Не избранный

Вчерашний дождь забыл в лагере лужицу, и она лежала смирно: её всё устраивало до тех пор, пока в воду с размаху не влетела тяжёлая кошачья лапа. Будь лужа живее, она бы могла сморщиться от спонтанной ругани сверху, но она лишь слабо дзынькнула и обдала обидчика блестящими брызгами. — Успокойся, под лапы смотрел бы — не наступил бы, — целительница сморщилась от вида лапы золотистого пациента, но отойти не могла. Только в тот момент, когда Уткохвост лёг на более-менее сухой пятачок земли, Мышеуска сделала два шага назад и на всякий случай лизнула собственную лапку. К ней приблизилась ученица, и Мышеуска оторвалась от чистки. Цветинка быстро оглядела наставницу, пациента и повернулась, чтобы разглядеть краем глаза палевого с пятнами кота — тот просто наблюдал. Он заметил её взгляд, но никак не отреагировал. — Ты пообедала? — А? Поела только что. Вы… — не успела Цветинка договорить, как её прервал шорох и сдавленное ворчание. Она повернулась к калеке, да так и ахнула. — Уткохвост, ты встаёшь! Она хотела подставить плечо, но тот резко мотнул головой. — Убери лапки. Я сам, — пренебрежительно, насколько мог в этом положении, процедил Уткохвост сквозь стиснутые зубы. Он продолжал подниматься, опираясь одним боком на шероховатую скалу и напрягая лапы — медленно, по мышиному хвостику, продвигаясь вверх. Последний рывок… Наконец он твёрдо встал, а больная лапа повисла, доставая коготками до самой земли, но кота это не заботило. Он просиял. — Видишь? Я смог, как ты и говорила! Думаешь, скоро получится ходить просто так? Без опоры? — Так ты предложила ему начать ходить уже сейчас? — Мышеуска долгим взглядом посмотрела на трёхцветную, но та просто кивнула, кажется, немного смутившись. — Я подумала, что ему стоит держать себя в форме. Уткохвост осторожно переставил одну заднюю лапу, переднюю, вторую заднюю и чуть-чуть проехался боком по камню. Он уже забыл про грязь, про лужу, про свои обычные обиды непонятно на кого и завопил, обращаясь к целительницам: — Эй, я хожу! Крылатый следил за неуклюжими продвижениями кота без особого интереса. Просто смотрел, как он делает шаги, будто впервые. Как остаётся неразличимый след на скале. Кошки снова заговорили, и, хоть Уткохвост и не слушал их, разговор был всё равно о больном. Крылатый со своего места слышал каждое слово, и фразы падали куда-то на дно души против его воли. — Это, конечно, здорово. Но ты же понимаешь, что его лапа вряд ли срастётся правильно, так ведь? Секунду Цветинка молчала. Крылатый наблюдал за тем, как она переступает с лапы на лапу и наконец поднимает голову, чтобы посмотреть прямо в светлые глаза Сумрачной так уверенно, как никогда прежде. — Конечно. Я ещё не лечила переломы до этого, но, в теории, это сложная травма. Тем более, были осколки… Но это не значит, что он не сможет жить нормальной жизнью! — Он не сможет больше быть воителем, охотиться и сражаться. Как думаешь, хочется ли ему продолжать жить, будто ничего не было? — Уткохвост сильный. Неужели в племени Теней бросают больных? — она села, а хвостик-перышко описал в воздухе круг. — Подождём ещё немного, может быть, всё образуется. Если нет — я сама могу сказать ему и придумать решение. — У нас тоже не бросают, но ведь если нет надежды, то нет и смысла стараться. — Я уважаю твоё мнение, но он — мой пациент, так что я хочу сделать его жизнь в будущем как можно лучше. Он не будет лежачим из-за одной лапы, — в нежном голоске, казалось, прозвучал вызов, немыслимый тем, кто не знал Цветинку хорошо. Крылатый точно не мог понять, что за чувство испытывала сейчас кошка — гнев, обиду или решимость. Он просто слушал без каких-либо мыслей или вмешательств. — Я не буду препятствовать. В конце концов, ты уже совсем взрослая