Не избранный

Странная тревога зудела в груди Крылатого с самого начала ссоры. Он лежал на подстилке, прижав лапы к себе как можно сильнее, и пытался понять, что же она означает. Из-под сдвинутых в сосредоточенности бровей он иногда поглядывал на спящий лагерь. Стояла тишина. Когда Пшеница начала наезжать на него, волна яростной досады накрыла кота с головой, и он не мог точно припомнить, какие чувства испытывал, но теперь, когда всё улеглось, он ощущал только необъяснимое, нарастающее, ползущее тысячью мурашек беспокойство в душе. Оно вертелось, разрасталось, вновь сьёживалось, но никак не желало проходить. Пшеница, похоже, ещё не вернулась, а если и пришла, то легла подальше от брата. Он снова повернулся на другой бок, прячась от света взошедшей луны. И всё-таки она тот ещё котёнок. Крылатый закрыл глаза в попытке успокоить дыхание, но это не помогло. Внутри всё ещё неприятно щекотало, и кот уже хотел было пойти посторожить лагерь вместо бесцельного лежания, как вдруг из его пасти вырвался полустон-полухрип, и он повалился на подстилку вновь. Сердце забилось в бешеном ритме, и теперь на месте тревоги он ощутил острую боль. Он задыхался. Ещё один беззвучный крик. В груди слишком сильно стучит. Его пронзал страх, душило непонимание. Крылатый вытянул лапу, будто пытаясь позвать на помощь. А потом всё пропало. Кот несколько раз глубоко вдохнул — странный приступ прошёл, и сердце приходило в норму. Однако что-то было не так. Внутри необъяснимо… пусто. «Что это было? — он снова лёг и прислушался к ощущениям. — Может, я заболел? Ох, звёзды, этого ещё не хватало… Завтра схожу к Цветинке. Я никогда не видел такой болезни. Что, если она опасна не только для меня? Я не хочу заразить ещё кого-нибудь». Луна поднялась над головой, а Крылатый всё лежал. Уже улеглись эмоции, вызванные непонятно чем. Он размышлял о Пшенице, о своих тревогах, о ссоре, и гнев на сестру постепенно затихал, сменяясь здравым смыслом. Да, она наверняка сейчас спит где-то вон в тех кустах. Не могла же она заночевать в холмах? Она не настолько безрассудна… Не дождавшись последней трети ночи, Крылатый наконец задремал, но и во сне не получил ни одного ответа. Он слышал какие-то отдалённые голоса, а затем появился на ровном пшеничном поле, сияющим беловатым светом под мягким воображаемым солнцем. Ветерок приятно ерошил шерсть. Кот сделал пару шагов вперёд, когда подушечку его лапы пронзила резкая боль. Он отступил на шаг. На земле одиноко торчал стебель сломанного колоска. Не успел кот ничего понять, как проснулся. Лагерь пробуждался ото сна, но воин ещё некоторое время не вставал, прислушиваясь к тихим разговорам и бормотанию соплеменников. Он не любил подниматься поздно, но всё равно лежал, прижавшись ко влажному от росы мху всем телом. Утренний холодок окружал его со всех сторон влажными капельками тумана. Солнце ещё не разогнало его, и Крылатый бездумно наблюдал, как стелются по земле туманные пряди. Большая часть котов пока спала, и ничто не нарушало гармоничного покоя раннего утра. Даже непонятые чувства внутри самого Крылатого затихли, и он выдохнул с облегчением. Подушечку всё ещё саднило после сна, но, как бы он ни старался, так и не нашёл ни занозы, ни раны. Казалось, это был отголосок сновидения, но увиденное быстро выветривалось из головы, и вот уже осталась только маленькая искра воспоминаний, а вскоре погасла и она. Он наконец поднялся и вышел из спального угла воителей. Повертев головой, кот так и не нашёл взглядом Пшеницу — похоже, она до сих пор спала в норе или кустах. Ничего, они помирятся позже. Где-то глубоко в Крылатом теплилась вчерашняя злость на сестру, но голова остыла. Нужно будет всё же подловить её и уговорить на помощь с разведкой. Сегодня у Крылатого не было ни охоты, ни патрулей, и он мог спокойно дождаться пробуждения обычно ранней сестрёнки. Солнце поднималось быстро, а лагерь наполнялся котами, которые тут же расходились по своим делам, как потоки воды в ручье. Уже проснулась Цветинка и хлопотала возле целительской: она помогла Уткохвосту выйти, и тот завтракал, прижав больную лапу к себе. «Она уже совсем взрослая целительница…» — с удивлением отметил