Результат нового обещания

      Свет люминесцентных цветов, как правило используемых в путешествиях, тускло освещал темницу, где стены, право, имели несоизмеримую высоту, как и в тронном зале. Эти дивные растения, сотворенные не менее причудливой экосистемой мира демонов, излучали приятный глазу нежный голубой свет, не побуждающий тени вливаться в страстный танец, как того требовали языки пламени. Цветы росли в совокупности, срастаясь друг с другом у корней, как друза кристаллов. Гладкие и нежные лепестки, словно гладь алмаза, были, на удивление, хрупки, срываясь при малейшем усилии, подобно лепесткам прекрасной ромашки. Отрываясь и опадая – они постепенно тускнели, теряя свой цвет и свое свечение, становясь ничего не стоящими в обществе демонов камнем. Чудные творения также имели и недостаток: для хорошего освещения подобного места требовались целые букеты этих цветов, как и, к примеру, костру требовался хворост. И сейчас, в темнице, их недостаток стал причиной появления будоражащего фантазию сумрака, скрывающего в своих подолах всю оставшуюся неосвященную часть темницы. И он, сумрак, словно насмехаясь над своими жертвами, подпитывал их страх и нервозность несколькими звуками неизвестного, благодаря его усилиям, происхождения. Даже писк мыши мог показаться рычанием чудовища, а звон цепей – звоном клинка. И холод, присущий всем темницам, так и норовился пробежаться вверх по ногам, игриво укусить за бок, прорычать у самой груди и, добравшись до шеи, вонзиться в содрогающуюся плоть, орудуя невидимым стилетом. И сердце, в миги дикого страха, словно покидало грудь и спасалось бегством в голову. Его отчетливый стук способен был заглушить все мысли, предоставляя для обороны одни лишь инстинкты. Но, лишив внимания разговоры за атмосферу, возвратимся к более подробному описанию места, где проводят свои последние дни те, кому была уготована судьба обручен с самой смертью: про высоту уже было упомянуто, а посему обратим внимание на численность камер и их вид: камеры виновных, часто называемые «ямой», были наполнены непроницаемым мраком и голодным холодом, так что единственное место, где можно было почувствовать желанное тепло и узреть свет божий – находилось подле решетки. Возвращаясь к «яме»: пол камеры был настолько низким, что только голова заключенного (примером с ростом послужит знакомый с этими апартаментами Гилан) могла достать лишь до огражденного прутьями выступа. Посетителям, для более удобного диалога, требовалось опуститься на колени, но подобное делалось только теми, кому виновный был дорог, или же те, у кого был очень личный, не терпящий лишних ушей разговор к подсудимому. В остальном же стражники, адвокаты и прочие должностные лица, каким-либо образом связанные к заключенным, смотрели свысока и говорили громко, дабы тот, с кем они говорили, сумел расслышать каждое их слово. Камеры отличались размером, а если быть точнее, то разницей служила их длинна. Там, где стража держала тридцать и более демонов – длинна могла достигать до двадцати пяти и более метров. В одиночных камерах и в тех, где количество заключенных не превышало десяти, размер был, соответственно, иным. И стоило отметить факт того, что именно там, где цифры площади были меньше – находилось большего всего цепей и средств обездвиживания опасного заключенного, ведь именно того, кого бросали в одиночку и заковывали во все цепи – требовалось называть особо опасными преступником. Всего в темнице было двадцать пять камер заключения. Не имея запутанных коридоров, потайных выходов и прочих хитроумных сооружений – находившаяся в распоряжении Ее Величества темница имела длинную прямоугольную форму. На каждой из двух сторон находилось по двенадцать камер и только одна – предназначавшаяся для самого небезопасного, и требующего надлежащего за ним надзора стражи, преступника, – в самом конце, на противоположной от входа стены. Там, в этом самом временном обители некого злоумышленника, угрожающего жизни и покою Ее Величества, было столько цепей, что, казалось, их количество было равным количеству цепей во всех оставшихся камерах. Разом с ними, с цепями, тело виновника украшали кандалы, во внутреннем кольце которых находились иглы, и они, глубоко вонзаясь в кожу, способны были лишить заключенного возможности к регенерированию конечностей, обеспечивая полное их обездвиживание. Их цепляли по три штуки на каждую ногу и по пять – на руки. В это же время цепи растягивали преступника в разные стороны, заставляя его, как подвешенный и распоротый скот, висеть в центре камеры. Но не только этим руководилась стерегущая преступника стража для заключения виновного: на шее был ошейник, имеющий такую же конструкцию с иглами, что и кандалы, и эти шипы вонзались в мягкую плоть, мешая заключенному говорить, и, уж тем более, кричать. К ошейнику также была прицеплена гиря, влекущая шею и, соответственно, голову преступника вниз. И таким вот образом виновного принуждали опустить голову, преображая его в мученика, или же в того, кто искренне раскаялся во всех своих прегрешениях и был согласен на всё, что ему уготовил он и Ее Величество.       Такой вот: цепями разрывающаяся, кандалами, с внутренними остриями, обездвиженная, опустив в повиновении голову – сейчас была Регула Валима, свергнутая правительница Великой Империи, властительница всех земель и жадная до всего, что только могло расти и жить в этом мире. А также лишенная, после недавних событий, своих конечностей, которые, из-за клятых цепей и недостатка энергии, не способны были регенерировать. Ее сила до сих пор не восстановилась, чтобы сбросить все эти постыдные оковы и вернуть то, что у нее так нагло отобрали. И ни о чем больше, кроме как о своей ненависти, Регула не думала и не способна была сейчас думать. Ее свергнутое Величество даже не собиралась планировать свое освобождение и возвращение на трон, ведь она, веря в силу своего гнева и своей известной королевской крови, только дожидалась, когда ее тело вновь будет способно вселять ужас и страх. Ее душе, страдающей на неутолимую жажду, желанна была только ненависть, что была рождена избалованным себялюбием. Именно «величие» королева видела в зеркале, разглядывая свой лик. Ни жители, ни знать, ни даже мятежники не беспокоили Ее Величество, которая занималась делами правительства так, чтобы это всё шло в сторону ее выгоды. И эти корыстные дела она вела столь искусно, что, право, это достойно было восхищения. Но ненасытность королевы играла для всей Империи, и для нее самой, в страшную игру. Вечный голод, казалось, каждое мгновение нависает над ней, точно призрак или тень. И нет покоя во сне и днём, пока Регула вновь и вновь не начнет наполнять эту, не имеющую дна, бесконечную и темную бездну ее собственной жадности. В какой момент Ее Величество перешла священную черту – неизвестно, однако именно этот роковой, но уверенный шаг стал началом неизбежного конца ее правления, продолжавшегося на протяжении восьмой сотни лет. Регула решила, что ей принадлежит всё, что только могло и может существовать в этом мире. И именно тогда он начал насмехаться над ней.       Даже ритуалы преподношения на празднество Тифари стало для нее омерзительным. Жадность грызла каждую клетку ее сущности, когда всё самое лучшее, что она считала исключительно своим, отдано было ему. С каждым годом Ненависть становилась всё несоизмеримее, а Жадность кусала так больно, что, наверное, не имеется в этом мире страдания, подобного этому. Восхваляя его в молитвах, Регула Валима проклинала своего бога за то, что он существует и стоит выше нее самой. Регула не становилась атеистом, а напротив – ставила себя на его место, считая свою особу, с таким-то могуществом, достойной всего, что принадлежало ему. И с каждым прошедшим Тифари, с каждым новым подношением и с очередной молитвой – Регула теряла над собой контроль, чувствуя, что вырытая Жадностью бездна вот-вот взвоет так, что даже если бы королева заполучила все товары с ферм – она, бездна, не познала бы покоя. Но Ее Величество была уверена в том, что ей не нужно было всё мясо – только самое лучшее. Только то, которое она и вся знать преподносит в подношение. Только то, чего потребовал в обещании он, и чего так желает сама королева. Сцепив зубы, она вздыхала так яростно, что, казалось, и сам бог способен был почувствовать этот гнев.       — Отдай, — требовал он каждый год, и Регула Валима была способна отправиться, как говорится в Божьих Посланиях, к Семи стенам, дабы поставить на место это наглое божество.       Стража Гилана, сопроводившая и ныне стерегущая свергнутую королеву, стояла напряжённо. Беспокойство видно было в каждой части их тела. В ужасающем месте они находились и страшного зверя заточили в цепи. Издающиеся из тьмы звуки не делали обстановку лучше, а только лишь заставляли стражу браться за оружие крепче. За их спинами раздавался звон цепей, когда Регула пыталась двинуться, но, как нам уже известно, попытки эти были безуспешны. И в такие моменты сторонники Гилана направляли в королеву свое оружие, считая, что лучше убить ее сейчас, а после объясняться Гилану, чем дать ей хоть шанс на волю и освобождение. Однако попытки Регулы Валимы двинуться были столь жалкими, что, смотря на это, каждому из стражников становилось намного легче и спокойнее в этих владениях мрака. Свет цветов освещал ее изящно вышитое серебром платье, подол которого, как и рукава, был окроплён кровью убитых ею революционеров. Однако какой бы несчастной она не казалась в этот час – ее всё равно считали зверем, причем затаившим дыхание и готовым в любой момент вновь прыгнуть на жертву. Стража с нетерпением ждала кого-то из своих союзников, чтобы оправить это чудовище на казнь и как можно скорее оставить от Регулы только воспоминание.       Во мраке, в чьих силах было заставить сущности демонов содрогаться, притаились представители человеческого рода. Сами же чудовища не способны были учуять запах людей, так как страх и волнение заглушило всё их чутье, оставив в распоряжение только лишь острый слух и соколиный взор. Когда же не расслышать шаги было просто смехотворно, чудовища направили оружие во мрак, откуда, как им казалось, к ним приближались призраки.       — Выходите, притаившиеся во мраке! — крикнул один из стражи. И шаги, отвечая на крик, остановились, заставив всё вокруг окутаться не только в сумрак, но и в хитрую тишину.       Когда страж вновь хотел было крикнуть – в его шею со свистом вонзился дротик, и из горла демона, вместо крика или слов, вырвался один только хрип. Второй страж, пораженный этим ходом событий, застыл на месте, наблюдая, как его товарищ роняет оружие и, неспособный отыскать на своей широкой шее предмет выстрела из мрака, постепенно отходит назад. Раздался второй свист и революционер, в которого не попали, попытался отклониться, что у него, собственно, и получилось. Но не успел он встать в боевую стойку, как очередной и внезапный (демон даже не услышал характерного свиста) дротик оказался в его груди. И несказанная слабость в мгновение ока одолела демона, и он, неспособный даже найти силы, чтобы поднять руки и вытащить маленькую зеленую стрелу, упал на землю, как и его товарищ. Прежде чем уснуть долгим сном, стража сумела увидеть фигуру в белоснежном одеянии.       Ничего, из только произошедшего, не заставило Регулу отреагировать. Она слышала и свист, и хрип, но не дрогнула и частью тела. Гость, в любом случае, вскоре приблизиться к ней, и уж тогда она сможет его рассмотреть. Кто именно к ней наведался – очередной революционер или вызволитель – ее не беспокоило. Однако стоило вновь послышаться шагам, как она, вдохнув окрасившийся человеческим ароматом воздух, потерла над собой контроль, при этом почувствовав, что все утраченные силы вернулись к ней, но было это, несомненно, лишь ее наваждением. Тени блуждали по стенам, а Регулу поглотила новая волна различных ароматов – к ней пришло несколько людей. Причем каких людей! Запах товаров первоклассного качества она знала так хорошо, что, казалось, и во снах грезила именно им. Громкий звон ее оков раздался по всей темнице и ее голова, обретя чудовищную силу, поднялась, оторвав от земли гирю, и взор ее устремился на свет, где стоял человек, от запаха которого кружилась голова. Каково же было ее счастье, какой силы стало желание заполнить свой желудок, когда королева увидела свой долгожданный товар. 22194       Товар из Лямбды. Ох, это ее мясо! Ее обед, который она заполучила из Благодатного Дома и не позволила отдать ему. Подношение, которое она, наконец-то, украла у бога. Но с ним было ещё четверо: вместе с товаром, что был отправлен из Благодатного Дома в Лямбду, стоит ещё один –каков сюрприз! — товар первоклассного качества из Благодатного Дома, что сегодня должен был быть подан к подношению, но, как стало известно Регуле несколько месяцев назад, он, и ещё целая группа «созревших» товаров, сбежали с одной из лучших плантаций ее советника Иверка. И вот она, королева, так долго мечтавшая заполучить себе на стол этот первоклассный товар, прикована к месту десятками оков, в тот час, когда напротив стоит ее мечта, способная положить конец ее страданиям и наконец-то утолить жажду Жадности. Регула, уже не контролируя себя, хотела броситься к прутьям, но ее движения были медленными, и можно было подумать, что вот-вот ее плоть порвется от подобных усилий. Ее прекрасные глаза уже поедали этих людей, а с приоткрывшегося рта, с этих пухлых губ стали литься, как капли дождя с ветви, слюни, словно Регула не ела уже сотню лет, а теперь впервые видит человека. Кисти рук, локти, предплечье – всё это кровоточило от появившихся ран, и рукава, будучи и раньше окрашенными в алый, вновь окропились кровью, когда Регула направилась к решетке. Но королева забыла о боли, и, движимая Жадностью, она стала походить на чудовище.       Именно Норман, в своих белоснежных одеждах, стоял в близь к решетке, и именно к нему тянулась свергнутая и, к сожалению, до сих пор живая королева. Рэй стоял поодаль и, посмотрев на монстра, он, вооруженный автоматом, нервно сглотнул. Теперь он понимал, что свое величие она, несомненно, внушала каждой знати, но внутри была, воистину, гнилой и безобразной. В руках Винсета был металлический кейс и ноутбук, которые он носил всегда и везде с собой. Зази, увидев демоническую королеву, постепенно терял самообладание, а руки его тряслись в желании убить этого монстра. Но парню стоило отдать должное, ведь он, понимая, что прежде всего стоило думать о защите Нормана, держался на одной только силе воле, которая, по-видимому, у него была стальной.       Винсет открыл свой кейс и там, словно драгоценные камни на свету, засверкали ампулы. Они были наполнены жидкостями блеклых цветов и отличить каждую друг от друга, не имея при этом нужной надписи, было бы просто невозможно (даже для самого Винсета). Рядом были вакутейнеры, наполненные уже темной, в контраст консистенциям ампул, жидкостью. Имелись также шприцы, несколько колб, пульверизатор и прочие вещи, требуемые Винсету для работы в подобных условиях. Просим не удивляться тому, что у команды Нормана и Рэя подобное чудо было под рукой, так как Норман, как уже упоминалось, имел несколько запасных планов, в одном из которых подразумевалось создание яда в полевых условиях. Надев, как положено, перчатки, Винсет приступил к своей работе. Он смешивал одно с другим, нагревал колбы, подсыпал некий порошок и со всей аккуратностью перемешивал его, наблюдая, как меняется цвет, и каждый раз, после определенного этапа, парень подносил колбу к носу, пробуя на запах сию смесь. Яд, который они создавали в своем убежище, разрабатывался на протяжении полутора лет, и Винсет, со свойственной ему удивительной памятью (ставшей такой не без помощи экспериментов Лямбды), способен был запомнить каждую деталь в этом деле. Запах был одним из основных критериев, благодаря которому можно было различить успешный результат от неудачного эксперимента. Когда же цвет предполагаемого яда приобрёл темный цвет, и более не стал как-либо меняться, Винсет стал ещё более внимательным, ведь подходил самый важный этап его работы. Именно здесь он совершал ошибки и именно на этом этапе происходили неудачи, мешавшие ему в достижении желанного результата. Горло Регулы издало хрип – она пыталась добраться до прутьев. Ее голова тряслась от тяжкой ноши на шее, что влекла