Не прикасаясь.

Мне хочется плакать от боли или забыться во сне.

      Вторник проходит весьма напряженно. Целый день парни мало разговаривают, а Бэкхен хоть и старается их растормошить, но у него все равно ничего не выходит. Тао почти засыпает на парах, за что получает выговор. Между перерывами Сехун кидает в его стороны обеспокоенные взгляды. Им нужно поговорить и желательно сегодня. Но в конце концов О нагружают дополнительной работой, за то, что он пропустил целую неделю. Любому другому студенту это бы легко простили, но не Сехуну, на которого возложено очень много надежд. Сехуну плевать на их надежды, его волнует состояние Тао. Но во всей этой суматохе он забывает под вечер о том, что хотел поговорить. День пролетает слишком быстро.               Тао откидывает одеяло, ложась на кровать, она прогибается под его весом. Сехун уже уснул. В последнее время он быстро засыпает. Тао вслушивается в тихое и мерное дыхание Сехуна. Теперь ему реже снятся кошмары. О спит, сложив перед собой руки. На нем белая футболка с коротким рукавом, когда-то она принадлежала Хуану. Их вещи перепутаны настолько, что никто уже не спрашивает где чье — это было не важно. Тао думает о том, что не только их вещи переплетены и перепутаны, но и сердца. Звучит слащаво, но это так. Тао говорил, что он не может забрать боль Сехуна. Это было правдой, но они могли разделить ее. Что Тао и сделал. Он начал забирать часть этой боли, сам того не понимая. Он смотрит на руки Сехуна. Он часто смотрит на них, пока парень этого не видит. Тао смотрит на шрам. Этот шрам отпечатался на сердце у Хуана. Навсегда. Из-за него он не спит по ночам. Потому что, когда он закрывает глаза, то во сне он не успевает открыть вовремя дверь, а когда открывает, то Сехун уже мертв. Тао не хочет спать. И не может. Хуан подползает ближе к О, смотря на то, как во сне подрагивают его ресницы. Тао осторожно берет левую руку Се, целуя место шрама. Сехун улыбается. Тао не знает как, но им обоим удается это, узнавать друг друга даже во сне. От этого щемит в сердце. Китаец обнимает Сехуна, прикасаясь лбом к тому месту, где бьется сердце О. — Почему я так сильно люблю тебя? Иногда этого чувства так много, что мне кажется — мое сердце не выдержит. — Шепчет Тао, но в тишине это все же звучит громко. — Тао, почему ты не спишь? — сонно произносит Хун. — Я как раз ложился. — врет Хуан. Сехун молчит несколько минут, лениво перебирая волосы Тао, окончательно просыпаясь. — Тао, почему ты не спишь? — повторяет парень. — Я же… — Почему ты не спишь уже несколько ночей? — добавляет Сехун, приподнимая голову Хуана за подбородок. — Я просыпался пару раз ночью и видел, что ты не спал. Почему? — Я… — Тао тушуется под внимательным взглядом Сехуна. Как рассказать, что Тао впитал в себя маленькую часть боли Сехуна? Как рассказать, что эта маленькая часть питается болью Тао, той, которая появилась, когда Сехун попытался покончить с собой? Как? — Я… Мне снятся кошмары. — О чем? Хуан молчит, крепче сжимая за спиной О свои руки. — Тао, они об… Никто из них никогда не сможет произнести это вслух. Потому что Сехун видел не просто не спящего Хуана, а Хуана, который плакал от этой боли, что начала копиться в нем. Он плакал так, чтобы никто не узнал и не услышал. Тао опора Сехуна, и если он перестанет держаться, то сломаются они оба. — Тао, — Сехун обнимает, китаец снова может слышать стук сердца О. — Почему ты мне не сказал о… — Я почти в порядке, — перебивает парень. — Тебе не нужно обо мне беспокоиться. — Нет, нужно. Ты не спишь. Не ешь нормально. И… Тебе снятся кошмары — это ненормально, — им нужно было выбраться из этого замкнутого круга боли, но они не знали как. — Мы поменялись ролями? Теперь ты будешь молчать, пока не достигнешь своей точки? — голос О становится громче и тверже. — Ты разбудишь Бэкхена. — А ты потеряешь себя во всем этом, — тихо отвечает О. И это звучит так грустно и отчаянно, что Хуан приподнимается, чтобы посмотреть на Сехуна. — Сехун, я не… — Ты да. Хватит ходить за мной везде, не нужно следить за каждым моим движением. Не думай все время обо мне, подумай о себе. Тао, тот парень, которого я увидел первый раз, где он? — Тао хмурится, недовольно поджимая губы. — О чем ты? Я перед тобой. — Нет. Ты растворяешься во мне. Все эти романтические фильмы и книги о том, как классно раствориться в человеке, которого мы любим — полная чушь, если они значат именно это. Ты полностью забыл о себе, поставив меня на первое место. Я это ценю, но ты не должен так поступать. Мне нужна была поддержка. Много поддержки. Без тебя я бы не справился. И я хочу сказать тебе спасибо за то, что ты все еще со мной. Всегда со мной. Хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя также сильно, как и ты меня. Поэтому я говорю тебе сейчас, что не нужно этого. Тебе не нужно тащить меня. Мы можем идти вместе. И если кто-то из нас устанет, то мы остановимся и подождем друг друга. Заботься о себе. Люби не только меня, но и себя. Я знаю, что ты это умеешь. Потому что парень, который смог полюбить меня так сильно, не смотря на все то, что со мной происходит и происходило, он определенно умеет любить себя. — Сехун. Тао тянется к лицу О, нежно беря его в свои горячие ладони. Он покрывает каждый сантиметр лица парня поцелуями, а после целует в губы. С нежностью и благодарностью. Они засыпают, крепко обняв друг друга.               