Страна Берендея

Единственное объяснение происшедшему могло быть только одно — разный менталитет. Шотландский вредный дух озер и рек был действительно вреден, потому что был дик и неприручен. И это, увы, началось давно, испокон веков, со времен Мерлина. И если покопаться в исторических хрониках, вычитать кое-какие подробности, то можно припомнить, что сам король Артур не очень-то жаловал магов, ещё его венценосный папа Утер Пендрагон пачками жег колдунов и ведьм на кострах. И Великому Мерлину не один десяток лет приходилось интриговать и изощряться в маскировке, и даже, простите, переодеваться в невинную деву, в молодости. А потом, в древней трясучей старости сбривать длинную бороду, чтобы оборотиться в старушечку. Да уж… чего только не сделаешь ради любимого отечества. И короля, чтоб ему… сладко спалось, ага. Ну и так далее... Во все времена, от Мерлина и до современного Копперфилда, по всей Европе, от западной Ирландии до южной Италии, горели жаркие костры святой Инквизиции. Сжигали все мало-мальски аномальное и святотатственное: собак, ученых, кур, которые, вот ужас, склевали обрядовое зерно, лошадей, которые ни с того ни с сего научились считать и подавать тапочки, черных кошек, за то, что они черные и не вовремя перешли дорогу. И в обязательном порядке сжигались красивые девушки, потому что раз красивая, значит чаровница, а с чего ж ещё у мужиков ноги подгибаются и слюна изо рта течет? Тётка очаровала? Вон та рыжая? Ясно… Стража-а-а, схватить ведьму! Ну и… досжигались на свою голову, свершили добровольный геноцид, особей прекрасного пола, носителей красивого гена, в Европе почти не осталось. Остались те невзрачные зайцеподобные тощенькие леди с выпирающими передними зубками. И как результат, горе-европейцам теперь приходится кусать локти да облизываться на русских Алёнушек. Ибо их незыблемую чистую красоту сохранил российский пофигизм, на ведьм только ругались, обзывали вредной каргой, на что та лишь плевалась и посылала в гармонь. А русских красавиц берегли как зеницу ока, всех этих Алёнушек, Настёнок, Олюшек, Варварушек русичи-богатыри Иваны да Степаны боготворили. Простых баб с ведрами на коромыслах, и по совместительству являющихся тёщами, русские зятья, как правило, уважали, а как же, ведь это ж маменька Настеньки, Алёнушки и прочих красавиц. Да и рука у маменьки тяжелая… Она не коня на скаку остановит, а целый кавалерийский полк гусар, что ей там какой-то конь?.. Да не смешите мои берестяные лапти. К нечисти, опять же, отношение тоже разное. Европейский рыцарь костьми ляжет, а голову дракона для дамы сердца раздобудет непременно, правда не совсем понятно, зачем благородной девице голова дохлого ящера сдалась. Но как бы там ни было, а сэр Гарольд (Лоренс, Эшли, нужное подчеркнуть) достал из далеких сарацинских земель голову крокозавра, и теперь она лежит у ног королевишны и воняет, так как о консервации в те времена не слышали… Королевишна морщится, прижимает к личику батистовый надушенный платочек, а к груди покрепче болонку-блохоловку, оценивает размеры стухшей башки с вытекшими глазами и роем мух над ней, и благосклонно разрешает усталому рыцарю поцеловать край ленточки на конце копья и воспеть её красоту и свой подвиг в балладах менестрелей. Русский же Иван-дурак хорошо если дракона раз в столетие увидит, а если ему доведется встретить ящера, то за топор он не станет хвататься, а дотошно расспросит Змея Горыныча о смысле жизни, причем три раза, каждую голову по отдельности, потому как одна голова — хорошо, но две ещё лучше… а тут их три! А вдруг одна мудрее всех? Грех не спросить третью голову. Для европейца келпи это страх и ужас, а для русского крестьянина келпи — бесхозная кляча, которую надо поймать и запрячь в плуг, чтоб зря небо не коптила! Черта с мельницы — туда же, тоже лишняя рогатая сила-скотина, в то время как европейский поп церковь ладаном затопит, святой водой деревню зальет, а беса изгонит, усеяв его путь осиновыми кольями и серебряными крестами. Как видите, разные подходы и отношения к нечисти, ну и ответ… соответствующий. Гонимая шваль мстит обидчикам, вредит и проказничает изо всех сил: драконы принцесс крадут, Робин Гуды богатеев грабят, гоблины детей подменивают, лепреконы всех дурят фальшивым золотом, брауни… хм, хватит, пожалуй, список и так бесконечный получается. Зато в Европе и нет таких уважаемых персонажей русского фольклора, как леший, берегиня, Баба-Яга, чудь, навка, домовой и прочие замечательные личности. Да тот же келпи, например, по имени Звоночек