***
Изогнувшись Тарит ушёл от струи пламени, схватив с земли горсть песка, он кинулся на противника. Бат стоял прямо и ухмылялся, халат был скинут, обнажая подтянутый торс. Они дрались посредине тренировочной площадки, воздух вокруг дрожал от жара. Сделав рывок вперёд, Тарит замахнулся кулаком, а потом резко изменил траекторию удара и кинул Бату песок в глаза. — Степная падаль! — крикнул тот, не скрывая азарта, и развернулся, описав ногой круг огня вокруг себя. Тарит пригнулся, но всё равно почувствовал дыхание пламени на лице. Прежде, чем он понял, что происходит, внутри всё скрутило от боли. Тарит закричал, схватившись за голову. Его тело и душа никак не могли прийти к балансу, юный волк снова почувствовал внутренний огонь. Он вспыхнул, опаляя человеческое тело. Со странным весельем Тарит вспомнил, как Аон кашлял кровью, стоило его душе выйти из-под контроля. Теперь он частично понимал его состояние. Медленно вдыхая воздух, Тарит чувствовал привкус пепла во рту. Так не могло быть. Просто не могло. От ощущения собственного бессилия он ударил кулаком в землю. Если такие приступы будут продолжаться, как долго он проживёт? — Тарит! — вскрик раздался вместе с пощёчиной. — Прейди в себя, — голос звучал раздражённо. Сфокусировав взгляд, юный волк увидел хмурое лицо Ворона. — Перерождаться труднее, чем кажется, — Тарит горько усмехнулся. Потом сделал глубокий вдох, и медленно поднялся с земли. Ворон встал рядом. Мина, скрестив руки, замерла неподалёку, остальные, хотя и не прервали тренировку, поглядывали в их сторону. — Что это было? — строго спросила Мина. — Ты чем-то болен? Пойдём в тень, Бат скоро должен принести лекарство, — несмотря на все её старания беспокойство всё равно просочилось в голос. Решив не спорить, Тарит направился вместе с Миной и Вороном под навес. Эта женщина всегда позволяла Бату вести, но шаман посоветовал с ней быть ещё более осторожной. Ворон был уверен, что Мина далеко не так проста, как кажется. — Это не болезнь, — тихо сказал Тарит, сгорбив спину. — Просто, когда я вспомнил прошлую жизнь, то душа перестала соответствовать телу, — он посмотрел на свою руку, покрытую мягкой кожей без намёка на чешую. — Для жизни самое главное — баланс. Когда он окончательно нарушится, мы навсегда застрянем во Сне. Рядом с Таритом сидел Ворон. Неподалёку стояла Мина, скрестив руки на груди. Её пальцы невольно мяли ткань рукавов и она всё смотрела в сторону, куда предположительно ушёл Бат. — Мне ты нравился больше, когда не помнил свою прошлую жизнь, — хмыкнул Ворон. — Твои слова временами более странные, чем у моего наставника-шамана. — Ты не представляешь, сколько в своё время я прочитал лекций послушникам храма, — невольно улыбнулся Тарит. — Я могу говорить так же запутанно, как духи. — Это не повод для гордости, — Ворон толкнул его в плечо, еле сдерживая улыбку на лице. Невольно Тарит рассмеялся. На мгновенье вместо тёмно-зелёных глаз Ворона он увидел яркую зелень глаз Аона. Даже несмотря на память о прошлой жизни, о губительном равнодушие Смотрящего, Тарит жаждал увидеть Аона. Ему не хватало его смеха, дразнящей улыбки, голоса, присутствия. Иногда Тарит понимал, почему много веков назад Бог Солнца навлёк на себя гнев духов Сна только для того, чтобы они отстали от Смотрящего. Оглядываясь назад, Хао тогда совершил глупость. Как бы духи Сна не гневались на Аона, они не могли противостоять ему. Поняв, что долго молчит, Тарит поднялся на ноги, отряхнул штаны от песка и протянул руку Ворона. Тот, обеспокоенно смотря на него, ухватился за