В среду Бэкхен пытается поймать Минсока. Удивительно, но это трудно сделать. Ему удается это между третьей и четвертой парой. Мин стоит возле автомата с кофе. Он их не любит, но когда тебе нужно отсидеть еще пару, а потом как-то добраться до дома, уже перестает иметь значение, что ты любишь, а что нет. Главное — это энергия. — Сюмин, я тут хотел… оу. Оу… что с твоим лицом? — на Бена смотрит нечто, что напоминает вампира и зомби. — Что с тобой случилось? Выглядишь настолько хуево, что я даже готов отмазать тебя как-нибудь от последней пары. — Ты всегда такой громкий? — морщась, интересуется Ким. — Со мной случился Ким Чондэ. — Что? — Мы выпили вчера в баре, а после пошли смотреть футбол ко мне. — Спокойно поясняет Минсок, будто он и Чен давние друзья, которые всегда так проводят время. — Что? — вновь повторяет Бен. — И что ты мне еще не рассказывал, Ким Минсок? Когда вы успели стать друзьями с Ченом? — Бен складывает руки крест накрест, недовольно щуря глаза. — Будто ты мне много рассказываешь, — защищается Ким. — Я все тебе рассказываю, идиот. — Сюмин закатывает глаза и сразу жалеет об этом, голова отдается тянущей болью. — Ладно, ладно, — держась за голову, проговаривает старший. — Краткая история. После того вечера, когда я пришел к тебе, как побитый щенок, — Бэк кивает, потому что да, именно так Минсок и выглядел. — Ровно через два дня ко мне подошел Чондэ, снова предложив встретиться. Только теперь мы сидели вдвоем и в баре. Там я чувствовал себя комфортней, — Бэкхен фыркает. Ну конечно, где как не в баре, Минсок будет чувствовать себя комфортно. Хотя стоп, есть еще кофейни. — Так вот. Мы разговорились и оказалось, что у нас очень много общего. То есть я и до этого знал, но тогда, я увидел Кима с другой стороны, постарался посмотреть на него, как на обычного парня, а не на человека, который мне нравится. — Хочешь сказать, он тебе не нравится? — Нравится. Но с ним как-то легче, чем с Лу. Я не знаю, почему. Может потому, что мы с ним похожи. Он тоже любит поговорить и… — Да, да, тебя иногда не заткнешь, — подмечает Бэкхен. — Бен Бэкхен, я тут тебе душу изливаю, а ты, — Минсок кидает обиженный взгляд на парня, и горько сожалеет об этом. Голова болит от любого действия. — Ладно, пойдем, горе ты мое, — приобняв за плечи друга, говорит Бен. — Знаешь, на выходных мы едем в другой город. — Что? — спрашивает Ким, пытаясь поспевать за шагами Бена. — Ага. Поедем к малышке Эри, — улыбается Бэкхен. — Ты же не против? — Нет. Я всегда рад провести с тобой время. Будет круто. Только ты, я и дорога. — И Чанель, — как можно тише добавляет Бэк, смотря в сторону. — Что? Какой к черту Чанель?! — чуть ли не крича, произносит Минсок.               В четверг у Сехуна случается истерика. И Тао даже рад, что это происходит в четверг. Он садится возле закрытой двери их комнаты, повторяя в который раз: — Сехун, открой дверь, — голос Хуана тихий и спокойный. Вначале он кричал и громко стучал, но сейчас он уже устал и вымотался. Да и бесполезно все это. Он и сам волнуется из-за того, что будет завтра. — Я не хочу идти, — шепотом доносится из-за двери. — Не хочу. — Но тебе нужно. Нам нужно. Сехун, выходи. — Нет. — Ты хочешь просидеть там всю жизнь? — Тао опускает голову на согнутые колени, устало выдыхая. — Ты же знаешь, прятаться от этого не получится. Ты уже пробовал. Выходи или дай войти мне. Сехун не отвечает, он сидит также, как и Хуан. Только рядом с ним лежит Виви. Его маленький верный друг. — Сехун, открой дверь. Я не могу так, сидеть тут и думать о том, что же с тобой там происходит. Это меня изводит. — щелкает задвижка и Хуан почти падает от неожиданности к ногам О. — Мне страшно, Тао, — смотря сверху вниз, говорит Сехун. — Так страшно. — Мне тоже. Иди сюда, — просит Тао, раскрывая руки. Се садится, принимая объятья своего парня. — Они допросили Миндже, — тихо шепчет О. — Ей стало хуже. Мне сказала об этом ее мать. Она теперь не улыбается. Она больше не может. Тао, она больше не может… — Сехун весь напряжен, а голос его дрожит, но он не плачет, пока что. Тао сильнее стискивает его в своих руках. — Миндже теперь позволяет только сестре подходить к себе. Тао начинает раскачивать их из стороны в сторону. — А если мы ничего не докажем, ты знал, что меня могут посадить? — Тао прикрывает глаза. Как долго это будет длиться? Они ведь справятся? — А если докажем, что дальше? Его посадят, он отсидит и начнет по новой? Что