Страна Берендея

Подумав, Олег Прозоров всё-таки позвонил в Петербург — родители Вани должны всё знать о сыне. И в двадцатых числах июля приехал Вадим Петрович, оглядел сына, помурыжил его неодобрительным молчанием и велел собираться домой. С папой Ваня спорить не посмел, покорно начал сборы. Гарри, глядя на него, тоже кинулся собирать по комнате свои вещи. Заметив это, Ваня удивленно притормозил: — Гарри, а ты куда? — С тобой, — лаконично ответил Гарри, вытряхивая содержимое рюкзака на кровать. Ваня растерянно посмотрел на ворох носков, смятых листов бумаги и маек, передернулся и спросил: — А как же Невский? Разве он не твой друг? — А что Невский? — остановился Гарри. — Он мой друг, это да, ещё с первого курса волшебной школы, но… у него свои цели, и с моими они не совпадают. Я приехал к тебе в гости, он за лекарством для своих родителей, и здесь наши пути расходятся. Невилл получит своё и уедет, меня он ждать не будет, я-то ему зачем? А тут я с тобой и по-прежнему твой гость, и намереваюсь остаться с тобой до конца каникул. Ваня благодарно улыбнулся и понимающе кивнул. Что ж, по-другому Гарри и не сумел бы объяснить свою верность. Правда, было немного жалко расставаться с кусочком сказочного мира, но… разве Гарри сам не сказка? Он же волшебник! И у него есть маленькая древесная фея — лечурка по имени Косточка. Подумав об этом, Ваня окончательно успокоился и с новым воодушевлением бросился собираться. Невилл с Ядвигой пришли их проводить. Увидев его, Гарри смутился и собрался извиниться за свое бегство, но Невилл покачал головой и мудро заметил: — Нет, Гарри, ты поступаешь правильно. Ты Ване сейчас нужнее, а с тобой мы и так в Хогвартсе встретимся и будем дальше учиться до последнего курса. Езжай и не тужи, ты всё верно делаешь. Обратный путь до Питера был точно такой же, разве что без солдат-попутчиков. Чтобы мальчики не загнулись от скуки, папа Вани предложил им поиграть в «дорисуйку», эта нехитрая игра оказалась страшно увлекательной: рисуешь какую-нибудь загогулину, например спиральку, и предлагаешь напарнику дорисовать из неё что придумается. Ваня придумал улитку, и Гарри, таким образом, легко ухватил суть игры и с азартом включился. Его фантазия разошлась на полную катушку: Ваня нарисовал ступеньку — Гарри дорисовал домик, потом уже он нарисовал кружочек, Ваня, недолго мудрствуя, дорисовал к кружочку лепестки, стебелек с листиком, и получилась ромашка. Простенькая игра и бесконечная, можно играть как угодно долго, до тех пор, пока фантазия не истощится. Отличный досуг для долгой дороги. Кроме того, почитали взятые с собой книги, поиграли в крохотные шахматы на магнитиках и просто разговаривали обо всем и ни о чем. Ну и в окно смотрели, куда ж без этого?.. Увидев на одном из переездов, за шлагбаумом, бурую лошадь, запряженную в телегу, Вадим Петрович кое о чем вспомнил и взглянул на сына: — Тянитолкаев ловил? — Нет, папа, — кротко заморгал тот. — Ладно, — кивнул отец. — Всё равно дома тебя странный сюрприз дожидается. — Какой? — заинтересовался Ваня. — Птички у нас на балконе поселились, а какие, не скажу. Сюрприз. Гарри заерзал, вдруг занервничав, и робко спросил: — А при них писем не было? — Нет, никаких писем. Это не голуби. Ваня озадаченно поглазел на Гарри и спросил в свою очередь: — А давно птицы на балконе поселились? — Когда я уезжал за тобой, они два дня уже жили на старом серванте. Так что, надеюсь, не улетят до твоего приезда, они на охоту летают, поэтому мы с матерью не стали закрывать окно на балконе. Гарри со стоном приложился лбом к стеклу — точно совы, никаких сомнений! Глухо забормотал: — Давайте угадаю, одна из них большая, белая и с разными глазами. Так? — Да, верно. Погоди, Гарри, они твои, что ли? — Ага. Мерлин точно мой. А вторая… пестрая? — Да. Как далматин. — Ну, значит, она здесь и останется. Я её тебе подарю, Уайти, обещаю! — Да кого ты мне подаришь?! — взбудораженно возопил заинтригованный вусмерть Ваня. Гарри и Вадим Петрович переглянулись и с единодушным согласием громко прокричали хором: — Сюрпри-и-из! — Сова!!! — заорал вдруг Ваня. — Я же помню Мерлина! Он к тебе в Ганновер прилетал, Гарри! Я угадал — это сова?! Гарри тихо засмеялся, с удовольствием наблюдая за счастливым Ванькой, как же это здорово — видеть его улыбку, слушать его смех и смотреть, как он