целительница. Ещё немного, и твоё обучение подойдёт к концу, так что привыкай к подобной ответственности, — пожала плечами целительница, наконец закончив вылизывать передние лапки, давно идеально чистые. — Я знаю… Ого, смотри, как далеко Уткохвост прошёл! — Цветинка вскочила с земли и повернулась к золотистому, который как раз приноровился делать небольшие шаги. — Да, скоро будет скакать по поляне на своих троих, — улыбнулась Мышеуска. — Жаль только, лапа передняя. Была бы задняя — он мог бы принести куда больше пользы. — Ничего, придумаем, чем его занять. Цветинка подошла к Уткохвосту, сказала ему пару слов, и тот осторожно сел, а потом и вовсе лёг. Кошка обернулась на Крылатого снова, и воин моргнул. Почему она так странно на него смотрит? — Мышеуска, ты будешь обедать? — Да, как раз хотела пойти. Чем собираешься заняться? — Отработаю те смеси, которые ты показала вчера. Заодно и приготовлю новую мазь Уткохвосту. А, и ещё Крикливый опять жаловался на живот. Намешаю ему водной мяты с ромашкой… — Цветинка осеклась и кивнула наставнице. Мышеуска, усмехнувшись в усы, качнула головой в ответ и направилась к куче с дичью. Крылатый встал: несколько шагов, и он уже стоял рядом с подругой. Зачем? Он сам не знал. — Как ты? — теперь голос кошки звучал обеспокоенно. — Уже почти неделя прошла… Как себя чувствуешь? — Нормально. Он повёл плечом, встряхнул одну из лап. Да, его тело было почти в порядке, хоть в последние дни кот чувствовал себя слабым и вялым. Его не особо это волновало. — Если что, приходи, — зелёные глаза продолжали изучать его морду. — Могу дать трав, если что-то заболит. А почему ты так мало ешь? — Мало? — Я часто наблюдаю за тобой… — она замялась, но продолжила. — Ты действительно почти перестал есть. Не завтракаешь, не перекусываешь днём. Я понимаю, тяжело, но… не мог бы ты питаться лучше? Тебе нужно поддерживать силы. — Ладно. Прости. — Она дело говорит, надо есть побольше, особенно летом, — в беседу вклинился голос Осеннецветик, а сама она приблизилась секундами позже. Цветинка кивнула в знак приветствия. Крылатый сделал то же самое, но после снова посмотрел на глашатую. — Что такое «летом»? — А… я хотела сказать, в сезон Зелёных Листьев, — поправилась она, не теряя достоинства, и всё-таки её гордая осанка на долю секунды потерялась, ослабла. Воин не знал, в чём причина появления в речи глашатой такого странного слова. «Летом»… Хотя нет, он его определённо где-то слышал. Наверняка просто забыл. — Уткохвосту лучше? — обратилась тем временем Осеннецветик к ученице целительницы, и та кивнула. — Есть улучшения? Лапа срастётся правильно? — Скорее всего, нет. — Ясно, — вздохнула кошка и посмотрела на калеку: тот яростно вычищал грязь из-под когтей здоровых лап. — Что ж, надеюсь, племя всё ещё сильно. Она ушла, не попрощавшись. Цветинка глянула на Уткохвоста, затем на Мышеуску, что обедала совсем недалеко, а после скользнула в пещеру: кончик её хвоста мягко поманил Крылатого за собой, и он зашагал в полумрак. — Мне нужно отработать урок, так что договорим здесь, — она потянулась за неизвестными Крылатому травами. Кот сел рядом. — Так ты правда в порядке? — Да. — А что насчёт твоих… мыслей? Ощущений? — лапки целительницы неторопливо отмеряли нужные порции трав. — Я имею в виду… Рассвету, кажется, действительно тяжело, и я даже хотела дать ему успокаивающих трав, но он отказался. А ты стал такой закрытый и… Ты горюешь по ней, так ведь? За несколько дней это не проходит. — Не знаю, — отозвался он, тешась бессмысленной попыткой запомнить движения её лап. — Не знаешь? — Я имею в виду, что я действительно не знаю, — кот посмотрел выше, на профиль мягко очерченной мордочки. — Я не чувствую грусти, или гнева, или чего-то ещё. Я вообще ничего не