Не избранный

Прошла уже целая неделя, и, как ни странно, дела начали потихоньку налаживаться. По крайней мере, так казалось со стороны. Мышеуска объявила, что угрозы жизни Уткохвосту нет, остаётся лишь надеяться на то, что лапа срастётся правильно. Канарейке тоже стало лучше, как и одному из её котят. Второй был плох, но усилиями целительниц ещё жив. Пшеница предпочитала верить, что и он выкарабкается. Недовольство племени всё равно росло независимо от этих двоих. Вокруг то и дело слышались осуждения в сторону Молнезвёзда, что не хотел разведывать земли по ту сторону границы, воители ворчали друг на друга и иногда прикрикивали на младших, но пока всё было не так уж и плохо. Пшеница даже старалась по мере своих сил успокаивать соплеменников — это давалось ей лучше, чем непонятная миссия, к которой неизвестно, как подступиться. К тому же ей не нравилось, когда вокруг был один негатив. Ей хотелось больше радости, добра и счастья в племени, а негативные эмоции, казалось, высасывали из неё все силы. Она и сейчас, болтая с Буревестником и Одноцветом, чувствовала себя гораздо лучше. Эти двое были далеки от разборок и споров. Бывший наставник был прост: делай, что велят, и радуйся, пока не помер, хотя тоже не всегда был доволен решениями предводителя. Одноцвета же, кажется, не волновало всё это. Он просто жил, как жил, и не пытался влезать в политику Молнезвёзда в отличие от своей неугомонной подруги. — Привет, Пшеница, привет, Буревестник! И привет, Цветик, — да, не зря Пшеница вспомнила о Морошке. Рыжая воительница плюхнулась рядом с «Цветиком» и лизнула его в щеку, от чего кот слегка засмущался. Хотя, казалось бы, уже долго встречаются, чего тут стесняться? — Привет, — улыбнулся он. — Зачем ты опять зовёшь меня Цветик? — Затем, что мне так хочется. А что? — Морошка скорчила рожицу своему коту, и тот смешливо фыркнул. — Привет, привет, — Буревестник повернулся к Пшенице и только было хотел что-то сказать, как его окликнули. — Ой, там мои девочки! Ничего, если я пойду к ним? — Да нет, я с тобой, — живо вскочила Пшеница. Ей вовсе не хотелось оставаться третьей лишней, когда та парочка уже разговорилась о чем-то своём. Буревестник был и не против: они бок о бок направились к детской, а малышки уже летели им навстречу. — Привет, папа, привет, Пшеница! — оглушительно пискнула Клеверушка и тут же, споткнувшись о собственные лапы, прокатилась по земле клубочком. Тихоня легко обогнала сестру и подбежала к коту и кошке. — Пер-вая, — гордо произнесла она, и Буревестник потрепал её по чёрной головке. — Молодец! Поможешь сестре подняться? — Давай! — кошечка тут же побежала обратно и подтолкнула тёмным носиком сестру. — Давай, Клеревушка! — Я Клеверушка, глупенькая, — засмеялась бурая и наконец тоже смогла подбежать к отцу. — Ой, — Тихоня заморгала. — Кре-ле-вуш-ка? — Наоборот. Вот повторяй: Кле-ве-руш-ка! — важно сказала та и закивала самой себе. Они приблизились к палатке, и Пшеница улыбнулась Ночнице. — Кле… ве… рушка? — снова запнулась Тихоня. — Да! — она радостно заулыбалась и распушилась, превратившись в полосатый шарик. — Как дела у вас? — спросила Пшеница у подруги, пока Буревестник занимал дочерей. Кошечки весело смеялись в попытках поймать хвост отца, который то и дело от них ускользал. — У нас всё отлично, у Голубики с Мятлинкой как всегда, — вздохнула она. — Правда, Мятлинка всё время бурчит, недовольная какая-то. А вот Канарейка… — Что Канарейка? — Лежит, бедняжка. Не ест почти, да и котята её худенькие, как мышата, — поделилась королева и обернулась, пару секунд наблюдая за входом в детскую. — Уж не знаю, что и делать. Она выходит время от времени, но всё равно