Не избранный

Тихое утро постепенно, будто нехотя, заполняло собой закоулочки громадных холмистых пустошей. Оно виделось в тонких, прозрачных солнечных лучах, слышалось в первом копошении зверьков, чувствовалось в свежем, пропитанным росой воздухом; оно являлось в розоватых краях облаков и холодке просыпающейся земли. Прилетал с ветром первый клич жаворонка, дрожащий и звенящий, а жизнь, набирая силу, бежала за ним, чтобы пробудить ото сна каждое создание на холмах. Она не знала, что хозяева этих земель уже давно выбрались из уютных гнёздышек. Крылатый легко переставлял лапы. Шерсть намокла от росы, встопорщилась, а он раздвигал траву и вереск плечами, даже не задумываясь о движениях. Вчера, после небольшого свидания с Цветинкой, ему казалось, что голова освободилась от тревог, но сегодня назойливые мысли снова ворвались в неё, как стайка бабочек с огромными каменными крыльями. Кот сомневался в своих догадках, но всё же давал им шанс на жизнь. Уткохвост не смог рассказать ничего нового, хотя у его злости на Канарейку действительно были основания. Из рассказа Одуванчика ничего толкового извлечь тоже не удалось, а к самой Канарейке Крылатый не заходил. Он знал, как непросто приходится королеве, но это не оправдывало её действий в тот день. Если все слова рассказчиков правдивы, то на Канарейку падал целых ворох подозрений. Входили ли в её план — её с Биллом, как полагал Крылатый, план — Уткохвост и Одуванчик? Скорее всего, нет. Пёстрая болтушка могла быть острой на язык или обидчивой, но, даже зная её поверхностно, Крылатый не мог представить, чтобы она намеренно повела в ловушку соплеменника. Возможно, всё это было задумано только бродягами. А может быть, он знал эту кошку недостаточно хорошо? И всё же её вина ясна, как день. Она не позвала на помощь, не попыталась помочь, не отвлекла бродяг. Что бы там ни говорила Пшеница, нельзя закрывать глаза на такое. В последние несколько дней коты старались избегать конфликтов с Канарейкой. Даже если кто-то размышлял о её роли в истории с Уткохвостом (ну не мог же таким заниматься один Крылатый?), многие жалели её из-за тяжёлого состояния самой кошки и её новорождённых сыновей. Ласка так и вовсе почти переселилась в детскую: она опекала подругу и котят, будто это её собственные дети. Конечно, слухи и сплетни просачивались в разговоры Ветряных, но недовольные просто не общались с Канарейкой. В противном случае уже давно вспыхнула бы ссора. И всё-таки, почему даже лидер племени бездействует? — Осеннецветик, — Крылатый ускорил шаг, чтобы нагнать ведущую домой патруль глашатую. Она притормозила и, как только кот поравнялся с ней, вновь побежала вперёд, не оглядываясь. Лишь лёгкое подрагивание ушей выдавало: она слушает, и притом внимательно. — Ты ведь тоже слышала рассказы Одуванчика и Уткохвоста? — Естественно, — она слегка пожала плечами на бегу и оглянулась на идущих позади членов патруля. Песчаник и Серогрив отставали на добрую пару лисьих хвостов, так что слышать разговор не могли и лишь иногда переговаривались между собой. — В конце концов, это моя обязанность — собрать все сведения и принять меры. Я не хочу новых жертв. — И тебе ничего не показалось странным? Например, поведение Канарейки. Лапы глашатой продолжали методично двигаться и нести её по знакомой дороге домой, но янтарно-оранжевые глаза так и впились в Крылатого цепким взглядом. Он отвёл взгляд и нервно прижал уши к голове, но слова Осеннецветик успокоили его. — Я думала, одна с ума схожу, — проговорила она с лёгким смешком и вновь посерьёзнела. — Да, это странно, особенно то, что рассказывал Уткохвост. Он слишком зол на неё. — Ты думаешь, она виновата? — А кто же ещё. Погляди сам: даже то, что она потащила их к границе и уговорила разделиться, уже неправильно. Правда, и у тех двоих тоже должны были быть мозги. Хорошо хоть Одуванчик додумался не отходить далеко. — И что мы будем делать? — у Крылатого как камень с души упал, когда он понял, что и Осеннецветик