будет? — Сехун пытается отвлечь себя словами, не самыми приятными, но хоть чем-то. Лучше тишины. И пустоты внутри. — Я не знаю, — не открывая глаз, отвечает Тао. — Я ничего не знаю. Но завтра, мы пройдем через это вместе. Я буду рядом. Ничего не бойся. Что бы там не происходило, ничего не бойся. Тем же вечером, Крис, Чанель и Бэкхен собираются на квартире у первых. Ни Бен, ни Пак еще не говорили о поездке. Поэтому сейчас, сидя в гостиной, смотря телевизор и поедая чипсы, они обменивались многозначительными взглядами. Сейчас? Не думаю. Может сейчас? Не стоит, посмотри на его хмурое лицо, он выкинет нас в окно, может тебя пожалеет, но меня точно выкинет. — Что за гляделки? — замечая молчаливую беседу этих двоих, говорит Ву. — Что происходит? Он ставит большую миску чипсов со вкусом сыра на стол, смотря вначале на Чанеля, а после на Бэка. — Ну, — начинает его парень. — Тут такое дело… — Чанель, он может подумать, что ты залетел. Говори более ясно и понятно, — стебется Бен, отпив по быстрому из кружки немного пива. — Какого черта, Бэкхен? — возмущается Чанель. — Я что, только для себя стараюсь? — Пак бросает в Бэка несколько чипсин, которые метко попадают ему в голову. — На выходных мы с Чанёлем едем в другой город. — быстро проговаривает Бен. Он смотрит в окно, не желая знать, на сколько сильно расстроился Крис, а он наверняка расстроился. — Почему вы не рассказали об этом раньше? — Ифань смотрит исподлобья то на одного, то на другого. — А почему ты решил, что мы запланировали это давно? — находит что ответить Бэкхен, все же смотря на Криса. — Потому что ты ничего не делаешь просто так. Ты все планируешь. Все. Бен, не пытайся уйти от ответа, — Крис начинает злится, сжимает руки у себя на коленях. Чанель притих, сливаясь с креслом в котором сидел. Ифань редко злился, обычно он был тихим и рассудительным. — Я не хотел тебя расстраивать, — тихо поясняет Бэк. — Ты расстраиваешь меня сейчас. — холодно произносит Ву. — Мы… — подает голос Пак. — Мы знали, что ты не сможешь поехать с нами и… — И просто решили молча уехать, а потом по быстрому вернуться? — Нет, Крис, какого хера? Почему ты все переворачиваешь? — упрекает Пак. Он встает, начиная нервно ходит туда-сюда. — Это всего лишь поездка. — Дело не в ней. А в том, что именно ты, Чанель, решил не говорить мне об этом, — разбито отвечает Крис. Бэкхен начинает чувствовать себя лишним, разговор переходит в разряд «личные». — Ну, я пойду, — неловко улыбаясь, встает Бен. — Сидеть, — синхронно произнесли парни, отчего Бэкхен вздрагивает, падая обратно в кресло. — Я вам что собака, чтобы сидеть, — бубнит себе под нос парень. — Пойдем-ка, поговорим на кухню, — говорит Ву, хватая Пака за локоть. — Ай, ай. Мне больно, придурок, — ворчит Чанель, пока они удаляются. Бэкхен первые пять минут одиночества разглядывает свои руки. Когда проходит десять минут, он переключается на подсчет разных предметов. В зале у Пака и Ву: шесть ваз, две картины, восемь ручек — две из которых валяются под креслом, шесть кружек, не считая тех, что принесли они сегодня вечером. С кухни не доносится ни одного звука. Интересно все это, Бен Бэкхен. Когда парень понимает, что о нем забыли, он идет на кухню, собираясь сказать, что уходит. Он приоткрывает закрытую дверь, так и не заходя, наблюдая очень милую картину. Ифань обнимает Чанеля за плечи, что-то шепча ему на ухо. Пак стоит с закрытыми глазами, слушая голос своего парня. Его руки покоятся на талии Ву. Бэкхен закрывает дверь, растягивая губы в теплой улыбке. Ох уж эти великаны, сколько с вами проблем. Бен тихо уходит, уверенный в том, что теперь можно ехать ни о чем не беспокоясь.               Пятница. Сехун смотрит на календарь несколько раз, сверяясь. Пятница. Он нервно сглатывает. Идти совсем не охота, но нужно. Он обязан. Он должен это сделать для себя и малышки Миндже, которой с каждым днем все хуже. Хорошо, что Сехун не знает всех подробностей. Хорошо, что он не знает, какие вопросы задает Миндже своей матери. Это очень хорошо. Иначе они бы его уничтожили. Один из них звучал так: — А чтобы меня любили, я всегда должна делать то, что меня просил делать он? — мать девочки замирает, прекрасно понимая, что имеет в виду ее пяти летняя дочь. — Если это так, я не хочу, чтобы меня любили. Сехун проверяет в сотый раз на себе одежду. Все ли в порядке? В этом его воспримут всерьез? Он разглаживает свитер, пока не понимает, что делает это уже минут десять. Соберись, Сехун. Его руки все время потеют, парню приходится их вытирать постоянно. В комнату входит Тао. Весь процесс начнется в обед. Чунмену удалось договорить с директором университета о том, чтобы Кенсу и Хуан смогли в этот день поддержать Сехуна. Пожилой мужчина долго не соглашался, говоря, что и так отпускает Сехуна, но все же вошел в ситуацию и помог. А вот Бекхену и Минсоку не повезло. Их никто не отпустил. Бен просто не мог из-за дел, которые он должен был закончить, чтобы поездка состоялась. Из-за этого он раз десять извинился перед О утром, пока они завтракали. И успокоился лишь тогда, когда Сехун сказал, что все в порядке и не обижается. — Ты как? — Хуан выглядит не лучше Се, тоже бледный, а руки его не находят места. Он прячет их то в карманы, то снова вытаскивает. — Страшно. — Мне тоже, — признается Тао, подходя ближе. — Пойдем? — протягивает он руку парню. — Пойдем, — ухватившись за нее, отвечает Сехун.               