почти не разговаривает. — Я пообщаюсь с ней сегодня, — пообещала Пшеница. — Эй, смотри, Мышеуска выходит. Может, спросим про твоего брата? — Погоди-ка, — чёрная прищурилась и вдруг распахнула глаза в изумлении. — Смотри! Кошка повернулась туда и ахнула. Как оказалось, целительница выходила не одна. Тяжело опираясь на её плечо, пошатываясь и все же шагая вперёд, в лагерь вышел Уткохвост, приковав взгляды к себе. С другой стороны его пыталась вести Цветинка, но ей не хватало роста, чтобы поддерживать кота так же надёжно. Золотистый пациент осторожно лёг рядом с целительской и выдохнул, а Ночница позвала детей. — Тихоня, Клеверушка, пойдёмте узнаем, как дела у дяди! — Ура, дядя вышел! — Клеверушка оторвалась от игры и рванулась к Уткохвосту, но мать остановила её. — Не торопись так. И не прыгайте на него, ясно? Дядя болеет, и если вы будете непоседами, мы больше не будем к нему подходить! Пшеница потрусила к Уткохвосту — ей не нужны были малышовые инструкции и лекции. Кот поднял голову. — Сейчас всё племя сюда набежит, — хмыкнул он, и, уловив оттенок шутки, кошка расплылась в улыбке. — Ты вышел! — зачем-то сказала она и плюхнулась рядом. — Воздуха не хватает, — кот пожал плечами — одним плечом — и слегка сморщился, когда услышал писки племянниц. — Ночница, ради Звёздного племени! Зачем ты притащила своих котят? — Они хотели узнать, как у тебя дела, — виновато улыбнулась королева. — И будут вести себя тихо, да? — Угу, — кивнула Тихоня. — Дядя, ты хорошо? — Дядя пока не очень хорошо. А вы как? — Уткохвост посмотрел на кошечек, однако даже не улыбнулся. Наоборот, он напрягся и в пару движений одной лапы отодвинул сломанную от любопытной Клеверушки. Из его пасти вырвался судорожный вздох, и Ночница аккуратно помогла ему. — Прости. Клеверушка, пожалуйста, не трогай дядю. — Да, не трогай дядю, — сквозь зубы повторил золотистый. — Вторая тоже пусть не трогает. — Она и не собиралась, — королева хвостом подтянула дочерей к себе. — Твоя лапа сильно болит? — Если не двигать, то нормально. — Нор-маль-но, — повторила Тихоня и вопросительно подняла голову к матери, но Ночница ничего ей не сказала. Она смотрела на Уткохвоста, и полосатая малышка тоже глянула на кота. — Дядя нор-мально? — Дяде будет ещё лучше, если кое-кто не будет пищать у него под ухом, — он сморщился. — Да успокойся ты, — Пшеница посмотрела на калеку с упрёком, чувствуя, как внутри растёт противоречивое чувство. Раньше он никогда таким не был. Она заходила к нему пару раз, и каждый второй он был таким. Хмурым, немного грубым и вообще — странным, даже агрессивным. Прежний Уткохвост всегда радовался компании, веселился и шутил, а теперь… «Надеюсь, он не останется таким навсегда!» — подумала Пшеница. В последние дни она поняла, что Уткохвост в её жизни был далеко не украшением на фоне других, а действительно другом, но ей не хотелось, чтобы друзья вели себя наподобие Завитого. — Ладно, прости, — вздохнул он. Клеверушка пошевелила маленькими черными ушками, помялась на месте, не зная, куда себя деть. — А там Мятлинка! Я к ней пойду? — спросила она и, как только Ночница кивнула, упылила к старшей подруге. Тихоня оглянулась на Уткохвоста, но на оклик сестрёнки тоже пошла к кошечкам, как-то виновато посматривая на мать. — Привет, — тихий голос сзади заставил Пшеницу обернуться и изумиться уже во второй раз за день. — Ты? — Уткохвост внезапно подобрал здоровые лапы и сощурился. — Как ты? — Канарейка не поднимала глаз от земли. — Лапа болит? — И она ещё спрашивает! — рявкнул кот. Пшеница отшатнулась, когда шерсть воителя встала дыбом, а королева в ответ распушила свою, пёструю. — Да, спрашиваю! — конечно, здорово, что