радуется будущему подарку. После пересадки на поезд до Питера Вадим Петрович ушел за постельным бельем, не дожидаясь дежурного обхода проводниц. Вернулся с тремя комплектами, застелил три полки, четвертое место пока пустовало, и Гарри с Ваней понадеялись, что его никто не займет до конца путешествия, не хотелось им никаких посторонних. Ночью Гарри несколько раз просыпался и, смотря вниз с верхней полки, видел, что Вадим Петрович не спит, а бдительно сторожит сон Вани, у того за ночь было два легких приступа во сне, во время которых отец легонечко поглаживал сына по груди и поворачивал на бок. К счастью, они были не сильными, и Ваня, проснувшись утром, ничего о них не помнил. Даже не заметил, что у него что-то было, а Гарри и Вадим понимающе помалкивали. Доехали без особых проблем, дома Ваня, несмотря на усталость, тут же полез на балкон смотреть на сов и честно офигел при виде Перлины, далматинистая совушка удивляла до изумления, если можно так выразиться. Потрясенный вопль Вани, наверное, было слышно и на Васильевском острове: — Гарька!!! Неужели ты мне это чудо подаришь?! Гарри засмеялся: — Уже подарил. Ты же видишь, она к тебе прилетела. — Ой, смешная такая, прелесть, честное слово! А как её зовут? — Перлина. Но ты можешь её по-русски звать, Жемчужинкой. — Да ты что, Гарри! Перлина тоже красиво, — запротестовал Ваня. И загорелся: — А можно Лина? Сокращенно от Перлины? — Лина? Отлично! — одобрил Гарри. Совушка растерянно моргала, лупая глазами на мальчишек, как-то она не ожидала, что её кому-то подарят. Она же всего лишь брата сопровождала в его дальнем полете, тоже хотела увидеть хозяина, а тут такой сюрприз… Да ещё имя сократили, кошмар, куда мир катится? И молодая сова с досады вжала голову в плечи, зарываясь клювиком в перышки, отгораживаясь таким образом от несправедливой действительности. А для Гарри продолжились каникулы в Санкт-Петербурге. Теперь он знакомился с городом по-настоящему, посещал Эрмитаж, побывал в Петропавловском соборе, съездил в планетарий и посмотрел там на удивительную достопримечательность — маятник Фуко. Ездил на все набережные Невы, хихикая порой над словосочетаниями вроде Невского проспекта, Невского переезда и прочих невских мест, что поделать, с некоторых пор это слово ассоциировалось с Невиллом и нечаянным его прозвищем, которое дал ему Ваня. И поражался памятникам, коих в старинном Петербурге было великое множество. Медный Всадник, памятник Екатерине Второй, памятник Петру Первому, Чижик-Пыжик, Нарвские ворота с конями поверху. Мосты тоже вызывали восхищение: Аничков мост, Дворцовый мост, тот самый, подъемный. Львиный мост со львами. И вообще, статуй здесь не перечесть! Одних коней была тьма-тьмущая, и бронзовые, и мраморные, и гранитные… со всадниками и укротителями, как на Аничковом мосту. Кот Елисей и кошка Василиса — Гарри целый час таращился на них, пытаясь понять, за какие такие заслуги кошек увековечили в бронзе. Оказалось, в память блокадным котам скульпторы установили их, кота Елисея на уровне второго этажа, а кошку Василису на парапете напротив через улочку. Гарри на всякий случай запомнил адрес этих статуэток — пройти по Невскому до Елисеевского магазина и завернуть за угол. Но особенно много в Петербурге было львов, самых разных: больших и маленьких, бронзовых, мраморных, гранитных, с шарами и цепями, скульптурные композиции из вереницы львов с зажатыми в пастях чугунными цепями как-то очень украшали город. Как и львы, сидящие на задних лапах и обнявшие передними шары. Были здесь и грифоны со сфинксами, Египетский мост как раз такой сфинкс и украшал. Памятники всевозможных писателей и поэтов, простых фотографов и зодчих, зайцы и хлеб, военные псы с солдатами и простые дворняги. Гарри подолгу застывал возле каждого монумента и старательно зарисовывал в альбом, который специально постоянно таскал с собой. На старинной улице Мира тоже была скульптура, она стояла в глубине заросшего парка и изображала некую химеру, не то крокодила с крыльями, не то стилизованного дракона. Она была из гранита и густо поросла мхом и лишайником, на старом, выщербленном граните хорошо виднелись потеки птичьего помета и дождя, ещё она была безжалостно иссечена ветрами и временем. Гарри бывал здесь каждый день и, присматриваясь к химере, вскоре начал понимать, что это не