В зале шумно и душно. Судья — строгая женщина лет пятидесяти, скорей всего больше. Она разговаривает с Чжаном и еще каким-то мужчиной в очках. Сехун осматривается. Людей не так уж много, но прилично. Есть молодые адвокаты, которые пришли поучиться — они сидят на третьих и четвертых скамьях; журналисты, которых Сехун боялся, он надеялся, что все это дело закончится тихо и быстро. Журналисты сидели в самом конце. Сехун правда не хотел, чтобы об этом писали, потому что он устал и хочет спокойно жить, а не отвечать на вопросы. О должен был сесть с Чунменом и Исином на стороне обвинения. Тао и Кенсу позади них. Сехуну хотелось, чтобы они сидели рядом с ним, но это было невозможно. Парень снова окидывает взглядом помещение и наконец замечает его. Сердце начинает болеть. О ищет руку Тао, найдя, он сильно ее сжимает. Хуан глядит туда же куда и Сехун. Кан Ын Джин сидит в черном костюме и выглядит здоровым и счастливым человеком. Он даже не напряжен. Сторона защиты находится справа. Стол средней длины и ширины, кофейного цвета, на который сложил свои руки мужчина, вмещает три стула, такого же оттенка. Сехун даже не вздрагивает, когда мужчина обращает на них внимание, смотря прямо на О. Парень отвечает ему холодным взглядом, сжимая челюсть. Ублюдок. Думаешь, что тебе все сойдет с рук? Ты сдохнешь в тюрьме, за то, что сделал с Миндже и со мной. Все начинают рассаживаться по местам, мужчина в очках оказывается защитой Кана. Это сорокалетний кореец с большим носом и неприятными глазами. Он говорит так, будто кто-то сломал ему нос. У него невысокий рост, но он плечистый и подтянутый. Сехун садится на свое место, быстро оглянувшись назад, он замечает мать Миндже рядом с Хуаном и До. Она улыбается ему, что-то шепча. Сехун не может разобрать, но наверное это «удачи» или «мы сможем». Вначале зачитывают права и законы, а после переходят к делу. В ход идут бумажки, много бумажек. И непонятных слов. Исин то встает, чтобы начать говорить и что-то показывать, то снова садиться. Когда начинает говорить адвокат Кана, мозг Сехуна окончательно отключается. Он пытается понять хоть одно слово, но ничего не выходит. А когда Чунмен трогает его за локоть, то осознает, что вообще ничего не слышит. Он медленно поворачивает голову в сторону брата. Губы Мена шевелятся будто в замедленной съемке. — А? Что? — Сехун моргает, непонимающе оглядывая зал. — Ты как? — испуганно произносит старший, смотря на слишком бледного Сехуна. — Может нам стоит сделать перерыв? Мы ведь можем так сделать? — поворачиваясь к Чжану, спрашивает Мен. Исин кивает. — Не нужно. Давайте закончим. — У вас там все в порядке? — раздается голос судьи. — Да, Ваша Честь, — отвечает Чжан. Процесс продолжается. Сехун опять оглядывается. Тао смотрит на него. Между ними около двух метров. Мы справимся? — задает мысленно вопрос О. Мы справимся,— отвечает Хуан, кивая головой. Сторона обвинения вызывает мать Миндже. Женщина тихо встает, беззвучно подходя к трибуне. Исин задает ей немного вопросов. Нужно отдать ему должное, он очень аккуратен в выборе слов. Он ни разу не заставил ее заплакать. Но когда пришла очередь защиты, задавать ей вопросы, то она не смогла сдержать слез. Женщина ухватилась руками за кафедру, чтобы не упасть. Адвокат Кана был хорош, но не знал меры. Он искал лазейки, задавал такие вопросы, что ставили в тупик и выводили из себя. Судья несколько раз стучит молотком, призывая его к порядку, потому что он переходил черту. — Защита вызывает О Сехуна, — проговаривает девушка. Сердце Сехуна падает куда-то вниз. Он ощущает, как кости в его ногах превращаются в пластилин. Он подходит к трибуне, вставая за нее. Он знает, что на него сейчас смотрят абсолютно все, но это не имеет значения, он находит глазами родных людей. Тао, Кенсу, Чунмен. Это придает ему сил. — О Сехун, — обращается к нему Чон, адвокат Кана. — Вам хватало любви? — Протестую, — твердо произносит Чжан. — Какое отношение это имеет к делу? — Дети часто пытаются привлечь внимание родителей и используют для этого любые средства, — парирует Чон. — Протест принимается. Это не имеет отношение к делу, — соглашается госпожа судья. О начинает потихоньку задыхаться. Мать. Он хотел ткнуть его носом в самое больное. Сехун вытирает вспотевшие руки, смотря вперед расфокусированным взглядом. — В деле говорится, что вы не помните того, как над вами совершалось насилие. Где же доказательства, что