ладонь и Тарит дёрнул его вверх ближе к себе. — Мне кажется, шаман, — он бросил короткий взгляд в сторону Мины, объясняя, что это представление для зрителей, — ты просто завидуешь, что теперь я говорю запутанные речи, а не ты. Ворон на мгновенье скривился. Ему всё менее и менее нравилось притворятся мужьями. Шаман ненадолго прислонился ближе, Тарит уже привык сдерживать желание оттолкнуть его, и подражая дразнящему тону произнёс: — Когда в этот раз возникнут переговоры с духами, на них пойдёшь ты, а ни я. Во фразе не было ничего особенного — просто жители равнин подшучивали друг на другом. Но по острому взгляду Ворона Тарит понял, что его слова не являются притворством. Он прямо заявлял, что Восходящее Солнце обязан будет объяснится с Аоном и Хао. В конце концов, духи Сна в ссоре — пусть они сейчас были в каком-то роде ослаблены — никогда не заканчивалось чем-то хорошим для живых. — Я хотела спросить, — неуверенный голос Мины выдернул Тарита из размышлений, а Ворон даже для себя чересчур резко отпрянул. — Если ты и правда дракон… или был им в прошлой жизни, то это означает, что тебя и всех твоих близких уничтожили духи. И всё же ты не ненавидишь их. Почему? Тарит пристально посмотрел на женщину, словно видел её впервые. Мина смотрела прямо, не отводя взгляд, по мимо решимости в нём были неуверенность, сомнения и что-то ещё. Казалось, женщина в этом вопросе искала ответ на совершенно другой вопрос. Ворон тоже не отводил от Тарита цепкого взгляда. Он сам бы не решился спросить, но теперь — не был готов уйти без ответа. Возможно ли вообще ответить на такой сложный вопрос? — Ненависть — ни имеет никакого смысла, — Тарит просто пожал плечами и посмотрел на небо, где теряясь в лучах солнца летал Эф. — Она не исправит духов, не возродит драконов, а только разрушит мою душу. Был ли я зол? Да. Я был очень зол, но потом… — он оборвал сам себя. Но потом, случился Аон. Вернее, Смотрящий. То, как он реагировал, его слова — именно тогда Тарит понял, что ненависть к духам не имеет никакого смысла. Это то же самое, что кричать на море. Но если то, что он видел в этой жизни правда, а не причуда его воображения, то даже самый равнодушный дух Сна способен измениться. — Думаю, станет понятней, если мы спустимся в святилище, — снова заговорил Тарит, и развернулся в сторону зиккурата. Его взгляд невольно смягчился, — В конце концов именно там Хао попросил у меня прощение за то, что собирается поступить, как дух Сна. — Нужно дождаться Бата, — Мина звучала твёрдо, но то, как её пальцы мяли рукава, выдавало её нервозность. Ворон пожал плечами, подошёл к Тариту и равнодушно посмотрел на неё: — Если хочешь, можешь остаться. В конце концов, многие люди предпочитают сбежать в страхе, чем услышать правду, — он скривился и отвернулся от неё. Тарит с удивлением посмотрел на шамана, а потом на нахмуренную женщину. Из её взгляда, которым она смотрела в затылок Ворона, пропала всякая нерешимость. Тарит готов был поставить свою руку, что если бы Мина управляла огнём, то волосы шамана давно бы дымились. Тарит слегка улыбнулся. Челюсти Ворона были чересчур сильно сжаты, для того, кому всё равно пойдёт Мина с ними или нет. Он пошёл вперёд, решив дать Мине и Ворону разобраться наедине. Уходя с площадки, Тарит подхватил халат и пояс, который снял для тренировки. Несмотря на жару, ткань была прохладной. Малиновой, с замысловатым узором из чёрных и серебряных нитей, халат принадлежал Хао. Узнавать заново того, кого знал веками, было странно. Вино, пыльные книги, забавные истории из жизни — это всё было так по-обычному. Будучи жрецом-одиночкой, Восходящее Солнце избегал светские мероприятия, предпочитая летать над лесом и помогать жителям деревень, а Хао — был одиночкой духом Сна. Тарит покачал головой, он никогда не думал, что между ними столько сходства. Вскоре позади послышались шаги и он обернулся, не удивившись увидев возле Ворона Мину. Путь до зиккурата они проделали в полном молчание, проходящие мимо люди бросали на них непроницаемые взгляды. Они походили на те, которые в прошлой жизни на него бросали жители Империи, когда он с Омом наведывался на драконьи башни. Безошибочно найдя резного скарабея у подножья, Тарит прошёл сквозь стену. Тут же дневной жар сменился могильным холодом. Будь он один, юный волк поёжился, но он не собирался показывать слабость перед другими, поэтому заставил себя продолжить идти, словно он не почувствовал изменений. Тихие шаги Ворона и Мины позади не позволяли ему замедлится. — Тут произошла катастрофа, — тихо заговорил шаман. — Я чувствую боль душ, которую впитал камень. След смерти на нём сильнее, чем на камне Мира в степях. — Это камень из храма драконов, — бесцветно ответил Тарит. — У храма была сильная защита, поэтому он рухнул самым последним. В нём собрались выжившие драконы, которые оплакивали погибших и проклинали духов. — От духов одни проблемы, — поёжившись, пробормотала Мина, она прижала руки к телу, старясь, чтобы локти не касались стен. — Как будто от живых меньше проблем, — отмахнулся Тарит. — В прошлом Хао с жрецами приходилось решать множество вопросов, чтобы Империя драконов не уничтожила себя изнутри. — Но живые не могут по собственной прихоти уничтожить мир, наплевав на всех, — упрямо сказала Мина. — Наше счастье, — не оборачиваясь ответил Тарит. После этого повелительница воды не сказала ни слова. В тишине они спустились к святилищу духов Сна. Комната ни капли не изменилась — рисунок на потолке дракон на фоне восходящего солнца, статуи духов Сна и небольшой пруд посередине с чёрной водой. — Что тут ты хочешь показать? — Мина замерла на входе. — Каждый житель Ауроса хотя бы раз да приходил сюда. И больше старался не возвращаться, — она поёжилась. Ворон между тем спокойно ходил по комнате и рассматривал статуи. — Это место тесно связано с миром Сна, — сказал шаман, после того, как окунул палец в пруд. Он дошёл до статуи Хао, а потом вновь вернулся к Аону: — Почему он так похож на человека? — сказал он, ни к кому не обращаясь. — Если он тот, кто натравил когда-то духов на живых, то почему?.. — Ворон обернулся и беспомощно посмотрел на Тарита. — Именно поэтому я и привёл вас в место, где когда-то умер последний из драконов, — он невольно потёр горло. — Я хочу рассказать вам историю о духе, который был вместе с живыми на протяжение тысячелетий и который влюбился в носителя хаоса, который даже не разговаривал с живыми. Для духа носитель хаоса не был нестабильным духом, который в любой момент может проиграть своим сила, он был просто Аоном, — Тарит обернулся, грустно смотря в удивлённые глаза Мины. — Я собираюсь рассказать, как мой народ был уничтожен, и как дух Сна впервые за всё существование нашего мира полюбил и заплакал. — Заплакал? — слабо отозвалась Мина. — Хао пожертвовал всем, чтобы отобрать у Аона выбор, чтобы тот не мучился, как правильно поступить, — Тарит задрал голову к потолку и уставился на изображение дракона. — Много веков назад, когда ещё люди не топтали эту землю… — не торопясь, Восходящее Солнце начал рассказ, позволяя воспоминаниям захлестнуть себя.***