вниз к полу, но королева продолжала смотреть на свой товар. Ее Величество словно сошла с ума, ведь ее поведение сейчас было неотличимо от поведения дикого, испытующего голод. Ей казалось, что вот-вот ее страданиям придёт конец, и она, почувствовав плоть этого товара в своем рту, обретет покой и невиданную силу. Смотря на это чудовище, что так стремилось добраться до Нормана, волнение Рэя доходило до самих краев. Его друг, в свою очередь, смотрел на королеву нечитаемым взглядом, но вид при этом он имел самый достойный. Норман немного поднял голову, так что казалось, что он чувствует свое превосходство над ней, а глаза немного сощурились, обличив его презрение к королеве. Губы же были сжаты в прямую линию. Рэй с восхищением заметил, как именно образ Уильяма Минервы способен был внушать нужное впечатление. — Винсет? — обратился Рэй к подручному Нормана, который неотрывно занимался выполнением их плана. — Не готово, — коротко ответил ему парень, нагревая, с помощью, имеющейся у него в распоряжении, зажигалки, колбу. — Мне нужно ещё немного времени, — добавил он после некоторой паузы. Рэй посмотрел на Зази, что стоял, как и Норман, чуть ли не вплотную к решетке. И в глазах телохранителя впервые, при Рэе, засверкали эмоции, и, как мог предположить сын Изабеллы, Зази сейчас был солидарен с душевным состоянием брюнета, также испытывая беспокойство. Осознав, что она стоит на месте – королева бросила нелепые попытки добраться до прутьев подобным образом, решившись на хитрый шаг: Ее Величество стала отходить назад. Цепи ее вновь зазвенели, эхом отбиваясь по всей темнице, и с болью доносился этот звон до людских ушей. Как только Ее Величество отошла назад, то, спустя мгновение, – она бросилась, точно лев, к решетке. Всю ее сущность рвали цепи, не позволяя подобных вольностей. Но королева была упряма, и она, всё же, сумела приблизиться к решетке, хоть и не на желанное ею расстояние. Ее Величество не способна была поднять свои, лишенные пальцев, руки, что, словно крылья, были распростерты за спиной. И она, не имея возможности встать во весь рост и показать свою изящную осанку, пыталась рассмотреть желанный товар с неудобного для нее ракурса. Однако королева считала, что теперь, когда они стали ближе друг к другу, запах этого человека стал ещё более восхитительнее, чем прежде, позволяя ее разуму опьянеть. — Моё… — прохрипела королева, пытаясь подняться, однако этому препятствовали цепи. Они растянули ее плоть, как тетиву, от чего казалось, что вот-вот Регула Валима разорвется на их глазах. —Как же долго я тебя ждала…Ты – мой товар. Ты – моё мясо, – шептала она, сотрясаясь всем телом. С каждым словом она чувствовала, как преисполняется силой и как втаптывает в грязь своего бога, доказывая свою победу, ибо этот товар значил бы его поражение. Регула, мечтая о вкусе победы, становилась всё решительнее и сильнее, позабыв даже о своем разрывающимся теле. На ее прекрасном лице засверкал кровожадный оскал. — Я заслужила тебя…И я заполучу тебя, и вас всех, ведь вы – мой товар. Рэй понимал, что, завидев Нормана, королева обезумела, не обращая внимания на страдания своего собственного тела, которое, право, вот-вот разорвётся. И данный факт порождал ещё больший ужас в их сердцах. С каждым мгновением свергнутая Регула Валима становилась всё опаснее и кровожаднее. Краем глаза он заметил, как трясётся всей свой сущностью Зази – не то от страха, не то от желания убить чудовище. Движения Винсета стали немного быстрее, но – стоило отдать ему должное – парень оставался невозмутимым, никаким образом не выдавая свой страх.       «Дети из Лямбды, – подумал Рэй, немного отвлекаясь, – действительно поражают».       Добавив очередную жидкость из колб, яд Винсета стал выделять газ. В этот раз подручный не подносил свое творение к носу, будучи убежденным, что выделение газа являлось окончательным и успешным результатом. Взяв шприц, парень стал набирать яд для демонов в дротик. Рэй и Зази с облегчением вздохнули, когда Винсет утвердительно кивнул – яд был готов.       — Товар? — задумчиво переспросил Норман у королевы. Рэй хотел было его остановить, но светловолосый уже был настроен на, возможно последний для Регулы, диалог. — Вы проиграли, Ваше Величество. Больше Ваш рот никогда не познает вкуса человека.       Эти слова оказали на Регулу огромное влияние, ударив по самому уязвимому – по гордости. Ведь именно сейчас королева была уверена в своей победе, и в том, что она вот-вот одержит верх над всем сущим, включая его. Регула Валима замерла, и после, спустя несколько мгновений, захохотала в безумии. Этот смех был громче, чем звон паутины ее цепей. Королева смеялась и надрывала горло, по которому, из-под ошейника, стекали капли крови, и можно было подумать, что вот-вот она задохнется. Но смех становился громче, ясно давая понять, что свергнутая Регула умирать нисколько не собиралась. У всех, кроме Нормана, по телу пробежалась дрожь, а душа замерла в ужасе.       «Чудовище» – подумал каждый в этот момент, пересиливая себя, чтобы не заткнуть уши.       — Ты – мой! И только-только мой! И когда я съем тебя, то он познает поражение, – кричала, сквозь смех, королева на родном языке демонов.       Норман усмехнулся, и в этой усмешке было столько презрения к ней, что только слепой не смог бы увидеть это. Рэй, предугадывая действия Нормана, схватил его руку, глазами умоляя остановиться. Друг его повернулся, нежно, без какого-либо лукавства, улыбнулся, на мгновение сбросив свою усмешку презрения. И Рэй в этот момент понял, что, на этот раз, Нормана действительно было не остановить. Светловолосый вновь возвратил свое внимание королеве, а Рэй так и стоял подле него, крепкой хваткой обхватив руку друга. Теперь у решетки, где можно было услышать даже дыхание Регулы, стояло трое: Норман, Рэй и Зази. За их спинами сидел Винсет, скрывающийся от взора королевы.       — Это просто смешно, Ваше Величество, — Норман, ко всеобщему удивлению, также перешел на язык чудовищ, и причем, как можно было услышать, свободно на нем говорил. — Никто не осмеливался говорить Вам эти слова в лицо, и я с честью, с несказанной радостью стану первым: Вы прогнили, Регула. Всё в Вас мертво, и земля давно заждалась того момента, когда Вы будете погребены под ней. Сколько наших жизней Вы погубили? А сколько жизней своих же граждан? Но, думаю, Гилан вполне отомстит Вам за свой народ. Я же мщу за человеческий род, который Вы обрекли на смерть.       Рэй сумел разобрать всего несколько слов из сказанного другом. Брюнет был поражен знаниями Нормана, ибо язык демонов, как казалось Рэю, был невероятно сложными и, можно даже сказать, нечитаемым на слух. Впервые парень услышал его с уст Мьюзики и Сон-Джу, а после – от жителей городов, в которых они, вместе с Эммой, Гильдой и Доном побывали, будучи в поиске храма. В убежище г-да Минервы, где достопочтенный глава клана Ратри собрал всю возможную информацию о мире демонов, знаний, касающихся родного языка чудовищ, было никчемное количество. Этой информации катастрофически не хватало для изучения чужого языка, и Рэя, что сумел изучить только крупицу, считали гением, ведь он чудом (как казалось детям) способен был что-то разобрать в неизвестных иероглифах. Теперь же, став свидетелем способностей Нормана, знания Рэя, в сравнении со знаниями друга, казались смехотворными. И этот факт заставлял Рэя вновь убедиться в том, как много сил Норман потратил на детальное изучение этого враждебного для них мира.       Винсет, в который раз убедившись в могуществе своего босса, подал лжи-Минерве пистолет, заряженный дротиком с ядом. Они обменились взглядами: Норман смотрел с решимостью и уверенностью, а Винсет – с тревогой и страхом, как смотрели сейчас Рэй и Зази. Светловолосый осмотрел оружие, осознавая то, что держит в руках воплощение мести за человечество. Столько лет, столько смертей, столько боли было пережито людским родом. Норман знал, что сейчас свершает далеко не месть – это было правосудие. И будучи в этом убежденным, Норман ещё раз посмотрел на каждого своего товарища. Как только все, с тревогой и нетерпением в сердце, согласно кивнули – светловолосый направил оружие на королеву.