оно вообще было? — задает свой следующий вопрос мужчина. На моем теле и моей психике, ублюдок. Сехун прикусывает внутреннюю сторону губы. Он растерян. Разве он должен отвечать на эти вопросы? Какого черта? — Протестую, — Хун хочет обнять этого мужчину. Исин спасает его каждый раз. — Вопрос бессмысленный. Все доказательства предоставлены следствием и они у вас есть. Мой клиент не обязан отвечать на ваш вопрос. — Протест принимается, — вновь повторяет судья. Адвокат кидает в сторону Чжана гневные взгляды, но он даже не смотрит. Он знает, что хочет сделать Чон, вывести Сехуна из равновесия. Он ему этого не позволит. Следующие вопросы не такие жесткие и Сехун легко на них отвечает. Но предыдущие два опустошили его, да и вся атмосфера здесь вымотала его. Сехуна отпускают, он на ватных ногах добирается до своего стула. — Могу я сесть к Тао? — шепотом спрашивает он у Чунмена. Перед глазами начинает плыть. Старший оглядывает его, размышляя пару секунд. — Нам нужен перерыв на несколько минут, — обращается он к Исину. — Ваша Честь, нам нужен перерыв на пять минут, чтобы посовещаться. — Хорошо. У вас пять минут. О встает слегка шатаясь, Тао встает со своего места вместе с ним. Два метра кажутся слишком большим расстоянием. О делает шаг, затем еще один. Он ничего не видит, все стало размытым. Последнее что он помнит — это мягкий свитер Тао и его руки. А после темнота. Сехун раскрывает глаза, точнее пытается это сделать. Он трет их рукой, соображая где он находится. Его голова лежит на чем-то теплом и плотном. А вот остальные части тела на твердом и плоском. — Я все испортил? — спрашивает О, смотря на Хуана, у которого он лежит на коленях. — Что? Нет. Все нормально, — улыбается Тао. — Но я же грохнулся в обморок и… — И второе слушание в понедельник, — договаривает за него парень. — И это не из-за тебя. Его признали виновным, Сехун. — Правда? — Сехун поднимается, хмурясь. — Это правда? Или я так сильно ударился, что мне теперь… — Это правда, — повторяет Тао, обнимая Сехуна. — Ты это сделал. — Но тогда почему второе слушание? — Они не смогли прийти к единому мнению насчет срока заключения. — поджимая губы, отвечает Хуан. — И кстати, ты не упал, я тебя поймал. — Только не говори, что ты нес меня на руках до этих чертовых стульев? — стонет О, закрывая лицо руками. — Угу, именно это я и сделал, — улыбается Хуан, отцепляя руки парня от лица. — Хэй, ну чего ты, Сехун? Если честно, то нам нужно идти. — О внимательно смотрит в глаза Хуана. — Просто на нас бросают уже косые взгляды, — смеется Тао. И в подтверждение его словам, проходящая мимо женщина кидает осуждающий взгляд.               Дома пусто. Бэкхен уже уехал, оставив милую записку на холодильнике: «Люблю вас, мои детишки. Не скучайте без меня. Обязательно напишите, как все прошло, как будет время. С любовью, Бэкки» и много сердечек в конце. Кенсу решил заехать к ним, поэтому Чунмен отвез их всех туда, а сам поехал на работу. Остаток дня они проводят за тем, что смотрят какой-то фильм про собак, от которого Тао в конце концов рыдает на финале фильма, и едят много вредной еды. Кенсу остается на ночь.               Поездка у Бэкхена проходит крайне весело. Начинается она с хмурого и недовольного Минсока, который одолжил у старшего брата машину и заехал за всеми. За что ему большое спасибо. — Прекрати делать такое лицо, — говорит Бен, снимая куртку и кидая ее на заднее сидение, где разместился Пак. — Какое у меня лицо? — Будто у тебя семеро детей и все они девочки. — Что плохого в девочках? — не отвлекаясь от вождения, интересуется Ким. — Ничего, но отцы переживают за них больше. — Просто я до последнего не верил, что Пак едет с нами, — ворчит Сюмин. — Пак все слышит. И Минсок-хен, давай включим музыку, — Чанель тянет руки к радио. Благо длина его рук ему это позволяет. — Нет, — из вредности упрямится Мин. — Никакой музыки. — Почему? — хором спрашивают парни. — Потому что, — ничего не придумав, отвечает старший. Его бесит Чанель. И очень сильно. Может его бесит то, что в последнее время именно с ним тусуется Бэкхен. — Не вредничай, Минсок-и, — просит Бэк и сам включает радио. Там звучит песня, которая нравится Минсоку. Он уже готов даже расслабиться и спокойно везти автомобиль, но: — О, моя любимая песня, можно погромче, хен? — просит Пак. Ну конечно. Что дальше, вселенная? Пытаешься сказать, что у нас много общего? Иди нахер, вселенная. Так и проходит вся дорога до Пусана. Чанель пытается переключить радио и периодически рассыпает что-нибудь из еды, за что получает от Минсока. Бэкхен через час их перепалок засыпает, изнуренный последними событиями своей жизни. В Пусан они добираются в десять часов. Кима пару раз сменял Чанель. Правда чтобы сесть за руль, старшего пришлось долго уговаривать на это. Но в итоге они добрались в целости и сохранности. Чанель печатает смс Крису, сообщая, что все хорошо. Ву решил выходные провести