***
Несколько дней пролетели как пара часов. Хэнк мог поклясться, что всю свою жизнь он не слышал ничего более интересного, чем история жизни своего нового знакомого. Коннор тоже пытался задавать встречные вопросы, чтобы разговор был не только о нём, но быстро сдался, когда понял, что Хэнку просто не о чем рассказывать. У коров не происходят ярких событий в жизни, а подкаты придурка-Гэвина даже событием нельзя назвать. Интересней слушать жужжание комбайна. На третий день пребывания Коннора на молочной ферме, они заболтались с Хэнком до самого полудня. Потом пришлось опять расстаться, всё же Коннор приехал на ферму далеко не отдыхать, а заниматься очень важными человеческими делами. Закончив заполнять список техники, требующей замены или починки в сервисе, человек покинул ангар, желая покурить где-нибудь подальше от легковоспламеняемых заготовок сена, а потом вернуться обратно к Хэнку. Он шёл вперед, разглядывая кур, выискивающих что-то в земле, пока какой-то незнакомец неожиданно не пригвоздил его к стене, тыкая кулаком в нос и перечисляя ругательства, какие только знал. — Видел? — коротышка скорчил недовольную гримасу и, злобно покосившись на Коннора снизу-вверх, сильнее сдавил тому шею, прижав к стене. — Я знаю, что ты затеял. И я не дам тебе сорвать план, к которому я шёл три года. — Боже, кто привёл на ферму бомжа? — Коннор вскинул руки вверх, показывая мирный жест и прикрыв один глаз, словно опасался противника. На деле, если бы он захотел, то мог запросто за секунду скрутить его и сломать нос, но вряд такими темпами он узнает, что от него хотят. А то врежет человеку, а окажется, что тот угрожал из-за чего-то серьёзного. Некрасиво получится. — Урод, я из тебя кровавый фарш сделаю и пущу на котлеты, — в ход пошли аллегории с едой, а зеленоглазый мужчина со шрамиком на носу, явно получивший его за свой гнилой базар, не спешил униматься. Судя по крепкому телосложению, он работает на ферме уже не первый, и даже не пятый год. Коннору даже захотелось поинтересоваться, но этим бы он точно разозлил и без того разошедшегося «работягу второй смены». — Может ты закончишь тявкать и скажешь мне, что ты хочешь? — поправив очки, Коннор огляделся, осматривая местность на наличие свидетелей. Всё чисто. Единственные живые души поблизости — куры. Но Коннор был уверен, что с ними то он сможет договориться. Курица — птица умная. Всяко умнее дурочка-работника. — Хэнк! — прорычал неугомонный задира, не переставая грозить кулаком. — Я знаю, что ты затеял. Думаешь, если работаешь на таких высоких должностях, то можешь приходить и трахать коров в их период? — У Хэнка период? — не поверив услышанному и получив грубый кивок в ответ на своё уточнение, Коннор внезапно оживился, а в его глазах появились искорки. — Спасибо тебе, убогий хоббит. Возьми монетку за свою информацию. Гэвин сперва не понял, на что конкретно намекает Коннор, и про какую монетку он говорит, но паренек, сжав пальцы в кулак, со свей силы врезал Риду по челюсти и пнул коленом в пах, а когда тот упал на траву, то кинул ему в лицо потёртый цент, завалявшийся в кармане. Сжав зубы и скорчив от боли гримасу, Гэвин украдкой посмотрел в сторону уходящего техника и прокричал тому вслед пару угроз, но тот в его сторону даже не оглянулся. И тогда Гэвин понял, что виной произошедшему — его слишком длинный язык. Язык, который он случайно прикусил, когда получил удар по челюсти.***
