Среда, Нью-Йорк, 7:12 a.m.
Этим мартовским утром телефон Эйприл разрядился ночью. И как итог, будильник, который она ставила на половину седьмого, не сработал. Девушка проснулась от лучей солнца, пригревающих ее ухо и щеку. Свет просачивался сквозь ее бледные веки и резал сетчатку. Она проснулась, сонно думая о том, как рано выглянуло солнце… и странно, что будильник еще не сработал, значит, еще меньше шести тридцати, а солнце уже так высоко. Конечно, весна, и солнечный день начинается чуть раньше, чем зимой, но не столько же. Нью-Йорк не то место, где со сменой времени года особо-то меняется погода и время. Большинство девушек в ее школе даже не могут точно назвать период, которой считается осенью. Люди просто не привыкли делить время на сезоны, все один большой сезон, ну, или два, лето и зима. Лето — солнце, а зима — холодный ветер и редкий мокрый снег. В последние года снега стало все меньше. Это разочарует. Эйприл грустно осознавать, что люди запускают планету, портят климат и убивают механизмы природы просто из лени. Ее журналистское начало не дает ей спокойно жить, зная, сколько всего ужасного остается в неведении людей. Рука девушки елозит по мятому покрывалу в поисках телефона. Нащупывая его и потирая глаза, Эйприл приподнимается на локте и пытается разблокировать экран, но тот мертв. Когда сердце Эйприл начинает биться быстрее — она ненавидит опаздывать, заходить в класс, когда все уже расселись — ужасно — то дверь в ее комнату открывается. В маленькую спальню дочери влетает громкая мать. Громкая, потому что у Эйприл звенит в ушах, когда голос матери начинает причитать: — Ты еще здесь?! Посмотри, который час. Быстро! Быстро вставай, — чуть полная женщина в костюме и с короткими светлыми кудрями на голове подходит к кровати дочери и стягивает с нее одеяло, сворачивая его в своих руках словно в снежный шар. Холодные голубые глаза смотрят на Эйприл гневно и раздраженно. Как всегда. Эйприл хочется исчезнуть, провалиться сквозь матрас, упав как Алиса, куда-нибудь в другой мирок, но, к сожалению, реальный мир скучный и не сказочный. Ей приходится встать. — Мой телефон разрядился ночью. Я забыла поставить его на зарядку, — объясняет Эйприл, приглаживая рыжие волосы, которые после сна как мокрые воробьиные перья. Мать раздраженно цокает и бросает одеяло уже на пустую кровать дочери. — Я куплю тебе таблетки для памяти. Ты все время все забываешь, как так, Эйприл! Ты такая молодая, а память как у бабушки, если не хуже. Во сколько ты легла, кстати? Меня не было, и что, все, значит, можно не спать до утра… Женщина, которая работала посменно на местном маленьком новостном канале, три года как развелась с мужем — отцом Эйприл — и была вынуждена работать там, где ей уж давно не нравилось работать, потому что на этом месте хорошо платили. Да и мать Эйприл просто не могла себе позволить остаться без работы и на день. Ее тревожность бы ее съела. Эта женщина была большим боссом в душе, но обычной стервозной брошенкой на деле, и Эйприл с одной стороны сочувствовала матери, что у них с ее папой все так получилось, но с другой стороны она бы лучше осталась с отцом, если бы тот предложил ей переехать к ней еще раз. С папой все было проще. Он любил ее, баловал ее. А мама просто отчитывала, унижала и указывала на недостатки. Эйприл не помнит ни разу, чтобы мама говорила, что любит ее. Наверное, та ее любит. Но… без слов как-то нет уверенности в этом. Когда она поступит в колледж, то съедет от матери. Если та ее отпустит, конечно. А это так маловероятно. Мать контролирует каждый ее шаг. Следит, когда она возвращается из школы, когда в нее уходит, сколько денег тратит и на что. Наверное, это все та же нервозность и паранойя, может, неумелая забота, но, черт, так сложно любить кого-то, кто делает все, чтобы ты его ненавидел. Интересно, чего добивается ее мать, делая ее жизнь такой сложной? Неужели думает, что таким образом как-то удержит ее, Эйприл, возле себя? Эйприл хочет убежать от нее и сбежит от нее при первой же возможности. Если не к отцу, то в общагу, если не в общагу, то к отцу. Только не жить так, как робот или слуга, еще десяток лет. Ей хочется уже жить своей жизнью, и чтобы мать жила своей жизнью, а не ее. — Шустрее, шустрее, — подгоняет ее женщина, начиная заправлять кровать дочери, которая уже такая взрослая. Эйприл устало вздыхает. Солнце за окном больше не кажется таким теплым и приятным. — Конечно, — девушка выходит из комнаты и идет по узкому длинному коридору, в котором уже давно не было ремонта, в ванную. Там она закрывает за собой дверь, идет к раковине, берет свою зеленую щетку и выдавливает на нее