Две осени Тибальта

Тяжелое серое небо придавливало всех жителей Вероны, шпили церквей протыкали его насквозь. Немилосердное, оно казалось слишком близким, будто крышка гроба. Нет простора, нет высоты – лишь давящее белое одеяло из жестких перьев. В такие дни жестоко болела голова, точнее – ноюще гудела, не в силах выдержать такую тяжесть. Тибальт, растерянно крутя в руках нож, сидел в кресле. Минутой назад у них вышел очень неприятный разговор с братом, который, в очередной раз вспылив ни за что, ни про что, куда-то в раздражении ушел, слава богу, хотя бы не театрально хлопнув дверью. И хоть уголком сознания брат его прекрасно понимал, что Валенцио всегда как «на иголках», а уж в ноябре – тем более и что просто старший Родетти еще хуже переносил это тяжелое небо, Тибальт был зол и сердит на него. Разговор в который раз зашел о братьях Чертелли, друзей Тибальта, которых Валенцио просто терпеть не мог. Как всегда – упреки, защита и обвинения, и все, как всегда, – на повышенных тонах. Воистину, житьё братьев всегда было очень сложным, то цапались, как две кошки, то вполне мило беседовали, подчас доверяя друг другу то, что Тибальт не мог сказать Петруччо Чертелли и что Валенцио просто не мог никому сообщить. Непонятно, отчего такое – то ли так похожи, то ли строго наоборот. Сейчас они поссорились. В общем, привычно. Валенцио ненавидел позднюю осень – он ненавидел сырость, слякоть, дождь, морось, постоянную серость везде. Октябрь и ноябрь всегда навевали на него тоску, все самое горькое возвращалось к брату, все, что испепелило лето солнцем и смыла водой весна. В это время он был как никогда близок к той грани между «чуть-чуть выпил» и «вдребезги пьян». В этом братья были очень похожи. Тибальт неприязненно посмотрел в окно. Голые ветки мерно стучались в одну закрытую ставню, а её вторая половина чуть покачивалась - то ветер, смешливый странник, вновь забавлялся. В щелке было видно пасмурное хмурое небо, тяжелое, как саван – и, запутавшись в нем, не выберешься. Ветер донес до него еще одну весточку – приглушенный запах холодного дождя. Еще чего не хватало! И будут барабанить капли по крыше, по стенам, снова размоется дорога, превратится земля в мерзкую липкую грязь, лужи обратятся в моря, вода не даст и шагу вступить. Только дураки радуются дождю – думают, принесет облегчение. Нет. То не вода в купели при крещении – лишь грязная соленая водица, которую выжимает неведомая прачка из небесной канвы прямо на них. Ушла пора теплого, горького, но светлого бабьего лета. Стало хуже. Много хуже. Валенцио долго не приходил, заметил Тибальт и тяжело вздохнул. Придется идти искать братца. Опять в таверне. Только в какой? Валенцио никогда не бывал в местных, находящихся неподалеку трактирах, куда часто наведывались Тибальт с друзьями. Тибальт подозревал, что тот ходит на другой край города, чтобы не пересекаться даже переглядами с остальными молодыми Капулетти, с которыми Валенцио умудрился окончательно рассориться. Тяжело жить в городе, где все друг друга ненавидят! Но ты не имеешь право так сказать. Не имеешь право выкрикнуть в небеса. Даже на молитве к Богу обратиться – и то украдкой, обманом. Не имеешь право. Черт… это осень навевает такие мысли? Тибальт ненавидел Монтекки. И из-за кровной вражды, и из-за того, что их идеалы, их маски, их черты характера были ему чужды. И лицемерие их его выводило из себя. Он был честен – Монтекки он действительно не любил. Но одно дело недолюбливать, не понимать, не терпеть, ненавидеть лично, и совсем другое – желать всем сразу мучительной гибели… Точно, осень, дурная гостья, вошла в его дом непрошено, положила ему на голову свои ледяные ладони, пахнущие гнилыми настилом листьев и мокрой землей, и стала ему нашептывать на ухо какие-то глупые тоскливые мысли, которые черным ядом лились, перемешиваясь, в крови. Он повернул голову к двери и нахмурился. Кто зашел в его дом? А кто сейчас выйдет, прогнанный, спущенный с лестницы? Осень? Как можно прогнать эфемерную сущность? Как можно выгнать эту скользкую даму? Как прогнать ундину с человеческими ногами, с переплетенными в мокрых седых волосах оранжевыми, как огонь, который совсем тут не в тему, листьями? Она смотрит на тебя с тоской и грустью – не так, как улыбалась она в начале своего правления в Вероне, светло и