в гостях у Луханя. Их ждали ночные разговоры по душам и детские воспоминания. А вот парней ждало разочарование. Это они поняли, когда открыли дверь съемной квартиры. — Чур я сплю один, — осмотрев потрепанную однокомнатную квартиру, сказал Минсок. Бэкхен помнит, что кроватей было указано три, но видимо что-то пошло не так. — Можно сдвинуть кровати, — замечает Пак, проходя внутрь. Он ни капли не огорчен. Бэкхен приехал сюда, чтобы увидеть сестру, а не квартирой любоваться, так почему они должны о таком беспокоиться? — Ну да, — соглашается Бен. — Минсок будет спать посередине, — озорно улыбаясь, добавляет парень. — Что? Почему я? Утром субботы Бэкхен идет к родителям. Он проговаривает в голове заготовленный текст. Он попросил подождать парней в кафе неподалеку. Минсок хотя бы перестал ворчать. Бен быстро поднимается по ступенькам. Одна. Вторая и вот он уже у двери. Он звонит в звонок, постукивая себя по бедру. Бэкхен очень соскучился по сестре. Он хочет забрать ее на зимние праздники. Вряд ли ему это позволят, но все же стоит попробовать. Дверь открывается и он видит мать. Они с Бэкхеном очень похожи. Как и Эри. Она тоже ее копия. — Заходи, — Бен вешает куртку, осматривая место, где живет теперь его сестра. — Я хотел поговорить о… — Оппа, — бежит сестренка из комнаты, врезаясь в него, она обнимает его за ноги, сильно-сильно прижимаясь. — Оппа. Оппа, почему ты бросил меня? — голос девочки срывается, она начинает плакать. Бэкхен кое-как отцепляет ее от своих ног, чтобы обнять. — Прости, — он гладит сестренку по голове, успокаивая. — Прости, я не хотел. Правда, я не хотел. Они сидят в прихожей посреди обуви и верхней одежды, пока девочка не перестает плакать. Бэкхен играет с сестрой и читает несколько сказок, пока она не засыпает от пережитых эмоций. Он поправляет одеяло, поцеловав сестру в лоб. Он уходит на кухню, где сидит мать. — Я хотел забрать ее на зимние праздники, — парень облокачивается о косяк, наблюдая за женщиной. Она зажигает сигарету, затягиваясь. — Ты снова куришь дома, — упрекает Бэк, хмуря брови. Он подходит к окну, открывая его. — Так что, ты отпустишь ее? Она молчит, катая крошки по столу. — Ну? Ты отпустишь ее со мной в Сеул на зимние праздники? — выделяя каждое слово, проговаривает Бен. — Нет, — выдыхая дым, отвечает она. — Почему? — Потому что она моя дочь. Женщина поднимает на него взгляд полный превосходства. Бэкхен теряется. Один раз, всего лишь один раз он не уследил за тем, что говорил. И вот они последствия. Ссор между ними было много, но лишь один раз Бэкхен сказал то, что заставило его мать ненавидеть его больше всех в этом мире. Он пригрозил ей, что если они не придут в себя, он лишит их родительских прав. Насколько это было правдой, сейчас Бэкхен не ответит. Но тогда он был зол. И говорил все, что думал. — Понятно. Спасибо за гостеприимство, — сквозь зубы цедит Бен. Понимая, что спорить бесполезно. Бэкхен набирает Чанеля, сообщая о том, что они уезжают. Они встречаются возле кафе. — Как все прошло? — спрашивает Ким. — Отлично, — мрачно отзывается Бэк. Ким и Пак обмениваются взглядами. Шаг Бэкхена становится быстрее. — Знаешь, я думал мы погуляем с твоей сестричкой по городу и… — Я тоже так думал, — отвечает Бэк, не сбавляя скорости. Чанель смотрит по сторонам, запоминая все на всякий случай. Он не был в Пусане ни разу, и потеряться в первый раз в чужом городе не входило в его планы. Когда он поворачивает голову туда, где только что стоял Бэкхен, то видит, как Бен срываясь на бег, куда-то убегает. Им с Минсоком хватает секунды, чтобы сообразить, что что-то здесь не так. — Бэкхен! — кричит Ким, убегая вслед за ним. У Чанеля ноги длиннее, поэтому он быстро обгоняет хена. Но добраться до Бэка кажется чем-то сверхъестественным. В него будто вживили тонну батареек. Когда Бэкхен оборачивается, то Пак видит, что тот смеется. — Какого хера, Бэк, остановись, — просит парень. Он конечно может долго так бегать, но холодный ветер режет легкие. Бен не слушает, продолжая хохотать, как сумасшедший. Чанелю удается схватить парня за локоть, как раз перед дорогой. Этот придурок. Этот чертов придурок, что, совсем не смотрит куда бежит? — злясь думает Чанель. Он сгибается почти пополам, позволяя себе отдышаться. Бэкхен больше не смеется, он тоже тяжело дышит, опираясь на свои колени. Его взгляд будто стеклянный, направлен в пол. Подбежавший Минсок, хотел начать орать на Бэкхена, но остановился, понимая, что Бэкхен бы не повел себя так, если бы встреча прошла хорошо. — Зачем ты побежал? И куда? — восстановив дыхание, спрашивает Ким. Бэкхен впивается ногтями в ладонь. Он хотел бы знать, зачем. Как и то, почему он в нужный момент не заткнулся. — Я не знаю.               