подмечает детали. Интересно, а думает ли она обо всём остальном — Молнезвёзде, бродягах, Пшенице.? Нет, о Пшенице она думать не может. И всё же знание того, что такая влиятельная кошка разделяет его мнение, наполняло сердце небывалой уверенностью. — А что мы можем сделать? — она порывисто вздохнула и отвернулась. — Сейчас нам позарез нужны новые члены племени, и её дети, как и она сама, должны остаться у нас любой ценой. Иначе будет, как с Туманницей: ни королевы тебе, ни котят. — И мы просто оставим всё, как есть? — Крылатый уставился вперёд, на далёкие холмы, за которыми находился лагерь. Он невольно зашагал быстрее, переходя на новый темп и обгоняя собеседницу. — Я вижу, ты хочешь, чтобы она получила по заслугам, но подумай, правильно ли это? Осеннецветик вновь оглянулась проверить, идут ли позади те двое. После замедлила шаг, и Крылатому пришлось подстраиваться. Он не видел выражения её мордочки, но почему-то ему показалось, что глашатой стало легче дышать после этих слов. — Я имею в виду, что Канарейка и так наказана судьбой. Её подозревают, обвиняют, у неё почти нет близких. Она не может быть вместе с тем, кого любит, и не хочет признавать, что тот её использует. Её дочь умерла, даже не увидев света, а сыновья того и гляди отправятся следом, если не она сама. Матерям всегда тяжело терять детей. В последнее время она выглядит очень несчастной. Крылатый открыл было пасть, но умолк. Осеннецветик будто ушла в себя — она опустила голову, и кот даже засомневался, помнит ли она, что говорит не сама с собой. Непривычно было видеть её такой… слабой? Но тут кошка встряхнулась и вновь гордо подняла подбородок. Вся её поза, величественная и уверенная сейчас, этот горящий взгляд — даже внешне Крылатый замечал, что из неё получится сильная предводительница, и втайне восхищался этим, а может, и немного завидовал. Уж не привиделась ли ему та Осеннецветик несколько секунд назад? Он не был уверен. — В любом случае, я не собираюсь её наказывать, — сказала она, на этот раз без колебаний. — Молнезвёзд наверняка тоже не станет. — Кстати, Молнезвёзд вообще что-нибудь делает? — вырвалось у кота, и он быстро сжал зубы. «Стоило ли говорить это? Нет, неужели я не могу высказать то, что думаю? Я могу. Не хочу сидеть и молчать, как мышка!» — После случая с Уткохвостом он сказал, что думает над планом действий. Вообще-то, со мной он ничем не делился пока, хотя вроде как становится более вменяемым. Всё ещё не разрешает идти на исследование чужих земель, но уже позволяет отправлять к той границе больше патрулей, чем обычно. — Думаешь, он наконец-то начнёт борьбу против бродяг? — даже лапы зачесались от желания узнать, что же придумывает Молнезвёзд. Крылатый слегка поднажал: темп их шагов снова ускорялся. — Надеюсь, — фыркнула в ответ кошка. — Посмотрим. Я бы очень хотела, чтобы Молнезвёзд перестал прятаться за лагерной стеной. Он беспокоится за племя, это факт, но всему же должен быть предел, особенно этим трусливым метаниям. Крылатый промолчал: Песчаник поравнялся с ними, а разговор с Осеннецветик отчего-то казался воину не тем, что нужно разглашать. Бурый заговорил с ней, а тем временем впереди уже вырос холм перед входом в лагерь. Крылатый по привычке разогнался, чувствуя, как мышцы напрягаются, а земля под лапами повышается. Ещё немного — и он спускается к ложбинке лагеря, пока внутри клубятся тучи мыслей. — Привет, Пшеница, — он махнул сестре, но та демонстративно повернулась к нему хвостом. Крылатый вздохнул. Вот почему, почему она всегда ведёт себя, как маленькая? Подумаешь, поругались немного! Он прошёл мимо, но только для того, чтобы вернуться с двумя мышами в пасти и сесть рядом. Помириться кот планировал давно, но разговор с глашатой напомнил ему, к чему стремиться, и подтолкнул к немедленному действию. Он должен был вновь наладить отношения с сестрой, чтобы действовать на благо племени. — Чего хотел? — буркнула золотистая, не смотря в его сторону. — Я на тебя злюсь! Воин