***

      — Но каков будет результат? — спросил Рэй, когда они уже собрались. —Королева будет обращена в дикого?       Этот вопрос заставил отряд Нормана замолчать на несколько мгновений.       — Яд, который мы разработали, — отвечал ему Винсет, — поражает клетки демонов, ответственные за поддержание их формы и разума. Благодаря яду возникает недостаток тех нужных веществ, которые они получали от человеческого организма, в частности от нашего мозга. Одним словом – яд вызывает голодание организма, что для демонов является ничем иным, как обращением в диких. Иммунитет горожан не способен будет поддерживать целостность организма, и причина…       — Причина в том, что иммунитет не способен найти яд в их клетках, — закончил за Винсета Рэй.       — Именно, — кивнул в согласии Винсет, поправляя очки. — Неспособность иммунитета обнаружить частицы яда является венцом успеха нашего творения.       Гордость, в этот момент, заиграла в голосе Винсета, хотя он наотрез отказывался принимать всю хвальбу на себя, веря в то, что только благодаря своему боссу их команда сумела добиться подобного результата. Это его черта была очаровательной, по мнению самой команды Нормана.       Но Рэй продолжил объяснять свои опасения:       — Но мы сейчас говорим не за обычного демона, а за ту, что на протяжении нескольких сотен лет питалась исключительно лучшим мясом. Организм членов королевской династии непредсказуем…       Норман благосклонно улыбнулся – в такие моменты Рэй хотел задушить своего друга, который, вероятнее всего, взял сказанный Рэем факт во внимание ещё тогда, когда только придумал свой «дикий» план. Но требовалось признать, что именно за это умение Нормана – планировать каждый шаг и каждую мелочь – Рэй уважал своего друга, как никого другого.       — Как же с вами сложно…— вздохнул Рэй, отвечая на улыбку Нормана. Под «вы» Рэй, естественно, имел в виду не только друга, но и Эмму.       Улыбка Нормана стала лишь ярче и прекраснее.       — Ты и Винсет, можно сказать, уже ответили на этот вопрос, — начал светловолосый, дав команду своим подчиненным, чтобы те продолжали собираться и убирать следы их присутствия здесь. — Иммунитет знати действительно довольно сильный – никакой токсин их не возьмет. Даже снотворное, в лошадиных дозах, они не почувствуют. Но мы знали, что есть способ обхитрить их организм. И мы, словно Парис, намерены были не просто найти – мы обязаны были попасть в их ахиллесову пяту. И именно сейчас, когда королева в таком состоянии, – ахиллесова пята нашлась.       Рэй с недоумением слушал Нормана, не достигая вершины той мысли, которую так отчаянно пытался донести ему друг.       — Королева сейчас очень слаба, после сражения с армией Гилана, — продолжал, тем временем, Норман. — Барбара сказала, что она позволила увести себя в темницу, что ясно дает понять ее состояние и упадок ее сил. Сколько времени потребуется на ее восстановление – неизвестно, но точно – немного. Я сомневаюсь, что суд, на который толкнула Гилана наша Эмма, свершится раньше, чем Ее Величество Регула Валима успеет вернуть свою мощь. Именно сейчас мы застанем ее слабой, когда организм будет только начинать направлять свои силы на излечение глубоких ран, и уже потом – регенерированием своих конечностей. Именно это и является ахиллесовой пятой знати и королевы, – закончил он, победно улыбаясь.       Рэю потребовалось несколько мгновений для переваривания информации. И когда до него дошел смысл сказанного – брюнет шокировано смотрел на друга. Во взгляде этом был страх, тревога, изумление и, напоследок, восхищение. Это было восхищение своим другом, чей план теперь казался не только вполне выполнимым, но и имеющим успех. Однако сомнения, всё же, не собирались покидать ребят: Норман не способен точно знать реакцию королевы на их яд, и никто из присутствующих не мог ни опровергнуть данный факт, ни подтвердить.       Норман, прочитав мысли друга в его богатом на эмоции взгляде, подошел к Рэю ближе, взял того за плечи и пылающая, как пламя, уверенность заиграла на лице лидера освобождения, воодушевляя и друга, и подчиненных.       — Иммунитет королевы, и всей знати, неуправляем для них самих, если они находятся в изнеможении, так? — спросил светловолосый, продолжая улыбаться. Рэй кивнул – он сам был свидетелем подобного, когда один демон из Охотничьих Угодий, после длительных контратак со стороны детей, не поспевал восстанавливать все свои повреждения. Однако и тут, признавал Рэй, могло быть множество иных причин, вплоть до индивидуальной особенности физиологии того эрцгерцога. Однако Рэй, отбросив эти мысли, продолжал слушать друга. — Пока яд начнет разрушать, пусть и медленно, ее клетки – регенерация королевы будет направлена, сперва, на излечение ран. И этого времени будет достаточно, чтобы яд распространился по ее телу. Дальше же у нас остаётся только надежда на то, что борьба иммунитета с ядом затянется на столько, сколько потребуется Гилану на решение проблем в столице.       — Ее организм будет уже ослаблен ядом к тому времени, когда ее конечности регенерируют — продолжил объяснение Рэй.       Норман согласно кивнул.       — Однако, мы не знаем точно, что произойдет при введении яда, — вмешался Винсет в разговор, напоминая, в очередной раз, о реалиях. — Взятых мною ингредиентов хватит на дозу яда, способного заразить нескольких демонов разом. Надеюсь, что этого будет достаточно для одной королевы. В противном случае нам нужно будет или задержать королеву, в чем нам поможет Зази, или же отступать бегством, руководясь помощью Рэя и его знаниями о тайных входах в замок, через которые он пробрался сюда, вместе с вашей Эммой, — с явным презрением Винсет произнес имя рыжеволосой, до сих пор относясь к ее действиям как к безрассудным.       Рэй и Норман смотрели с понимаем – риск был довольно велик. Однако с каждой минутой приближался час возвращения сил королевы, а Гилан, на данный момент, не имел ни возможности, ни времени на ее казнь, ожидая часа праведного суда, на который он решился. Для этого ему требуется помочь столичным гражданам, что займет, в лучшем случае, пару часов. Если Регулу не убить сегодня, если не оборвать ее существование в ближайшее время – смерть будет грозить Гилану и революционерам, и под угрозой могут оказаться все сбежавшие дети. Кавалерия Ее Величества, а также силы клана Ратри не заставят себя долго ждать – примчатся в Столицу уже на рассвете, как только о революции будет известно. И стоит завтрашнему солнцу взойти – начнётся бой между армадой Нормана, совместно с силами Гилана, против войска королевы. Если это произойдет, то прискорбно думать о дальнейшем развитии событий. Но ни Норман, ни Рэй не позволят этому случиться. Оба парня посмотрели на Зази – на того, кто первым бросится на Ее Величество Регулу Валиму, если план с ядом окажется неудачным. Тогда они будут вынуждены пытаться убить королеву, что, естественно, будет очередным развитием худшего сценария с самыми плачевными итогами. Но, как бы то ни было, ребята были настроены решительно. Их смелость подавала великую надежду, а сердце готово было свершать великие подвиги. Да, не секрет, что каждый из них имел при себе крупицы тревоги, однако без нее они не способны были бы вести тактику. Именно страх был, в данный момент, спутником здравого смысла. Они боялись за жизни других, и в их головы стучались настолько абсурдные идеи, что, право, своей неординарностью именно они, эти идеи, могли принести команде успех.       Зази издал некий звук, возвещая о готовности идти. Сердце троих, на мгновение, замерло, однако, опомнившись, парням показалось, что даже стук их сердец был полон решимости. Сегодня они преподнесут своими руками возмездие за человечество к Ее Величеству. Именно сегодня они обретут свободу, одержат победу. И каждый из них верил, что сегодня, наконец-то, настанет мир как для людского рода, так и для рода демонов.