Коровки паслись на зеленом лугу и резвились под тёплым солнышком, валяя друг друга в траве и кусая за ушки. Всем хотелось наконец размять ноги, играя в догонялки, после долгого томления в жарком загоне. Подогнув колени, Хэнк издалека наблюдал за ними, укрывшись под одиноким деревом и пытаясь угомонить голодный желудок, который решил начать петь китовьи серенады, пытаясь привлечь внимание владельца и намекнуть ему, что пора бы покушать. Настроение улетело в мусорный бак и не собиралось возвращаться оттуда. Коннор уезжал уже завтра утром и, примерно через два часа после его отъезда, Хэнка заставят встать раком перед незнакомцем. Страшно ли? Ни капли. Омерзительно? Не то слово. Пятьдесят лет — это расцвет коровьей жизни и многие люди завидуют их подтянутому телу и красивой внешности, но даже этот факт не придавал никакой уверенности. Хэнк спокойно признавал свою коровью сущность, но ему не нравились правила, которыми она облагалась. — Отдыхаешь? — подул ветерок и Хэнк почувствовал запах сигарет. Дёрнув хвостом, он повернул голову направо, заметив Коннора, который подошёл к нему и присел рядом под тень. — От чего? От постоянного поедания травы? — Хэнк поджал ноги, разглядывая своих сестёр поневоле. До чего нужно быть слабым созданием, чтобы уставать после еды? Хотя, если учесть, что ежедневная паска — это тоже рутина, то нечего и удивляться. — Просто мне немного жарко. Температуре в Мичигане в самые жаркие летние дни может подыматься до двадцати пяти градусов по цельсию. Если на поле у коровок еще есть возможность хоть немного освежиться, то в загоне приходиться терпеть, высунув язык и махая хвостом из стороны в сторону, пытаясь создать искусственный ветер и не отрубиться от жары. Вода в поилке заканчивалась быстро, а наполнять ее не всегда успевали. Нередко коровы теряли сознание. — Ложись ко мне на коленки, — Коннор похлопал по ногам, приглашая Хэнка лечь на них головой, как на подстилку из сена. — Ты точно хочешь? — Хэнк сперва посчитал это несколько оскорбительным, ведь подобным образом люди приглашали своих собак, но вряд ли Коннор думал о чём-то плохом. Конечно, обижаться на то, что тебя держат за животное, когда ты этим животным и являешься — тупость полнейшая, но капли гордости у Хэнка всё же остались. — Давай. Я поглажу тебя по голове, — человек снял очки с переносицы и, аккуратно сложив их, положил рядом на травку. Его карие глаза стали казаться еще ярче, что устоять перед ними было просто невозможно. Опустившись вниз, Хэнк улегся головой на колени Коннора и тот принялся его гладить. Прикасался пальцами к волосам, теребил их, трогал коротенькие рожки. И это было приятно. Прикосновения Коннора успокаивали, и Хэнк даже прикрыл глаза, представляя себя, как принцесса в сказке, правда, на этот раз всё было наоборот, потому что принцесс-коров не существует. Это выдумки, которые рассказывают маленьким тёлочкам, чтобы те быстрее засыпали. Медленные поглаживания продолжались до тех пор, пока Хэнк не почувствовал пальцы человека на своих губах, которые принялись что-то там изучать. Возмущенно дёрнув ушками и махнув хвостом, корова резко вывернулась, отпихнув от себя руки Коннора и отодвинувшись в сторону, прекращая подобное безобразие. — Ты чего творишь? — прикрыв руками рот, Хэнк недоверчиво посмотрел в сторону человека, сидевшего с невозмутимым лицом, словно ничего плохого он и не сделал. — Прости, прости, я увлёкся, — проворковал Коннор, мило улыбаясь и убирая с лица упавшую прядь тёмных волос. Он отвёл глаза, о чём-то подумав, а потом внезапно спросил: — Мне тут один хоббит напел, что у тебя же сейчас период. Хочешь, я буду твоим партнёром? — Чего? — Хэнк зарделся, мотая головой в разные стороны. Он пытался скрывать перед человеком, что сейчас у него молочный застой, но тот сам это узнал от какого-то «хоббита». — Нет! Верно, Хэнк привязался