Крылатый, любуясь тем, как она тихо ворчит и меняет повязку пациенту. Кажется, ей уже около десяти лун? Да и её фигурка перестала напоминать котячью — сейчас это была небольшая изящная кошка, но её мягкая шерсть всё так же слегка вилась и пахла мёдом. Как всегда. Воин встрепенулся и отвёл взгляд. Не стоило слишком долго пялиться на свою подругу при других. Свою подругу… Он прикрыл глаза и чуть не замурлыкал, согретый собственными мыслями. Немного стыдно было думать о ней, когда самым важным оставалось примирение с сестрой. — Доброе утро, Крылатый! Не видел Пшеницу? — спросил пробегающий мимо Рассвет, и кот отрицательно покачал головой. И всё-таки, где она? Может, пробегала ночь где-то на пустошах и теперь будет дрыхнуть до полудня? Это вполне в её духе. Такая дурочка иногда, что просто злость берёт. Она, конечно, хорошая — добрая, весёлая, но… Крылатый ещё какое-то время сидел на месте, приводя в порядок пятнистую шерсть. Ничего не делать было довольно скучно: он поболтал с братом, поздоровался почти с каждым на этой поляне, позавтракал, дал лапам и хвосту пострадать от котячьих коготков… Идиллия кота-воителя. Уже давно ушли рассветные патрули и выходили охотничьи. Близился полдень. Пшеницы до сих пор не было видно, но кот решил сестре назло не будить её. Он мог бы заниматься ничегонеделанием и дальше, но шум на холме привлёк его внимание: возвращался один из рассветных патрулей, что-то громко обсуждая. Крылатый пригляделся. Ему показалось, или.? Нет, это совершенно точно шкура Пшеницы среди них! Золотистая с крапинками шёрстка теперь уже ясно виделась между серо-белой Легкокрылки и чёрно-рыжей Одноцвета, а позади медленно брела Ласка. Кот даже подскочил, шерсть на спине непроизвольно приподнялась. «Так она всё-таки провела ночь за лагерем. Ну как я могу примириться с такой безответственной кошкой?! Сейчас бы ей всыпать хорошенько за то, что так делает. Вот сейчас она зайдёт, и я ей выскажу всё, что об этом думаю!» Он подобрался поближе ко входу в лагерь, а процессия почти сразу оказалась внутри. Крылатый открыл рот, чтобы отчитать непутёвую сестрёнку, да так его и не закрыл. Пшеница соскользнула со спин патрульных и мягко приземлилась на траву. Её глаза были закрыты, даже зажмурены. Кошка не двигалась. — Тебя что, спящую в лагерь тащили? — Крылатый подошёл на шаг ближе с опаской. То чувство, которое терзало его вчера, вдруг всколыхнулось с новой силой. Он протянул лапу и принялся тормошить кошку, но та всё ещё не подавала ни малейшего звука. Одноцвет посмотрел на Крылатого с чем-то, напоминающим жалость, но кот упрямо тряс сестру за плечо. — Эй! Просыпайся, ну! Он слышал, как стучит кровь в ушах и как сжимается его собственное сердце. Лапа вновь потянулась к родной шерсти. — Меня не проведёшь твоими розыгрышами, Пшеница. Я вижу, ты притворяешься. Вставай, ну же! Я хотел помириться сегодня. Давай, поднимайся! Ну же… — он пихнул неподвижные золотистые конечности плечом, не замечая, как к ним стягиваются коты. Лапы Крылатого дрожали, и ему казалось, что сейчас он может просто рассыпаться на кусочки. Грудь разрывало. Грохот сердца стал невыносим. — Мышеуска, Цветинка! Кто-нибудь, позовите их! Кажется, Пшенице плохо! — выкрикнул он, а внутри разрасталась угрожающая дыра. Он ещё раз потряс лапами Пшеницу, и её передние лапы безвольно перекинулись на другую сторону. — Цветинка, где ты?! — Я уже тут, Крылатый, — тихий голос достиг ушей кота, и он обернулся так резко, что ученица целительницы отшатнулась. — Помоги ей! Она всё никак не встаёт! — Крылатый… — начала она, как-то сразу сникнув. — Понимаешь… — Нет, нет, помоги ей. Пожалуйста! Ты же целительница, сделай что-нибудь! — он завертел головой и только сейчас увидел, что вокруг собрались многие соплеменники. Он вновь повернулся к трёхцветной кошке и подался вперёд. — Почему ты ничего не делаешь?! — Крылатый, ей уже не помочь, — кто-то тронул его сзади за плечо, и кот резко скинул лапу, как оказалось, Серогрива. — Что ты такое говоришь?! — Крылатый, он прав, — дрожащим голосом произнесла Цветинка. — Пшеница мер… — Нет! — Крылатый снова яростно затряс золотистую кошку, и на секунду ему показалось, что