весело, празднично украшая свой дом. Все, хватит! Пустые размышления! Нужно найти Валенцио. Тибальт резко поднялся с места и зашагал к двери. И нарочно шагал четко и сильно, словно растаптывал свои мысли. На улице было душно. Небо накрыло их так плотно, что и нет просвета, да оказалось все еще хуже – было холодно. Тибальту казалось, что он с минуту на минуту задохнется, и он зябко кутался в плащ, спасаясь от игл прохлады. А воздух был плотным… Он заглядывал в каждую таверну по пути. Заглядывал, осматривался, затем хмыкал и сразу же уходил. Он не понимал, чего это он. И зачем ему Валенцио? Все равно же тот вернется вскорости, злой, раздраженный и пьяный. Зачем ему встреча с ним? Но он шел. И искал он, правда, все-таки не брата. Но что? На улицах пустынно. Все почувствовали, что приближается дождь, что скоро сшитые как попало лоскутки небес, то светлые, то темные, распорет стальная, накаленная до предела игла молнии. Никого не было – даже слуги и посыльные не сновали привычно по улицам. От этой пустоты стало еще более тошно. Ветер донес до него какой-то мерзкий запах. Кто-то сжег то ли свечку, то ли бумагу, и серый пепел смешался с капельками воды в воздухе. Тибальт попытался отмахнуться от этого флера, но вскоре обреченно закашлялся – это было невозможно. Воздух был вязок и прозрачен. Не в силах больше идти, он побежал. Лишь бы скрыться прочь из этой захлопнувшейся шкатулки, где темно, душно и пахнет плесенью… - Да черт подери! – не выдержал Родетти, когда, неудачно завернув за угол, он столкнулся с еще одним человеком. Он отшатнулся и раздраженно посмотрел на прохожего. Темно-синий, практически черный плащ, рука на эфесе и удивленный и вместе с тем спокойный взгляд светло-карих глаз. Вот ведь принесла нелегкая. - Монтекки, смотрите, куда идете! – резко выпалил Тибальт. Синьор Безволио пожал плечами и до скрежета выдержанным тоном ответил: - Синьор, если я скажу, что просто проходил мимо и отнюдь не ждал вашего появления, вы мне не поверите и скажете, что я нарочно прошел мимо этого места именно в тот момент, когда вы так из него… вышли. Тибальт уже открыл рот, чтобы сказать опять что-нибудь резкое, но тут же опустил плечи и тяжело вздохнул: - Поверю. Бенволио Монтекки удивленно покосился на кровного врага. Видно, он не ожидал такого от задиры-Родетти. Поэтому он кашлянул, не то от сырости, не то от смущения, и с явным намерением удалиться прочь склонил голову и сделал шаг назад. Но Тибальт, оторвавшись от своих горьких размышлений, внезапно спросил, сам того не желая, как всегда, случайно, сгоряча: - Отвратная погода, не так ли? - Вас интересует мое мнение? – непонимающе проговорил Бенволио, судя по напряженному, как струна, голосу, ожидая подвоха. - Вы не поверите, да, – раздраженно отозвался Родетти. - Я лично считаю, что погода неплоха, – осторожно, будто подбирая слова, начал Монтекки, подозрительно поглядывая на врага. - Да ну? И что же «неплохого» в том, чтобы мокнуть? – фыркнул как-то криво Родетти. Черт, ну как это у Валенцио так хорошо получается?! И почему он вообще завел эту беседу ни о чем с врагом, с Монтекки? Он должен его вызвать на дуэль… да почему сейчас осень вокруг ему представлялась куда худшим врагом, чем все Монтекки вместе взятые. Господи, кажется, эта старуха его с ума свела… Старая дева с мертвым лицом, обрамленным седыми, с редкими рыжими нитками волосами. Молчание. Ветер попытался поднять вихрь, но как-то слабо, неуверенно. Трудно ему пробиться сквозь этот вязкий воздух. Листья не шуршали, не выдавали ничем своего присутствия. Тяжелая, как и эти небеса, пауза. Тем временем Тибальт внимательно смотрел прямо в глаза Бенволио. «Болотный» – внезапно вспомнилось ему слово, которым нарекали подобный цвет. Светло-карий с каким-то еще непонятным цветом, то ли зеленым, то ли серым, и не разберешь. Особенно сквозь эту стену осеннего промозглого воздуха между ними. - Я не слишком понимаю… – проговорил Бенволио, но Родетти его перебил: - Ближе к делу. Скажите мне – как вы относитесь к осени? - Зачем вам знать мое мнение касаемо времени года? – холодно и вежливо поинтересовался Монтекки, отчего Тибальт заметно вздрогнул – он никогда не любил эту проклятую сдержанность, ему вообще это было чуждо. - Не знаю, – опустил плечи Родетти, честно и прямо, с каким-то недоумением