она окрепла, но такого тона от неё не было слышно последнюю луну. Пшеница даже вспомнила былые времена, когда подруга ещё была нормальной собой, а не той серой тенью. — Я просто хочу узнать, как у тебя дела! — Мне кажется, тебя никогда это не интересовало, — Уткохвост попытался было приподняться, но охнул и упал обратно. Ночница в растерянности смотрела то на него, то на его внезапную противницу. — Что случилось, успокойтесь! — Нет уж, погоди, — золотистый стиснул зубы. — Мне бы хотелось прояснить кое-что с этой дамочкой! — Я… погоди, давай поговорим… — Канарейка внезапно сникла и посмотрела на Пшеницу, будто ожидая поддержки. Воительница уже и сама напружинила лапы, будто перед боем. — Так легко надеть маску невинной королевы, когда предаёшь соплеменников, да?! — Успокойся, Уткохвост! Что на тебя нашло? — Пшеница решительно встала между спорящими неизвестно из-за чего котом и кошкой. — Канарейке тоже плохо, она пришла тебя проведать, а ты начинаешь на неё наезжать! — Что на меня нашло?! На меня нашёл камень в том ё… — Уткохвост! -…ном туннеле! — окрик сестры не помешал коту произнести не самое вежливое слово вслух, и Пшеница сморщилась. Ей никогда не нравилось, как кто-то ругается. — Так, мне стоило отойти всего на пару минут, как здесь уже скандал, — голос Мышеуски будто обдал всех присутствующих холодной водой. Она прошла к Уткохвосту. — Вовремя мы уходим! — процедил он, поглядывая на пёструю испуганную королеву. Кое-как, не без помощи Ночницы, калеку увели обратно внутрь, а Канарейка, уронив голову, побрела обратно под куст утёсника. — Погоди! — Пшеница бросилась за ней и нагнала у самой палатки, но та не обратила внимания и пролезла внутрь. Золотистая без раздумий юркнула в полумрак вслед за ней. Откуда-то из глубины слышался тоненький плач. — Канарейка, что случилось? — непроизвольно она перешла на шёпот в этой вечно тихой палатке. Королева свернулась на подстилке: один из двух её малышей плакал и пищал, разевая ротик. Она подвинула его к своему животу. Второй лежал тихо. — Ой, это твои котята? Пшеница с интересом уставилась на детей подруги. Только-только она привыкла к тому, что свои комочки есть у Ночницы, как они появились и у Канарейки. Один из котят был тёмно-рыжим, почти коричневым, с крупными белыми пятнами, другой же — тот, что не шевелился — имел бурую, как у его отца, шерсть с похожими чёрными кляксами. — Лопушок, — пушистый хвост Канарейки коснулся спящего малыша. — Душистенький, — она указала на того, что увлечённо сосал материнское молоко. — Ту, что родилась мёртвой, звали Мёрзнушка. Я дала ей имя, чтобы её могли узнать в Звёздном племени. — Ого… — Пшеница присела рядом. Она ожидала от подруги какой-то грусти по дочери, которая так и не успела пожить, или постоянной заботы за новорожденными, какая была у Ночницы, но та просто лежала, в бессилии положив голову на лапы. — Так что у вас с Уткохвостом? — Думаю, он винит меня в своей травме, — сухо произнесла Канарейка и вновь умолкла. Воительница чуть не задохнулась от такого заявления. — Да за что тебя винить? Ты же… ты же сама случайно там оказалась! Ты не могла ничего поделать! — зашептала она, от возбуждения чуть не наступив на малышей, но пёстрая лишь махнула хвостом. — Я рада, что ты в меня веришь, но, пожалуйста, не надо этого. Ты лучше иди. У меня нет сейчас настроения разговаривать. Пшеница замотала головой. Она не могла понять, что не так. Нельзя же оставить свою подругу в таком состоянии! Она должна как-то помочь! — А как же ты? — Уходи, пожалуйста, — королева зажмурилась. — Просто иди. Я в порядке. Пшеница выбралась наружу, всё ещё в непонимании и будто оглушённая. Она