взял одну из принесённых мышек и впился в мясо зубами. Он молчал. «Вообще-то, ты тоже не такая уж белая и пушистая, — мысленно фыркнул он. — Я тоже сержусь! И что? Если мы хотим спасти племя — а это должно быть первой целью! — нам нужно действовать сообща. Ссорами ничего не решить, тем более, сейчас. Но если я скажу ей, что это ради миссии, мы переругаемся только больше… Хочу ли я мириться просто так? С Пшеницей, а не с её предназначением?» Он краем глаза наблюдал, как сестрёнка просто сидит и осматривает лагерь. Он давно заметил это: если сам Крылатый любил смотреть на небо, высокое и прекрасное, то его сестрёнка предпочитала разглядывать котов на поляне. Вот она забавно наморщила носик, а вот заметила его взгляд и отвернулась. Золотистый хвостик застучал по земле. Все эти её черты были знакомы коту с детства. «Наверное, хочу. Моя сестра — одна из самых дорогих мне кошек. Зачем нам ссориться из-за какого-то пустяка? Да… я знаю, Пшеница, ты тоже не любишь ругаться, хоть и делаешь вид, что ужасно обижена. Даже если мы помиримся, мне хватит знания о том, что я был прав, а дальше как-нибудь разберёмся». — Может, всё-таки поговорим? — он подвинул к ней вторую мышь, не давая себе удариться в сомнения и выстраивание диалога в голове. Пшеница что-то пробурчала в ответ, но дичь взяла. — Ну давай, говори. — Знаю, что ты не любишь спорить на тему твоего пророчества и всего такого. Прости, я должен был сдержаться тогда. Эти слова давались удивительно легко: он не чувствовал, что совершает нечто грандиозное. Каждый раз, когда он хотел извиниться перед кем-то, сперва волновался и боялся напряжённости, но в итоге конфликт разрешался в пару фраз. Возможно, потому, что и причина не была серьёзной? — Я думаю, нам стоит быть командой, а не противниками. В конце концов, мы всегда были вместе, помнишь? Братья и сёстры часто ссорятся, но всегда мирятся. Может, и нам пора? — А может, я не хочу? Ты просто достал меня! — кошка откусила ещё кусок от мыши. Её голос прозвучал уже гораздо мягче, но в глазах пылало детское упрямство. Интересно, как переубедить кошку с силой Убеждения? — Да, наверное, я бываю несносным братцем, — признал Крылатый, хотя всё внутри кричало о другом, и это настораживало. Он прижал уши к голове. — Я просто беспокоюсь за тебя. — Что я, ученица какая-нибудь или котёнок? Я воительница! — Я беспокоюсь не потому, что считаю тебя глупой, а потому, что ты — моя сестра, вот и всё. Его отпустило. Слова оказались гораздо более искренними, чем предыдущие. Он действительно боялся — за Пшеницу, за Цветинку, за брата, друзей, родителей, за всё племя. Он не хотел потерять ни одного из них, тем более сестру. Она была рядом, сколько Крылатый помнил. Всегда, с самого первого дня на этом свете, они делали всё вместе: играли, учились, шалили. И, пусть Пшеница была порой просто невыносима, он не мог сказать, что хочет ссориться с ней. Их связывало гораздо большее, чем кровное родство. — И всё равно я права, а ты нет, — пробурчала себе под нос кошка. Воин наклонил голову. — Допустим, — он выдохнул. — Я ведь извинился! — Ты просто дурак, — фыркнула она, но в ту же секунду мягкая лапка шлёпнула кота по носу. — Только без твоих лекций! — Ничего не могу обещать, — отшутился кот и увернулся от второго шлепка. — А ты попробуй! — Хорошо, хорошо. Я постараюсь меньше давить на тебя с миссией. — Точно? — Очень постараюсь! — Ладно, тогда прощаю. И не думай, что так всегда будет! — Пшеница показала язык брату, и Крылатый почувствовал, как тугой узел в животе расслабляется. Нет, они не будут порознь. Они всегда на одной стороне. И, пусть где-то внутри возилось нехорошее предчувствие, он всё же смог помириться с Пшеницей. Ещё некоторое время они сидели вдвоём, хотя золотистая и не слишком тяготела к разговору. Затем кот поднялся с места. — Как думаешь, может, мне стоит проведать Канарейку? — спросил он. Пшеница сощурилась. — Что, хочешь выпытывать у неё что-нибудь, да? — Нет, — он пожал