По небу расстилалась река из звёзд, племя Му давно потушило костры. Хао сидел на толстой ветки дерева, протянувшейся над рекой, и точил копьё. Луна отражалась в воде, оставляя серебряные полосы. Аон сидел, привалившись к стволу дерева, и с закрытыми глазами напевал какую-то песнь, слова которой Хао не мог разобрать из-за шума крови в ушах. Он был зол. Он был в ярости. Нет, не так. На самом деле, Хао был напуган. Он был уже взрослым охотником, даже создал собственную маску белого волка. Мать считала его благословлённым духами: ведь не было в племени никого сильнее Хао. Он мог то, что не под силу живым: исцелять порезы, приказывать мелким духам. И всё же… всего этого оказалось недостаточно. Лесные духи всегда были жестоки. Мама говорила, что Лесной Царь держит их в узде, но Хао видел обратное. Утром охотники Му отправились добыть мяса, но никто не вернулся. Хао пошёл по их следам и нашёл ужасную картину: десяток тел, из которых росли цветы. У кого-то ромашки торчали из ушей, у кого-то из глаз свисали колокольчики, у кого-то во рту притаился дикий мак. Желая проверить свою догадку, Хао разрезал живот одного из охотников — цветы росли из его сердца. Эти люди, соплеменники Хао, попали в жестокую ловушку духов, которые те установили не из-за жажды крови, а просто потому, что им было скучно. — Ты не похож на них, — выдохнул Хао, с силой проводя костяным кинжалом по концу копья. — Ты отличаешься от лесных духов. Аон прервал свою пение. Шкура красного медведя, как всегда, укрывала всё его тело, кроме белых, как кость, рук с чёрными венами. Из волос, которые словно впитали свет луны, торчали оленьи рога. Аон открыл глаза цвета молодой зелени и с любопытством посмотрел на Хао. — И чем я отличаюсь от лесных духов? — Ты знаешь, — сквозь зубы выдохнул Хао, не желая отвечать. Аон рассмеялся смехом, в которым было шуршание травы и скрип деревьев. — Я знаю намного меньше, чем ты думаешь, — на его лице появилась дразнящая улыбка. — Живые часто замечают то, к чему духи остаются слепы. Хао отвёл взгляд, чувствуя румянец на своих щеках. Он встретил Аона ещё будучи ребёнком, он рос, убегая от племени, чтобы увидеться с ним, и, сейчас, он прекрасно осознавал, что влюблён в этого странного духа. — Лесные духи тебя боятся, — начал рассуждать вслух Хао. — Я видел, как они разбегались от одного твоего взгляда, — Аон выгнул бровь, явно не слишком впечатлённый его наблюдением. — В тоже время, лес жить без тебя не может, — упрямо продолжил Хао. — Деревья склоняют ветки перед тобой, цветы и кусты расступаются, животные приветствуют тебя, — он задумался. Ответ был прост, но он ему не нравится. Набрав побольше воздуха, Хао, наконец, решительно посмотрел на Аона и озвучил свою догадку: — Скажи мне правду, ты возлюбленный Лесного Царя? Какой-то время Аон шокировано смотрел на него, а потом согнулся от смеха. Он смеялся и лес вторил ему. В конце концов, Аон упал с ветки и, ударившись о землю, обратился в кучу листьев. Хао с непроницаемым выражением лица, даже не пошевелился. Вскоре, из всплеска воды, на ветке снова оказался Аон, который всё не переставал смеялся. — Ты думаешь, — сказал он, невольно переходя на речь духов. — Что у Лесного Царя есть возлюбленный? — Аон снова залился смехом. — И этот возлюбленный я? Я! — Ещё немного и я кину в тебя копьё, — невозмутимо сказал Хао. Отсмеявшись, Аон устроился на ветки так, что всё его тело скрывала шкура красного медведя. — Дитя, прости, я не хотел тебя обидеть, — в зелёные глаза сверкали весельем. — Ты был близок к правде, но стоял с другой