Две твердыни

Змеи шуршали среди песка и зноя... Что это там? Что это там такое? Белый корабль, снастей переплетенье, Яркий флажок, кильватер голубой...*

Вдали, у самого горизонта, вздымался белый корабль. Огромный, гораздо больше тех, что строили в Адмаре. В зыбкой жаре корабль колыхался, двоился и троился, и вскоре Ларсий разглядел не один, а целую вереницу кораблей, причаливших в просторный порт. А ближе них, перед портом, начали проступать здания. Белокаменные, с блестящими крышами, непохожие ни на один город, что Ларсию приходилось видеть. Будь что будет, думал он, делая шаг на песок. Будь что будет. А после вообще ничего больше не думал. Город не исчезал, хотя и не становился ближе. Солнце жарило нещадно, и время от времени Ларсий падал от головокружения или просто запнувшись о песчаный холмик. Где-то глубоко внутри он понимал, что это мираж, и что идти к нему по палящей пустыне — самоубийство. Но шансов выжить у него и так почти не было. Полагайся только на себя. Не будет никто тебя искать. Не пойдёт караван этим путём. Ты можешь сгинуть в пустыне или отравить своим трупом оазис. Ему не было жаль людей, которые, может, через год найдут отравленный оазис. Но он не хотел, чтобы к его трупу отнеслись неуважительно. И шёл к белым кораблям. Когда он в очередной раз упал, он почувствовал под штаниной маленькие лапки и понял, что снова стал убежищем для ящерок. К вечеру их набежала на него целая стайка. Он пока ещё переставлял ноги, хотя уже с трудом. Его шатало, глаза закрывались, голова нещадно гудела, а губы и язык испеклись и раздулись от сухости. Это конец, думал он, стараясь всё же не сводить взгляда с кораблей, всё ещё видимых в сумерках. Это конец, понимал он, но боялся упасть и придавить ящерок. Они же не знали, что он идёт к миражу. Что его никто не ищет. Впереди высился большой бархан, и Ларсий понял, что не сможет на него взобраться. И обойти тоже не сможет. Медленно и осторожно он опустился на колени, а затем и на четвереньки. Потом потихоньку лёг, дождавшись, пока маленькие лапки под одеждой перебегут на спину. Может быть, они его сожрут. И никто никогда не будет искать. И никто никогда не найдёт. А если кому и попадутся в пустыне высохшие кости, никто никогда не узнает, что это был Ларсий, раб и повелитель, забравшийся так высоко и павший так низко. Он выдохнул. — Что ты здесь делаешь? — послышался голос. Ларсий моргнул, пытаясь понять, что может мешать его сну. Голова не работала. — Зачем ты ушёл из оазиса на верную смерть? Он приподнял голову и увидел змеиный хвост. Змея заговорила с ним? Потом он услышал журчание воды. Он хотел броситься к воде и утолить жажду, но не стал даже шевелиться. Эта вода не для него. Его ведь никто не ищет. И никогда не будет искать. Можно полагаться только на себя. Что толку от воды, которую ни разу в жизни тебе никто не преподнёс по собственной воле? — Один из ручейков — для тебя, — продолжал голос. Ларсий усмехнулся, подняв облачко песка. Этого не могло быть. Его никто не ищет. — Ты приютил моих маленьких друзей, — продолжал голос. — Не убил их и не съел, даже не обидел дурным словом. За это ты можешь умыться из моего ручейка. Но ты должен выбрать его сам. Это было уже немного понятнее. Услуга за услугу, да ещё выбор. Полагаться можно только на себя, но есть ещё честный обмен. Возможно, нечестный, но Ларсию нечего терять. Он с трудом сел на раскалённом песке. Кажется, на ногах у него были ожоги. Но это было не так важно, потому что он наконец увидел, с кем разговаривает. Змеиный хвост свешивался с верхушки бархана ему под самый нос, а там, в темнеющем небе высилась золотая башня, имеющая