рептилия, а лев, крылатый лев с длинной безгривой шеей… точнее, грива была, но вытесанная колечками по всей длине толстой шеи и сглаженная коррозией, не щадящей ничего. Его постамент стал любимым местом Гарри, он чувствовал себя очень уютно, сидя между передними лапами льва-дракона, сразу вспоминался теплый и надежный Серенгети, по которому он начинал потихоньку скучать. Но со своим драконом он так и так встретится только в сентябре, а сейчас ещё конец июля, так что тоска была, скорей всего, просто ностальгической. Именно сюда и побежал Гарри, спасаясь от… детей. Он наткнулся на них в конце Первомайской, когда шел из библиотеки. Местная шпана мелких пакостников заинтересовалась гостем из Англии. К сожалению, это был недобрый интерес, нехороший, маленькие нахалы лет от девяти до двенадцати окружили Гарри, как шакалята раненого волка, и начали его дразнить. Что-то громко и звонко кричали, что, Гарри по причине своего иностранного происхождения уразуметь не смог. На всякий случай он вежливо улыбался и кивал… услышал слова "пьяный" и "дебил", озадаченно нахмурился, ускорил шаг, надеясь, что шакалы отстанут. Прилетел брошенный кем-то камешек и ударил Гарри в темя, он инстинктивно пригнулся и закрыл руками голову, следующие камни градом посыпались по рукам. Ничего не понимая, Гарри бросился бежать. За что? Что он им сделал? Ни за что, хладнокровно подсказал рассудок, просто за то, что ты не похож на них. Такова жестокая правда жизни. Его ноги почему-то вынесли в тот парк, и Гарри с разгону влетел в толпу своих — ребят с улицы Мира. Ваня и его друзья тут же набычились и встретили паршивцев хорошим втыком и нагоняем. Гарри от стыда был готов провалиться сквозь асфальт, позор какой, малышей испугался… Здесь, между лап крокодилольва его и нашел Ваня, Гарри сидел, тоскливо съежившись, тесно прижавшись к теплому, прогретому солнцем граниту. — Всё в порядке, Гарри, они больше не сунутся, мы им показали, где раки зимуют! — звонким голосом доложил Ваня. — И где они… зимуют? — слабо улыбнулся Гарри. Ваня облегченно вздохнул, присел рядом и виновато сказал: — Ты на них не обижайся, у них и так мозгов нет. Чего с идиотов взять… — Нечего взять… — вздохнул Гарри и почему-то начал оправдываться: — Я просто растерялся, ты не думай! — И не думаю! — рассердился Ваня. — Бегство это самое разумное, что ты смог придумать в данной ситуации, ну в самом деле, Гарри, не бить же их?! Помолчали, разглядывая гранитные потрескавшиеся плиты под ногами. Меж квадратами густо лезла короткая трава с мелкими цветочками — аптечной ромашкой, голубенькой незабудкой и мышиным горошком. Потом Ваня негромко проговорил: — Я рад, что ты нашел это место. Оно защищает от невзгод и дарует покой. Здесь ещё мой дедушка любил сидеть и папа, когда был маленьким, я тоже иногда сюда прихожу посидеть в тени крыльев Голиафа. — Голиаф? — переспросил Гарри. Ваня погладил выщербленную морду гранитного изваяния и кивнул: — Да. Сколько себя помню, его всегда называли Голиафом. Есть даже местная легенда про него. — Ух ты! Расскажи… — взмолился Гарри, искренне желающий приобщиться к местной истории. Ну, Ваня и приобщил, начал рассказывать: — Когда-то очень давно жил на свете один простой человек, был он художником. Полюбил он девушку, дочку помещика. Их любовь оказалась взаимной, она тоже полюбила скромного и доброго художника. Да только её богатый отец-купец был против такого союза. И начал он строить козни молодому человеку, добился даже того, что его сослали далеко-далеко в Эфиопию. Красавицу-дочь он насильно выдал замуж за нелюбимого. Но брачной ночи у них не состоялось, она умерла невинной и чистой, осталась верной любимому до последнего. За многие сотни километров её возлюбленный почувствовал её гибель и от горя оборотился в крылатого льва. Прилетел из-за моря, пришел ночью на кладбище и умер на её могиле. Вот такая легенда, Гарри. Потом кто-то впечатлился ею и высек из гранита вот эту статую, её создатель неизвестен, но она отражает те чувства, которые испытывал безымянный скульптор. Затем, с течением времени, кто-то назвал льва Голиафом, и это имя закрепилось за ним. Так его и называют по сей день. — Потрясающая история… — тихо произнес Гарри. — Потрясающий город. Только здесь воздают почести простым вещам и ставят памятники простым птицам, кошкам и сказкам.