В субботу утром Тао и Сехуна будит Кенсу, который решил, что это время — время уборки. Хуан висит на Сехуне, пытаясь проснуться, пока До хозяйничает на кухне. Он открывает холодильник и его брови сужаются. — Так, — серьезно произносит он. — Что это? — До вытаскивает что-то, что раньше возможно было сыром. О щурит глаза и это не только чтобы разглядеть, но и из-за запаха. — Сыр? — невинно интересуется он. — Ты меня спрашиваешь? — глаза Кенсу становятся огромными. — Ладно. Дай пакет. Сехун исполняет указание, хотя с Тао, который все еще висит на плече, делать это неудобно. — Так, — повторяет друг и Сехун машинально зажмуривается, ожидая, что До снова будет ругать. — А это что? — Кенсу вытаскивает с нижней полки упаковку, которая начала покрываться плесенью. — Это бекон для Бэкона, — прыскает в кулак Хуан, потихоньку просыпаясь. Сехун понимая шутку, тоже смеется. Но Кенсу не смешно. Он смиряет их тяжелым взглядом, выкидывая и бекон, а точнее то, что от него осталось, в черный пакет. Закончив убираться в холодильнике, но проще будет сказать — выкидывать содержимое, До заставляет парней помыть холодильник, а сам уходит в магазин за продуктами. Когда До возвращается, то наблюдает за тем, как О гоняется за Хуаном по кухне с пеной в руках. — Ты первый начал, — кидая в китайца пену, говорит Се, не переставая улыбаться. Виви с Кэнди решают, что должны тоже побегать. — Ну что за детский сад? — улыбаясь, задает риторический вопрос Кенсу.               Тао восхищенно наблюдает за тем, как Кенсу управляется с ножом. — Вау, почему это выглядит так круто? — повернув голову к О, спрашивает он. Сехун пожимает плечами, но соглашается, что его лучший друг очень крут. До заканчивает готовить две версии пибимпаба, расставляя получившееся на стол. У Хуана от запаха урчит в животе. — Даже мой живот рад, — хихикает он. Сехун наблюдает за этой идиллией и понимает, что нужно почаще собираться втроем, но лучше вчетвером. Трое дорогих для него людей, которые сделали так много, ничего не прося взамен. Сехун хочет больше хороших моментов и воспоминаний в своей жизни.        В воскресенье, когда Бэкхен возвращается, они все-таки решают побыть немного в Пусане, в «Чжан и компания» присылают два письма. Одна фамилия. Два имени. Один номер для обратной связи. Исин открывает одно из них, ничего не ожидая. Им часто писали. Кто-то писал слова благодарности, кто-то угрозы. Но когда он начинает читать, в горле пересыхает. Это наверное шутка. Мужчина откладывает письмо в сторону, вставая из-за стола. В письме, девушка пишет о том, что есть, что рассказать о Кан Ын Джине. После пятницы было написано несколько статей по делу Кана. Конечно, он привлек внимание общественности, но Исин надеялся, где-то глубоко в своей душе, на то, что больше жертв нет. Может она врет? Ну мало ли таких людей? Но что-то внутри неприятно дергается, не отпуская мысль о том, что девушка пишет правду. Исин раскрывает второе письмо. Ничего лишнего. Я хочу рассказать о том, что со мной сделал Кан Ын Джин. И все. Больше ничего. Лишь тот же номер, что и у первого письма. Ну что за чушь? — думает Чжан, набирая этот набор цифр. Несколько гудков и раздается низкий грубый бас. — Алло. — Вы прислали нам письмо в… — Да, — обрывает его парень. — В нем вы напи… — Мы не хотим говорить об этом по телефону. Давайте встретимся. В тот же день поступает еще пять писем. — Что это за письма, господин Чжан? — интересуется его помощница. Исин не хочет открывать и узнавать, что это за письма, но он и так знает ответ. Из-за этих писем судебный процесс приостанавливают, а дело продолжается. Появляются новые показания от девушки по имени Юонг и парня по имени Джонг с общей фамилией Юн. Приходит письмо от отца тринадцатилетнего мальчика по имени Джи. И еще от двух матерей: у одной девочка семи лет, а другой мальчик восьми. Самые последние письма написаны одним почерком, но от разных имен. От пятнадцатилетнего Ен Вона и его десятилетнего брата Минхо. Исин понимает, что это самое трудное дело в его карьере.               Сехун узнает об этом в понедельник после занятий, второе слушание должно было пройти сегодня вечером. За весь день он пару раз ловит на себе взгляды студентов и преподавателей. Но сейчас это не важно, они почти закончили, осталось немного. Раздается мелодия звонка, Сехун быстро отвечает. — Да, хен, — улыбается парень. Скоро все закончится,— эта мысль грела его. — Сехун, судебный процесс приостановили.               Прошла целая неделя. За это время Сехун кажется успел постареть на лет десять. Как и все его близкие. Кенсу можно сказать переехал к ним, спя то с Беном, то на диване. Все были напряжены, ожидание убивало. А осознание того, что их оказалось больше, приводило Сехуна в ярость и дикий ужас. Он не знал ни имен, ни возраста, ни пола. Лишь цифру. Их было девять. По крайней мере те, про которых известно. Девять детей, которым Кан искалечил жизни. Сехуну было больно так, что хотелось выть, но он пообещал быть сильным. Он справится. Дата второго слушания назначена на 20 ноября. В 14:00. Ни Тао, ни Кенсу не смогут пойти с ним. В этот раз только он и Чунмен.               