт, тоже вглядываясь в навес над ними. Там ветка так переплелась с другой, там образовала кривой крест с третьей. А небо все равно видно клочьями. - Грустно, – не стал спорить Меркуцио, все равно улыбаясь. – Но кто бы выдержал вечное лето? Вечную жару, духоту? Я люблю лето, но нет, синьор, я не хочу жить в таком мире. Господь да простит мои слова, в аду ещё успеется пожариться. Тибальт неуверенно хмыкнул, но тут же взял себя в руки. Меркуцио снова прилег, уже на землю. - Вам не пыльно, или для вас это нормально? – попытался подколоть его Родетти. Неудачно. - Абсолютно, – умиротворенным голосом пробурчал Меркуцио. Тибальт покачал головой, успев тысячу раз проклясть тот момент, когда он вдруг разговорился со Скалигером, и прислонился к дереву. И просто смотрел на небо. - А красиво, – неожиданно даже для самого себя признался Родетти. Меркуцио, не открывая глаз, пробурчал: - Ага… - Но вы закрыли глаза! - Но я чувствую на себе лучи солнца. И знаете – так спокойно и славно вздремнуть на природе! Жаль, что вокруг одни зануды, для которых это, видите ли, непристойно… - И много их? - Валентин, Парис, вы… Достаточно, – наотмашь взмахнул рукой Скалигер, приоткрыв глаза и ехидно взглянув на Тибальта. Тот от возмущения чуть не поперхнулся: - Я?! Зануда?!! - Ладно, вы суровый воин из геройских баллад, вы горды, смелы и вообще суровы до невозможности. Да черт побери, так нельзя жить! - Синьор шут, а вы… - Легкомысленный болтун, балагур, арлекин, идиот. Я всегда говорил, что я идеален… Тибальт аж опешил от такой наглости. А тот… улыбался, черт его подери! - Синьор, – угрожающе начал Родетти, но Меркуцио его перебил: - Господи, ну не начинайте снова! Завтра вы мне опять это скажете в лицо, можно отложить! - Вы сегодня как-то слишком благодушны, – фыркнул Тибальт. Получилось невпечатляюще. - А почему нет? – лукаво спросил Меркуцио. Внезапно он приподнялся, огляделся и, к изумлению и так потрясенного Тибальта, стал собирать упавшие рядом с ним листья. - Шут… - Тихо! Понюхайте! – Скалигер резко сунул прямо под нос букет из листьев сикомор. Первым движением Родетти было зажать нос, чтобы не учуять удушающий мерзкий запах прелых сырых листьев, но затем он случайно втянул в себя воздух. И удивленно поднял глаза на улыбающегося Меркуцио: - Пряный, – отметил он с изумлением. – Странно. Я думал, запахнет гнилью. - Еще не настолько сыро, синьор, – со смехом отозвался Скалигер и резко вскочил на ноги, чего Тибальт не ожидал никак. И с каким-то детским озорством разбросал охапку листьев. Часть из них упала прямо на Тибальта, часть из них подхватил ветер, унося их дальше, чтобы принести весть, что осень, новая хозяйка, пришла, другим краям. Сказать это Адидже, сказать это другим городам вольной Италии… - Синьор, это уже перешло все границы! – воскликнул, мигом вспылив, Тибальт, отмахиваясь от этих легких золотых украшений. А Меркуцио уже стоял у дерева этак в двенадцать локтей от дерева, где он сидел минуту назад. И улыбался. Тут на него упал луч солнца, и Тибальт с удивлением заметил, что каштанового цвета кудри Скалигера превратились в медные. Как листья, как солнце. Как осень. - Вы вызовите меня на дуэль за эту шалость? – с насмешкой проговорил он. Тибальт вымолвил: - Нет, лишь спрошу… Вы, случайно, не сама Осень? Какой глупый вопрос.… Но Меркуцио лишь засмеялся. - Увы, синьор, но лишь для вас увы! Иначе бы вы были лишены несчастья лицезреть меня остальные три сезона! Тибальт же хотел издать смешок, когда осекся – ему не положено смеяться. И вообще! - Надеюсь, мы все равно враги, верно? – угрожающе спросил он. Скалигер хмыкнул: - Естественно. Вы мне все равно не нравитесь. Мне противны ваши качества, которые вы всячески взращиваете в себе, мне непонятны ваши устремления. Вы все равно хотите отправить на тот свет моих друзей, – в голосе неожиданно прозвучал гнев. – Вам все равно хочется обагрить и так украшенную кровавыми пятнами осеннею землю. Нет, синьор крысолов – мы враги. - Пока что-то не изменится? – зачем-то спросил Тибальт. - Пока что-то не изменится, – с какой-то странной легкостью согласился Скалигер. И улыбнулся, будто не помнил обид. И послышались удаляющиеся прочь шаги, звук которых смягчали листья… И Родетти понял каким-то неосознанным уголком души, что именно так улыбается и так уходит ранняя осень – светло, со смехом, без зла. И все золотое, яркое, веселое…. И поэтому он тоже едва-едва, краем рта улыбнулся вслед этой самой осени.