сейчас она и правда оживёт. — Я помирюсь с тобой, буду слушать тебя, Пшеница. Не можешь же ты просто так!.. Ну не можешь… Он замер. Подушечки лап ощущали только холод. — Но… — Мы нашли её под тем ужасным обрывом, который у предгорий, — заговорила Легкокрылка, пряча взгляд. — Похоже, она упала… Бежала быстро. Да, скорее всего… Наутро она уже была холодной. Крылатый не слушал. Он трогал шерсть сестры лапой. Тычок — подушечку обжигает холодом. Тычок — под ней ничего не движется. Тычок. Его лапа остановилась. Он вскинул голову. Зияющая пустота в груди разрослась уже до размеров его тела, и он отстранённо наблюдал, как коты охают, некоторые плачут, другие сидят в отдалении. В голове не могла уложиться мысль — одна-единственная мыслишка, один факт. Он не чувствовал ничего. Что должны чувствовать коты в этот момент? Что обычно возникает внутри любого другого, когда он сталкивается с таким? Нет, в его голове и сердце вообще ничего не было. Чужие голоса отзывались неприятным эхом в ушах. Он смотрел на светлые ушки Пшеницы, ожидая, что они вот-вот весело задёргаются. На зажмуренные глаза, пытаясь разглядеть живой янтарный блеск. На хвост, который так часто метался рядом со своей хозяйкой. На взъерошенные, как всегда, шерстинки с крапинками. Почему? Виноват ли он в этом? Каждая мысль падала, как капля, звонко разбиваясь о черепную кору миллионом осколков и отзываясь в ушах дребезжащим эхом. Кто-то улёгся рядом, другие шептались, Молнезвёзд что-то говорил. Пустота разъедала Крылатого изнутри. Ему казалось, что на шерсти вот-вот появился проплешина. Внутри комаром пищала одна-единственная мысль, простая фраза, но он не мог заставить себя произнести её. Это же всё не по-настоящему. Это сон, или видение, или другая реальность, или его собственное воображение. Он скоро проснётся. Так ведь? Правда? Время тянулось медленнее, чем обычно, и с каждым мышиным хвостиком, на который солнце двигалось вверх, пропасть в груди становилась глубже. — Крылатый… — кот обернулся на голос. Это оказалась Морошка. — Мне очень жаль. Он моргнул пару раз. — Это всё? — А? — Всё, что ты хотела сказать? — Д-да… если тебе вдруг нужна будет помощь, обращайся, — она попятилась. Крылатый устало вздохнул. Он понимал, что говорил как-то грубо, но не извинился и не собирался извиняться. Темнота. Темнота и тонкий звон в ушах. Пусто. Странное ощущение. — Ох, Крылатый… — рядом снова появилась Цветинка, на невидимое мгновение прижалась боком к воину, а после принялась вылизывать шерсть Пшеницы. Палевый ждал, что она сейчас кинется его утешать или жалеть, как другие, но она просто молча сидела справа от него. Он не стал её прогонять. — По крайней мере, теперь она в Звёздном племени и может присмотреть за другими умершими, — проговорил Крикливый, склоняясь над Пшеницей. Крылатый поднял голову. Старик утешал не его, а Рассвета: рыжий кот зарылся носом в шерсть подруги и что-то беспрерывно шептал. — Такая хорошая кошка умерла… — Нет! — выкрикнул Крылатый, заслужив десяток удивлённых взглядов. — То есть… нет, ничего. Он снова придвинулся ближе к сестре. Как он мог объяснить им? Она не может умереть! Она не должна была умирать. Она не мертва. Это не в реальности. — Хорошие же мы принесём новости на ближайший Совет, — буркнул кто-то из котов. Вокруг него тихо зароптали. — Почему Пшеница спит? — недоумённо спрашивал чей-то тоненький голосок, в которой Крылатый узнал Клеверушку. Кошечка попыталась подойти ближе, но Легкокрылка закрыла ей обзор хвостом и посмотрела в сторону. Крылатый тоже поднял глаза. Ночница и Буревестник сидели в сторонке, обнявшись, и чёрная плакала, забыв даже завести детей в детскую. Рядом крутилась Тихоня, ничего не понимая, но пытаясь утешить мать. Она гладила белые брызги на шерсти мамы лапкой и недоумённо посматривала на отца, но сидела тихо. Казалось, даже она где-то там, в маленьком сердечке, поняла, что произошло и от чего их всегда прятала заботливая мать. «Почему все ведут себя так? Плачут, жалеют… Почему я не могу так?» — подумал Крылатый. Он попытался найти в себе чувства, но их не было. Солнце катилось по небу дальше. Уже разошлось большинство котов, но на поляне всё