***

      Лицо Регулы слишком внезапно стало каким-то безэмоциональным. Она, смотря на дуло направленного на нее оружия, стала такой, какой ее привык видеть мир. Рот, что минуты назад был искажен оскалом, немного приоткрылся. Губы ее оставались влажными из-за вязких слюней. Глаза, что горели хищным пламенем, потускнели, и, смотря в эту бездну, можно было задохнуться от подступающего к горлу страха. Королева задумалась, выслушав человека, при этом даже не удивившись его знанию их языка.       — Обрекла на смерть, значит? — даже голос ее изменился, став тихим и грубым, однако ее надрывной смех, казалось, до сих пор звучал где-то в самых темных уголках темницы.       Норман хотел нажать на курок, но неведомая сила сдерживала его, и голос из неизвестности шептал ему: «Внимай». Что-то внутри Нормана опять начало разрываться пополам, заставляя его прислушиваться и к незнакомому голосу, и к голосу своего сердца, что надрывно кричало: «Стреляй!». Регула издала короткий и тихий смешок, звучащий резким контрастом после дикого смеха. — Ты такой же, как и Гилан. Хочешь возмездия? За что именно ты жаждешь моей смерти, мой желанный товар? Не я обрекла твой род на смерть – вы сами, столетия назад, отдались нам в руки, предлагая заключить обещание. И мой отец, вечная память этому глупцу, согласился с вашим предводителем – главой клана Ратри. Теперь большая часть вашего рода находится за невидимой и недосягаемой границей, а вы – обещанный нам отступной, который мы великодушно приняли.       Винсет, Рэй и Зази в ужасе смотрели на королеву, взявшую над собой контроль, позабыв свое безумие. И именно сейчас, именно в эти мгновения она казалась ещё более хищной и опасной, чем была до этого. Рэй сильнее сжал руку светловолосого, пытаясь вывести из оцепенения если не себя, то хотя-бы друга. Нажать на курок – вот что сейчас требовалось сделать ради правосудия. Но вменяемая Регула поразила их всех настолько, что тело каждого сковалось незримыми оковами.       — Мы не желаем участи скота, — отвечал ей Норман, обида и злоба которого добрались до горла и теперь вырывались с уст. — Никогда не желали: нам не был дан выбор.       — Конечно же не был, — вновь усмехнулась свергнутая королева, — предводитель человечества, которым, на тот момент, был Джулис Ратри, лишил вас этого выбора и возымел наглость решить за весь свой род. Вы питаете к нам ненависть? Глупый скот! Вы всего лишь скот, только мясо. Смысл вашей жизни – это быть поданным нам на стол, а вы осмелились противиться судьбе, на которую вас обрек ваш же род. Какой вздор, какой вздор!       Голос Регулы скакал от насмешки к презрению, от небрежного фырканья к высокомерному тону. И каждым своим словом она пыталась ранить этот скот в самое сердце, которое она, даже сейчас, мечтала отведать. Ее Величество с каждой секундой всё больше уверяла себя в том, что это был бессмысленный диалог между хозяином и его скотом. И она, чувствуя, как наполняется ее тело силой, готова была в очередной раз броситься к прутьям, но уже на этот раз достать до желанного товара из Благодатного Дома, и, поймав добычу, откусить его голову, насладившись вкусом мозга, слушая хруст его черепа.       Норман, насмехаясь над всеми ожиданиями, улыбнулся ее словам.       — Отныне мы сами будем писать свою судьбу, Ваше Величество Регула Валима. Теперь же, прощайте…       Регула со свирепым рыком бросилась к человеку. Несколько цепей, прикованных к кольцу на ее торсе, сорвались, снисходительно даруя королеве возможность приблизиться ближе – этого было бы достаточно, чтобы дотянуться до желанного товара. Но стоило Ее Величеству открыть рот у самой решетки, которую она, право, готова была также прогрызть, как королева оцепенела, застыв в сантиметрах от железных прутьев. Во время ее рывка раздался свист – Норман выстрелил прямо в центральный глаз королевы, где у нее должно было находиться ядро. Регула упала на колени, содрогнувшись телом.       Курок был нажат – возмездие сделало шаг. У каждого члена команды словно что-то вылетело из груди – это было нечто, что терзало их души несчитанное количество времени. Теперь оно, словно освобожденная птица, упорхнуло под свист дротика. Игла вонзилась королеве прямо в зрачок. Упав на колени, Регула вскричала, как раненый зверь. Ее крик был намного громче чем уже звучащий в этих стенах смех. Ее Величество испытывала неописуемое страдание, ведь эта тонкая игла, пронзившая глаз, достала до ее ядра.        — Больно! Как же больно! – бился ее вой об каждую стену.       Боль, которую она испытала, когда революционеры лишали ее конечностей, была несравнима с этой. Королева содрогалась всей сущностью, ведь режущие ощущения терзали ее в каждой части тела – это разрывающаяся плоть давала о себе знать. Ей никогда ещё не было знакомо подобное мучение. Крики королевы стали переходить в хрипы, словно жизненная сила, которую она так долго накапливала, покидала ее с каждым вздохом. Тело королевы взаправду ослабло, а организм бросил все свои силы на излечение поврежденного ядра. И Регула, метая свою голову в разные стороны, пыталась избавиться от дротика, причиняющего такие муки. Однако у нее никак не получалось это сделать, а каждое движение становилось всё болезненнее. Ее Величество, не утратив критическое мышление, решила сперва восстановить свои руки, и уже после начать лечение глаза. Благо, по мнению королевы, ядро было повреждено не столь критично. Но мешающая боль, исходящая из самого ядра и отдающаяся волнами страданий по всему телу, мешала ей что-либо сделать, а организм, пытаясь защитить себя и чувствуя смертельную опасность, рефлекторно бросил все силы на избавление повреждений ядра. Ее Величество вновь издала душераздирающий крик в своем страдании. Всё вокруг нее померкло, и теперь даже мрак темницы она считала несравнимым с тем, в каком она сейчас очутилась.       Яд, проникший уже в ядро, сумел вызвать у королевы занимательную реакцию: ослабленный иммунитет не способен был бороться с чужеродным токсином: всю энергию, которую так долго копила королева, защитный механизм Регулы желал направить на спасение самого важного, в теле каждого демона, органа – ядра, однако он, организм, не смел сопротивляться желанию самой Регулы, которая, в эти секунды, имела совершенно иное мнение касательно расточения силы собственной регенерации. Королевская кровь действительно впечатляла в физиологическом плане: организм королей имел огромное количество возможностей, как, например, управление собственным восстановлением. И, в данном случае, именно эта способность сыграла на руку команде Нормана: Регула, даже сквозь мучения, считала верным восстановить руки и, сбросив оковы, вытащить дротик, в то время как ее организм бил тревогу, пытаясь спасти самое важное. Но, благодаря упомянутой ранее особенности королевской крови, свергнутая королева взяла под контроль перераспределение энергии, направив его на, как она и хотела, восстановление конечности. Однако этой самой энергии, собранной за всё время пребывания в темнице, хватало лишь на быстрое восстановление только одной руки. И Регула, торопимая страданиями, решила потратить все силы хотя-бы на одну руку – этого будет достаточно. Оковы не переставали препятствовать королеве, поэтому кость ее правой руки восстанавливалась не только медленно, но и болезненно. Далее стала расти кость запястья, от которой, как прутики, отрастали многочисленные, как и у большей части демонов, фаланги. Пока дорастали кости – руку стали покрывать мышцы, а затем и сама кожа. Регула пыталась обхитрить иглы кандалов, но это было бесполезно, и они с болью вонзались в только что восстановившиеся слои кожи, посему королева могла только смириться с очередными адскими мучениями.       Всё это происходило довольно быстро, но не молниеносно, и ребятам, вновь оглушенным ее голосом, потребовались секунды для принятия того факта, что королева взяла контроль над своей регенерацией. Зази среагировал моментально, оттолкнув Нормана, своего боса, назад, подальше от решетки. Рэй, отпустив руку друга и встав за спину высокого телохранителя, вложился в автомат и направил его на королеву – он не смел нарушать план, подразумевающий первую атаку от Заззи, однако брюнет посчитал, что дополнительная огневая с его стороны не помешает. Палец Рэя дрожал на спусковом крючке, однако ни один мускул на его лице не дрогнул – в этом плане Рэй держался более чем достойно. Винсет, способности которого не подходили для боевых действий, встал рядом с Норманом, готовый в любой момент закрыть своего лидера от опасности, как готовы были это сделать и Зази, и Рэй. Норман же, с осторожной любопытностью, наблюдал за королевой, опустив свой пистолет. Они так и застыли, ожидая дальнейших событий. Ждали до, конечно же, разумного момента.       Только что восстановившейся рукой Регула убрала дротик, отбрасывая его в сторону. Каждая кость этой руки болела и Ее Величество шевелила ею неспешно, пытаясь не причинить себе, лишними движениями, ещё больших повреждений, восстанавливать которых у нее уже не было бы энергии. Она сомкнула раненый дротиком глаз и тихо взвыла. Все незваные гости ждали, что вот-вот этот стон перерастет в рык и королева нападет. Одной ее руки было бы достаточно, чтобы она, владелица королевской крови, освободила себя. Однако королева застыла, затихнув, словно статуя. И только ее тяжелое дыхание убеждало в том, что она, всё ещё, жива.       «— Что со мною?» — задалась вопросом Регула, прислушавшись к себе и не понимая, что происходит в ее теле.       Теперь, когда она восстановила руку и избавилась от дротика, Ее Величество занялась восстановлением своего ядра, но что-то было не так. И ядро, казалось, уже было целым, и страдания становились лишь эхом, но королева чувствовала в себе что-то, чего понять была не способна.       — Начинается, — прошептал Винсет, и его услышали все парни.       Мелкая дрожь прошлась по их коже, тело вспотело от волнения, дыхание участилось. Сейчас им будет дан результат их работы, итог их операции. Конец освобождения человечества, за которым дальше будет следовать лишь эпилог.       Кашель. Первое, что они услышали в этом молчании - был кашель Регулы, который она никак не могла остановить. На ее руке, как и на всем теле, выступили вены. Первое, что стало опухать – была ее рука, а потом, как и в случае с венами, всё тело ее опухло, словно под кожей собралась жидкость. Регулу тошнило, но вырвать она никак не могла, продолжая надрывно кашлять. Во мраке, в котором она до сих пор находилась, ей стал виден свет. Она подняла голову и там, где ранее стояли люди, ей стал чудиться иной силуэт. Это был высокий, выше самой Регулы демон. На его темных одеждах искусно были вышиты прекрасные узоры золотой нитью, на каждом пальце имелся перстень со сверкающими камнями, а голову украшала величественная корона. Его серебряная маска сверкала во мраке, и даже при том, что его взор был сокрыт – Регула чувствовала на себе этот суровый взгляд. Он наблюдал, как и эти люди, за ее смертью.       — Отец…— прошептала она, пока яд поражал всё больше клеток в ее организме. Внезапно ей стало больно, но причину этой боли – телесной или душевной – она не понимала. — О, отец, как же мне больно!       Одежды ее стали разрываться, а на теле появились волдыри, которые мгновенно лопались, источая густую и темную жидкость, наполняя воздух вокруг смрадом гнили. Даже ее лицо деформировалось, и словно у дикого стали схожи ее черты. Тело королевы увеличивалось в размерах, и оно, тело, поглощало ранее сдерживающее Ее Величество цепи.       — Отец мой! Отец! — кричала Регула Валима, пока ее голосовые связки не подверглись тем же деформациям, что и тело. Призрак ее отца, видимый лишь ею одною, постепенно рассеивался в нежно-голубом свете цветов.       Все ее тело стало похожим на кокон, и голова Регулы, с хрипом, пропала в этом месиве, источающем вонючий смрад. Все ребята, кроме Заззи, закрыли нос рукой, попутно вытирая слезившиеся глаза. Они пораженно наблюдали за тем, во что превратил яд Великую Королеву. Посреди этой камеры стояло нечто, что некогда было Регулой Валимой.