к Коннору, но это не значило, что он готов заняться с ним сексом. Просто это было неправильно с этической точки зрения, ведь они подружились всего пару дней назад. Конечно, когда Хэнку подберут человека для секса, то они, вряд ли, вообще познакомятся, но, тем не менее, Коннор выглядел слишком молодым. Отдаться ему — это более, чем странно. Если уж Гэвин, с которым корова была знакома три года, получил отворот-поворот, то чего уже говорит о технике из города, приехавшего сюда три дня назад? Всё же, несмотря на полученный отказ, Коннор не терял расположение духа. Он пожал плечами, не собираясь спорить и настаивать, а после наклонился к Хэнку неприлично близко и случайно уткнулся носом тому в щёку. Протерев глаза рукой, неуверенно рассмеялся — видимо, проблема со зрением, которую компенсировали очки, мешала нормально ориентироваться в пространстве. — Ну поцеловать то я тебя могу? — парнишка прошёлся зрачками вверх, пытаясь сфокусировать взгляд на собеседнике. Нос Хэнка вновь уловил едва различимый запах сигарет и какого-то одеколона. Он нервно сглотнул. Еще никто его никогда не целовал. Пусть только что в своей голове он составил целый список причин, по которому он не горел желанием вступать с Коннором в половую связь, но один поцелуй ведь ничего не значит, верно? — Только поцеловать. Не веря в то, что сам произнёс эти слова, Хэнк поджал уши и напряжённо замер, но всем своим видом он пытался показать, что нисколечки не переживает. Ему казалось, что Коннору, вроде как, не нужно признаваться в том, что обычная молочная корова не умеет целоваться, но это был очевидный факт. Несмотря на то, что коровы — это травоядные создания и кушают они в основном траву, не считая заготовок сена, изо рта у них пахнет какой-то лавандой и топлёным молоком. А вообще, поцелуи — это же просто соприкасание губами и ничего большего, верно? Нет ничего зазорного в соприкосновениях. Это как уткнуться лицом в мягкую подушку. Согласившись с этой мыслью, Хэнк глубоко вдохнул и прикрыл глаза, позволяя Коннору приблизиться. От чужого горячего дыхания, защекотавшего нос и подбородок, у самца по телу пробежали мурашки, но он быстро их унял, выкинув из головы все посторонние мысли, мешающие хоть немного поддаться искушению. Сперва и правда, как ожидалось, Хэнк почувствовал чужие губы на своих. Внутри его грудной клетки пробежало странное ощущение, кольнувшее сердце и поднявшееся по горлу со слюной, но её быстро сглотнули обратно. Человек не торопился и не пытался быть настойчивым, позволяя Хэнку привыкнуть к новым ощущениям, захлестнувшим всю его голову, но когда корова уже было решила, что поцелуй затянулся и пришла пора остановиться, ее губ коснулось нечто влажное. Горячий, скользкий язык лизнул нижнюю губу, заставив самца вздрогнуть, но не отодвинуться. Огонёк возмущения вспыхнул новой искрой, но быстро потух, не превращаясь в пламя паники. Подобные влажные поцелуи казались чем-то неправильным, чем-то неизведанным и оттого непривычным, но думать о таком стоило бы как-нибудь попозже, а сейчас только наслаждаться. Поддавшись новым ощущениями, Хэнк сжал в руках свой беспокойный хвост и приоткрыл рот, позволяя чужому языку коснуться его собственного. Сердце заколотилось, как бешенное, а тело бросало то в жар, то в холод, и это несмотря на то, что на улице было не меньше двадцати градусов. «Другие коровы ведь увидят», — подумал про себя Хэнк, приоткрыв один глаз и посмотрев в сторону, где паслись его братья и сёстры. Однако, никто из них даже и не думал посмотреть в сторону целующейся парочки — у коров есть дела куда посерьезнее, например, приглядывать за телятами