равно оставалось достаточно. Крылатый не смотрел вверх, как любил делать обычно. Он смотрел на Пшеницу, всё ещё не в состоянии осмыслить произошедшее, понять это. И вот уже близился вечер, вот отгорел закат, а он сидел. Снова стягивалась толпа. — Зачем вы все сюда идёте? — спросил он, на всякий случай прикрыв собой часть тела сестры. Ему ответила Ласка: он не видел её мордочки, но голос матери дрожал. — Милый… это же ночное бдение по твоей сестре. — Бдение? — тупо переспросил он. Ночное бдение, как по умершим… Но не могла же Пшеница умереть! Не могла… Тёплая шерсть Ласки окутала его левый бок, а с другого уже некоторое время сидела Цветинка, молчаливо подбадривая Крылатого. Он чувствовал их тепло, но не мог дать того же. Он будто завис где-то в пустоте собственной души. Он потерял сестру. Рассвет сидит напротив. Он приобнимает лапами давно холодную кошку, будто пытаясь обогреть, и говорит, говорит ей о чём-то, похоже, очень важном. Он не рыдает и не горюет на первый взгляд, но небесно-голубые глаза блестят лихорадочным огнём, когда кот поднимает взгляд. Он потерял любимую. Ночница уже выплакалась, уложила котят и теперь сидит рядом, схватив хвост Буревестника лапами, как главное сокровище в её жизни. Бурый молчит, угрюмо и скорбно, но позволяет подруге терзать его шерсть беспокойными коготками. Они потеряли верную подругу. Ласка всхлипывает слева, а Ветрохвост, вдруг появившийся, поглаживает её хвостом. Горе объединило их, как никогда раньше. Они потеряли дочь. Крылатый посмотрел на Цветинку. Она подняла голову, и в изумрудных глазах кот вдруг прочитал страх. Безумную тревогу. Чувства кошки отразились искрой в его душе, на миг пробудили сознание, и он понял, что хотела сказать целительница молчаливым взглядом. Племя потеряло надежду. *** Крылатому снилась Пшеница. Он открыл глаза в надежде вновь увидеть её рядом, но наткнулся на ледяную шерсть. Он заснул прямо на бдении. Кот медленно встал: те соплеменники, что сидели всю ночь вместе с ним, потихоньку расходились, и только Рассвет поднял глаза на друга, не двигаясь с места. Им не пришлось ничего говорить. Всё было ясно и так. Крылатый по очереди потряс лапами. Голова была полна тупой мутной боли, и всё же он мог соображать. Он посмотрел вверх, туда, где звёзды уже сменялись жёлтым отсветом. Облака окрасились в розовый рассветный цвет, а свежий, будто морозный ветер облетал поляну. С пустошей несло сыростью ночи. Кот попятился к кустам и посмотрел вниз, на влажные лапы и траву вокруг. Зелёный широкий лист блестел от светлых капелек росы. Каждая такая капля тихо поблёскивала на свету, прижимаясь к растению, но стоило задеть его — и две соседки-капли вдруг скользнули вниз, слились вместе и стремительно сорвались, оставив после себя мокрый след. Где-то внизу неслышно дзинькнула травинка, принимая в свои объятья слетевшую вниз единую каплю. «Ещё одно утро». Живот недовольно заурчал, и Крылатый вспомнил, что не ел со вчерашнего утра. Он взял из кучи мокрую от росы мышь и принялся жевать, не чувствуя вкуса. Он не хотел есть, но помнил, что должен был поддерживать силы. В тишину вскоре пробрались осторожные голоса Осеннецветик и Одуванчика. Они сидели у Скалы, что-то обсуждая, и до Крылатого едва долетали обрывки слов. Похоже, говорят про рассветный патруль. Скоро в шелест двух голосов добавился третий, а его владелица — Голубика — подкралась к тем двоим. Когда солнце наконец добралось до лагеря, рассветный патруль уже ушёл. Осеннецветик, Рассвет и Крылатый сидели один на один с Пшеницей. Коту не было от этого жутко или грустно, ему было просто всё равно. Странно, но короткого беспокойного сна рядом с сестрой ему хватило. Он пытался лечь и уснуть, но ничего не выходило, и тогда он просто сидел. Подтягивались и другие воители. Вышли из лагеря Мятлолапка с Одноцветом и Серогрив, который наверняка хотел помочь дочери в тренировках. Маленькая ученица обернулась, напряжённо посмотрела на Пшеницу и потрусила вперёд за наставником. Выбралась из пещеры Цветинка: Крылатый чувствовал на себе её мягкий взгляд и даже посмотрел в ответ, но в заполняющемся котами лагере целительница не решилась заговорить. Впрочем, позже, когда