Карма

— Думаете? — Катя смотрела на Жданова с беззащитной детской доверчивостью, и он поспешно отвернулся. Она была еще совсем девчонкой, и если по возрасту и равнялась со многими моделями, то это совсем ничего не значило. — Кать, вы мне верите? — Абсолютно! Катя унесла платье в свою каморку и сразу вернулась. — Подпишете счета для Юлианы? С деликатным стуком в кабинет вошел отец. — Доброе утро, — сказал он. — Андрей, мы можем с тобой поговорить? — Можем, — Андрей вскочил, пожимая отцу руку. Подумал и обнял его, усадил в кресло. — Я буду у себя, — сказала Катя. — Нет-нет, — Жданов придержал её за локоть. — Останьтесь. Па, — пояснил он взлетевшим вверх отцовским бровям, — ну я потом все равно перескажу всю нашу беседу Екатерине Валерьевне. Давайте экономить время. — Любопытно, — только и сказал отец. — Что же, тогда к делу. С Кирой удалось договориться, она поддержит тебя на совете, но только потому, что так будет лучше для Зималетто. Она разумная девочка, и очень предана компании. Главное… постарайся не задевать её за живое. С Александром дела обстоят сложнее. Он готов отказаться от идеи продажи акций, но при одном условии. — Кресло президента? — Кресло президента. — Пап, ну этого нельзя допустить. Сашка ни одного дня не работал в Зималетто, он совершенно не знает компанию. — Мне кажется, ты преувеличиваешь масштаб трагедии. — Я её преуменьшаю. — И тем не менее, акции Александра должны остаться в семье. Нельзя допустить, чтобы кто-то чужой приобрел такой внушительный пакет. Жданов ощутил себя так, словно его ударили. — Это значит, что ты назначишь президентом Воропаева? Отец молчал, хмурясь. — Павел Олегович, — глухо сказала Катя, — бесполезно вести переговоры с шантажистами. Это… порочный путь. — У вас есть другие предложения, Екатерина Валерьевна? — чуть резче, чем следовало, спросил отец. — Мы с Андреем Павловичем озвучим их на совете. — Да? — удивился Жданов. — А, ну да. — Добрый вечер! Говорят, женщины всех времен соглашаются с утверждением: нечего носить. Зималетто утверждает обратное! Носить есть что! Сегодня наш гениальный дизайнер, известный всем Милко сотворил чудо! От женщин, одетых в его одежду, невозможно оторвать глаз. Итак! Новая коллекция Зималетто! Сегодня Жданов был сестрой таланта. Ну очень кратким. И очень искренним. От Кати в платье от Милко действительно было невозможно оторвать глаз, и Жданов очень спешил с подиума обратно в зал. Трикотажное простенькое платье оказалось коварным. Оно нежно и плотно обхватило Катину фигурку, о которой Жданов думал, не переставая, с той самой температурной ночи. Все эти изгибы и формы, которые он ощущал в горячечном бреду, вдруг стали очевидными для всех. Он сам едва не ослеп, когда Катя, смущаясь, вынырнула из каморки — ему показалось в ту секунду, что она обнажена. Пышная грудь, покатая линия плеч, тонкая талия, контрастирующая с округлыми бедрами… Ох, не зря нервничал Валерий Сергеевич! Было тут что прятать от чужих глаз! Чтобы не волновать Катерину, готовую вот-вот сбежать в свою кладовку, Жданов сказал как можно спокойнее, каким-то невероятным усилием заглушая хрипотцу своего голоса: — Вы прекрасно выглядите, Катюш. Позволите? Нервно подрагивающими пальцами, он распутал её косички, уложил мягкие волосы в довольно небрежный пучок, высвободил несколько прядок, добавляя художественного беспорядка и торжественно поцеловал Катерину в лоб. — Отлично. Готовы? — Нет. — Тогда — вперед! Покинув подиум, Жданов некоторое время щурился, привыкая к полумраку зала после софитов. Так он и знал! Воропаев уже настиг Катерину и теперь что-то шептал ей на ухо, цепко удерживая за локоть. Хам. — Сашка, — Жданов подлетел к ним, высвободил Катю из его рук и пристроил себе за спину. — Разве тебе не интереснее посмотреть показ, чем терзать моего помощника? — А я, между прочим, — насмешливо отозвался Воропаев, — вовсе