***

      Столица заполнилась, подобно чаше, криками и мольбой. Кровь окропила дороги улиц, и алый след тропой вел от ворот в город к замку Ее Величества. Под солнечные лучи и благую погоду хрустели кости и рвалась плоть. Клыки диких окрасились горячей кровью, а на самих улицах, словно павшие деревья, лежали обезглавленные трупы – к ним, вскоре, возвратятся одичалые демоны, заполняя голодные желудки. Все птицы, привыкшие к шуму Столицы, улетели навеки вдаль, покидая этот обитель ужаса.       В следствии подрыва возгорелись палатки торговцев, в которых догорали их, привезенные издали, товары. Взрывы заминированных улиц разрушили дома, поэтому крыши и их черепицы лежали посреди дороги, преграждая путь несчастным горожанам. И они, гонимые дикими, пытались спрятаться в самых темных уголках и закоулках, молясь быть нетронутыми горькой судьбой. Некоторые пытались выбраться из города, отправляясь к воротам, но, добравшись, ужас бил по ним смертельным ударом – путь из города был отрезан, а все мосты разрушены. И они, всё ещё движимые надеждой, пытались найти путь спасения, которого, как известно, не было. Такова была участь незараженных ядом демонов.       Те, кто подвергся отраве, утратив как свою форму, так и рассудок, охотились на несчастных, не подозревая, что только что пойманная добыча ранее была ему близким. Вопль диких раздавался по всему городу, призывая таких же одичалых особей собраться в стаю, дабы вместе продолжить дикую охоту.       Один из таких, зазывающий своих собратьев громким воем, находился на пустынной улице, почуяв тут немалое количество живых существ. И это было правдой: в одном разрушенном здании притаились несколько семей. Матери закрывали своим детям рты, ведь те, дрожа, как последний осенний лист на дереве, не могли сдержать свой надрывной плач, вскрикивая при каждом шорохе, что раздавался с улицы. Двое таких детей уткнулись своими личиками в бока одного демона, который прижал их к себе как можно теснее. Он не был их отцом, и среди остальных присутствующих не было их матери – это был неизвестный им горожанин, который взял плачущих детей на руки, когда те, и он сам, стали свидетелями обращения их родителей в диких. И теперь они втроем держались так крепко, что, казалось, спаситель и бедное чадо были неотрывны друг от друга. Он гладил дрожащих от плача детей, а сам прислушивался к громкому вою этого чудовища, надеясь, что вот-вот оно уйдет, однако демон даже не подозревал об истинном намерении дикого. Никто из этих демонов не ведал о поведении диких.       Вдруг земля под ними задрожала, а пыль трясущихся стен посыпалась на их головы. Ко всем взрослым пришло ужасающее осознание того, что вот-вот к ним всем приблизиться смерть. Целая группа диких отозвалась на зов сородича, почуявшего хороший улов поблизости. Теперь зарыдали матери, целуя своих детей. Демоны понимали, что надеяться на то, что дикие их не учуют – было бесполезно. Спаситель детей рыкнул, заставляя всех замолкнуть, взывая к их благоразумию, ведь, прежде всего, они лишают надежду на жизнь своих детей, даруя им на обозрение свою панику.       — Мы станем такими же, как мама с папой? — выбравшись из-под крепких объятий спросила спасенная им девочка. Ее брат последовал тому же примеру, взирая на спасителя полным страхом взглядом.       Их спаситель тяжело вздохнул, пытаясь совладать с собой, чтобы, не дай бог, громко не взвыть от безысходности. Он осмотрел окружающих столичных граждан, которые, как и эти дети, смотрели на него. В глазах взрослых он видел осознание того, что их всех ждет судьба куда более ужаснее, чем обращение в дикаря. Молодая пара, сидящая подле этого демона, горько вздохнула. Девушка прижалась к груди возлюбленного, а он, в свою очередь, поцеловал ее в макушку. Так они и застыли, ожидая смерти.       — Нет, не станем, — ответил детям спаситель и вновь крепко их обнял, чтобы они, как птенцы к цыплятнице, уткнулись ему в бок.       Явившаяся группа диких, подобно псам, искали след, оставленный добычей, что сейчас скрывалась от их лап. Они стали рыскать по всей улице, но пролитая на этих дорогах кровь сбивала их с верного пути. Один из таких монстров подходил всё ближе к стене, за которыми скрывались наши горожане с детьми. Каждый из выживших слышал стук когтистых лап об брусчатку, раздававшийся за стеной. Они застыли, перестав дышать. Даже дети, чувствуя необходимость затаиться, последовали примеру взрослых. Дикарь, находившийся возле них, остановился, почувствовав нечто новое. Он наклонился ниже, принюхался к самой земле и медленно прошелся вдаль стены, пока не дошел до края этого здания. Там, прямо у самого угла, была дыра, сквозь которую мог пробраться только кот, или подобного размера животное, – именно оттуда исходил тот самый иной запах. Дикий завопил, зазывая к себе стаю, а сам бросился на стену, намереваясь ее сломать. За этой самой стеной раздались десятки криков, и все скрывающиеся там демоны побежали прочь к выходу, находившегося на противоположной стороне. Отцы взяли детей на руки, попутно не теряя из виду супруг. Спаситель, а также спасенные им дети, побежали со всеми на выход, ведущий на улицу. Демон, взяв детей за руки, понимал, что, оказавшись снаружи, всем стоило надеяться только на чудо и свою удачу. Он не знал, сколько диких было там, и какова была вероятность того, что им посчастливиться избежать когтистых лап и острых зубов. В это время одичалые демоны окружили здание, пока трое из сородичей ломали стену, разрушая ее. Семьи оказались в ловушке. Мужчины закрыли собой женщин и детей, окольцовывая их, но каждый из них понимал, что это было бесполезно – диких было слишком много. Спасенные столичным горожанином дети вцепились в его оборванный плащ. Их слезы бежали по маске, словно ручейки, а при каждом движении диких – с горла детей срывался душещипательный визг. Брат и сестра дергали взрослого за одежду, надеясь, что вот-вот он возьмет их на руки, убегая с ними прочь, минуя атаки этих монстров. Однако их спаситель, догадавшись о желании этих детей, понимал, что не сумеет скрыться от этой многочисленной стаи. Дикие зарычали, окружая добычу. Жители приготовились к худшему: мужчины, закрывая собою слабых, дрожали, с ужасом смотря на окровавленные клыки чудовищ, а женщины закрыли детям глаза, чтобы они не увидели свою смерть. Однако, вопреки ожиданиям, смерть их миновала.       