уже ушёл и охотничий патруль, она оказалась рядом с воином и как-то даже официально обратилась к нему. — Крылатый, не мог бы ты помочь? Мышеуска вернётся сегодня, и мне нужно набрать водной мяты и ещё кое-чего у озера. — Да, конечно, — машинально ответил он, хотя мысли были совсем не об этом. — Кто ещё идёт? — Я позову Рассвета. И Ночницу — Буревестник приглядит за котятами вместе с Канарейкой. Трёхцветная повернулась и пошла звать котов. Крылатый проводил её пустым взглядом. Где-то глубоко внутри шевелились мысли, но он не слышал их. Когда Цветинка наконец поманила его хвостом, он приблизился к примерно таким же соплеменникам. Рассвет всё оборачивался. — Может быть, я останусь с ней? — спросил он, но кошка покачала головой. — Вы все спали сегодня? Утвердительные, будто даже виноватые кивки получили одобряющий взгляд зелёных глаз. — Очень хорошо. Тогда идём. Вам нужно развеяться. Крылатый не был уверен, но мягкая сила голоса подруги повела его за собой на пустошь. Он никогда не задумывался над своими шагами здесь. Морду обтекал ветер, и кот ещё помнил, что раньше любил это ощущение. Наверняка и Пшеница чувствовала это, когда бежала без разбора вперёд. Вдали заблестело непримиримо яркое от света солнца озеро. — Цветинка? — Ночница слегка замедлила шаг, не решаясь спросить. — Что-то случилось? — Не у меня, просто… Канарейка только-только начала оживать. То, что Пшеница… что она, ну… Чёрная совсем спрятала глаза. Крылатый невольно тоже приостановился. — В общем, Канарейка очень переживает. Зайдешь к ней потом? — Я зайду к вам обеим сегодня, обещаю, — целительница слабо улыбнулась, но её истинные чувства видел, похоже, только Крылатый. — К тому же, Лопушка пора начать выпускать наружу. После полудня, конечно. — Почему полдень? — Рассвет вдруг оживился, будто снова запылал тлеющий уголёк, но так же быстро потух. — Её… похоронят, так ведь? — Да, — полушёпотом ответила Цветинка, разворачиваясь снова в сторону озера. Больше никто не говорил ни слова. Ночница растерянно разглядывала спутников, попыталась было завязать разговор с Крылатым, но у него не было желания с кем-либо общаться. Рассвет думал о своём. Цветинка спустилась к самой кромке воды, вынюхивая нужное, и подозвала всех к большому кустику растения. Скорее всего, это и была водная мята. Крылатый послушно откусил стебель, затем ещё один и ещё, не поднимая глаз. — По дороге наберите цветов, если хотите, — сказала ученица целительницы, на миг оторвавшись от занятия. — Вы ведь помните: Пшеница очень любила цветы. — Да… жаль, сейчас не цветут подснежники. Она их обожала, — вздохнул Рассвет. — Когда она была помладше, я приносила ей лютики и клевер, а она просила ярких одуванчиков, — Ночница вдруг улыбнулась грустной, тихой улыбкой. — Рассвет, помнишь, как она всегда украшала подстилку? — Как-то она нацепила на меня кучу цветов, и я никак не мог избавиться от всех них. Весь в пыльце был. — О, Цветинка, а ты помнишь, как она… нет, погоди, тогда же целителем ещё Тёплый был. — Да уж, она та ещё озорница… Крылатый вполуха слушал возникший из ниоткуда разговор. Им действительно нравится вспоминать, какой была Пшеница? Разве это не причиняет им боль? Почему они так быстро смирились с тем, что она «была», а не «есть»? Когда наступил тот момент, в который живая, сильная кошка стала всего лишь воспоминанием для всех? — Ты в порядке? — Крылатый долго не мог понять, к кому обращается Цветинка, пока не поднял глаза. — Нет. Рядом с кустиком собралась приличная куча листьев. Целительница постоянно поглядывала то на небо, то в сторону других племён. Но вот она встрепенулась, легко поднялась обратно на холм и с кем-то поздоровалась. Крылатый заметил, как прежде напряжённо метавшийся хвостик подруги теперь изогнулся колечком, а лапы расслабились. — Кто там? — спросила Ночница, прищуриваясь. Крылатый подобрал часть листьев. Наверняка это просто Мышеуска вернулась. Он всё же иногда смотрел в сторону ученицы на всякий случай, а затем поднял столько водной мяты, сколько смог, и побрёл следом. Там уже появилась тёмно-серая фигура: догадка воина была верна. Рассвет зашагал следом, а затем подтянулась Ночница, и