чувствую. Это странно, да? — Вот оно как… — А ты? Я не уверен, но ты как будто испуганная в последние дни. Крылатый не шелохнулся, а Цветинка оставила полуготовую смесь на земле и повернулась к нему всем телом. Теперь он мог видеть даже крупинки золотистой пыльцы на её носу. — Я думаю о пророчестве и своём видении. Помнишь его? Там всё обрывалось. Я думала, что у видения хороший конец, но теперь не уверена. Она помолчала совсем немного, а потом из её рта полились слова, давно копимые, тщательно хранимые, одним сплошным потоком. Крылатый слушал их, пытаясь не потерять ни одного. — Я имею в виду, почему всё так? Какой смысл был давать силу кошке, которая её так и не использует в будущем? И почему меня не предупредило Звёздное племя? И почему в пророчестве и видении не было даже намёка? Неужели они сами не знали? И как кто-то из нас может быть уверенным в своих силах, когда даже избранница умирает? Значит ли это, что больше ничего нельзя сделать? Неужели мы все можем вот так вот… раз — и всё? Звёздное племя ведь должно защитить нас, разве не так?.. — она дёрнулась, хотела было рвануться к Крылатому, но замерла. — Они не так сильны, как мы думаем. Воин хотел добавить ещё что-нибудь, чтобы успокоить подругу, но не нашёл слов. Единственный его ответ повис в напряжённом воздухе, как потерянная прядь паутины. Он должен был её утешить, успокоить, сказать, что всё будет хорошо, но он не мог соврать. Цветинка сидела перед ним — слабая, маленькая, испуганная миром кошка. И всё-таки она была сильна. Он должен был, он хотел защитить её. Кот потянулся к ученице и осторожно прижал её к себе, пытаясь хоть как-то компенсировать все не сказанные слова. Как он сможет оградить от бед Цветинку, если не смог сделать этого для родной сестры? Последнее, что он увидел перед тем, как выйти — Цветинка выхватила из кучки мха старое, потрёпанное пёрышко полевого жаворонка и прижала его к себе изо всех сил. Он поступил неправильно. В конце концов, сейчас весь мир казался неправильным без Пшеницы. Он не знал, когда начал видеть её везде. Наверное, с того самого дня. В лагере, нет, на всех пустошах, даже на всей территории племён было что-то, связанное с ней, и он не мог отгородиться от этого. Вот пустой пятачок на том месте, где была её подстилка. Этот небольшой кружок выглядел совершенно одиноко среди разномастных гнёздышек, ведь Пшеница заняла его в первые же дни. В мох она всегда втыкала цветы. Сейчас эти полусухие цветки куда-то пропали, мох вынесли, и не осталось даже её запаха там, где обычно хранилось тепло золотых шерстинок. А вот уголок у кустов, где она часто сидела с Рассветом. С того дня рыжий ни разу не садился туда. А ведь эти колючие ветви хранили столько памятных моментов — первые чувства, начало отношений, закаты вместе. Теперь всё это утеряно, листья воспоминаний опали, и нет ничего, что можно было бы сберечь. Даже детская, куда сестра ходила время от времени, теперь была Крылатому куда менее приятна. Там росли новые котята, те, кто через луну уже и не вспомнит, кто такая Пшеница. Королевы постепенно забудут и продолжат жить, воины станут поминать её добрым словом, только вот её это всё равно не вернёт. Он хотел забыть. Кот машинально взял из кучи кролика и сел. Пшеница любила кроликов, а ещё больше — охоту на них. Крылатый попытался отогнать эти мысли и откусил кусок мяса — безвкусного и сухого. Он не хотел есть, но должен. Хотя бы ради Цветинки. — Здоров! Поделишься? — по обыкновенному тычку в бок кот сразу понял, кто к нему подсел. Он молча подвинул кролика к Завитому, и тот оторвал у дичи лапку. — С утра ничего не ел, представляешь? — пробурчал он и продолжил с полунабитым ртом. Крылатый подумал, что, возможно, Завитому совсем всё равно на произошедшее