Раздался выстрел, прилетевшая откуда-то пуля попала прямо в центральный глаз одного из диких. Его сородичи, став свидетелем смерти собрата, освирепели, пытаясь найти угрозу, оставив, ненадолго, добычу без внимания. Следующий выстрел пришелся другому демону, но уже в ногу, и тот, визгнув, упал. Пораженные тем, что до сих пор живы, горожане застыли, не в силах бежать. Сверху, с проломанной крыши, к ним прыгнул неизвестный высокий демон. Он приземлился дальше от них, чуть ли не близь к одичалым, так что песочный плащ закрыл столичным гражданам вид на него самого. Однако всем было видно его оружие – длинное и острое копье. Один из диких зарычал, обнажая все свои клыки, и бросился к новой, только появившейся жертве. Вот только эта дичь была ему не по зубам: Сон-Джу, в совершенстве владея своим оружием, увернулся от нападающего, и, оказавшись сбоку, пронзил его голову, задев, таким образом, ядро монстра. Чудовище упало замертво в сантиметрах от горожан. На оставшихся членов стаи обрушилась волна выстрелов, однако ни одна пуля не намеревалась их убить, ведь спасители желали только одного – прогнать, отвлекая от жертв. Ещё один одичалый бросился на Сон-Джу, пытаясь задеть его когтистой лапой. Но изгнанник, словно сверчок, отпрыгнул от этого удара, в прыжке бросив копье, которое, как и ожидалось, попало прямо в центральный глаз.       — Старайся обходиться без жертв, Сон-Джу! — крикнул с крыши нежный девичий голосок, полный, в данный момент, возмущения.       Высокий демон посмотрел на крышу, в сторону своей спутницы, и, разводя руками, спросил:       — Мне что, каждый раз руку им в пасть бросать?       За спинами пораженных горожан раздался шорох, на который они, все вместе, отреагировали, обернувшись. Там стояла неизвестная, зазывая их всех идти с ней.       — Скорее же! — шептала, замаскированная под демона, Гильда. — Скорее, пока их отвлекают!       Горожане послушно пошли за ней, до сих пор не веря в свое спасение. Впрочем, это была естественная реакция тех, кто находился в дюйме от смерти. Они проследовали за ней, обходя здание и завернув за угол. Там, на пустынной улице, где ещё слышались выстрелы в диких, они остановились. Их спасительница попросила подождать их всех здесь, а сама убежала обратно. Горожане хотели остановить ее, но страх настолько сковал их, что они не смели не то, что воспротивиться ее наставлению, оставшись посреди безлюдной улицы, но и сказать что-либо у них не было сил. Однако, спустя несколько секунд, к ним подбежала иная девушка, держащая в руках кубок и графин. Один ее вид вселял им всем доверие.       — Каждый из вас должен сделать глоток из кубка, — пояснила она, сперва давая детям испить свою собственную проклятую кровь. — Прошу, милостивые горожане Столицы, доверьтесь мне, ибо времени на пояснение нет. Это спасет вас, прошу, — вновь взмолилась она, видя, как они колеблются, — доверьте нам свою судьбу.       Горожане понимали, что времени на обсуждение не было, поэтому демоны доверились незнакомке, поочередно делая глоток горькой жидкости, постепенно опустошая кубок. Как только просьба Мьюзики была исполнена, носительница проклятой крови зазвала их идти вместе с ней. Горожане, следуя за ней, обрели новую надежду, воодушевляясь.       Дети вновь стали дергать своего спасителя за одежду, с беспокойством смотря ему в лицо.       — Теперь мы не умрем? — детский голосок дрожал на каждом слове, но стоило взрослому потрепать волосы мальца, как ребенок мгновенно возмужал. Теперь они шли уверенно, не содрогаясь всем своим маленьким существом.       — Не умрем…— прошептал спаситель этих детей, рассматривая силуэт незнакомки, только что спасшей, вместе со своими товарищами, его жизнь и жизни этих горожан.       Мьюзика завела всех на другую, более просторную, но такую же пустынную улицу. Осматривая территорию на опасность, Мьюзика приказала всем застыть на месте, однако убедившись, что ничего не предвещает угрозу — они продолжили путь. И, не наткнувшись ни на одного одичалого демона, добрались до пункта назначения. В конце улицы располагался люк к водостокам Столицы, через которые, ранее, пробирались Эмма и Рэй. Злокровная опустилась на колени, аккуратно положила наполненный своей кровью кувшин и опустошенный кубок на землю, и, достав нож, попыталась сломать тяжелый замок, прикованный к отворяющей люк ручке. Однако нежные девичьи руки не имели нужной силы для подобной работы, поэтому, не смотря на старания Мьюзики, подобная задача была ей не по силам. Видя это, тот самый спаситель детей подошел ближе, а брат с сестрой последовали за ним, мертвой хваткой вцепившись в плащ своего взрослого. Он протянул руку, в молчании попросив Мьюзику отдать нож, на что девушка согласно кивнула, забирая свои вещи с земли и вставая. Одно движение – и замок был вскрыт, а люк открыт, предоставляя им путь к подземным каналам Столицы.       — Спускайтесь и идите вперед, в сторону центральной площади. Там вы встретите остальных выживших, — поясняла Мьюзика. — Вскоре, когда ситуация вернется в норму, мы вернемся к вам, но до этого момента не смейте выходить на поверхность, или идти в сторону замка, вам ясно?       Демоны переглянулись, но от того, что иного выбора у них нет – они отдали во владение этой незнакомке свои жизни. Однако нечто неизвестное подсказывало им, что, вверяясь ей, они делают всё правильно, спасая свои судьбы. Эта неизвестная сейчас была для них спасительницей, посланной самим богом.       — Благослови Вас бог, — говорили спасенные горожане девушке, прежде чем спуститься в каналы. Мьюзика же загадочно молчала, улыбаясь не только в ответ горожанам, но и в лицо иронии: эти демоны, на самом деле, благословляли проклятую богом.       Последними были двое детей и их спаситель.       — Вы же вернетесь к нам? — спросила девочка, найдя в Мьюзике и в своем спасителе олицетворение надежды. Она смотрела на этих двоих как на самых великих героев из сказок.       Злокровная лучезарно улыбнулась, погладив девочку по голове.       — Я обещаю.       Довольная ответом, малышка спустилась вниз, вслед за ней и брат, а их спаситель, благодарно кивнув Мьюзике напоследок, отправился за ними. Потом девушка закрыла люк, побежав обратно к своей команде.