от этой всей глупой фарсовой ситуацией. Молчание. Монтекки отвел глаза и с каким-то интересом стал изучать небо над ними. Тибальт тупо разглядывать стену переулка. Тронул её пальцами. Холодный мертвый камень, обжигающий именно своим льдом. Осень сделала его таким. - Синьор, возможно, это станет для вас ответом,… я люблю осень. Хмыканье. - Почему-то я не сомневался. - Почему? – удивление вперемежку с интересом. - А вы такой же, – сразу же сказал Тибальт, тоже переведя взгляд на небо. Ткань скоро не выдержит скопившейся влаги, скоро порвется. Монтекки лишь ухмыльнулся без смеха. Не стал уточнять, что значат эти парадоксальные слова: «такой же, как осень». Снова тишина. Вокруг не было ни души, кроме них, двух врагов, которые почему-то пока отложили старые распри, оставили остывать горячий после прошлых битв клинок в ножнах и просто разговаривали о пустом. Об осени. - Вы не любите осень? – внезапно спросил Монтекки. Кажется, ему не было любопытно услышать ответ, но черт знает, что под этой доброжелательной маской. - Ненавижу. - Почему? - К чему расспросы? - Око за око. Вы меня тут допрашивали. Хотя, если вам неприятно, можете молчать. - Потому что это смерть, – практически не слушая слова Монтекки, начал Родетти, недовольно убрав волосы, которые упали прямо на глаза. – Скоро зима, и холод уже тут как тут. Я ненавижу осень за это. За сырость. За холод. За дождь. За туман. За обреченность и вновь открытые раны. За серостью. За воспоминания. Глупая, глупая откровенность! Тибальт тут же прикусил язык, поняв, что сказал слишком много. А впрочем… все это и так было глупым. Куда уж дальше. Глаза Монтекки почему-то чуть потеплели, по крайней мере, излишняя осторожность исчезла. Он положил ладонь на стену и снова вскинул голову. - Понятно. Даже слишком. Внезапно раздался громкий раскат грома, и молния отразилась на стене. Тибальт непроизвольно одернулся, будто от змеи, и тут же его лицо залила краска стыда за этой страх. Улыбка чуть тронула уста Монтекки. Из его глаз пропали холод, настороженность и подозрительность, и Тибальт не узнал бы своего старого знакомца, если бы не стоял с ним рядом и не увидел это изменение. - Что вы улыбаетесь? – не удержавшись, непонимающе спросил Родетти. Тот перевел свой взгляд с небес на врага, и даже тени прежнего недовольства и прочего не появились в этих болотных омутах. Точно молния его ослепила, и он забыл, что кровный враг перед ним. - А почему бы не улыбнуться? – мягко спросил он. Доброжелательно, полностью доказывая свое имя. - Я не понимаю, – продолжал упрямо гнуть свое Тибальт, понимая, что это все – пустые беседы, но ему захотелось что-то доказать… или осознать. – Что для вас осень? Молчание. Затем Монтекки как-то хрипловато (от холода ли?) начал: - Что осень? Для меня это… перелом. Да, это преддверье. Знаете, может, это покажется вам глупо, но я люблю именно такую позднюю мокрую осень, которую вы так ненавидите. Осень – конец круга, это… очищение. Чтобы войти в дом новым. Почему-то ему было трудно говорить. Ему было трудно открываться, трудно говорить о сокровенном, о том, что ему не казалось глупым. Может, он боялся, что Тибальт поднял бы это на смех? Серьезно ошибался Бенволио – но откуда ему знать?.. - Без осени не будет ничего. Не будет зимы, новой весны и столь обожаемого вами лета. Осенью бывает тихо – как никогда. Для меня это покой, который и в самый громкий ливень останется покоем и тишиной… - Вы любите тишину? - Куда больше, чем пустые сколки, – с какой-то горькой насмешкой проговорил Монтекки. Тибальт сразу же нахмурился и внутренне собрался отражать удары. Но Монтекки не стал продолжать свою мысль, он снова поднял глаза на серое небо. - Что еще? – поторопил его враг. Что ему нужно? Что он хотел услышать? Он честно не понимал Монтекки – не только потому что тот его кровный враг, но и потому что их характеры и идеалы располагались аккурат на разных концах доски для игры в эту мудреную индийскую штуку… - Что еще для меня это время значит? – он словно задумался. – Знаете, это время позволяет думать. Не смейтесь. Осень – время не тяжелой грусти, как вы себе представляете, а легкой задумчивости. Она навевает воспоминания, и именно осенью приходится решать, что ты возьмешь с собой в новый год. Осень – время перехода. - И вы любите эту сырость? Эту серость? - Люблю, синьор. Люблю… и лучше не просите объяснить почему. Мне лично безумно сложно объяснять, почему я что люблю, а что-то – нет. - Вам вообще сложно что-то говорить. Вы не из разговорчивых. - Есть такое… Внезапно они оба вздрогнули и снова подняли взоры на небо. Снова молния, гром. А потом они оба услышали один и тот же повторяющийся монотонный звук – это капли стучались в дома.