с его сестрой. Хотя почему он должен беспокоиться? Они никогда особо не ладили… Может быть, это Крылатый сходит с ума, пытаясь удержать Пшеницу даже спустя несколько дней и одновременно избегая её, как только мог? -… не понимаю! А ты что? — Что? — эхом переспросил Крылатый. Он не слушал сбивчивые жалобы брата и не стал скрывать этого, просто поднял взгляд. Завитой закатил глаза. — Ты, говорю, чем занимался! И чего такой кислый? Тебя Мышеуска травами накачала? — Я ничем не занимался, — вздохнул кот. — Никто меня не качал. — Слушай, Крылатый, — кудряш проглотил кусок мяса и повернулся к палевому. — Я понимаю, ты скорбишь и всё такое, но когда ты планируешь прекращать это дело? Ты даже ничего не делаешь для племени! — А ты что, следишь за мной? — Нет, но я же вижу. И вообще, не обязательно ещё луну с кислой мордой ходить. Ну, я имею в виду… померла и померла, погрустил денёк и пошёл дальше. Что тебе с этих страданий будет? — Тебе-то откуда знать, как я себя чувствую, — Крылатый всё ещё смотрел мимо чёрно-белой шерсти. На холме птица взлетела. Должно быть, возвращается кто-нибудь из Ветряных. — Ну серьёзно. Какой толк от твоего вот этого недоедания и вечного молчания? Как маленький, ей-звёзды. Ты на охоту или в патруль хоть раз ходил? — Меня не звали. — Ну ты!.. — он глубоко вдохнул. — Так, слушай, ладно, тебе плохо. Всем, может, плохо! И что теперь, всем нам ничего не делать? Посмотри, даже Рассвет сам вызывается на охоту постоянно, а ведь он её парой был и тоже скорбит! — Если меня включат в патруль, я пойду. Не кричи, пожалуйста. — Я не кричу! — фыркнул Завитой. Он ещё пару секунд смотрел на брата и продолжил спокойнее. — Ну, в конце концов, у тебя всё ещё остались родители, друзья. У тебя даже есть брат, а ты жалуешься. — Ты ей не замена! Будто что-то подбросило Крылатого, и он впился взглядом в глаза Завитого. Вспышка случайной ярости заставила его прижаться к земле почти в боевой стойке. Кот едва сдерживался, чтобы не зашипеть. Невыносимо. Его бесил Завитой, бесили его слова и его манера разговора. Когти сами собой вцепились в траву. Невозможно. Как он может говорить о ней так, будто Пшеница была пустым местом?! С чего вбил себе в голову, что может заменить её? Невероятно раздражает! — Что, хочешь поругаться и со мной тоже? Эта фраза окатила Крылатого ледяной водой, и он с размаху сел. «И со мной тоже?» Он зажмурился — но перед ним, как наяву, появилась обиженная разозленная Пшеница, убегающая прочь. Он открыл глаза — его ослепил дневной свет. Нет. Он не должен был. Он ведь не мог… Он своими лапами сгубил сестру, так ведь? До этого кот не видел ссору в таком свете, но теперь картина проступила так чётко, что перехватывало дыхание. Его ужасная выходка. Спор. Побег. Падение с обрыва. Пшеница погибла из-за него. — Э-э… ты там нормально? — пыл брата явно поубавился, теперь его голос звучал скорее обеспокоенно. — Эй! — Прости, — выдавил Крылатый. «А ей я не успел сказать. Я мог бы сразу остановить ссору. Я мог бы извиниться и уступить. Мог бы задержать её, когда она убежала. Я мог спасти её — но не сделал этого». — Да ладно, я сам погорячился, — пробурчал Завитой и на всякий случай отступил на шаг. «Ну да, теперь он не знает, что со мной делать. Он боится меня? Или презирает за то, что я сделал?» — Ладно, не буду на тебя напирать, делай, что сам решишь, — наконец сказал воин и оглянулся. — Хочешь, грусти, твоё дело. Ну, я пойду.? — Иди. «Уходи от меня. Разве я заслуживаю утешения даже от тебя? Я отправил Пшеницу на смерть и ничего не сделал, чтобы её остановить». Чувства внезапно нахлынули в пустую грудь. Боль, ярость, вина. Тоска, грусть, пустое сожаление. Крылатый скорчился на земле. Его давили эмоции. Он только что понял — нет, осознал в