все трое молча кивнули Мышеуске, пока Цветинка вполголоса рассказывала о последнем происшествии наставнице. Крылатый не хотел слушать. Он пошёл дальше, к лагерю, и будто невольно остальные потянулись за ним. Солнце стояло в зените, когда они вошли. Крылатый заглянул в целительскую, оставил растение и вышел. Его взгляд старательно обходил Пшеницу, но всё равно в итоге натыкался только на неё. Он подошёл ближе. Запах лаванды и мяты не мог заглушить того холода, что шёл от сестры. На поляне было много котов, больше, чем обычно в это время. Все они суетились и к чему-то готовились, а кот наблюдал за ними без всякого интереса, чувствуя лишь, как они потихоньку стягиваются ближе. Рядом с ним оказался Завитой: он пихнул брата в бок, рассчитывая на дружелюбие, но быстро сконфузился и вздохнул. — Эй, ты хоть завтракал сегодня? — Не помню, — пожал плечами Крылатый. Он правда не задумывался об этом. — Я не голоден. — Братиш, не делай такую кислую мину, — фыркнул Завитой. — Честно, бесит. Ну, подумаешь!.. Зато она теперь в Звёздном племени и следит за тобой… Он несколько секунд смотрел на Крылатого, но кот не реагировал. Он насторожился. Вокруг них собиралось всё больше народу. Здесь были все, кроме котят и пары воителей — даже Канарейка вышла наружу и сейчас смотрела на Пшеницу, прижав уши и изо всех сил стараясь удержаться на дрожащих лапах. Был здесь и Рассвет, сидящий рядом с подругой. Морошка, тихо беседующая с матерью. Ветрохвост и Ласка, Буревестник с Ночницей. Голубика сидела на входе в детскую, тщетно пытаясь удержать Мятлолапку рядом с собой. Завитой снова пихнул его. — Ладно, брось. Я вижу, что тебе тяжело. Но ты можешь хоть как-то мне ответить? Или тебе вообще наплевать, что тебя поддержать пытаются?! Я, между прочим, не слишком хорош в этом деле, только ради тебя и стараюсь! — Да, прости. Спасибо, — рассеянно ответил кот, а сам наблюдал, как Крикливый подходит к Пшенице. Что он собирается делать с ней? Старик заворчал, пытаясь поднять кошку. Рассвет встал и помог ему. Вместе два кота уложили себе на спины Пшеницу, а Молнезвёзд неторопливо кивнул им. — Пора сохранить её тело в земле. Словно брошенный камень, разбивающий воду, эта фраза врезалась в голову Крылатого и заставила его подскочить на месте. Потерянные где-то эмоции вернулись яркой вспышкой, взорвались огнём, и он выкрикнул, не думая. — Нет! Её нельзя закапывать! — Крылатый, её нужно похоронить, — с жалостью сказал Одуванчик, но кот с такой яростью повернулся к белому, что тот даже вздрогнул. — Нет же! Как… Нет! Она ведь не могла… Нет! Вы не можете просто вот так… — Успокойся, — процедил Ветрохвост, но Крылатый не слышал. — Вы не можете! Не надо! Пшеница… — он сжался в комок. — Идите, я разберусь, — вздохнул Ветрохвост. — Ласка, иди без меня пока, я скоро. Процессия двинулась дальше, к выходу, а Крылатый услышал тяжёлые шаги отца рядом с собой. — Сын. Нам всем тяжело, но не надо срываться на соплеменников. Долг велит тебе быть с ними дружелюбным и добрым, а уж тем более не устраивать сцен. Крылатый дрожал. Из него рвалось нечто странное, клокочущее. Душа колебалась между рыданием и яростью, а кот поднял голову, едва держа себя от обеих крайностей. — Твоя дочь умерла, а ты рассказываешь мне про долг и отчитываешь? — почти прохрипел он. Отец не смотрел в его сторону. — Что ж, это была часть её пути. Ты должен отпустить её и защищать племя, чтобы не повторить такого. — Ветрохвост, пожалуйста, иди туда, — уже выдавил из себя воин. — Уходи. — Ладно, — серый почти равнодушно встал и побрёл к выходу. Крылатый не последовал за ним. Его разрывало от боли и злости. Стоило подвернуться под лапу моховому комку — котята вышли наружу — как кот разорвал его пополам, и ещё раз, и ещё. — Голубика! Крылатый испортил нам игрушку! — завопили тонкие котячьи голоса, но он раздирал мох в клочья. Кошка что-то успокаивающе замурлыкала малышкам, а те принялись клянчить новый мяч. Изнутри детской послышался писк ещё одного котёнка: Канарейкин сынок на слабых лапках подошёл к выходу и, зажмурившись, шагнул вперёд. Крылатый в порыве сделал последний рывок и остановился. Дыхание тяжёлыми толчками вырывалось из