горошину мятной пасты, начиная монотонно чистить зубы. Вверх-вниз. За тонкими стенами слышно шаги матери, та идет на кухню, ставит чайник, гремит посудой. Эйприл сплевывает пасту и смотрит на свое отражение. Ее лицо иногда нравится ей. А иногда она его не узнает, словно кто-то другой смотрит на нее из зазеркалья. Она чувствует себя другой, не той, кто есть для других. Интересно, какой видят ее люди? Эйприл смотрит на свои глаза, светлые ресницы, такие длинные, но этого не видно, так как ресницы на концах прозрачны и без туши незаметны. Потом на свои полные губы, которые она всегда кусает до корочек, отчего те сухие, как засушенные лепестки роз. Ее кожа светлая и мягкая, но какая-то слишком бледная. Надо чаще гулять, а не сидеть дома или в школьном классе кружка журналистики, где кроме нее еще три человека. Она красивая? И да и нет. Ей редко говорят комплименты. Но довольно часто мать делает ей замечания. «Причешись, безобразие, а не волосы». «Не смей надевать этот кошмар, вот, лучше надень это, я тебе купила вчера…». «Может, ты начнешь немного краситься, а то как привидение» и так далее. Это не то, чтобы прямые оскорбления, но это те замечания, которые заставляют ее усомниться в своей красоте. Возможно, она не такая уж и красивая. Возможно, ей просто кажется. И тогда… может ли она просить Кейси смотреть на нее также, как он смотрит на Авиценну? Авиценна всегда такая стильная, всегда накрашена, с маникюром. Эйприл трогает свои бледные сухие губы. Кажется, у матери была алая помада. Открывая шкаф в ванной, где стоит некоторая косметика матери и прочие безделушки, Эйприл берет один из лапстиков. Красная помада. Очень яркая для нее. Но… она рисует ею на своих губах, и те становятся такими броскими и вызывающими. Разделяя волосы пробором посередине, Эйприл расчесывает их, но результат не тот. Нужно что-то новенькое. Она находит утюжок, подключает его и ждет, когда он нагреется. Это происходит быстро, и вот она тянет пряди горячей плойкой, пытаясь выпрямить волосы и разгладить их после вечернего мытья головы без бальзама для волос. Эйприл совсем забывает про время и обжигается, когда в дверь ванной сильно стучат, так, что та ходит ходуном. Боль на нежной коже виска начинает разгораться, и Эйприл жмурится, злясь: — Я уже выхожу! — кричит она. — Быстрее! — раздается гневно в ответ. Эйприл выдергивает вилку из розетки, убирает плойку и помаду обратно, прикрывает небольшой прямоугольный ожог в уголке лба волосами и выходит из ванной, быстро перебегая в свою комнату и прикрывая дверь. Если мама увидит ее лицо, то может начать опять перечислять все, что ей не нравится. А Эйприл не хочет это выслушивать. Ей достало. Хватит. Она смотрит на время на телефоне, который стоит теперь на зарядке, и начинает рыться в шкафу быстрее. Вся ее одежда — одежда школьницы-послушницы. Все серых, черных, бежевых оттенков. Она всегда ходит или как мышь, или в чем-то, что похоже на мешок из-под картошки. У нее есть пара любимых цветных блузок, но и те выглядят как блузки библиотекарши. Смотря на свои красные губы и тело в зеркале в полный рост, которое стоит у небольшого шкафа, Эйприл вспоминает о тайниках в одежде. Вещи, которые мать так и не выкинула, ибо те слишком дорогие, чтобы так с ними обращаться. Эйприл надевала их раз, дома, когда папа их дарил ей, и все. Но сейчас она думает, что пришла пора им снова увидеть свет. Она натягивает колготки, молясь, чтобы по тем не пошло стрелок, потом надевает черную юбку-карандаш, которая чуть выше колена, и, наконец, черный дорогой свитер с принтом красных, как ее губы, лондонских автобусов. Папа привез этот кашемировый тонкий свитер года полтора назад, как подарок на Рождество, после того как отпраздновал Рождество со своей новой женой. Это выглядит красиво. И Эйприл нравится ее отражение. Но последний штрих — обувь, а еще парфюм. У нее есть какие-то пробники духов. Подойдет. И туфли… есть одни черные туфли на каблуке. Их уже подарила мама, но Эйприл не носила их, так как те не сочетались с ее серой одеждой. Да и ей всегда нравились кеды и балетки. Сейчас туфли на высоком каблуке кажутся не такими уж неудобными. У нее даже получается в них стоять и ходить. Волнительно убрав прядь прямых рыжих волос за ухо, Эйприл забрала сумку и телефон и выглянула в коридор: мать шумела на кухне. Эйприл перебежала кухню и взяла свою куртку, повесив ее на локоть. Не так уж холодно, кажется, на улице. Если что она сможет накинуть куртку, но пока что будет хорошо и без нее. — Ты уже идешь? — спросила женщина с кухни. — Подожди, я тебе хочу отдать кое-что. На работе мне посоветовали такое хорошее… — Нет! — Эйприл