полной мере — что именно произошло. — Эй, Крылатый, ты в порядке? — окликнул кто-то. Он не ответил. Голос приблизился, и чья-то лапа потормошила его. — Крылатый! Он поднял голову. Над ним стояла Морошка. — Ты, говорю, в порядке? — Д-да, иди, всё нормально. — Точно? Воин не мог смотреть в эти серые глаза. Он хотел было сказать, что он виновен. Что Пшеницы больше нет. Что она мертва навсегда, и даже цепляться за воспоминания теперь бесполезно, но он понимал, что его сочтут чуть ли не сумасшедшим. И он кивнул. Кошка вздохнула. — Ладно, неважно. Кстати, Молнезвёзд просил передать — он сегодня идёт к Лунному озеру, и ты один из сопровождающих. Вы выходите на закате, так что поторопись доесть. — Хорошо. Кошка отошла, оглянулась, снова пошла дальше. Крылатый не мог даже смотреть на еду. Эхо в голове становилось только громче. Зачем Молнезвёзд тащит его то на Совет, то к Лунному озеру? Смысл? Зачем тормошить его, теребить туда-сюда? Почему его просто не оставят в покое?! Крылатый лежал, забившись куда-то между камнями в небольшое углубление. Горячая влага проступала на глазах, но он гнал её прочь. Зачем плакать по Пшенице, если он сам виноват? Почему он горюет, если сам предрешил такой исход?! Закатное солнце не проникло за камни, но кот знал, что оно уже у горизонта, по рыжим теням на другой стороне лагеря. Молнезвёзд созвал собрание. Он что-то говорил о будущем и о Звёздном племени, а потом спрыгнул вниз и назвал три имени. Троих сопровождающих. Крылатый кое-как выбрался из своего укрытия и подошёл к предводителю. Каждый шаг отзывался в груди щемящей болью, он даже не знал, почему. Хотя нет, теперь знал — но от этого не становилось легче. К ним подошли Песчаник и Голубика. Странный выбор для охраны предводителя. Хотя, с другой стороны, это были те коты, которые никогда не покинут своего лидера. Крылатый подумал о себе. Наверное, он тоже такой. Не покинет племени, не изменит ему, зато может свести в могилу собственную сестрёнку. Да, он просто прекрасный выбор, конечно же. Они вышли из лагеря — Молнезвёзд впереди, Песчаник с ним рядом, а Голубика позади вместе с Крылатым. Целый патруль. Последние лучи солнца угасли, и начали сгущаться сумерки. Крылатый просто шёл вперёд. Он любил это время, но сейчас густые тени не привлекали его, как прежде. Они не переходили пограничный ручей, а стали подниматься по течению, будто и вправду были патрулем. С той стороны кто-то громко поздоровался, и Молнезвёзд им ответил. Грозовые, похоже. Голубика тоже дружелюбно им кивнула, прежде чем соседи погрузились в мрак деревьев. Ветряные продолжали путь. Дорога повышалась. Вот уже они прошли огромный валун — угол их территории, крайнюю точку. Дальше кот ещё не бывал. Он ни разу не ходил к Лунному озеру, да и незачем было. Он не знал, как посмотрит на отражение звёзд в воде. Должен ли он сказать там «прости» и услышит ли его Пшеница? Вряд ли услышит и вряд ли простит. Под лапами попадались камни. Тропинка извивалась между частых скал. Лапы отчего-то заныли, но воин продолжал идти, догоняя светлый хвостик Голубики. Она часто оборачивалась, но не заговаривала с ним. Крылатый и не желал говорить. Он не заслуживал бесед. Он не хотел идти вперёд. Там было святилище, и там Пшеница может увидеть его. Он не знал, что скажет, если сестра явится во сне. Он не хотел засыпать — и, как охранник и сопровождающий, мог этого и не делать, но осознание не успокоило его. Под лапами попадались острые камни, а впереди заблестел свет. Неживой, мерцающий свет, отражение далёких звёзд. Лунное озеро. Молнезвёзд спускался к берегу, а Песчаник дёрнул Крылатого остаться, и кот сел. Круглый водоём пугал его. Звёздное сияние не завораживало взгляд — оно заставляло вновь и вновь ощущать прилив