не против, чтобы твой помощник растерзал меня. Господи, пошли ему горбыль — всяких похотливых воропаевых от Катерины гонять! — Экзотичный получился бы опыт, — добавил Александр с явной издевкой. — Воропаев считает экзотикой всех, чей айкью превышает его собственный… то есть, большую часть человечества. Оставьте Екатерину Валерьевну в покое, Александр Юрьевич. Она слишком умна, чтобы возиться с амебами. — Ну с тобой же она почему-то возится. Катя уже дергала его за рукав, призывая к благоразумию. — Со мной она работает. Тебе, наверное, не знакомо это слово. Посмотри в словаре. А лучше попроси своего секретаря — сам-то ты до сих пор читаешь по слогам. — А твой секретарь тебе тоже читает вслух? — Мальчики, мальчики, — подлетела к ним Юлиана, предостерегающе вставая между ними. — Не здесь, не сейчас. Жданов мягко отодвинул её в сторону и вплотную подошел к Воропаеву. — Еще раз приблизишься к Екатерине — я тебе голову оторву. Найди себе противника в своей весовой категории, а не третируй беззащитных женщин. — Это Пушкарева-то беззащитная? Ты еще скажи, что она женщина! Ну всё, с него хватит. Кулак Жданова уже почти долетел до челюсти Воропаева, но Катя с Юлианой повисли на обеих его руках, и Сашка ушел безнаказанным. — Андрюша, ну что это такое, — Юлиана притащила его в бар. — Ну надо как-то в руках себя держать. — Если Александр думает, что я позволю ему оскорблять моих сотрудников… — Ну всё, всё. — Кать? — Я здесь, Андрей Палыч, — она вынырнула из-за его спины, села по другую сторону. — Девочки, давайте выпьем шампанского, — предложил Жданов, приобнимая их за плечи. — А давайте, — раздухарилась Пушкарева. — Катюш, — Юлиана подняла свой бокал, — и как вы себя чувствуете после того, как два самых видных кабальеро Зималетто скрестили из-вас свои копья? — Как дура, — призналась Катя. — Да это и не из-за меня вовсе. Андрею Павловичу и Александру Юрьевичу вообще повод не нужен! — И это чистая правда, — вздохнула Юлиана. Они чокнулись. Ледяное шампанское ударило Жданова в нёбо. — Вот чего я не понимаю, — пожаловался он, — почему некоторые люди считают себя вправе высокомерно обращаться с другими. — Ого, — рассмеялась Юлиана, — юный социалист Жданов на пути к духовному прозрению? — Просто они меня бесят! — Андрей, — к ним подошла Кира, уже изрядно навеселе, — а это правда, что ты едва не ударил моего брата из-за Пушкаревой? — Кирюш, ну ты же знаешь этих задир, — взяла удар на себя Юлиана. — Катенька тут вообще не при чем. — Катенька — и не при чем? — театрально ахнула Кира. — Юлиана, Катенька у нас всегда при чем. Без неё Андрюша и шагу ступить не может — спотыкается. Катенька, — Кира оперлась локтем на плечо Жданова, склонилась ближе к Пушкаревой, — а вы, может, и ночуете вместе? — Кира, перестань, — прикрикнул Жданов. — Может, по ночам лягушка превращается в царевну? Как же он устал от того, что всякий Воропаев норовит наговорить Кате гадостей. — Кира, — Юлиана увидела выражение его лица и поспешно вскочила. — Я должна тебя познакомить с одним журналистом. Филипп!.. — Простите, Кать, — Жданов потер рукой лоб. — Это какой-то ров с крокодилами. Уйдем отсюда? — А вам уже можно? — Ну, прогул мне поставить будет некому. Я тут самый главный, Кать. По крайней мере, сегодня. Он взял со стойки бутылку шампанского в одну руку, а другой крепко ухватил ладонь Пушкаревой. — Вперед, Катерина. Допьем шампанское по дороге. Он кому-то улыбался по пути, что-то шутил, позировал фотографам и ни на секунду не выпускал Катину руку. Что же это такое, опять расстроили ему ребенка. — Кать, — Жданов повернулся к ней. Катя обнимала пустую бутылку и печально смотрела в лобовое стекло. — Мне правда очень жаль. — Вы-то тут при чем, — сказала Катя и подула в горлышко бутылки, — Кира Юрьевна… она же не со зла. Она просто очень расстроена. — Кать, ну это же не повод бросаться