стороны ручья. Хао недоверчиво посмотрел на него: — Ты хочешь сказать, что являешься Лесным Царём? Ты? Лесной Царь? Аон только шире улыбнулся, а потом шкура слетела с него сотней огненных бабочек, рога обратились в труху, кожа приобрела здоровый оттенок, а волосы стали мягкого каштаново цвета. Аон улыбался уже виновато, в его глазах застыла печаль. — Я подвёл тебя, дитя. В последней фразе была и теплота, и невыносимая тоска, и разрывающая душу боль. Хао казалось, что она предназначена ему и, одновременно, нет. — Я тебе верю, — тихо сказал он. — Иногда, мне кажется, что я знаю тебя лучше, чем думаю, — Хао слабо улыбнулся, смотря на Аона. — Ты не мог быть не кем, кроме духа Сна. — Мне как-то сказали, что я идеальный дух Сна, — произнёс Аон с невинным видом. Почему-то внутри у Хао всё перевернулось от этой фразы. Ревновать простого лесного духа — глупо, а уж духа Сна… — Был бы ты идеальным духом Сна, то не позволил бы других духам играть с живыми, — пробурчал Хао. С лица Аона слетела любая игривость. Он осторожно подвинулся ближе, обхватил Хао за щёки и аккуратно стёр слёзы подушечками больших пальцев. — Прости, — сказал Аон, с непонятными эмоциями вглядываясь в лицо Хао. — Я не царь, не повелитель и не бог. Я не властен над духами, просто, являюсь достаточно сильным, чтобы они меня боялись или чтобы сломить волю чересчур непонятливых, — он горько хмыкнул и отстранился. Его плечи поникли. Аон отвернулся и свесил ноги с ветки. В воде тьма и лунный свет словно собирались вокруг его отражения. Хао молчал, не в силах разобраться в испытываемых эмоциях. Ему хотелось обнять Аона, утешить, но в то же время схватит за плечи и трясти, пока тот не объяснит, почему несмотря на все жертвы, приносимые шаманом, духи всё равно издеваются над людьми. — Живые рождаются, взрослеют, стареют, умирают, — едва слышно заговорил Аон, волосы скрывали его лицо. — Мы, духи, ограничены только нашим существованием. Мы не знаем жизни, но отчаянно желаем почувствовать её. И чем дух слабее, тем сильнее его жажда, — он запрокинул голову. — Духи не могут навсегда подчинить духов. Я могу прогнать их, но они вернутся спустя какое-то время. Но не волнуйся, дитя, — Аон снова посмотрел на него, улыбаясь, — пока я тут я не позволю им растерзать племя Му. Я обещал ей. — Я уже давно не «дитя», — огрызнулся Хао, отводя взгляд. Он помнил легенды о Му, основательнице их племени, и Лесном Царе. Чуть ли не каждая из них описывала трагичную любовь между ними. Аон снова рассмеялся, а потом откинулся назад и повис на ветки верх тормашками. — Ты даже не представляешь насколько младше меня, даже твоя мама для меня будет «дитя», — Хао слышал дразнящую улыбку в его голосе. — Ты сам мне как-то заливал, что у духов нет возраста, — он развалился на ветки, смотря на звёздное небо. — Да и, если судить по твоему поведению, складывается ощущение, что ты родился меньше луны назад. — Что для меня луна, то для тебя солнце… — Аон весело затянул песню, которую часто пели в Му возле костра. Хао прикрыл глаза, растворяясь в мелодии леса и голосе Лесного Царя. Аон не лгал, когда говорил, что не властвует над духами. Но Хао надо было найти способ противостоять им. Он не мог позволить играться с членами его племени. Может, если бы люди дали духам отпор, те бы больше не лезли к ним. Может, если бы Хао был сильнее, то смог бы загнать их обратно в мир Сна. Он перевёл взгляд на Аона, который закрыв глаза всё раскачивался вверх тормашками. Невольно взгляд Хао смягчился. Ему хотелось, чтобы все духи были похожи на Аона.