который. Гарри же на нем лежал, перерезая капроновую леску с шеи, и что? Русскому чудищу даже в голову не пришло цапнуть парня, не то что утащить его в речку и там сожрать! А от нечисти русского человека защищает сама же нечисть. Разозлится водяной на кого-то, захочет притопить, ан нет, не тут-то было! Другой водяной с русалками на помощь подгребает, недоутопленника из воды выталкивает, а родичу головомойку устраивает, мол, нечего мне тут мусорить, и так от топляков проходу нет!.. Анчутка в гости нагрянет, его домовые с банниками взашей гонят, пошел вон, дурак, в этом доме детей любят! Навки с мавками тоже друг друга стерегут и к объекту своего интереса стараются не подпустить товарку, а если обе не удержатся от соблазна и начнут облизываться на окорочка своего подопечного, то и тут на них есть управа, берегиня какая-нибудь. А их много, и у каждого человека есть. И не только у человека, а у каждого дерева и кустика свои берегини имеются — нимфы, наяды, дриады… *** Однажды Невилл тихо спросил у Гарри: — А ты не хотел бы исцелиться? — От чего? — не понял Гарри. — Ну… от этого, — Невилл выразительно посмотрел на него. — От своих неуклюжих движений? — А-а-а! — сообразил тот и засмеялся. — Так я не болен, Невилл, я всё прочитал про нейролептиков. Нас таких на самом деле очень много, и у всех ДЦП разной тяжести, есть такие, как я, а есть и те, которые с рождения прикованы к инвалидному креслу… так что мне ещё повезло, Невилл. Я не глухой, умею ходить и даже лазать по деревьям, у меня рабочие руки, которые могут держать ложку-вилку-нож и волшебную палочку. А представь себе ребёнка, скрюченного полиомиелитом и не могущего ничего в руку взять. Нет, Невилл, мне не на что жаловаться, к тому же я постоянно напоминаю себе, что есть на свете люди, которым во много раз хуже, чем мне. Слепые, немые, такие, как Уайти, наконец. — Чего-о-о?! — возмутился Невилл. — Да он здоровый, как слон! — Ошибаешься, Невилл, — тихо шепнул Гарри. — Я каждую секунду опасаюсь за его жизнь. Ты просто не видел… ты не знаешь, каково это — жить с эпилепсией. Невилл не поверил, он и в самом деле не знал. Но вскоре ему пришлось узнать. Пришел Олег, принес Ване очередную порцию лекарств, проследил за тем, чтоб шуринок всё принял, и сказал: — Это последняя доза, ты не заглянешь в клинику, чтобы тебе ещё выписали? Ты мне потом рецепт передашь, а я в аптеку съезжу. — Хорошо, — покладисто кивнул Ваня. И подмигнул Гарри: — Заодно и мороженым побалуемся, ага? Против мороженого Гарри был совсем не против и с удовольствием согласился проводить друга на прием к врачу. Ну а где двое, там и третий. Невилл, разумеется, пошел с ними. И вот они вчетвером вышли из леса и на рейсовом автобусе добрались до Мурени. Поздоровались с тётей Варей и Люсей, потискали Мишку, потрепали по ушкам Дюшку. Переночевали и на следующий день отправились в местную клинику, где Ваня, конечно же, тоже состоял на учете, как и во всех региональных больницах в городах, где он проживал и гостил. Получили рецепт, сдали его Олегу и с чувством выполненного долга направили свои стопы в кафе «Березка», где и заказали три порции сливочного мороженого. Насладились, подумав, купили ещё лимонаду. И на этом решили закончить. Пожили в Мурени ещё два дня, походили по магазинам, покупая все по хозяйству, ну и себе кое-что приобрели, так, по мелочи, тетрадки, ручки... Гарри купил карандаши неожиданной в этих местах марки, «Фабер Кастелл», не удержался, что поделать, а к ним альбом пришлось прикупить. Пришли домой, разобрали покупки, Гарри опробовал карандаши и пришел в щенячий восторг — карандашики писали жирно и мягко! Ваня заинтересовался и, взяв синий карандаш, нарисовал шарж на Гарри — остролицего очкарика, похожего на спятившую канарейку, очень карикатурно вышло, Гарри так смеялся… Ну ладно, пора, пожалуй, возвращаться к Ядвиге, дожидаться Лиходея. Автобус, старенький «Икарус», тарахтя и дребезжа, доставил ребят до нужной остановки, на которой они сошли, чтобы, пройдя немного по дороге, свернуть на тропинку в лес. Это нормально, ведь теперь ребята знали, где живет Ядвига, и взрослые со спокойной совестью отпускали их одних. Автобус утарахтел вдаль в клубах пыли, парни пофыркали вслед, подтянули за лямки рюкзаки и дружно пошагали по пыльной обочине. Пустынная проселочная дорога неприхотливо извивалась серой лентой, тесно сжатая деревьями, от неё то и дело ответвлялись желтые и бурые тропочки, ведущие на дачки, огородики и заимки. Сейчас, на закате, дорога была пуста, если не считать трех