***

      Дикие демоны яростно рычали на стоящую перед ними особу. Сон-Джу изящно, с грацией настоящего хищника, приближался к ним. Их осталось только трое – именно этих он и спасет. Изгнанник сокращал расстояние, в то время как одичалые стояли на месте. Высокому демону была ясна их тактика: сейчас один из них бросится вперед, в атаку, а двое оставшихся придут ему на помощь позднее, когда противник будет вовлечен в схватку с первым сородичем.       «— Ну надо же, всё-таки существует намек на интеллект, когда вас больше», — фыркнул Сон-Джу, рассуждая о коллективном мышлении диких.       Изгнанник был прав: стоило ему подойти ближе, как один из них прыгнул, точно медведь, на высокого демона. Красноволосый намеренно увернулся так, чтобы когтистая лапа задела его руку. Неглубокие раны выступили на коже, и как только напавшее на него чудовище обернулось к противнику – Сон-Джу дернул рукой так, чтобы только что появившаяся кровь брызнула одичалому в лицо. Нескольких капель, попавших чудовищу в рот, было достаточно, чтобы проклятая кровь активировала свои способности. Дикий за секунды потерял к противнику всякий интерес, кардинально изменившись в поведении, а после и вовсе стал преображаться, уменьшаясь и меняясь в форме.       — Ну, а теперь ваш черед, — Сон-Джу посмотрел на двух оставшихся демонов, интеллект которых, с потерей очередного собрата, деградировал. По этой причине они позабыли о своем плане броситься по одному, нападая, в этот момент, разом.       Изгнанник ловко увернулся от их атак, и, приблизившись на достаточно близкое расстояние к одному из них, взял дикого за его клыки, оставляя на них след крови. Сделав задуманное, красноволосый сразу же отпрыгнул от одичалого, пока тот не среагировал и не откусил ему голову. Со вторым было практически так же легко, как и с первым: демон взял с пояса маленький нож и провел им по ладони так, чтобы на клинке остался след крови, и, прицелившись, мужчина метнул нож в горло последнего противника. Кровь Сонд-Джу, находившаяся на самом острие, попала дикому под кожу, а далее проникла в вены и распространилась по телу. Спустя минуты вокруг него сидели беззащитные горожане, точно такие же, как и те, которых они, неосознанно, мгновения назад желал сожрать.       Сон-Джу посмотрел на свою руку, и на то, как полученные в бою раны затянулись, не оставляя за собою ни одного шрама. Красноволосый, задумавшись, раздраженно фыркнул: мысли о его семействе, которому была присуща эта удивительно быстрая регенерация, пришли на ум совсем не вовремя.       Вернувшиеся в норму демоны растеряно смотрели друг на друга, но стоявший перед ними неизвестный продолжал молчать, не собираясь отвечать им на вопросы или помогать вставать. Через несколько секунд к ним подбежала девушка в черных и зеленых одеждах.       — Я осмотрела дома в круге, — сообщила она Сон-Джу, накрывая преображенных и нагих демонов верхней одеждой, которую воспитанница Благодатного Дома сумела найти по дороге. Размеры, конечно же, не подходили им, но что-то лучше, нежели ничего. — Те демоны были единственными здесь.       Гильда перевела взгляд на демонов, начав с ними разговор:       — Не волнуйтесь, теперь всё будет хорошо. Вы, вероятнее всего, сейчас шокированы, но мы желаем вам только добра. Вас отведут в безопасное место, к остальным выжившим, — Гильда старалась быть максимально вежливой с ними, и этот вежливый тон справлял на этих бедных столичных граждан положительный эффект.       Девочка дожидалась прихода Мьюзики. Подруга должна вернуться в течении пяти минут, в противном случае ее отсутствие значило бы беду, а также то, что она, вместе со спасенными демонами, не сумела добраться до люка. Но стоило Гильде начать волноваться, как из-за угла явилась гонимая правительством Мьюзика. Представшая картина очень не понравилась злокровной: Сон-Джу убил большую часть стаи, сумев спасти только троих. Ее лицо сразу исказилось беспокойством, смешанным с недовольством. Носительница проклятой крови кивнула Гильде, давая понять, что путь чист и безопасен. Сбежавший товар Благодатного Дома кивнула в ответ, зазывая выживших с собой. Через несколько мгновений Гильда и демоны скрылись из виду, а незаметно сидящие на крыше Дон и Айша последовали за подругой, прикрывая с высоты.       — Не смотри на меня так, Мьюзика, — обратился к своей спутнице демон, когда они остались одни. — Я понимаю, что ты хочешь спасти их всех, но ни я, ни ты не в силах этого сделать. Мы не можем…       — Не можем, — перебила его Мьюзика, и в ее словах отчетливо была слышна уверенность. Девушка согласилась со словами своего спутника, смотря Сон-Джу прямо в глаза. — Ты прав: мы не можем их спасти, но Эмма сумеет. Нас недостаточно, однако именно в ее силах всё изменить.       Ее собеседник замолчал, одаряя спутницу тревожным взглядом. Он знает Мьюзику слишком хорошо, чтобы не устрашиться этим, казалось, ничем не подозрительным, уверенным тоном.       — Что ты хочешь этим сказать? — демон не на шутку заволновался и всё его беспокойство было слышно в этих словах.       Мьюзика, в ответ, молчала. Она считала, что необратимое будущее обнажит, вскоре, всё тайное, так что не было смысла скрывать страшную правду от Сон-Джу, который, вскоре, сам всё узнает. Но, как ни странно, именно верность мешала ей говорить: Эмма ведь никому не рассказала – в этом владелица проклятой крови была уверена – так зачем же ей, Мьюзике, раскрывать тайный ларец подруги-человека?       Девушка спрятала взор от друга.       — Я не могу рассказать тебе, Сон-Джу, не сейчас. Поверь, совсем скоро все узнают правду, но требуется ещё немного подождать, — ее спутник не стал добиваться большего. Мьюзика умела врать, но сейчас он чувствовал правду ее слов, что, словно холодный ветер, обжигала его тело.       Они стояли в молчании, ожидая команду. Демон посмотрел на свой бок, а точнее – на свой шрам, похожий на распустившуюся черную георгину, что проросла в его плоти. Казалось, что может быть нелепее ситуации, когда ты способен восстанавливать за секунды самые глубокие раны и самые тяжелые переломы, но не способен убрать шрам, который, словно клеймо, теперь с тобой до смерти. Даже самому Сон-Джу было интересно: можно ли от этого избавиться? Да вот только ответить на этот вопрос либо не могли, либо могли те, к кому он, даже под страхом смерти, не обратится. И самым обидным было то, что этот шрам каждый раз напоминал ему о собственных корнях, которые он не прочь бы зарыть куда-то вглубь земли. Этот шрам также напоминал младшему члену королевской семьи о предательстве его старшего брата и о предательстве самого Сон-Джу. В тот день, в час пылающего заката, красноволосый навеки изуродовал того, кому когда-то всецело мог довериться – он изуродовал Льюиса, а сам выбрал судьбу изгнанника, посвящая свою жизнь служению Мьюзике – единственной, кто не прогнил изнутри, и в ком младший брат Регулы и эрцгерцога увидел надежду.       Сама же Мьюзика, заметив обеспокоенность своего друга, который, хоть и не часто, способен был уйти куда-то вглубь себя, решила помочь ему лишиться невидимых оков, переводя его мысли в иное русло.       — Что с передатчиком, Сон-Джу? — голос девушки, как и всегда, был подобен шуршанию листвы. И Сон-Джу, слушая ее, каждый раз признавал, что предал бы свое государство хоть тысячу раз ради одного ее голоса, взывающего к самым добрым и положительным сторонам его личности.       Сон-Джу в отказе кивнул головой.       — Нет, — отвечал он, — ничего от Эммы и Рэя.       Мьюзика вздохнула, прислоняя руки к груди – некогда там был амулет, который она даровала Эмме, и который привел ее, Эмму, к Семи стенам, где девочка впервые встретила его.       — Возможно это звучит глупо, но лучше бы он сработал, — созналась девушка, про себя молясь ему о спасении рыжеволосой подруги, желая ей удачи.       — Ну, если бы он сработал, то мы бы узнали о том, что они выжили, — рассуждал в голос, в ответ на слова своей спутницы, демон. Вот только его слова лишь сильнее обеспокоили ее. — Однако, раз уж сигнала нет, то можно также утверждать, что они живы и здоровы, и, более того, обсуждают мирный договор с Регулой, Гиланом, главами династий и ещё полусотней революционеров.       — Попивая чашечку чая, — саркастично добавила Мьюзика, тяжело вздыхая. Это был бы идеальный вариант развития событий во дворце, однако злокровная слишком хорошо знала жизнь, чтобы поверить в это чудо.       Сон-Джу усмехнулся, подошел ближе к своей злокровной, изменившей всю его жизнь сотни лет назад, и обнял, гладя по нежным фиолетовым волосам, которые она неизменно заплетала в толстые косы. Мьюзика, не сопротивляясь, уткнулась ему острым носиком в живот, всё ещё думая о благополучии подруги. Но стоило ей почувствовать тепло, исходящее от Сон-Джу, как она сразу же стала, про себя, благодарить бога за их с ним встречу, ведь у нее никогда не было, и уже не будет, никого ближе этого наглого изгнанного принца. Злокровной было не стыдно признаться в том, что без его хитрой ухмылки – ни один день ей не мил. И сейчас, в его объятиях, Мьюзика знала, что стоит посмотреть ему в лицо – он сразу же скроет свою нежность и любовь за хитрым оскалом, присущим всему его семейству – в этом, в их родственной черте, Мьюзика была убеждена, будучи знакомой с его братом — Льюисом .       — Тебе страшно? — спросил он так тихо, что по всей сущности Мьюзики прошлась приятная дрожь.       Она отрицательно покачала головой, при этом щекоча, неприкрытое плащом, тело Сон-Джу своими волосами.       — Сомневаюсь. Я волнуюсь за всех, но, словно уже наперед зная конец книги, мне не чувствуется страх, — ответила злокровная, решив обнять его в ответ. Сон-Джу дрогнул, когда тонкие, словно ветви вербы, руки Мьюзики обвили его талию. — Да и к тому же, я никогда ничего не боюсь, Сон-Джу.       — Почему же? — издал короткий смешок демон – этот краткий и приглушенный смех был очередной неотъемлемой чертой его семьи.       — Ну ты ведь всегда со мной – как же я могу чего-то бояться?       Они тихо рассмеялись, застыв в объятиях. Казалось, прервать их могли только сбежавшие дети, которых они остались здесь ждать. Однако никто из них даже не думал, что в этот момент раздастся звон передатчика, о котором ранее шла речь.