схватила небольшую птицу из кучи и, когда нашла взглядом Рассвета, угрюмо села рядом с ним. — Нет, ну ты представляешь!.. — вслух сказала она и выдернула из тела птицы несколько пёрышек. — Я о ней забочусь, а она! И ещё с Уткохвостом ругается. А он-то чего? Судя по мордочке Рассвета, он не понял ни слова, и Пшеница вздохнула. Она продолжала ощипывать птицу, и друг вскоре принялся ей помогать. Две пары лап быстро дёргали перо за пером, и на душе даже стало спокойнее. — Ну, может, на то есть причины? — спросил он. — Кстати, эти мягкие перья отлично пойдут на подстилку новорождённым. Как думаешь? — Прекрасные перья, — буркнула кошка и впилась в дичь зубами. — Не, ну вшо-таки непонятно!.. — прошамкала она с набитым ртом. — Ты про Уткохвоста и Канарейку? Рассвет сгреб в кучку пёрышки и пух, сел рядом с подругой. Пшеница кивнула. — Мне кажется, Уткохвосту просто больно снова переживать старые воспоминания, когда он видит кошку, которая там была. — Он такие странные вещи говорил иногда. Может, он головой стукнулся? — предположила золотистая. — Эх, если б ты знал, как всё сложно… Рассвет протянул лапу и аккуратно подтолкнул Пшеницу к себе, так, что её голова упала к нему на плечо. Кошка смущённо заморгала, по телу разлилось тепло. — Ничего, разберёмся, — по голосу было понятно, что кот улыбнулся. — Я не буду у тебя выспрашивать всё досконально, ведь это не мои тайны, хотя я вижу, что ты знаешь куда больше. Просто будь осторожна, ладно? — Хорошо, — кошка потёрлась щекой о плечо друга, чувствуя, как в груди трепещет. — Спасибо. Ещё пару минут они сидели так и не решались пошевелиться. Их маленькое уединение нарушил патруль, вошедший — точнее, вбежавший — в лагерь. — Молнезвёзд! — крикнула Легкокрылка. Предводитель уже и сам спешил навстречу, но, заметив раны на шерсти котов, нахмурился. — Опять драка? — Бродяги воровали дичь, — пояснил Серогрив, не успела Легкокрылка что-либо сказать. Мятлинка подбежала к отцу, и он быстро лизнул её в макушку, но после шепнул что-то, и белая кошечка с грустной мордочкой побежала обратно к матери. — Да, они внаглую охотились на кролика на нашей территории, и мы решили их прогнать. А они стали драться, — старшая воительница обернулась на пятнистого воина. — Верно я говорю, Серогрив? — спросила она, смерив кота недовольным взглядом. — Верно, — ничуть не смутился тот. — Мы их выгнали за пределы нашей территории. — Ясно, — Молнезвёзд вздохнул и помолчал немного: казалось, его что-то тревожит, какая-то мысль, но он вскинул голову. — Хорошо, молодцы. Наши земли надо защищать. Сходите к целительницам, они залечат ваши царапины. — Эм, Молнезвёзд? — Крылатый, который тоже входил в состав патруля, подошёл к полосатому. Пшеница быстро оглядела бока брата. — Он в порядке, — шепнула она Рассвету. Тот кивнул, тоже не отрывая взгляда. — Что такое? — предводитель взглянул на палевого. — Мы будем с этим что-нибудь делать? — С чем именно? — С бродягами, — Крылатый поднял голову и твёрдо посмотрел прямо в глаза буро-рыжего кота. — Когда ты собираешься предпринимать что-нибудь против них? — Пока рано что-то делать, — коты продолжали сверлить друг друга взглядами, но Молнезвёзд первым опустил глаза и вздохнул. — Я знаю твоё мнение на этот счёт, но, пожалуйста, доверься мне, как я доверялся тебе раньше. — Ты не доверяешь ни одному из своих воителей сейчас, — тон Крылатого сменился на более мягкий. — Но, по-моему, тебе стоит послушать хотя бы Осеннецветик. — Я сам решу, ладно? — Эй, Крылатый, иди сюда, — позвала Пшеница. Брат посмотрел на неё, быстро кивнул предводителю и покосился на Рассвета, после подошёл ближе. Кошке пришлось поднять свою голову с уютного