схватилась за ручку двери и быстро открыла дверь, шмыгая за нее. — Мне некогда, я опаздываю. Давай вечером. Люблю тебя! Она хлопнула дверью. Мать Эйприл выдохнула на кухне и поставила свою сумку обратно на стулик, возвращаясь к плите. — Вот же неугомонный ребенок… — вздохнула себе женщина, начиная вновь мешать пасту в сковороде лопаткой. — Вся в отца. Как бы не нашла проблем на свою голову. Женщина подумала о том, насколько опасный может быть мир. И насколько беззащитна ее Эйприл. И как этих два обстоятельства могут привести к плохим последствиях. Эйприл маленькая и хрупкая. Такая же непутевая, добрая и в таких же розовых очках, которые на носу у ее отца. — Куда ты без меня, — прошептала женщина, а потом отвлеклась на шипение сковороды.******
«-ты выглядишь хорошо», «ты выглядишь хорошо», «ты выглядишь хорошо!!!»… Эйприл, цокая каблуками, не могла перестать нервничать под напором чужих взглядов. На нее то и дело кто-то смотрел. Кто-то долго, кто-то не очень. Кажется, кто-то шептался о ней. Или ей просто кажется. Страшно. Очень страшно. Черт, надо было одеться как всегда и просто быть серой мышью дальше, так ее хотя бы никто и не видел дальше. Но, все-таки, жизнь дается лишь раз. И если она будет как и мать, постоянно думать о том, что о ней кто-то может что-то не так подумать, то так и всю жизнь можно прожить в цепях. А годы идут. Это ее последний школьный год, а потом уже другая эра. Надо успеть сделать хоть что-то, что она давно хотела. Но… Эйприл сжала губы и опустила голову, чтобы волосы хотя бы чуть-чуть скрыли ее лицо. Мысли о том, вдруг у нее криво обрисованы губы помадой, вдруг стрелка сзади на колготках, или может она криво идет на каблуках — вертелись в ее израненном замечаниями от матери сознании. Сжавшись за лямку сумки, она зашагала быстрее. Двери школы были так близко…дойти и спрятаться в классе… у нее получится. Но. Чья-то рука легла ей на плечи, ее тело покачнулась от веса в сторону. В нос ударил запах пота, одеколона и грубой ткани краг. Кейси. Эйприл улыбнулась, хоть и раскраснелась. — Йо! Как тебя зовут? Ты новенькая? — Очень смешно, Кейси, — Эйприл убрала руку спортсмена с себя. Взгляд Эйприл заметил несколько десятков глаз, завидно или раздраженно смотрящих на них. Как же Ави каждый день все это выдерживает… Кейси улыбнулся, его взгляд прошелся по ней созидательно. Словно он оценивал дорогую статую, прикидывая, сколько тысяч долларов это может стоить. Эйприл стало неуютно. Но и хорошо тоже. Кейси смотрел на нее почти также как на Ави. Он смотрел на нее не с любовью, но как на девушку, а не на просто живой предмет, с которым можно перекинуться парой слов, если пройти молча мимо не получилось. — И чего ты такая красивая сегодня? Выиграла в лотерею? Кейси, тактильный громкий мальчик, стоял так близко. Для социофобной Эйприл это было так волнительно. Ее сердце забилось чаще, а ладошки вспотели. Она перевела взгляд куда-то вдаль. Со стороны, наверное, выглядело, словно ей все равно, цинично. Но смотреть в глубокие карие глаза Кейси, когда тот смотрит на нее, было слишком для нее. — Нет, к сожалению, я никогда ничего не выигрываю. — А тот газетный конкурс… или что у вас там было в вашем литературном кружке. Разве твоя писательская работа не выигрывала что-то? Должна была! Ты пишешь так умно… это нельзя оставить без внимания. Эйприл нахмурилась удивленно: — Ты читаешь мои статьи? Кейси хмыкнул: — Ну должен же я хоть что-то умное читать, раз школьные учебники не открываю. — И как ты все еще не вылетел из школы с таким отношением к учебе, — Эйприл слабо улыбнулась, ее щеки стали горячее и, зная себя, скорее всего она покраснела. — Знаешь, скоро звонок. Мне надо идти. Не люблю опаздывать. Но может мы можем, знаешь, если ты… — Встретиться? Для тебя хоть каждую перемену, — Кейси подмигнул эй, а потом уронил на асфальт черную шайбу. — Давай на большой перемене в столовой. Попробую затащить туда Майки и Ави. При упоминании Ави Эйприл резко опустила взгляд вниз и сделала шаг назад. Как пощечина. Верно. Кейси занят. Все это знают. Ави самая обсуждаемая девушка в школе. Кейси самый шумный и проблемный парень в школе, обсуждаемый среди преподавательского совета, с которым часто общается Эйприл. Если она начнет встречаться с Кейси — что полностью невозможно — их будут обсуждать не только ученики, но и преподаватели. Это будет ужасно. Однажды Эйприл уже обсуждали в школе, когда она написала что-то, что большинство сочло слишком кошмарным, и это неприятно. Может, Ави привыкла и любит внимание, Кейси на внимание плевать и он его не замечает, то Эйприл так не может. Никто ничего не должен о ней думать… наверное. Она