SGCA

      Утро Ави началось чрезвычайно… неожиданно громко. Она привыкла просыпаться от тихой вибрации своего телефона, но совсем не была приучена к пробуждению посредством крика. Кто-то так рвал связки, ругаясь или обороняясь, что по-началу стало страшно. Знаете, словно ты мирно спал и проснулся от воя сирены или от пожарной сигнализации. Сердце начинает быстро стучать, твои глаза широко раскрываются, ты весь наготове бежать, если это потребуется.       — …отвали! — услышала обрывок фразы из коридора Ави. Это было так громко, потому что близко, поняла она, вставая и кутаясь в легкое белое одеяло, потому что выходить в люди в своей вчерашней помятой одежде ей было стыдно.       От шагов еще немного кружилась комната, но она чувствовала себя более уверенно, чем вчера, благодаря, возможно, капельнице, а может и таблеткам или уколам, что они ей дали, пока она прибывала одной ногой в мертвом мире. Ави толкнула свою дверь без ручки и увидела картину: девушка, еще более тощая, чем даже она, в старой полосатой кофте, что висела на фигуре, как на вешалке, безобразно и ни разу не сексуально, как должно было бы быть, удерживала одной рукой дверь в свою палату, а второй ту черную медсестру, которую Ави видела ночью. Хотя бы одно знакомее лицо в этом шествие незнакомцев… отлично. Ави вздохнула, оставаясь незамеченной, и стала наблюдать, больше не зная, что может сделать. Да и сил делать что-либо особенно не было. Да и случайно получить по носу не хотелось. Поэтому, она осталась в стороне, на безопасном расстоянии от потасовки двух дам. Чем-то это походило на воробьиные бои.       — Мне плевать, мне срать, что ты хочешь, это моя палата, я за нее плачу, и я не разрешала заходить, Алиша! — продолжила белокурая девушка ростом ниже на голову, чем была медсестра. В сравнение с упитанной, даже полной женщиной, эта девушка-пациентка была ломкой и маленькой. Сложно было сказать, сколько ей лет. От тринадцати до тридцати, где-то так.       — Я и так показываю тебе свое дерьмо после похода в туалет, тебе этого мало?! Сейчас еще даже не завтрак. Так что не смей вторгаться, словно у себя дома…       — Барсенок, мне жаль, но если тебе назначили дополнительную капельницу утром, я не могу ее не поставить, твой вес не увеличивается, и мы обе знаем, к чему это приведет, — оставаясь стойко спокойной, попыталась угомонить девушку Алиша. Медсестра была словно гора. Или танк. Даже с места не сдвинулась. Наверное, если бы она захотела, то давно бы уже поломала пациентку и привязала бы ее к койке. Но пыталась ударить только Барсенок. Ави подумала, что это довольно странное прозвище. Хотя что-то в этой белой светлой девушке с черной подводкой на глазах напоминало снежного барса. Может, ее чуть вздернутый нос, словно черный носик барса, может, ее белая кожа и волосы, словно белый мех… или ее острые когти, которыми она царапнула медсестру по руке, оставив легкую красную полосу.       — Ну все! Достаточно! — крикнула Алиша и отстранилась. — Хочешь, чтобы я рассказала твоему брату, что тебе снова хуже, пожалуйста. Я это сделаю. Можешь не есть, сколько захочешь. Капельница не самое плохое, что может быть, ты знаешь. Если не будешь идти на уступки, они снова поставят тебе трубку. Выбор за тобой.       Барсенок тяжело дышала и загораживала вход в свою палату своим тонким телом. Казалось, напоминание о трубке ее остудило. Она опустила взгляд холодных голубых глаз в пол и задумалась. Ее руки вздрогнули, а потом она резко посмотрела на Ави, словно хищник, заметивший в кустах кролика. Ави открыла рот, а потом закрыла, не зная, что сказать. Под напором стало неудобно. Она словно была застигнута врасплох. Словно бы ее поймали за подслушиванием. Но вряд ли крик в общем коридоре можно было так назвать.       — На что уставилась? Проваливай обратно в его палату, стерва! — снова распетушила хвост девушка и потом резко развернулась, исчезая в своей палате за закрытой дверью.       — Сучка, — вздохнула Ави ей вслед и нахмурилась. Она подумала уйти тоже обратно к себе, но решила спросить медсестру, которую, как видимо, звали Алиша. — И как часто здесь срабатывают подобные будильники?       Алиша посмотрела на дверь перед собой, а потом покачала расстроено головой и ответила, подходя ближе, на вопрос Авиценны:       — Иногда. В основном, когда обе стороны не могут идти на уступки. Но я знаю Барсенка, она остынет и даст поставить капельницу как раз к завтраку. Это уже не первый раз. Она просто зла и расстроена, и ее можно понять. Надеюсь, с тобой будет не так сложно. Кажется, ты хорошая девочка.       — Девушка, — поправила Ави хмуро. — Не знаю. Не назвала бы себя хорошей и уступчивой… А почему вы называете ее «Барсенком»? Это ее местное прозвище или вроде того? А имя у этой психованной есть?       Алиша приветливо рассмеялась, не ожидав от, на первый взгляд, тихой и милой девочки такого напора. Видимо, она ошиблась. Снова будет сложно. Но когда было легко, если подумать. Каждый пациент этого отделения сложный. Потому что их проблема сложна. Но, к счастью, у нее достаточно сил и любви для всех этих детей.       — Имя есть, но, кажется, она его не очень любит. Все называют ее Барсенком. Но, — Алиша подтолкнула Ави бедром, — если хочешь узнать ее имя, то просто спроси ее. Может, вы подружитесь. Это было бы неплохо и для тебя, и для нее.       Ави отрицательно покачала головой:       — Я не особо общительный человек. И думаю справлюсь и без подружек-анорексичек. Я не собираюсь долго здесь задерживаться, в любом случае…       — Не зарекайся, — мягко ответила Алиша, ее взгляд потемнел, словно она вспомнила что-то неприятное. — Ты не первая, кто так говорит. Раньше, в этой палате, где теперь ты, был парень. Каждый день говорил, что завтра уйдет домой, что завтра его точно выпишут…       Ави нахмурилась, сжимая крепче одеяло в хватке:       — И что, его выписали?       Медсестра опустила взгляд, а ее губы тронула грустная улыбка. У Ави прошли мурашки, потому что она поняла, что парень или умер, или что-то близко.       — Нет. Но ты ведь не будешь настолько непреклонной, да? Твоя мама хотела бы, чтобы ты поскорее выздоровела и смогла вернуться домой.       Ави сдернула руку женщины со своего плеча, шипя:       — Вы понятия не имеете, кто такая моя мать. Ей плевать. И мне тоже. Знаете, мне надо почистить зубы, — Ави развернулась, толкая дверь, и услышав за спиной фразу «завтрак через тридцать минут в столовой, не опаздывай», прежде чем дверь закрылась, пару раз качнувшись туда-сюда. Ави услышала шаги, Алиша ушла, может, по своим делам, может, помогать в столовой персоналу, может устраивать кому-то еще нервный срыв с утра пораньше, кто знает. Ави вздохнула и опустила руки. Это будет не так уж просто, поняла она. Капельницы, трубки, завтрак. Та стерва… Барсенок, черт ее возьми, сказала что-то о проверке туалетов после его посещения. Возможно, это часть местных правил? А не просто ее личный бонус. И тогда очищаться после еды не получится. А это обозначает, что ей придется есть. И как следствие толстеть.       Одной частью мозга Ави понимает, что ей нужно поправится. А другой частью нет. Она не хочет и видеть еду. Не хочет возвращаться в тело, в котором была три-четыре года назад. Она не хочет выздоравливать, это вряд ли вообще реально. Ее мозг уже сгнил. И она обречена быть анорексичкой до гроба. Здесь ее просто будут пытаться исправить, но это невозможно. Это будут пытки.       