Gebunden durch Fesseln

      Звук сердца, ударяющегося о рёбра, тяжелого дыхания. Слишком близко, но будто за толщей льда слышны оглушительные выстрелы танков. Невыносимый запах пролитой крови солдат на земле, перемешанной с грязью и порохом.       Казалось, весь воздух был пропитан этим запахом, отчего телу становились тяжело, а дышать было просто невозможно. Николай Ивушкин проклинал всех фрицев, которые убивали его товарищей прямо у него на глазах, он проклинал их за то, что они развязали войну.       Ивушкин не щадил немецких солдат, не боялся, что его руки будут по локоть в крови, не боялся убить за Родину, за родных и близких ему друзей и товарищей… Однажды в сорок первом он смог разбить целую роту, но он не мог простить себя за то, что ради этого погубил свой первый экипаж… Он дал себе обещание, что переживёт эту войну, поможет победить, не дав фрицам захватить их земли. Это ради погибших, достойно сражавшихся на поле боя…       Однако не смог убить лишь одного, носившего звание Штандартенфюрера, тогда он выглядел совсем по-другому, однако, увидев его глаза, этот пронизывающий, холодный взгляд, Ивушкин понял, что это был именно он. И этот шрам, оставленным им, ничуть не менял образ уцелевшего в тот день фрица, наоборот, даже украшал его лицо.       «Хорошо выглядишь…» — всё что смог сказать тогда Ивушкин.       Властным, жестоким и непоколебимым могли охарактеризовать пленники концлагеря Штандартенфюрера. Но этот фриц дал ему второй шанс: собрать вновь экипаж танкистов и показать ему всё, на что тот способен. Николай был категорически против, но фриц смог на него надавить с помощью Анны, которую намеревался застрелить, считая до пяти. Пленному пришлось согласиться, назвав своё имя и звание. Ивушкин не хотел, чтобы Анна пострадала из-за него и, тем более, умерла. Там же, в концлагере, Ивушкин узнал имя Штандартенфюрера, немец представился как Клаус, сказав, что они являются тёзками, обясняя тем, что «Клаус — это как Николаус» — аналог имени Николай.       И всё же его друг, по совместительству — коллега, Тилике был не в восторге от решений Ягера, он никак не понимал — как можно было довериться русским чинить танк? На месте Ягера, Тилике ни за что бы на такое не решился, но Клаус, похоже, был уверен в своём решении и всё держал под контролем, в чём и не сомневался гауптштурмфюрер. Однако дурные мысли всё равно не покидали его, несмотря на то, каким был Ягер. Его решения были неоспоримы, он был самоуверен, иногда даже слишком… Но гауптштурмфюрер не забыл присматривать за этим русским, что заинтересовал Ягера. Тилике было не по себе, уж слишком много Клаус обращал внимания на русского, возможно ли, что между ними какая-то связь, или, может, что-то другое?..