или искать траву позеленее. Их совсем не волновало, кто там решил устроить прелюдию, как не волновало и Коннора, пошедшего в разнос и заставившего Хэнка сходить с ума от его языка. Поцелуи — это не просто сладкие прикосновения губами. Поцелуи — это лучшее, что придумало человечество. После каждой секунды хотелось еще и еще, но попросить самому не хватало духу. Хэнк попросту никогда раньше не целовался и подобные «развлечения» для него были в новинку. В горле пересохло, а голова пошла кругом, когда человек, сделавший упор на свои руки, повалил Хэнка на траву, не чураясь касаться его груди. Да, это было неожиданно и немного резко, но, тем не менее, желания попросить перерыва не возникло. Всё-равно что резко остановиться во время бега и угодить мордой в грязь. Стесняясь открыть второй глаз, будто сам не верил в происходящее, Хэнк тихо застонал, пытаясь побороть наступающее возбуждение. Чувствительное в период тело очень горячо реагировало на любые попытки прикоснуться или погладить его, а Коннор еще и вкусно пах, словно тем самым хотел заставить Хэнка желать его касаний всё больше и больше. Хотел заставить желать пахнуть как Коннор. Хотел заставить желать самого Коннора и прижиматься к нему, окончательно зарывшись носом в волосы. От новых ощущений тело беспокойно заёрзало по смятой траве, пытаясь найти возможность устроиться поудобнее и немного охладить пыл. Согнув правую ногу, Хэнк вздрогнул, ощутив коленом твёрдый стояк под чужими штанами. Не то, чтобы это было чем-то удивительным, ведь, чего уж скрывать, у него самого давно встал, но просто он не рассчитывал, что всё зайдёт настолько далеко. Всё начиналось только с поцелуев, а переросло в горячие лобызания. Если и решаться, то прекращать нужно было как раз в этот момент, но все жалкие попытки канули в лету, и, когда чужая рука сжала бедро Хэнка, он не стал сопротивляться, позволяя делать с собой всё, что только заблагорассудится — тискать соски, гладить живот, целовать в шею и покусывать выпирающие ключицы. Возбуждение заиграло новыми красками и, пока корова пыталась глотать ртом тёплый воздух, тонкая струйка слюны потекла вниз по её щеке, стекая на короткую бороду. Хвост забился по земле еще быстрее, но мигом остановился, стоило чужой руке вновь коснуться губ Хэнка, слегка поглаживая их. На краткий миг ему даже показалось, что время вокруг замерло, и даже ветер перестал дуть. — Хэнк, ты ведь не против, если мы сделаем это сейчас? — спросил человек, целуя корову в шею и заставляя её кусать нижнюю губу всё сильнее, оставляя в полости рта маленькие шрамики. Хэнк уже и не был против. Только поцелуи. Ничего больше поцелуев. Дальше нельзя — это слишком. Надо было озвучить свои мысли в слух, но язык попросту не поворачивался сказать подобное, а каждая клеточка тела умоляла продолжить. Хэнк неуверенно отвёл взгляд и медленно кивнул, а после послушно приоткрыл рот, позволяя двум пальцам проскользнуть туда. Немного солоноватые от пота, с лёгким привкусом травы и непонятно откуда взявшейся крови. Хэнк принялся послушно их облизывать, выводя мокрым языком круги и непонятные очертания, стараясь не оставить сухого участка. В горле пересохло, а глаза пытались смотреть куда угодно, но никак не на Коннора, остерегаясь увидеть в его взгляде осуждение. Однако, Коннор был очень нежен и нетороплив, а для человека такое редкость. Большим пальцем он легонько погладил корову по щеке, пытаясь немного успокоить. В голове появился вопрос — а стал бы Хэнк так покорно лежать на спине и облизывать чужие руки, будь на месте Коннора кто-нибудь другой? Допустим, Гэвин. Тогда, определенно, нет! Гэвин был