Ави сморгнула слезы и решила написать Майки. Это был единственный ее настоящий друг. И она хотела просто рассказать обо всем, даже если это ничего не даст. Она ушла к тумбочке, на которой оставила телефон, но там не оказалась сотового. Она проверила под подушкой, в одеяле и под койкой, в ящике, осмотрелась вокруг, но телефона не было. В этом сотовом было все. Ее фотографии, которые она любит перелистывать, даже если это приносит болезненное чувство ностальгии. Ее аккаунты. Ее дневник с паролем. Там все. Там жизнь. Неужели, кто-то украл ее телефон, пока она спала?.. Оставив одеяло в комнате и наплевав, насколько ужасно выглядит, Ави вышла из палаты и пошла по коридору в поисках или персонала или какого-нибудь сестринского поста.       Она увидела Алишу у поста, у чего-то вроде стойки, где было два компьютера и металлические ящики для бумаг у стены.       — Мой телефон украли. Я хочу, чтобы вы посмотрели по камерам, кто это сделал! — предъявила Авиценна медсестре. Та распасовывала лекарства в белом ящике и даже не взглянула на нее, лишь как-то слишком спокойно промычала в ответ, а потом сказала:       — В этом нет необходимости. Твой телефон в камере хранения, как и остальные вещи. Ключ от камеры у меня. Его тебе отдадут, когда либо тебя выпишут, либо когда ты наберешь баллы.       — Баллы? — переспросила Ави, скрещивая руки на груди.       — У нас работает система поощрения. Это довольно распространенное явление для подобных мест. У нас есть баллы. Ты получаешь баллы за съеденную еду, за принятое лекарство, за ответы на терапии, за посещение общих групп и прочее… Ты разберешься со временем. Обычно, недели хватает, чтобы понять, как что устроено.       Алиша улыбнулась ей. И теперь Ави хотелось добавить царапин на руках этой медсестре. Она сжала губы, сухо ответив:       — Я не пролежу здесь дольше недели.       Алиша кивнула:       — Конечно.       Ави слышала сарказм в голосе женщины. Это бесило. Все это место бесило. Это… они указывают, как ей жить. Они забрали ее личные вещи. Это самая настоящая тюрьма! И она даже не знает, как может отсюда сбежать. Ави пнула стойку, к счастью, не сильно повредив пальцы, поскольку носки ее балеток были достаточно твердыми, развернулась, и пошла обратно в свою палату, скрипя туфлями по начищенному светло-серому полу этажа. Почти дойдя до своей палаты, которая была в самом конце прямого коридора, Ави прошла мимо Барсенка. Девушка взглянула на нее, и их взгляды встретились. Барсенок остановилась, но Ави нет, пока голос сучки не окликнул ее, когда она успела уже сделать пару шагов дальше:       — Эй, чтобы ты знала, тут очень тонкие стены. В следующий раз, когда захочешь порыдать после отбоя, имей это ввиду!       Ави показала ей фак, Барсенок рассмеялась, резко разворачиваясь. Украшения на цепочках звякнули на ее шее. Барсенок пошла весело дальше, видимо, к Алише. Ави увидела, как девушка машет медсестре и уже как-то слишком иначе, радостно и приветливо говорит:       — Надеюсь, ты уже собрала мои колеса! Умираю с голода! — крикнула Барсенок. Она подошла к медсестре и запрыгнула на стойку рядом. На удивление, медсестра не попыталась спихнуть девушку. Ави чувствовала тепло в этом взаимоотношение девушки и женщины. Барсенок что-то начала рассказывать медсестре, а та кидала на девушку в ответ почти любовные взгляды. Если бы не различие в цвете коже, Ави подумала бы, что медсестра — мать Барсенка. Но это было очень сомнительно.       Ави вспомнила о собственной матери и зло пошагала обратно в палату. Прекрасно, она здесь застряла. Но вот подарок, здесь хотя бы нет ее матери. Прекрасно.       Только почему-то… глазам хочется слезиться.       Ави зашла в ванну, заталкивая чувства поглубже. Собираясь по привычке запереть дверь, она заметила отсутствие замка. Сжав и разжав кулак, Ави прошла к раковине и включила воду, умываясь. Смотря на свое отражение, она увидела, что ее туш под глазами размазалась. И ей стало интересно, от умывания ли сейчас. Или от слез вчера. Дерьмо. У нее даже нет ничего, чтобы вытереть это безобразие, кроме воды и маленького одноразового мыла в мыльнице.       — Пиздец, — вздохнула Ави, шаркая подушечкой пальцев чернила под глазами.       Это будет весело. Это будет так весело.