очертания прекрасной девы. Её золотая коса змеилась по песку, а из гребня бархана били три ключа, и их потоки аккуратно огибали Ларсия. — Выбери, — напомнила дева, сверкая золотыми глазами. Сосредоточившись, он понял, что ручейки разные. Из одного вода струилась чёрная, как жидкие чернила, из второго кристально прозрачная, а из третьего золотая. Золото — это слишком заманчиво, — вяло подумал Ларсий, почти неспособный к логическим умозаключениям. — Слишком очевидно. Наверное, мне пристало выбрать чёрный. Но ведь так бы подумал любой. Подумал бы, что золото — обман, и искать правды надо во тьме. Но это неверный путь. Искать правду надо там, где всё ясно. Значит, прозрачный. Но и так бы подумал любой, разве нет? И вообще, кто сказал, что здесь надо искать правду? Один из ручейков мой. А вовсе не правдивый. Даже скорее всего ложный. Ведь и Ларсий — она сплошная ложь. Просто раб с непомерными амбициями. И если один ручеёк мой, то должен ли он принести мне радость? Вовсе не обязательно. Он должен дать мне то, чего я заслуживаю. И если это гибель или мучение, то будь что будет. Но если уж выбирать мой ручеёк, то хотя бы не прибедняться перед самим собой. Мой — конечно, золотой. И Ларсий молча опустил голову под золотой фонтанчик. По телу пробежала дрожь, даже какой-то зуд, а потом внезапно стало легко. Он почувствовал нестерпимое желание встать на ноги, что он и сделал. Змеедева смотрела на него с игривой благосклонностью. — Угадал, — прошелестела она. — Теперь утоли моё любопытство. Что ты здесь делаешь? Ларсий почувствовал, что его губам вернулась подвижность, а в голове немного прояснилось. — Я шёл — он мотнул подбородком за спину Змеедевы, где ещё виднелся призрак белого корабля, — туда. Я шёл умирать. Потому что я слишком честолюбив, чтобы умереть в абы каком безымянном месте. Дева рассмеялась журчанием воды. — Хотя бы честен. Но теперь ты не умрёшь. Сегодня не умрёшь. Я тоже шла в древний город. Хочешь ли ты пойти со мной? Древний город? Ах вот, что это. Ларсий кивнул. Куда-то же надо было идти, а у этой змеи хотя бы была вода. Змеедева заскользила по барханам, и Ларсий двинулся следом, заметив, что песок следом за ней становится плотнее и ровнее, и по нему можно идти, как по каменному полу во дворце. А барханы начали мелькать по сторонам, как будто он не шёл, а мчался на самом быстром коне рашудана. Белые здания начали приближаться, и уже не казались такими иллюзорными — он видел следы разрушения, песчаные наносы на башнях, трещины в городской стене. Город наступал, и он был материальным, и мёртвым. Перед самым входом Ларсий остановился. — Я умру если войду туда? — спросил он. — Зависит от того, чего ты хочешь, — прожурчала дева, оборачивая его змеиным хвостом. Ларсий сам не знал, чего он хочет, но шагнул в обветшалую арку, когда-то, наверное, закрытую подъёмными воротами или мостом. Они бродили по городу довольно долго, время от времени проникая в здания, которые ещё не были засыпаны песком — или, скорее, песок из них уже выветрился. В нескольких местах Ларсий видел груды чужих вещей, нетронутых с тех самых пор. Были там и сундуки с неведомыми богатствами, и полуразрушенные стеллажи с книгами, истлевающими в горячем песке. — Почитай мне, — попросила дева, протянув ему массивную книгу в позолоченном переплёте с эмалевой миниатюрой в центре. Это оказалась книга сказок. Было уже темно, но Ларсий мог разобрать слова в свете сияющей косы Золотой девы. Язык был архаичным, но Ларсий умел разбирать древние документы, и вскоре приловчился. Он читал до утра, и во рту не пересыхало, и не было ни холодно, ни жарко. Света он так и не увидел.