козлом, а козлы не должны спариваться с коровами. Рядом с Коннором было спокойно и приятно, только поэтому Хэнк так слушается и не ищет путей отступления. Никто на него не давил и не принуждал нахально. И только по этой причине, когда чужие пальцы стали достаточного мокрыми, и Коннор медленно убрал их, Хэнк послушно раздвинул ноги пошире, тем самым позволяя притронуться к своим ягодицам, а после и к тугому входу, не переставая попутно дёргать пятнистым хвостом. Непривычное чувство наполненности всё же заставило Хэнка начать нервничать и он весь напрягся, а паника, усиливающаяся с каждой секундной, посеяла в его голове хаос, разгорающийся всё больше и больше. И только губы Коннора, бережно целующего шею и трущегося об неё носом, помогали успокоиться. Пытаясь держать себя в руках, Хэнк прикусил язык, когда отчётливо почувствовал, как сперва один, а потом и два пальца, мокрые уже не только от слюны, двигаются внутри него. Коннор не просто машинально пихал их туда-обратно, а умело растягивал, поглаживал и пощипывал, но намеренно не спешил, ориентируясь только на ощущения Хэнка и пытаясь заставить его привыкнуть, чтобы не доставить дискомфорта в будущем. Собственное удовольствие перешло на второй план. Подобные сексуальные практики должны были быть для коров нормой, но из-за того, насколько редко к ним прибегали, животным воспринимать их было довольно тяжко. Например, если взять обычную корову-самца с фермы, такого как Хэнк, то спящие внутри инстинкты будут призывать к спариванию, но тело, не привыкшее к подобному, будет испытывать дискомфорт. А существуют коровы, которых покупают богатые люди, чтобы удовлетворять свои сексуальные практики. Тело у тех более натренированно и, если верить слухам, они могут кончать по двадцать раз за день. А двадцать — это больше чем десять, значит много. Вот и Хэнк, единственный секс у которого был тридцать лет назад, пусть и подсознательно желал поскорее начать спариваться, но из-за непривычных действий со стороны человека, ему было малость некомфортно. Несмотря на все опасения, пары минут растягиваний всё же вполне хватило, чтобы корова расслабилась и начала получать хоть какое-то удовольствие. В анальном отверстии, никак не связанного с прямой кишкой, находилось куча нервных окончаний, стимуляция которых и помогала животным вырабатывать молоко. Удостоверившись, что Хэнк привык к ощущениям и больше не отводит глаза в сторону, Коннор вытащил мокрые пальцы и, придвинувшись поближе, потянулся к своим штанами, стаскивая ремень и расстёгивая ширинку. Если честно, то ему тоже было слегка непривычно, потому что размерчик у Хэнка казался явно больше, а у коров должно быть всё совсем наоборот, ведь самцы не пользовались своим членом также, как им пользовались быки. В любом случае, завидовать корове — это последнее дело, поэтому отбросив все размышления на задний план, Коннор стащил нижнее бельё до уровня щиколоток и, приставив головку к разработанному колечку мышц, повёл бёдрами вперед. Корова вздрогнула. Уже знакомые ранее ощущения, которые Хэнк как-то испытал в восемнадцать лет, вновь пробрали до дрожи. В тот раз это было больно и неприятно, что хотелось кричать. В подростковом возрасте коровы слишком впечатлительны, но Хэнк прекрасно помнил, как, несмотря на все старания заводчиков, он пытался вырваться и, даже при правильной стимуляции простаты, не испытал и капли наслаждения. Теперь всё совсем иначе, нежели чем тогда. Наоборот, Хэнк не вскрикнул от боли, а лишь тихо простонал, пытаясь не сводить глаз со сконцентрировавшегося человека. Природа взяла своё и член, распирающий растянутый зад изнутри, не