Сехун получает миллиард смс от Хуана и Кенсу, еще десяток приходит от Бэкхена с Минсоком. Он поправляет теплое пальто, выходя из подъезда. — Готов? — спрашивает Чунмен, стоя возле машины. — Готов.               В этот раз зал суда кажется меньше. Наверное из-за людей. Это дело привлекло много внимания. Теперь Кан занял место преступника. Сехун глянул на него лишь раз и увидел то, что хотел — осознание происходящего в глазах этого мужчины. Он был в ужасе. Ну что ублюдок, как поступают с плохими взрослыми? Сехун встретился с ним взглядом. — Больше ты не будешь трогать детей. Больше ты никому не навредишь, — прошептал парень, уходя на свое место. Распахнулась дверь зала суда, впуская молодую девушку. Она была высокой, почти метр восемьдесят. Темные волосы распущены, почти доставали до поясницы. На ней темно бордовая водолазка под горло, а поверх черное пальто, свободное в талии. Она уверенно прошла вперед, смотря только на Кана, который при виде ее, удивленно приподнял брови. Девушка остановилась, не сводя пронзительных глаз с мужчины. Ее губы плотно сжались, а потом она засмеялась, так громко, что привлекла внимание всех. Сехун вздрогнул, смотря на нее. У девушки началась истерика, потому что к смеху добавились слезы. Она опустилась на пол, зажимая рот рукой, но все равно не могла остановиться. К ней подошел парень. Очень высокий и возможно слишком худой для своего роста. Сехун обратил внимание на то, как они похожи. Он аккуратно поднял ее, уводя из зала. Чуть позже они вернулись, садясь на стороне обвинения. Исин обернулся, быстро приветствуя их кивком головы. Близнецы Юн, что написали первые, им было по двадцать один. Объявили о начале. Сехун посмотрел на Чунмена. — Осталось немного, — ответил на немой вопрос брата старший. История близнецов началась пятнадцать лет назад. Они всегда были сильно привязаны друг к другу. Засыпали вместе, просыпались. Они все делали вместе. Они были одним целым. Джонг защищал сестру ото всех, часто прикрывая ее проделки, беря вину на себя. В тот день, когда их поглотила темнота, они играли, как всегда в своем маленьком игрушечном городке. Расставляя человечков по местам и катая машинки по дорожкам. Отец сказал, что его срочно вызывают и с ними посидит его хороший друг — Кан Ын Джин. Юонг капризничала, она не любила чужих, такой она стала после смерти матери. Отец пообещал купить ей подарок, если она будет хорошей девочкой. Юонг успокоилась. Джонг в отличии от сестры всегда был тихим и спокойным, поэтому ничего не попросил. Только: — Возвращайся поскорее, папа. Кана дети знали, но видели не часто. Ведь как и их отец — он был врачом. Дети спокойно читали сказку, когда дверь их комнаты открылась. — Если будете вести себя тихо, то никто из вас не пострадает. Мы сейчас поиграем. И никто не должен об этом узнать. Если расскажешь ты, — он посмотрел на мальчика. — То я приду и убью твою сестру у тебя на глазах. То же самое касается и тебя, — обратился он к Юонг, которая вцепилась в руку брата. Их маленькие сердечки колотились синхронно, утопая в ужасе. Джонг потерянно посмотрел на сестру, прочитав в ее глазах такой же детский страх. Мужчина приблизился, и его тень накрыла детей с головой. Отец вернулся лишь в обед следующего дня, но темнота уже поглотила его детей. Они никому ничего не рассказали, разделив боль и эту страшную тайну на двоих.               Исин встал, оглядывая зал. Присяжных было много. Свободных мест вообще нигде не было. Он сделал глубокий вдох. Осталось немного. Он произнесет речь, которая должна поставить точку в этом деле. И все. — Думаю, я не должен говорить слишком много. Все что вы видели и слышали — этого достаточно. Этот человек, что сейчас сидит перед вами, совершил ужасные преступления. Но ужасней то, что все его жертвы были детьми. Дети, которых нужно защищать и любить. Которые не должны подвергаться физическому, моральному или сексуальному насилию. Этот человек, — Чжан указывает в сторону Кана. — Искалечил девять душ и он должен понести за это наказание. Ранее шла речь о двадцати пяти годах лишения свободы, но я считаю, что этого мало, тем более, когда раскрылись такие подробности. Кан Ын Джин должен получить пожизненное заключение, — в зале прошла одобрительная волна кивков и перешептываний. — У меня все. Чунмен сжимает руку брата под столом. Еще немного,— повторяет он себе. Суд удаляется для принятия решения. Проходит пять минут и все снова на своих местах. Сехун затаив дыхание, ждет вынесения приговора. Последний шаг, всего один. Судья поворачивает голову к Кану, смиряя его тяжелым взглядом. Это ее работа, но таких мерзавцев она давно не встречала. — Кан Ын Джин, вы приговариваетесь к пожизненному заключению в тюрьме строго режима, — отчеканила женщина, стукнув молотком. Сехун наконец-то расслабленно выдыхает, ощущая, как многолетний груз падает с его плеч.