парней, которые, впрочем, скоро сойдут с неё на одну из боковых троп. Навстречу проехал «жигуль», потом с громким ревом пронеслась черная «Победа», следом за ней прогрохотал тяжелый мотоцикл «Урал». И тут случились сразу несколько событий. На задней дверце автомобиля спустилось стекло, из недр салона высунулись руки с поляроидом и нацелили его на разлапистую пышную ёлку, автомобиль притормозил, мотоциклист, не ожидая этого, вильнул рулём и газанул, объезжая притормозивший автомобиль. Всё произошло одновременно. Вспышка поляроида и выстрел выхлопной трубы мотоцикла, а в следующую секунду машины скрылись за поворотом. Ваня, идущий рядом с Гарри, вздрогнул от внезапных световых и шумовых раздражителей и… Невилл замер в ужасе, глядя, как Ваня валится на землю, как Гарри отчаянно падает следом, ловя Ваню за голову и стараясь не допустить его удара об асфальт. Дальше всё было как в кошмарном сне: Гарри, плача, крепко стискивает руки друга и прижимает его голову к груди, а тело Вани беспорядочно и хаотично бьется в судорогах, глаза его закатились так, что виднелись только белки, из-за стиснутых зубов в уголке рта показалась тоненькая струйка крови. Ваня прикусил язык. А потом… — Невилл, помоги! Не могу удержа-а-ать… — прохрипел Гарри, пытаясь зафиксировать бьющиеся ноги и руки. Невилл опомнился и навалился на ноги, вместе они сумели обездвижить Ваню и удержать его в положении на боку, как учил их Олег. Неизвестно, сколько времени длился приступ, может, секунды, а может, часы. Для Гарри и Невилла это продолжалось целую вечность, а для Вани один миг. Когда он затих и заморгал, смущенно оглядываясь, Гарри и Невилл разжали объятия, но Ваню так и не выпустили, продолжали держать, уже просто так. Ваня осторожно сплюнул кровь и невнятно пробормотал: — Язык болит… кажется, я его прикусил… — помолчав, неловко спросил: — Долго я был в отключке? Гарри всхлипнул, вытер мокрую щеку о Ванино плечо и выдавил: — Не знаю… недолго. — Не реви… — виновато попросил Ваня. — Не буду, — шмыгнул носом тот. На дороге появился тот же автобус, совершавший обратный рейс до города, Невилл, по просьбе Гарри, тормознул его, пара пассажиров-мужчин вышли из автобуса и, вникнув в ситуацию, занесли в салон Ваню, после чего старенький «Икарус» помчался изо всех своих железных силенок, спеша доставить пострадавшего мальчика в ближайшую больницу. Гарри сбегал на улицу Строителей за Олегом, надо было сообщить родственникам о случившемся. А Невилл долго не мог отойти от шока, как же Гарри был прав, оказывается… От врача вышел Олег, хмуро глянул на парней и мотнул головой, приглашая за собой. В приемном покое почему-то не хотелось разговаривать, да и не предназначены для этого русские больницы, и только на улице Олег сказал им: — Завтра Ваню отпустят. Спасибо вам за то, что были рядом. Но к Ядвиге я его больше не отпущу, хватит с нас тревог, мне легче переживать за него, когда он на глазах. Понимаете? Гарри молча закивал, конечно, он понимает. Олег продолжил: — Вы можете разделиться, если хотите. Невилл пусть отправляется к Ядвиге и ждет Лиходея, а ты, Гарри, можешь остаться с Ванькой. В конце-то концов, вы же с самого начала так планировали, нет? — Всё правильно, — согласился Гарри. — Просто случайно вышло так, что Невилл присоединился к нам, мы действительно никаких прогулок по лесам не планировали. Простите. — Это не ваша вина, ребята, лично я бы удавил того фотографа, вздумавшего сфотографировать красивую ёлочку… — с отвращением произнес Олег. А тут и Невилл, всё ещё под впечатлением от происшедшего, подергал Олега за рукав и жалобно спросил: — Ну почему нет лекарства от такой болезни? А Живая вода не может помочь? Вы только скажите, я сразу за ней пойду, хоть на край света! Олег с интересом взглянул на него и вдруг улыбнулся: — Когда-нибудь ты сам изобретешь лекарство от этой болезни и сможешь вылечить множество людей. Поверь мне, Невилл, не один Ваня такой, не один он так страдает, таких, как он — миллионы по всему земному шару. Просто его пока не изобрели… то лекарство, о котором ты мечтаешь. Ты пока своим родителям помоги, Невилл, подрасти, выучись, и вперед, к новым открытиям, изобретениям и свершениям. И знай, мы с Ваней будем ждать твоей победы, знай, что мы верим в тебя и в твои цели. И в твои силы, доктор Невский. И это не было издевкой, это была констатация факта. Перед мысленным взором Невилла выросла стеклянная дверь в элитной клинике, а на ней висела бронзовая табличка с надписью «Доктор Невский. Невролог и изобретатель панацеи от всех болезней».