доставлял никакого дискомфорта. Хэнк быстро привык к новым ощущением, и, крепко сжав зубы, коротко кивнул, позволяя Коннору начать двигаться. Первый толчок прошёл под аккомпанемент тихого мычания. Дальше ещё глубже и ещё протяжнее. Коровий хвост вновь заметался туда-обратно, пока Коннор, склонившийся над телом Хэнка и сжав его запястья в своих руках, медленно двигался, склонив голову чуть вниз и высунув кончик языка. Он не торопился, но с каждым разом входил всё глубже и глубже. Его взгляд, наполненный страстью и обожанием, не сходил с сильного тела, разглядывая шею, украшенную засосами, а также грудь, живот, член и ноги. Из-за размашистых движений и жаркой погоды, капли пота струились со лба Коннора и капали на коровий живот. Приоткрыв рот, Хэнк чувствовал, как потихоньку теряет разум от распирающих его ощущений и, поджав ушки, двигался в такт с партнёром. Решив немного изменить траекторию толчков, Коннор напряг живот и, сдавив руками бёдра коровы, принялся толкаться под другим углом. Благодаря этому, его головка начала скользить прямо по простате. Утыкалась в нее, надавливала и тёрлась, заставляя Хэнка тихо стонать, наслаждаясь ощущениями и смакуя каждое движение внутри, а оргазм начал накатывать волнами, уволакивая за собой его. Сжав кулаки и прикусив нижнюю губу, Хэнк кончил, пачкая живот в сперме, а грудь в белоснежных каплях молока, брызнувшего из сосков. Голова стала такой тяжёлой, но все мысли из неё выветрились, как через открытую форточку. Вот только, опустив взгляд ниже, Хэнк заметил, что Коннор еще не дошёл до своего пика. И его это огорчило. — Тебе не понравилось? — спросила запачканная в сперме и молоке корова. — Я сделал что-то не так? — Прости, просто я немного тугодум, — шутливо промямлил Коннор, убирая со лба упавшую прядь и вытаскивая член из Хэнка. — Сам разберусь попозже, ничего страшного. Тебе стоит отдохнуть. — Попозже? Ну уж нет, — грубо ответил Хэнк. Он не знал, откуда у Коннора такая выдержка, но разве секс — это не когда счастливы оба? Коровами пользуются, чтобы получить удовольствие, но чем Хэнк был сейчас лучше? Поборов приятную слабость, призывающую корову улечься на тёплом солнышке и перекусить после секса, ведь желудок уже сколько дней недовольно бурчал, Хэнк сделал упор на руки и, удерживая равновесие, чтобы не упасть обратно, пихнул Коннора на траву. Когда тот недоумённо захлопал глазами, Хэнк уселся сверху и, приподняв немного бёдра, направил член человека обратно себе в задницу. — Мы с тобой оба дойдём до конца. Ошарашенный Коннор не смог проронить и слова, а когда Хэнк, уткнувшийся ладонями в его грудь, подался вниз прямо с членом в своей разработанной дырке, лишь приоткрыл рот. Ушки, волосы и хвост Хэнка колыхались прямо в такт его движениям, а губы бесшумно что-то шептали. И тут, пока Коннор пожирал глазами восседающую на нём корову, та краем глаза заметила кое-что другое. На зеленом поле, где паслись другие сородичи, ходил Гэвин Рид, придерживая рукой разбитый нос. Видимо, он искал Хэнка, но даже не догадывался, чем тот сейчас занимается и на чьем члене скачет, послушно поднимая и опуская бёдра. Появилось какое-то неприличное желание окликнуть работника и, поймав на себе его взгляд, продемонстрировать средний палец. Конечно же, это всё в отместку за постоянные неприличные подкаты и докапывания, но Хэнк был приличной коровой и, решив более не обращать внимание в сторону Рида, сконцентрироваться на своём занятии. Несмотря на то, что корова только что кончила, организм быстро собрался с силами и новый стояк уже шлёпал о живот Коннора — всё же коровы быстро возбуждались в разгар