… Где-то там наверху разбился хрусталь, и затупленные осколки полетели к земле… - Дождь, – с каким-то удивлением произнес Тибальт. Точно не мог поверить, что дождь – не просто какой-то далекое, практически сказочное явление, а здесь, тут… - Вы наблюдательны, – с беззлобной ухмылкой отозвался Монтекки, смотря по сторонам. – Может, пойдемте? А то стоим, без дела, без разговора. - Но мы тогда попадем под дождь, – удивился Родетти. - А вы боитесь воды? – снова эта мягкая улыбка. - Конечно, я же крысолов, – решил пошутить Тибальт, но все равно опасливо смотря на эту серую штору, которая в мгновение ока закрыла сцену перед ним. Что она ему несет? Может, это его гибель? Осень же.… А что есть осень? Для каждого – свое. - Синьор, – с каким-то укором произнес Бенволио. – Неужели вы решили всерьез заделаться кошкой? - Да нет… Черт, что я делаю? - Творите всякие непотребства. К примеру, не деретесь с Монтекки. - Грех. Бесспорный грех. - Будете сейчас его исправлять? – и Тибальт с удивлением заметил, как потускнели глаза Монтекки. Как дождь. Появилась пелена, снова появился холод. И что-то еще… Усталость. Смешно. Он ничем не выдал своей досады – даже в глазах вновь появилась простая доброжелательность. Простая и неискренняя. Все то, что в нем так сердило… - Нет. Просто завтра исповедуюсь, – и смело вышел из-под защиты стыка крыш. Он не увидел удивления Монтекки. Просто тот вскоре оказался рядом. Они просто шли. Мигом намокла одежда, волосы свисали сосульками. Он не знал, зачем он сделал это – и почему поддался на слова Монтекки. Глупец Родетти. А впрочем… почему бы не воспользоваться предложением самой хозяйкой этого времени? Точнее, хозяина… - Успокойтесь, синьор, – внезапно услышал он голос Бенволио, – враг всегда враг, это понятно даже мне. Мы все равно никогда не сможем понять друг друга. - Да, – согласился без ропота Родетти. – Не сможем. Дождь смывал их следы, бил по листьям, заставляя упасть те, которые, стойкие, остались после атаки ветра. Неожиданно Тибальт остановился и втянул в себя воздух. Гарь исчезла. Веяло холодностью льда и какой-то свежестью. Вязкий тяжелый воздух был разорван в клочья. Его разорвала молния. Его смёл дождь. Вся пыль опустилась на землю, оставив воздух чистым. Рядом шел Монтекки, который улыбался. Просто удивительно, как мало иногда нужно человеку, чтобы обрести счастье. Быть в своем времени. Дождь все шел, шел, шел…. Барабанили капли. Стук, стук, стук… Свинцовые небеса над головой. Но, краем глаза, Тибальт углядел появляющиеся светлые прорехи в кованых доспехах небес. Быстро наполнились ямы в земле, а в них плавали красные листья. Как кораблики, честное слово. Поддавшись какому-то внутреннему порыву, Тибальт наклонился и выдернул из воды один листок. Грязная вода стала медленно стекать с пальцев Родетти, но он и не приметил такую мелочь. Он приблизил листок к лицу и принюхался, пытаясь уловить тот пряный запах ранней осени, той опьяняющей, щедрой на дары поры. Но тот запах был заглушен другим, который присущ именно этой осени – запах воды, сырости и тумана. И хрусталя. Какой-то чистоты, будто ветер принес с моря аромат соли… - Не буду вам больше досаждать, – неожиданно проговорил Монтекки, и Тибальт еле уловил его отдаляющиеся шаги сквозь нескончаемый перебор дождя. Родетти обернулся и уже хотел сказать «Подождите», когда осекся. Пару секунд молчания. - Скажите… вы давно знакомы… с этим? Тот обернулся и задумался, смотря по сторонам и наверх. - Уже не вспомню, – внезапно отозвался он. Тибальт кивнул, приняв к сведенью этот практически ничего не значащий ответ. Монтекки повел плечами и внезапно улыбнулся. Одними краешками рта, сдержанно и точно закрыто ото всех. Затем он отвернулся, и шаги снова затихали из-за воды… Родетти стоял, как идиот, и смотрел вслед своему врагу. Поздняя осень со светло-карими глазами и потускневшим синим плащом вскоре исчезла в дымке серебряного дождя.