плечами. — Просто хочу узнать, как она там. Всё-таки соплеменники. Кошка подскочила на месте. Она прямо-таки просияла, а её шерсть растрепалась ещё больше. Крылатый смущённо отвёл глаза. — Ты! Решил проведать Канарейку просто так! Сам! — восхищённо выпалила она, а от лёгкого осадка обиды на мордочке не осталось и следа. Крылатый усмехнулся и лапой пригладил взъерошенные шерстинки на плече сестры. — Представь себе, я и такое умею. Между прочим, я не бесчувственный чурбан, как ты думаешь! — с шутливым вызовом ответил он. — Пойдёшь со мной? — Пошла бы, но я вот-вот в охотничий патруль, — она оглянулась. — Передай ей привет и скажи, что я принесу самого вкусного кролика к вечеру! — Обязательно, — кивнул кот. Он направился к детской, а по пути подхватил из кучи небольшого воробушка. Всё-таки он бывал в детской ой как нечасто, тем более по такой причине, и без гостинца чувствовал себя неудобно. Палатка встретила его практически полной тишиной — похоже, старшие котята снова убежали слушать сказки Крикливого. Слышался лишь тихий шёпот и бормотание от подстилки пёстрой королевы. Крылатый приблизился: рядом с Канарейкой сопела Ласка, а внизу копошился маленький тёмно-рыжий комочек с белыми пятнышками. Приглядевшись, кот заметил бурого с черными пятнами малыша, второго сына Канарейки. Тот спал, даже не реагируя, когда его пинала тоненькая лапа братишки. Снова послышались бессвязные слова, и Канарейка замотала головой во сне. — Пожалуйста, прекратите… Хватит… Не надо! Крылатый осторожно протянул лапу и дотронулся до меха королевы. Она тут же вздрогнула, вскинула голову и распахнула глаза. — Что? Кто здесь? — быстро спросила она, а затем взгляд сфокусировался на пришедшем. — Крылатый? Что-то случилось? — Ты чего? — Ласка тоже завозилась и присела. — Ох, привет, Крылатый. — Я просто зашёл проведать, — тут же заметил он и положил воробья перед кошками. — Принёс поесть. Как вы тут? — Спасибо, но я не хочу есть, — Канарейка отодвинула от себя дичь и посмотрела на котят. Её голос стал тише. — Лопушок, тише, маленький, всё хорошо. Не пинай Душистенького, твой братишка и так нехорошо себя чувствует… — Канарейка, тебе надо поесть, — мягко проговорила Ласка и погладила лапой спящего малыша. — Ведь у тебя совсем не будет молока, если ты продолжишь так делать, а твоим котятам необходимо хорошо питаться. — Как ты себя чувствуешь? — Крылатый сел рядом, чувствуя себя лишним здесь, среди сладких молочных ароматов. Теперь он заметил, как похудела кошка — и не только оттого, что больше не было раздутого живота. Её шерсть стала совсем не такой чистой, как раньше, а в глазах всё ещё бегал страх, будто она никак не могла проснуться. — Нормально, — быстро ответила она, подталкивая носом буро-черного сына, кажется, Душистенького. — Малыш, проснись. Надо покушать. — Им будет нечего кушать, если не поест их мама, — Ласка уже ощипывала воробья, подкидывая пёрышки в подстилку к подруге. — На, давай. — Уговорила, — вздохнула Канарейка и потянулась за дичью. Откусив два кусочка, она вновь уронила голову, инстинктивно прикрывая котят хвостом. — Пойдём, — шепнула Ласка Крылатому, и он удивлённо посмотрел на мать. — Идём, идём. Поддавшись, кот вышел наружу вслед за Лаской. Ему в глаза ударило солнце — оно ещё не зашло за камни и свободно освещало всю поляну. Крылатый сел, жмурясь от тепла. Кажется, Зелёные Листья уже наступили. Всё прямо как он помнил: свет, лёгкая духота, аромат трав и свежий ветер. Рядом устроилась мать, и он перевёл взгляд на неё. — Почему ты меня выгоняешь? — Канарейке сейчас сложно. Дай ей побыть немного наедине с детьми, — попросила кошка. Её нежные кремовые ушки прижались к голове, будто она ждала отпора. — Душистенький совсем плох. Боюсь, он не вытянет. — А она сама знает это? — Наверняка. Она это чувствует. — Ей снятся кошмары, да? Она говорила во сне, — Крылатый устроился поудобнее у материнского бока, отчего-то стыдливо оглядываясь. — Видимо, так. Она даже со мной об этом не