периода. Молоко, появившееся после первого оргазма, никуда не делось, а наоборот, потекло вниз, пачкая рубашку человека. Рубашку жалко, наверняка стоит дорого, вот только её владельца, видимо, это совсем не волновало. Посчитав столь малые молочные выделения недостаточным, Коннор, протянув правую руку, сжал один из сосков Хэнка, продолжая тискать его пальцами. Сжимал, надавливал и пощипывал, пока оттуда с новой силой не брызнуло молоко, капая человеку прямо на лицо. Выдавив пошленькую улыбку и слизнув пару капель с уголка губ, Коннор сжал бёдра Хэнка как можно крепче, помогая тому подобрать нужный ритм. На улице стояла ужасная жара. Потные, разгорячённые тела со шлепками соприкасались друг с другом. Чувствуя вновь накатывающий оргазм, не в силах сдержаться, Хэнк выдавил томный стон и, прикрыв глаза, кончил Коннору прямо на живот, пачкая в густой сперме. Сжимая мягкие бёдра до покраснения, человек в последний раз толкнулся вглубь Хэнка, после чего, не успев вытащить член, заполнил чужую задницу семенем. Ощущая, как растекаются внутри чужие выделения, Хэнк сладко облизнулся. Ещё никогда в жизни ему не было так хорошо, но два раза — перебор даже для него, особенно после длительной голодовки. Даже Коннор заметил, как ослабло животное, поэтому, резко приподнявшись, он помог перевалить вес на себя, а после прижав корову ближе, поцеловал её за ухом.***
— Уезжаешь? Ушки Хэнка поникли, а хвост перестал качаться из стороны в сторону, когда он услышал печальную новость. Без Коннора ему будет одиноко. Даже слишком. Он был лучшим собеседником за последние тридцать лет и теперь единственное, что останется — опять общаться с Гэвином, слушая его глупые шутки и постоянные подкаты. Конечно, Коннор не мог остаться здесь на всю жизнь, и это было понятно даже ребенку, но Хэнк не ожидал, что пора прощаться придёт так скоро. И что ему будет настолько грустно. Однако, сам человек не выглядел слишком раздосадованным. — Нет, — паренек улыбнулся, а после полез в свой рюкзак, выискивая там что-то. Нарыв скомканный пакет, он кинул его Хэнку. Корова приподняла брови, неуверенно поймав снаряд, но получив утвердительный кивок в свою сторону, заглянула внутрь и увидела кофту со штанами. — Мы уезжаем. Я купил тебя, Хэнк. Неужели ты решил, что я оставлю тебя здесь? — Что? — Хэнк недоверчиво посмотрел на пакет с одеждой, не веря тому, что, после того, как он провёл на ферме половину своей жизни, его покупает парнишка, повстречавшийся всего пару дней назад. Впоследствии поимевший Хэнка, но всё же. — И тебя не смущает, что я… корова? — А у меня с самого детства проблемы со зрением, — Коннор снял свои нелепые очки с глаз и слегка прищурился. — Мы все не идеальны. Но это и делает нас лучше. Если я буду знать, что ты рядышком, то мне и этого будет достаточно. Ну так что? Человек протянул свою руку через деревянный заборчик и приглашающе разжал пальцы. — Хочешь ли ты увидеть этот мир со мной? — Я… — Хэнк сглотнул ком в горле и, безуспешно пытаясь унять нарастающее покалывание в глазах, взял Коннора за руку. — Д-да. Царапая когтями курятник, взъерошенный петух вскарабкался на него и закукарекал во всё горло, провозглашая новое утро на молочной ферме. Коровки раскрывали свои глаза и начинали просыпаться, уже предвкушая завтрак. Некоторые из них, навострив уши, услышали странные звуки со склада, но никак не реагировали на эту мелочь. И только за закрытой дверью, заливаясь слезами и разглядывая фотографию, сделанную несколько месяцев назад, на которой был изображен Хэнк во всей своей красе, мастурбировал Гэвин Рид, проклиная Коннора всеми злыми словами, существующими в английском языке.