слишком плоха, чтобы «выделываться» чем-то. Ее место у мусорки. Всегда за шторками, всегда в тени. Раздался звонок, который было слышно с улицы. Кто-то зашагал быстрее, кто-то нет. Эйприл развернулась и пошла к главному входу, слыша, как за спиной раздался звук удара. Кейси подкинул шайбу и метнул ее клюшкой, которую почему-то всегда таскает с собой, в кирпичную стену. Судя по звуку, для кирпичной стены не обошлось без последствий после удара. Кейси, Кейси… у тебя же будут проблемы, — подумала Эйприл, входя в школу. Или. Вернее сказать, в заведение, где более десятка лет ваши моральные силы взращивают и жестоко испытывают всеми возможными способами, дабы потом, выйдя на волю, вам больше не было ничто страшно.******
На большой перемене Майк собирался спать в классе. Желания что-то делать и куда-то идти не было. Ави не пришла в школу. И без нее Майки ощущал себя кинутым. Одиноким. Неуверенным. Он уже привык, что в школе у него есть Ави, и без нее ему больше не было с кем обсудить свои проблемы. Ави, может, иногда и стервозная и грубая, но слушать умеет. Да и у них с ней есть общая проблема, или интерес, похудение. Наверное, в школе полно тех, кто так или иначе терзает себе голодовками и танцами с унитазом, но только с Ави Майк может поговорить об этом. И ему хотелось. Сегодня ему особенно хотелось где-нибудь под лестницей поговорить о том, как его тошнит от таблеток, как у него кружится голова, как страшно упасть в обморок. У него начали выпадать волосы, они остаются на расческе каждый раз, как он пытается расчесаться. И раньше такого не было. У него урчит каждый урок живот. И, может, Ави знает, что с этим можно сделать. У него столько желания внутри поговорить обо всем этом пищеблядстве с ней, но… ее рядом нет. Грустно. Лежа на столе и листая ленту в тамблере, где были или худые тела или посты в духе «я худею потому что»… «сегодня у меня отвес!!!»… «список моих безопасных продуктов, ловите»… «как избавиться от чувства голода на дефиците» и так далее, Майк не заметил пришедшего к нему в класс Кейси. Парень нагло вошел в их класс, хотя и был даже не из параллели Майки, прошел в самый конец кабинета, и громко сказал: — Дорова! — Кейси сел на парту и попытался заглянуть в телефон Майки, но тот заблокировал экран за секунду до того, как спортсмен смог бы увидеть чьи то ребра, обтянутые кожей, на одной из картинок. — Ты хочешь моей смерти? Зачем так пугать, — Майки выпрямился, разминая шею. Он плохо спал ночью, все время думая о матери, Рафе, еде и спорте. Он смог уснуть только с рассветом, поспал часа два или три, и когда проснулся, понял, что у него болят кости. И не понятно, то ли поза неудачная была, то ли еще одно побочное, то ли пора купить витамины. — Я думал, ты меня видел, я же помахал тебе, — Кейси нахмурился, он не лез в дела Майка и Ави, он знал, что говорить этим двоим «ешь, блять!» бесполезно. Но его иногда пугало осознания того, что они делают. Это словно наблюдать за тем, как самоубийца идет к краю крыши. И ты боишься дернуться к нему, вдруг прыгнет раньше времени… Майк в начале года был ярче, он чаще улыбался, говорил и шутил. С ним было весело. А сейчас. Кейси смотрит, как Майк закрывает глаза, придерживая голову, и чувствует, словно смотрит на Ави. Та последнее время совсем стала походить на труп. И Майк еще нет, но он близок, Кейси это чувствует. Но не знает, что сделать. Чем помочь. Ави просто кусала его или щипала, когда он начинал говорить ей о ее «нездоровости» и просила не лезть в не свои дела. Но, может, Майк не такой непробиваемый. — Ладно, — Кейси снова привлекает внимание Майки, а заодно и других одноклассниц, сидящий неподалеку. — Пойдем со мной. Я обещал Эйприл взять тебя и Ави на большую перемену с собой. Ави нет, наверное, снова строит из себя больную, но ты здесь. Пойдем, пойдем, Мика Ланджело. От громкого голоса Кейси у Майки заболела голова. Он потер лоб и нахмурился: — Может ты сам? Зачем я вам? Эйприл пытается привлечь твое внимание, а не мое. Кейси изогнул бровь, смотря в окно, за которым плыли облака по голубому небу. — Правда? Но в тот раз на физ-ре она подсела к тебе… — Поверь мне, я ей, как и она мне, не интересен. Эйприл, — Майки понизил голос, чтобы девочки не услышали, — давно положила на тебя глаз. Но, кажется, она боится гнева Ави. Ты же знаешь, Эйп не совсем… типа… — Бойкая? — подсказал Кейси. — Смелая? Активная? — Ага, — Майки кивнул и ментально настроил себя встать. — Только ей не говори. Девочки обижаются на правду иногда. Кейси улыбнулся, оборачиваясь к девочкам в классе Майки: — Эй, вы обижаетесь на правду, девочки? — громко спросил он. Две девушки, как