на людей! — Сами-то вы в гневе на кого похожи? — улыбнулась Катерина тихонько. — Я… просто понимаю Киру. Если бы мой любимый мужчина, с которым я бы была вместе несколько лет, которого я бы обожала и за которого собиралась замуж… вдруг отменил и свадьбу, и наши отношения без внятных причин… И ладно бы он ушел к какой-нибудь условной Волочковой… Красивой, успешной, неотразимой. Мне было бы больно, но я хотя бы понимала это. А он просто ушел… ни к кому. От меня. Он молчал, пораженный в самое сердце грустной струной в её тихом голосе. Катя говорила будто сама с собой, забыв в эту минуту о Жданове. Она объясняла себе Киру, и было какое-то глубинное женское понимание в её словах. Ребенок? Молодая, глубоко чувствующая, мудрая женщина. — И мало того, что он ушел, так везде появляется со своей нелепой, некрасивой, странной секретаршей, которой всецело доверяет. Андрей Павлович, Кире сейчас действительно нелегко приходится. — Кать… а вы действительно думаете, что я ушел от Киры без веской причины? Она опустила голову так низко, что он только видел распушенные прядки её волос и часть щеки. — Иногда, — едва слышно произнесла она, — мне начинает казаться, что вы… что я… но я ни за что не позволю себе об этом думать, потому что просто не переживу, когда всё это окажется неправдой. — Ну почему неправдой-то, Кать, — Жданов подался к ней, однако Катя вскинула руку, останавливая его. — Не надо, — с мукой в голосе сказала она. — Я вас очень прошу. Жданов оторопел. Отвел в сторону её руку, пытался поймать подбородок, заставить Катю посмотреть прямо на него, но она упорно отворачивалась. — Почему, Кать? — чувствуя, как у него разрывается сердце, спросил Жданов. — Потому что я не хочу однажды оказаться на месте Киры и понять, что моя жизнь кончена, — выкрикнула она и, вручив ему пустую бутылку, выскочила из машины. Жданов догнал её у самого подъезда, безнадежно вцепился в воротник пальто. — Катя! Кать… давайте поговорим спокойно. — Не сегодня, — она посмотрела на него — умоляюще, измученно. — Пожалуйста… пусть всё останется, как есть. — Вы меня убиваете, Катя! — Андрей, — она обхватила его лицо ладонями, и то, что следом не прозвучало надоевшего «Палыч» бросило Жданова в дрожь. — У меня никогда такого не было… ни с кем. Я никогда не чувствовала себя такой… особенной. Нужной. Ты всё время рядом со мной, и это сводит меня с ума. Пожалуйста, слышишь?.. — Что? — спросил он, ощущая её дыхание на своих губах, и совершенно не понимая ни слова, — что? — Оставь всё, как есть. Еще немного… совсем недолго… Он застонал, не в силах разобраться в хитросплетениях Катиных страхов и понимая только одно: его отвергают. И хотя еще утром Жданов и сам собирался оставить всё, как есть, еще ненадолго, сейчас ему казалось, что сверху обрушилось небо. — Кать, — позвал он, прижимаясь лбом к её лбу, — Катя… ты нужна мне больше всего на свете, слышишь? — Это пройдет. Он зарычал даже, отказываясь принимать такую логику. Выпустил воротник на свободу, оперся голыми ладонями о ледяное железо двери. — Ну хорошо, — сказал он резко, — хорошо. Мы поговорим позже, да? — После совета. — После совета. Изо рта Катерины шел пар, волосы растрепались, очки запотели. — Андрей Палыч… наш план на завтра остается в силе? Мыслительный процесс восстанавливался медленно. План? На завтра? — Да, конечно, — наконец, ответил он, сообразив, что к чему, — конечно. — Значит, я меняю отчет в соответствии с… новой стратегией? — Меняйте, Кать. Успеете? — Успею, — ответила она уверенно. — Будет всем ядерный взрыв. — Но потом мы поговорим, — не дал ей свернуть с главной темы Жданов. Катя вздохнула, толкнула его в грудь, заставляя отступить назад, и Жданов только сейчас понял, каким огнем пульсировали промерзающие ладони. Едва не свалился со ступенек, а когда поймал равновесие, дверь в подъезд уже захлопнулась. Катерина удрала.