говорит, — вздохнула Ласка и положила голову на плечо сыну. Тот вздрогнул: он уже забыл, что перерос мать. — А как у тебя дела? Вы помирились с сестрой? — Так заметно, что мы ссорились? — Пшеница иногда обидчивая, прямо как ваш отец, — проговорила кошка будто в шутку, но без тени улыбки. — Ветрохвост? Он что, обижает тебя? — Крылатый огляделся в поисках серого кота, но того не было на поляне. Опять. — Нет, что ты. У нас всё хорошо. Судя по Пшенице, вы и правда помирились. Пышный хвостик указал на золотистую воительницу, которая весело смеялась с Морошкой и Ночницей. Крылатый кивнул. — Только ты что-то совсем невесёлый. Что тебя тревожит? — Ничего, мам, всё нормально, — пробормотал кот. Ему было неловко оттого, что Ласка заметила это, но он не мог рассказать ей всего. Она ведь такая слабая, такая беззащитная… Она может быть просто не готова к этому. — Да, я так и думала, — вздохнула она и аккуратно погладила его хвостом по спине. — У вас уже давно своя жизнь. И всё-таки, могу я сказать тебе кое-что? — Да, конечно, — он не понимал, к чему ведётся разговор. Ласка отстранилась и серьёзно, как никогда раньше, взглянула ему прямо в глаза. — Что бы не тревожило тебя, знай: ты сможешь справиться с любой бедой. Я говорю это не потому, что хочу поддержать, а потому что знаю тебя с самого рождения. Ты всегда был сильным. Защищай сестру, как ты делал это раньше, но и себя не подставляй. В любой ситуации у тебя есть союзники — твои соплеменники. Я, наверное, не лучший пример для подражания, но знаю, что ты можешь стать себе примером сам. Только, пожалуйста, береги себя и сестру. Хорошо? Взгляд серых глаз смущённо перескочил на землю. Крылатый сидел неподвижно несколько секунд, вглядываясь туда, где только что были мамины зрачки. «Ты всегда был сильным. Береги себя и сестру». Он не знал, почему всё ещё стоит, будто в оцепенении. Те слова, которые сказала ему Ласка, отчего-то казались чрезвычайно важными, и он повторял их про себя снова и снова. Они раздавались эхом в его голове, бесконечно множились и крутились туда-сюда, словно не хотели уходить. «Ты можешь стать себе примером сам». Он очнулся: Ласка всё ещё сидела перед ним, потупив глаза. Эта жалкая, съёженная кошка, тем не менее, смогла дать Крылатому кое-что очень важное прямо сейчас. Он потянулся и положил подбородок на макушку матери, точно как она сама делала многие луны назад. — Спасибо. Он отстранился. Та помялась, разглядывая свои лапы, что-то пробормотала себе под нос, а потом лизнула сына в плечо и быстро отошла. Крылатый видел, как её ушки взлетели вверх, и улыбнулся. «Мам, ты хорошая кошка». Он прикрыл глаза, чтобы осмыслить происходящее, как он любил делать. Разговор с Осеннецветик, примирение с сестрой, теперь сцена с мамой. День, похоже, удался, а ведь только-только миновал полдень! Крылатый довольно мурлыкнул и встал. Даже солнце, кажется, светило ярче, несмотря на нависшую угрозу, о которой он ни на миг на забывал. И всё-таки сегодня был прекрасный денёк. Он видел, как у Скалы мирно что-то обсуждают Молнезвёзд с Осеннецветик: похоже, они наконец нашли общий язык. Глашатая говорит серьёзно, но её глаза так и горят. Молнезвёзд чуть погодя отходит в сторону, а к Осеннецветик подскакивает Одуванчик, и они начинают живо что-то обсуждать, изредка посмеиваясь. Похоже, у этих двоих есть нечто, что связывает их. У кустов же собрались воители, и, кажется, у них тоже было вполне себе ничего. Иногда оттуда слышались смешки и переговоры, там же крутился Солнцелап, как всегда, а коты беззлобно шикали на бегающих под лапами Клеверушку и Мятлинку. Крылатый решительно зашагал к кругу соплеменников, а на морде сама собой появилась лёгкая улыбка. Да, иногда лучше просто расслабиться. Он не обязан контролировать всё — для этого есть предводитель, глашатая, старшие воины, в конце концов. А он может пока просто посидеть с друзьями и знакомыми, растворившись в идиллии мира и добра. Ведь для чего ещё существуют хорошие дни?