инь и янь, темненькая и светлая, метнули на него недовольные взгляды, но промолчали. Спустя только несколько секунд одна из девочек, третья, которая сидела в другом месте, и на которую никто не обращал внимания, ответила: — Правда мало кому нравится. Но, если ты скажешь Кристине, что у нее классные сиськи, она не обидится, поскольку это больше комплимент или замечание, нежели правда. Правда в том, что грудь у нее хорошая, а задница не очень, и в целом получается что-то так себе… Кристине бы приседать начать, да? — Девушка, говорящая это, подняла взгляд на Кристину, которая жевала жвачку. Та подняла средний палец, улыбаясь: — Нахуй пошла, Мао. Кейси растерянно смотрел на сцену, пока Майк не подтолкнул его к двери. — Иди, ты все равно их никогда не поймешь. Женская дружба это что-то странное, не пытайся ее понять, — он вышел из кабинета, игнорируя взгляд девочек, которые те кинули на него. Кейси пассивно пожал плечами и тоже вышел в коридор. Сразу стало шумно и пестро. Майки прижался ближе к стеночке, боясь, что кто-то может его снести, а Кейси обошел его и шел с другой стороны, словно прикрывая от несущихся мимо школьников-гонщиков. Майк снова вытащил телефон и стал листать чат. Он не писал туда сегодня ничего, потому что не было ничего, что он хотел бы написать на всеобщее обсуждение. И никто и не заметил этого. Его пропажу — он до этого каждый день, да что-то писал в беседу, никто не заметил. Конечно, день погоды не сделает. Но у него возникло ощущение предательства. И наигранности. Возможно, он слишком восхвалял безликих больных людей. Все они в этой беседе просто больные детки. — Куда мы идем? — спросил Майк. — Чего? — Кейси был вынужден переспросить, так как голос Майка был на грани слышимости и сам по себе, даже в тихом классе, но в коридоре становился совсем немым. Майк махнул просто рукой «забей» — у него не было энергии что-то кричать, и вернулся к телефону. Он просто шел, листая сообщения в беседе, от экрана телефона щипали от сухости глаза, но он все равно продолжал это машинально делать. Как зомби. Кейси схватил Майки за бицепс, потянув в сторону. Они зашли в столовую. Майк понял по запаху. Он оторвал взгляд от телефона и нахмурился в сторону Кейси, остановившись. Кейси обернулся: — Да, да, я знаю, но тебя никто не заставляет! Просто посиди со мной, чтобы Эйприл было не так неловко говорить со мной. — Только эту перемену, — сдался Майк и зашаркал за Кейси. Эйприл не было. И Кейси просто занял свободный столик, скребя стулом, отодвигая его, по полу и садясь. Майк тихонько сел рядом и чуть сполз по спинке стула, снова возвращаясь к телефону. Казалось, что если ты в телефоне, то становишься для других невидимым. Так было спокойнее. Хотя ему было абсолютно плевать на то, что было на экране. Он просто делал вид, что что-то читает или смотрит. И, вроде как помогало, потому что Кейси к нему не лез. Хоккеист только смотрел то в одну сторону, то в другую, елозя на месте, словно шило в… Кейси никогда не умел сидеть мирно дольше минуты. Удивительно, как еще учителя не дошли до того, чтобы начать приматывать его скотчем к месту. Кейси — это просто какая-то батарейка, которая может ударить тебя током. — Ну и где она, — вздохнул Кейси. — Поняла, с кем собралась иметь дело и убежала, — промычал Майк. После этого в столовую вошла Эйприл. Кейси приподнялся на ноги, но потом осел и озадачился. Эйприл снова стала той серой неуверенной мышкой. Она была в какой-то ужасной, просто отвратительной, кофте, а еще в каких-то ужасных коричневых сапогах. Ее волосы спутались и закрывали ее лицо. Она даже не смотрела по сторонам, а сразу пошла в самый конец, за столик, за которым никто не хотел садиться, так как там было слишком темно, лампочка над тем столиком умерла, а окон поблизости не было. Да и от кафетерия до столика этого идти слишком далеко. Но Эйприл хотела сесть именно туда. — Какого хрена с ней случилось, — сам себя спросил Кейс. Майк оторвался от телефона, пытаясь посмотреть в ту же сторону, куда смотрит Кейси. Вскоре Майк увидел Эйприл. — По-моему она всегда одевается в таком стиле, — просто сказал Майк. Он не видел Эйприл сегодня. Не видел ее красивую. И Кейси воспылал. Он догадывался, что Эйприл не по своей воле вдруг стала вновь замарашкой. — Я сейчас, — бросил Кейси и резко встал. Он пошел в сторону Эйприл и сел напротив нее. Та не подняла на него взгляд, продолжая что-то чиркать ручкой в своем бумажном блокноте. — Эйп, — позвал Кейси, но та не отозвалась. — Эйпр… Кейси остановился. У девушки выступили слезы, и он видел, как та пытается себя сдерживать, но у нее не получается, и слезы просто по итогу