пасти, пока вокруг летали зелёные пушинки, но отчего-то вид смелого тёмно-рыжего малыша с белыми пятнышками успокоил его. Крылатый смотрел, как Клеверушка восторженно зовёт младшего на поляну, а он делает шаг за шагом, открывая большие глаза на неизведанный мир. Он не знал, что несколько минут назад здесь лежало… лежала Пшеница. Он не подозревал, какой ад может ждать иногда за стенами палатки. Крылатому стало жаль Лопушка, и эта жалость мелькнула последним огоньком в изнемождённой душе, прежде чем вновь наступила тишина. Картинка перед глазами и клочки мха на лапах. Он положил голову на лапы, продолжая наблюдать за котятами без какого-либо интереса. Просто так. Он знал, что сейчас за лагерной стеной золотистая шерсть глухо ударяется о дно ямки. Что на неё сыплется земля. Что близкие плачут и кладут на могилу цветочки. Что Молнезвёзд говорит традиционную речь, а может, это делает Мышеуска или Цветинка. Это знание не ранило его и не заставляло страдать — оно просто было. Постепенно соплеменники возвращались. Канарейка с испуганными воплями загнала сына обратно в детскую, а многие другие уселись парами и группками, тихо переговариваясь. Отправился второй охотничий патруль. На поляне не осталось даже тела, даже духа. Ни одного напоминания о том, что когда-то жила кошка, и звали её Пшеница. Крылатый до самого вечера бродил по лагерю, но после сел: лапы отчего-то стали слабыми и вялыми. Он не чувствовал голода, хотя, кажется, не ел сегодня с утра. Всё его состояние было странным, непонятным, и к нему никто больше не подходил. Крылатому казалось, что он подвешен в темноте. Молнезвёзд созвал собрание, чтобы объявить, кто пойдет на Совет этой ночью. Крылатый пропускал имена одно за другим, улавливая лишь обрывки. Ночница, Легкокрылка, Песчаник, Одноцвет… Предводитель спрыгнул вниз, но, вопреки всем ожиданиям, подошёл именно к Крылатому. Кот посмотрел на него долгим взглядом. — Ты тоже должен пойти на Совет. — Я не хочу. — Это приказ. — Почему? Молнезвёзд присел и сразу как-то сник, из властного многословного лидера превращаясь в простого сопереживающего кота. — Я вижу, как тебе непросто, но если тебя оставлять надолго одного, ты просто съешь самого себя мыслями. Тебе нужно движение, поток. Нельзя сдаваться, Крылатый. Воин покачал головой, но Молнезвёзд скопировал движение. — Не забывай, я понимаю, что ты чувствуешь. Мне тоже было тяжело тогда, когда погиб мой сын. Лучше всё-таки сходи. Мы выдвигаемся с заходом солнца. Он встал, повернул голову к Крылатому и добавил: — Всем нам иногда нужна поддержка, даже если нам самим так не кажется. Палевый пожал плечами, но что-то всё равно зашевелилось внутри. Он кивнул сам себе. «Ладно, так уж и быть, схожу на Совет…» Когда красный глаз солнца начал сиять лишь краешком из-за горизонта, а облака зарумянились, отряд племени Ветра вышел в путь. Крылатый давно не бывал на Советах: в отличие от сестры он часто даже просто оставался в лагере. Котом больше, котом меньше. В принципе, чаще всего Пшеница уговаривала его и бежала на Совет вместо брата. Отряд был немаленьким, что вполне обычно, но если раньше при таком раскладе в лагере оставалось достаточно воинов, сейчас Молнезвёзд беспокоился за охрану поляны. Именно в такие моменты становилось наглядно видно, как поредело племя. Кот шагал по знакомой тропе к границе с Речным племенем, а от солнца уже осталась лишь яркая полоса там, где кончается небо. Облака неровными клочками детали по небу, но не могли закрыть взошедшую луну. Её бледные лучи коснулись пустошей, погружая их в долгий сон, а коты всё шли. Когда над головой сверкнула первая звезда — Крылатый старался не думать о том, кем из предков она могла быть — отряд перешёл границу и побрёл по берегу озера. Слева высились непривычные ивы, словно протягивая свои длинные лапы к путникам, но Молнезвёзд вёл всех вперёд. Изредка предводитель оглядывался по сторонам, будто чего-то страшась. Может, не хочет встречать Речных? Справа слышался плеск тёмной воды. Вскоре вдалеке замаячил мост, и племя немного ускорило шаг. У бревна никого не было, и предводитель скомандовал переходить. Крылатый прошёл бы легко и быстро — его лапы