плеча друга, и на секунду они перекинулись взглядами, но она тут же посмотрела на Крылатого вновь. — Что такое? — Зачем ты так с Молнезвёздом? Вдруг он разозлится и накажет тебя? — спросила она. Не то чтобы ей нравились действия предводителя, скорее, его позиция относительно бродяг. — Он же наверняка знает, что говорит. Вдруг у него есть план? — Сидеть тут, пока нас не перебьют одного за другим? Отличный план, — хмыкнул палевый. — Да что с тобой? — Если ты заметила, я тоже дрался. Они становятся наглее. Увереннее, — Крылатый сел. — У них есть свои планы на наше племя. И лучше бы тебе тоже иметь какой-нибудь набросок действий. — Опять всё я, да? Я ведь уже начала, чего ты сразу наезжаешь? Я же тебе говорила, что узнала! — вспыхнула Пшеница. — Если вы собираетесь ругаться, я думаю, лучше не стоит, — попытался вставить рыжий кот, про которого все вдруг забыли. — Я не наезжаю. И, Рассвет, не мог бы ты уйти пока? Пожалуйста, — хвост Крылатого метался в воздухе. — Чего ты его прогоняешь? Пусть он посмотрит, какой ты! — сказала Пшеница, и её золотистый хвостик тоже невольно начал подергиваться. — Может, какая ты? — с упором на последнее слово сказал Крылатый. Рассвет встал. — Я ухожу, ухожу. Но, может, вам решить всё мирно? И брат, и сестра уставились на него. — Я не знаю ваших тайн и не требую их мне раскрыть, но не думаю, что из-за этого вам стоит ругаться, — сказал он и шаг за шагом отошёл от спорщиков. Пшеница виновато понурилась. — Так, давай сразу скажу: я буду, буду работать. Просто дай мне времени. — У нас нет времени, Пшеница, — Крылатый оглянулся. — И, кстати, ты подумала насчёт Канарейки? — Ой, а сегодня она какая-то вся не в себе, — вдруг вспомнила кошка. — И Уткохвост… он на неё накричал. — Правда? Отчего же? — она заметила, как брат уставился на неё с интересом, и приосанилась. Вот теперь сразу ясно, кто в паре главный! — Не знаю. Она спросила, как дела, а он начал кричать странные вещи, что-то вроде «легко надевать маску невинной». Как будто не в себе… — Так… интересно, — Крылатый кивнул самому себе. — Ладно, я к нему зайду. А ты попытайся сделать что-нибудь полезное! — Я сделаю! Хватит на меня давить! — выпалила Пшеница. Спокойствие, принесённое Рассветом, уже улетучилось, и она вновь почувствовала раздражение. Да что Крылатый вообще понимает? — Ты же понимаешь, что если бы ты уже что-то сделала, Уткохвост мог бы быть здоров?! — То есть, я ещё и виновата? — голос сорвался на полувизг. — Да ты, да я… Это не моя вина! Я не могла знать, что так будет! — Ты должна была давным-давно довести свою миссию до конца, но вместо этого узнала имена нескольких бродяг и ходишь довольная! — кот нахмурился. — А, что с тобой говорить. Пойду к Уткохвосту. — Вот и топай, раз такой умный! Внутри зудело непонимание, распаляя и без того сердитую кошку. Ну почему, почему?! Почему Крылатый её просто не оставит в покое? Почему нельзя понять, что она сама решит, когда и что делать? Как будто бы он здесь всё решает! Раз её — её, а не брата! — выбрали Избранницей, значит, она круче всех и должна сделать выбор сама. «Зайцеголовый Крылатый, — надувшись от дурацкой обиды, подумала Пшеница. — Рассвет хотя бы не знает о пророчестве и не донимает меня всякими там лекциями! А этот? Брат называется!» Она посмотрела в сторону друга, который сидел со своими матерью и сестрой на другой стороне поляны, и решительно пошла к ним. «Рассвет хороший. Он не лезет в чужую жизнь и всегда меня защищает! Не то что некоторые!» — Снова привет, — постаралась дружелюбно поздороваться кошка со всеми тремя и присела рядом с другом. После переплела свой хвост с рыжим хвостом Рассвета и глубоко вздохнула.