стали бесшумно течь по ее щекам, капая на бумагу. — Тебе не нужно со мной говорить, — сказала Эйприл тихо. — Уходи, Джонс. Но Кейси бы не простил себе, если бы послушался и ушел. Да и кто он вообще, послушный пес, чтобы слушаться? Ну уж нет. Он взял ее за руку и спросил: — Эйприл, пожалуйста. Хотя бы ты не отталкивай меня. Скажи, что случилось. Я могу помочь. Эйприл вытерла слезы, вздохнула и посмотрела на Кейси разбито и грустно, что у Кейси все внутри зачесалось от желания врезать тому, кто обидел Эйприл. Но ему нужно имя. Эйприл назовет имя и тогда, тогда не миновать разбитого носа тому, кто это сделал. Эйприл такая милая и добрая, зачем кому-то вообще ее трогать. Что она сделала. Она не могла никому ничем насолить. Это несправедливо. — Это не твои проблемы, ты не обязан ничего делать, — начала она. — Это из твоего класса? — оборвал ее Кейс. — Это… зачем тебе знать? Ты все равно ничего не сделаешь, с Лори бессмысленно воевать… — Так это Лори? Не та, которая встречается с нашим вратарем? Эта самовлюбленная сучка никогда мне нравилась… — Кейси поднялся, но Эйприл вцепилась в его руку. — Куда ты идешь? — ее красные глаза выглядели испугано. — Переговорить с Лори, куда же еще, — ответил Кейси и снова задвигался, но Эйприл сжала хватку, прося: — Не надо. Ты просто сделаешь все хуже. Они не оставят меня в покое, если ты им что-то скажешь, — у нее снова заслезились глаза. Это разбивало Кейси сердце. Эйприл не шло плакать. Ей больше шла улыбка. — Если ты не можешь постоять за себя, то я сделаю это за тебя, — сказал Кейси и вырвал свою руку, уходя из столовой. Эйприл склонила голову. Волосы закрыли ей лицо. Майк посмотрел на девушку. Он видел, как Кейси ушел, и сейчас мог строить предположения того, что случилось. Эйприл отлично подходит для роли паршивой овцы. И неудивительно, если в школе кто-то воспользовался ею, отыгрываясь на ней по полной. Чувствуя вину за то, что игнорирует девушку после того, как та мило предложила ему чай на физкультуре, пускай по-большему счету из-за Кейси, Майк решил, что просто отплатить Эйприл тем же и купить ей что-то, будет неплохо. Поэтому, Майк, хоть и неохотно, купил в кафетерии маленькую коробку макарон (французское кондитерское изделие из яичных белков, сахара и молотого миндаля) и сок. Себе Майк взял черный кофе из автомата. Когда он сел напротив Эйприл с подносом, та вздрогнула и подняла взгляд, но расслабилась, увидев лишь его. — Это тебе, — он забрал свой кофе и пододвинул к ней поднос со сладким подарком. — Я где-то читал, что люди в депрессии часто налегают на сладкое, так как от сладкого становится чуть менее грустнее. Кажется, тебе грустно сейчас. Майк обнял стаканчик кофе руками. Тепло. Он не смотрел на Эйприл, потому что девушка и так смущалась от каждого шороха, да и сам не хотел смущаться, видя ее красное лицо. — Спасибо, — слабо сказала Эйприл. — Наверное, ты прав, мне грустно… но ничего страшного, я привыкла. — К чему привыкла? — Майк перевел взгляд на окно. Черный кофе без сахара отвратителен. Но, на удивление, уже не так сильно, как раньше. Кажется, он потихоньку начинает привыкать к пресной еде. Да, кофе — полноценная еда. И вряд ли он что-то кроме кофе без сахара захочет сегодня еще съесть. Питаться каждый день на 300-500 калорий стало рутиной, к которой он привык. И уже страшно делать иначе. То, насколько калорий он сейчас питается — это ужасно мало. Он понимает логически. И, если бы кто-то другой так ел, он сам бы был в шоке. Но для самого себя он считает, что питается даже несколько больше, чем мог бы. Он может и совсем не есть. Он уже сидел на одной воде несколько дней подряд и не умер. Так что. Может, стоит начать чередовать день на воде и день на 300-500 калорий. — К чему? — повторила вопрос Эйприл и задумалась, вертя в руках яблочный сок, ей нравится такой. — Наверное ко всему. Привыкла к тому, что меня никто не замечает, что я такое унылое гавно… — Мне не кажется, что ты такое уж унылое гавно, — попытался шутить Майки, хотя у него не было ресурса придумывать что-то правда смешное. Раньше, наверное, он легко бы нашел, что пошутить. Но сейчас в голове была тяжелая пустота. И иногда словно темнело в глазах. На миг. Когда он резко вставал или садился. — Хотя бы тебе, — улыбнулась Эйприл и проткнула трубочкой сок, потом став открывать коробочку с печеньем. Она молча предложила Майку одно, но тот покачал головой «нет». — А, точно, ты же говорил, что отравился на днях, — она убрала печенье обратно, а потом обеспокоенно спросила: — все еще плохо? Может, тебе лучше проконсультироваться с врачом или ты уже? — Я уже. Все хорошо. Просто пока что нравится более легкая еда, — соврал он. Хотя, наверное, частично это правда. Ему нравится более легкая еда пока что. Потом может и она перестанет ему нравится, он не знает, но пока что так. — Так… — начал Майк, пытаясь избавиться от неловкого молчания и заодно перекинуть сети с себя обратно на девушку, — что с тобой случилось? Куда Кейси пошел? Эйприл помялась, не зная, стоит ли ей рассказывать. Но потом, ощущая, словно Майк и Кейси другие, словно они ее друзья, которые могут и правда заступиться за нее, а не напасть на нее, как другие, начала рассказывать свою историю. Ей просто было необходимо рассказать кому-нибудь.******