помнили дорогу — но Мятлолапка шла перед ним, пошатываясь, и пришлось двигаться медленно. Кот заметил, что новоиспечённая ученица волнуется: её серые круглые ушки прижались к голове, хвостик дрожал, а белая шерсть на теле распушилась что есть мочи. Боится ли она упасть или других племён? Как отреагируют на неё Речные? Голубика тоже была здесь и наблюдала за дочерью с противоположного берега. Казалось, она в любой момент может броситься за Мятлолапкой в воду, но это не понадобилось. Ученица успешно добралась до кроны упавшего дерева и спрыгнула вниз, тут же оказываясь в объятьях гордой матери. Крылатый не стал задерживаться и прошёл на поляну Совета. Тёмные силуэты котов замаячили на другой стороне. Это было племя Теней: некоторые из них подходили поздороваться. Почти сразу после перехода Ветряных на поляну стали выходить и Речные. Голубика подошла ближе к ним, и Крылатый увидел, как её тепло приветствует какая-то старая белая кошка. — Привет! Не ожидал тебя тут увидеть, — чёрно-белый кот обращался именно к Крылатому, и он поморгал. — Ох, это ты. Привет, Мотылёк. Как ты? — Неплохо. Сам как? Что-то сейчас не видно твоей шумной сестрицы? — между делом спросил Речной, а кот только пожал плечами. — Скоро узнаешь сам. — Странный ты какой-то сегодня, — Мотылёк лизнул лапу и пригладил шерсть на голове. — А правда, что дочка Голубики теперь ученица? Крылатый кивнул, и собеседник восхищённо цокнул языком. — Вот те на! Только-только бегала совсем мелкой у нас. Как они там? Прижились? — Давно, — разговор не приносил радости. Крылатый смотрел на Великий дуб, ожидая, когда же начнётся обмен новостями. Но вот там появилась изящная фигурка Созвездия: Грозовые хлынули на поляну. Предводитель Теней, Смолозвёзд, взвыл, призывая всех к спокойствию. Лидеры объявляли новости. Новые ученики в Грозе. Прошедший потоп у Реки. Размытое «всё хорошо» у Теней. Молнезвёзд говорил последним. — Доброй ночи всем присутствующим племенам и их предводителям. Я рад, что сегодня мы вновь смогли собраться на священной поляне. Не буду долго тянуть с новостями: у нас есть как хорошие, так и плохие. Хорошие состоят в том, что у нас появилась новая ученица. Дочь нашей Голубики стала оруженосцем, и её новое имя — Мятлолапка! Коты зашумели, приветствуя ученицу. — Также на пустошах наступил сезон Зелёных Листьев, и мы ни в чём не нуждаемся, — продолжал кот. — У Канарейки родился сын по имени Лопушок. К сожалению, есть и ужасные новости. Первая — один из наших котов стал жертвой несчастного случая. Уткохвост сломал лапу, и будущее его выздоровление под вопросом. Многие на поляне заахали: Уткохвоста знали и любили во всех племенах, как общительного и весёлого кота. Крылатый порывисто выдохнул, зная, что будет сказано дальше. — Вторая — одна из наших воительниц, Пшеница, упала с обрыва и разбилась насмерть. На этот раз испуганные возгласы слышались почти отовсюду. Мотылёк, который всё ещё сидел рядом, посмотрел на Крылатого огромными круглыми глазами. Грозовые друзья Пшеницы — Пересвет, Лучистая, Тенекрыл, Листоцвет — отдельно друг от друга в ужасе смотрели на Молнезвёзда. Тот дождался, пока волна пройдёт. — Прошу всех быть осторожными. Этот обрыв — не единственное опасное место в лесу, так что следите за своими лапами. У меня всё. Обсуждения новостей налетели со всех сторон. — Крылатый, мне так жаль! Пшеница ведь была твоей сестрой… — первой, кто подбежал к коту, стала Лучистая, та самая кошечка, которая когда-то вела их на раскопки Грозового лагеря из-под снега. Он прижал уши к голове, вдруг осознавая, что его ждёт. Был бы здесь Рассвет, жалели бы и его, но он остался в лагере, и большая часть «поддержки» досталась не Ласке или Ночнице, а именно Крылатому. — Как это произошло? — Бедный Крылатый! Мне так тебя жаль! — Ну ты держись. Она сейчас там, на небесах… Ох, что творится! Кот уже перестал вслушиваться в слова и просто кивал каждому, кто подходил выразить ему свои соболезнования. Племена уже смешались, когда предводители наконец один за другим стали звать своих котов обратно. Крылатый подошёл к своим, не дожидаясь команды. «Я хочу домой». Возможно, сейчас ему с неба подмигнула именно Пшеница.