После урока литературы, когда учитель ушел из класса, как и все лишние подростки, внутри кабинета осталась лишь Эйприл — она дописывала свои мысли по поводу обсуждаемой поэмы, чтобы не забыть потом их и смочь использовать записи для своего сочинения. Высокая девушка спортивного телосложения с темными волосами и немного косыми глазами подошла к столу Эйприл. Эйприл ощутила взгляд на себе, занервничала, но предпочла игнорировать Лори Брайн. Эйприл знала, что с ней лучше не связываться, лучше ничего не говорить. Чтобы Эйприл не сказала, Лори всегда это не понравится. У Эйприл задрожала рука. Ручка выпала из руки на стол и покатилась по нему, упав на пол, когда Лори коснулась ее волос. Мягко и нежно она убрала прядь волос Эйприл за ухо и хмыкнула: — Научилась пользоваться утюжком, Гадкий Утенок? Нежность стала жестокостью. Лори схватила ее за волосы и дернула, назад, заставляя Эйприл опрокинуть голову. Взгляд Эйприл уперся в белый потолок. Словно каюта. Или облако. Или потолок камеры смертника. Или внутреннее обрамление мавзолея для мертвых. — Мне больно, — пикнула Эйприл, вызвав смех у других девушек, которые стояли у двери и слушали, не идет ли кто-то мимо. Лори наклонилась к уху Эйприл и зашипела, сильнее оттягивая ее волосы: — Почему меня должно это волновать? Что ты удумала, Утенок? Думаешь, что ты можешь быть красивой? Посмотри на себя, даже волосы завить нормально не смогла, — Лори тыкнула в ожог Эйприл, девушка зашипела от боли и обхватила руку Лори своей рукой, пытаясь убрать ее от себя. Но Лори занималась спортом, пытаться что-то сделать против нее было бесполезно. Эта девушка выше нее, тяжелее и сильнее. — Эй, никого нет? — спросила Лори подруг. — Отлично. Вставай. Вставай, пиздючка. Сейчас будешь вспоминать свое место… Лори подняла ее за волосы из-за стола, а потом толкнула дальше, дальше и к концу класса, а потом к стене. — Что это за шмотки? А? Украла из какого-то магазина? — Лори тыкнула ей в грудь. Эйприл молилась, чтобы кто-то зашел и все не зашло слишком далеко. Но никто не заходил. — Снимай. — Что? — Эйприл подняла голову. — Нет. — Быстро сняло это и отдала мне, пока я тебе все волосы не выдрала, — прошипела Лори ей в лицо. Было страшно. Но Эйприл не знала, что делать. У нее не было запасной одежды, и она не могла просто весь оставшийся день ходить в нижнем белье. Ей нельзя к директору. Мать убьет ее за это. Ей нельзя. Она не может. Эйприл начала плакать, молча умоляя других помочь ей. Но никто не смотрел в их сторону. К сожалению, Лори боялись все. Она устроилась неплохо в школе. Никто не хотел связываться с ней и с ее парнем-футболистом. — Сука, — зло выплюнула Лори, а потом стала стягивать с Эйприл сама ее свитер. Эйприл пыталась выскользнуть и уйти, но одноклассница надавила Эйприл на плечо и заставила упасть на колени, потом она ударила ее по коленям. Больно. Эйприл села, а Лори стянула с нее свитер. — Хватит, зачем тебе это надо, — Эйприл надеялась, что Лори отдаст ей одежду, наигравшись с ней и увидев, что получила свое, выбила слезы, которые ждала. — Чтобы соваться больше не смела на мое место, — сказала Лори, а потом дала команду другим. — Эй, Эллисон, дай мне одежду. Девушка, Эллисон, кивнула и молча вытащила из-под парты непрозрачный пакет. Она прошла в конец класса и отдала его Лори. Эйприл же пыталась спрятать свое тело руками, но ничего не получалось. У нее пошли мурашки по спине и рукам. Какая-то часть Эйприл боялась, что Лори может не отдать свитер, который был подарком отца. Для Эйприл он был важен, как память. Отец не так часто что-то дарит, и поэтому все его подарки ценны сами по себе. Было страшно смотреть на то, как Лори пихает Элли черный свитер Эйприл, а сама берет пакет. — Вот твоя одежда, лохушка, — сказала Лори. Она вытащила из пакета уродский свитер голубо-фиолетово-желтых цветов. Выцветший, потертый, в катушках. От него пахло потом и старостью. Неудивительно, если этот свитер они нашли где-то на помойке. Лори кинула свитером в Эйприл. — Надевай, — приказала она. Эйприл покачала головой «нет». Нет. Нет. Нет. — Тогда ходи голой, — усмехнулась Лори. — Элли, возьми ножницы на столе учителя и порежешь ее шмотки. — Ага, — Эллисон, не взглянув на Эйприл, развернулась и пошла выполнять поручение. — Нет, не надо, пожалуйста, это подарок папы, — Эйприл не могла унять дрожь в голосе и теле. Лори рассмеялась. Присев на корточки, Брайн сильно ткнула в лоб Эйприл, а потом, чего Эйприл не ожидала, взяла свитер с пола, скрутила его и обхватила за шею как удавкой, начав душить. Это было слишком. Лори никогда не доходила до удушья или побоев, легкие толчки и болезненные слова были ее максимум. Но, в душе, Эйприл всегда знала, что когда-то все зайдет дальше. Лори с каждым разом позволяла себе все больше и больше. Последний раз Лори кидалась в нее окурками, у Эйприл до сих пор на запястье маленькие ожоги от пепла, попавшего ей на кожу. Давка не шее не давала вдохнуть. Кислород. Его нет. Паника. Эйприл не знала, что делать. Она не могла убрать руки Лори от себя. Лори убьет ее! Она ее убьет!.. — Эй! Хватит, — крикнула девочка, стоящая возле двери. — Кто-то идет. Лори отпустила. Она раскрутила свитер и кинула его на колени Эйприл, которая тряслась от плача. — Близко? — спросила Лори. — Нет. Ушли дальше. Но кто-то может зайти… Давай закругляться. Лори кивнула. Молча, она стянула с обмякшей Эйприл туфли, вытащила ужасные сапоги такого же, как свитер качества из пакета, и отдала их девушке. Лори забрала ее туфли и убрала в пакет, идя в начала кабинета. Она даже не обернулась на Эйприл, которая продолжала сидеть, потирая шею и плача, на полу. — Порезала? — спросила Лори. Эллисон кивнула, смяв свитер Эйприл в руках. Лори ответила: — Хорошо. Кинь его в мусорку и пошли. Надо успеть еще пообедать, у меня сегодня питание до четырех, надо успеть набрать свой калораж… Девушки вышли из класса, прикрывая за собой дверь. Эйприл сидела минуты полторы или две на холодном пыльном полу, пока слезы не кончились. Потом страх, что кто-то зайдет и увидит ее в одном лифчике заставил ее вытереть глаза и подняться. Не хотя, но не находя другого выхода, Эйприл натянула на себя свитер, который ей дала Лори, а потом надела сапоги. Подошва этих сапог отходила, они скрипели и выглядели ужасно старомодно. Вспоминая, какой вошла в школу и какой из нее выйдет, Эйприл не сдержала новой волны слез. Ей было не больно физически от удушья, оно было недолгим, ей было не так уж обидно на Лори, та всегда была мразью, но Эйприл было обидно на саму себя. Она никогда не может защитить саму себя. Она предательница для самой себя. Жалкая. Эйприл убрала свои тетрадки и учебник в сумку, надела лямку на плечо и, опустив голову, пошла к двери. Плевать. Плевать. Плевать. Все равно, что произошло. Ну и пусть она слабачка и не может дать отпор. В следующий раз она попытается что-то изменить. Возможно, у нее получится что-то придумать. Даже если нет, не важно. В любом случае ей осталось доучиться не так много. Потом будет лучше. Потом… будет ведь? Или лучше начинать уже сейчас. Эйприл вышла из класса. Она шла по полупустому коридору, так как все уже или в столовой или на улице, и думала уйти спрятаться в туалете до конца перемены, но потом вспомнила о Кейси, который ждет ее в столовой. Эйприл видела сегодня пару раз Кейси после встречи у школы, а еще Майки. Но не видела Ави. И, быть может, сегодня девушки Кейси нет в школе. Это было бы неплохо. Может, Эйприл сможет… Неуверенная, но все же с толикой собранной в кулак решимости сдержать обещание и придти в столовую, Эйприл пошла в нее. Идя по коридору, она больше не ощущала себя так уверенно, как утром. Ей хотелось исчезнуть и больше никогда не появляться в школе. Но, в столовой, когда Кейси подсел к ней, когда сказал, что поможет, а потом ушел разбираться с ее обидчиками, словно ее парень, это придало Эйприл уверенности. Внутри стало тепло от осознания того, что теперь кто-то есть на ее стороне. Что она не одна.*******
— …Вот. Примерно так. — Эйприл закончила историю. — Знаешь, — Майк отпил кофе, — если она сделает еще раз что-то, или хотя бы попробует, скажи мне. У меня есть прекрасный брат, который занимается боевыми искусствами. Думаю, он будет рад помочь. В младшей школе ко мне тоже приставали, но стоило им познакомиться с Рафом, так всех как дождем смыло. Эйприл усмехнулась: — Думаю, это не понадобится. Кейси уже занимается этим вопросом. Но спасибо за предложение. Майк хмыкнул: — Да, Кейси может быть угрожающим. Но, если нужно будет, предложение все равно актуально. Эйприл кивнула, а потом откусила печенья. Сладко и нежно. Вкусно. Приятно. — Спасибо, — тихо сказала она. — Спасибо…