боли. Хотелось сжаться в комок, зажмуриться, закричать — но он не мог. Лапы задрожали сами по себе. Больно. Почему так больно… Молнезвёзд лёг у кромки воды, а Крылатый отвернулся. Он не хотел смотреть в воду. Что, если Пшеница посмотрит на него в ответ? Что он может ей сказать в оправдание? Как он сможет жить с пониманием того, что сестра мертва по его вине? Как сохранит рвущиеся нити уверенности и последние капли смелости? «Не думай о Пшенице. Её тут нет. Ты просто сопровождаешь предводителя. Просто выполняешь свои обязанности. Никакой Пшеницы тут нет. Пшеницы нет». Странная мысль зацепилась за сознание Крылатого, удерживая его от погружения в глубину собственного водоворота мыслей. Он попытался прислушаться к себе. Тело хотело сбежать. Мысли хотели сбежать — сбежать от Пшеницы. Да, он не думает о ней. Не думает. Дышать стало легче, и кот посмотрел вокруг, чтобы убедиться, что всё ещё стоит на месте. Да, он здесь. Перед ним — обыкновенное святилище, Лунное озеро. Вокруг чёрные скалы, справа замерла Голубика, у воды спит Молнезвёзд. Песчаник лёг на камень, но не смыкает глаз. Звуки медленно просачивались в уши Крылатого — звонкие всплески воды, стрекот кузнечиков, свист ночного ветерка. Он здесь. Время шло, а кот продолжал повторять про себя эти два слова, и с каждым разом они давались все легче. «Я здесь». — Молнезвёзд просыпается, — тихо сказал Песчаник и толкнул в бок уже засыпающую Голубику. — Эй, вставай. Сейчас наверняка обратно. Крылатый, ты там не спишь? — Нет, — машинально ответил воин. Он смотрел вниз: предводитель потягивался, но не спешил подниматься. Он то и дело оглядывался. Что такое? Из-за скалы показалась тёмная фигура, и Крылатый, с утроенной силой отгоняя непрошеные раздумья, прижался к земле. Внезапное беспокойство, охватившее лапы, заставило отступить другие чувства. Судя по силуэту, это был какой-то кот: некрупный, но крепкий. Только спустя несколько мгновений Крылатый понял, что это не тень: незнакомец просто имел тёмную шкуру. — Может, подойдем к ним? — шепнула Голубика. Весь её сон мигом улетучился. — Погоди. Молнезвёзд заметил его. Они о чем-то говорят. Может быть, драки и не будет, — так же тихо пробормотал Песчаник. И правда, неизвестный заговорил. Слов расслышать сопровождающие не могли, но Молнезвёзд не выглядел испуганным или напряжённым. Он ответил. Крылатый обратился в слух, но не смог уловить ничего дельного. Мышки продолжали скрести душу, только уже где-то там, глубоко внутри. Двое внизу обменивались короткими тихими репликами, но никакого намёка на враждебность не виделось. — Я не могу разглядеть, кто это. Может, кто-то из соседских? — продолжал шептать Песчаник. Голубика кивнула. Она не двигалась и, для только вышедшей из детской королевы, вела себя просто образцово. Даже её длинные белые усы распушились во все стороны — воительница поглощала информацию отовсюду, но тоже не могла понять, что происходит. Тихий диалог предводителя и незнакомца оказался коротким. Крылатый даже не успел наконец решиться подойти ближе, как черный силуэт исчез за камнями, а Молнезвёзд побрёл к своим воинам. Действительно странно. — Кто это был? — спросил Песчаник, стоило предводителю приблизиться. — Это просто одиночка, — спокойно проговорил кот в ответ. Он будто ждал этого вопроса. Может, и правда ждал? — Не бродяга? — Голубика повертела головой. — Нет. Одиночка, живущий неподалёку. Он случайно забрёл на эти земли и наткнулся на меня. Я сказал ему, что это место важно для племён, и он согласился уйти. Никаких неровностей в речи. Молнезвёзд говорил так же, как на собраниях — гладко и чётко. Выученно. Крылатый ощутил неладное, но не стал делиться с другими. В конце концов, ему есть из-за чего переживать. Молнезвёзд просто поболтал с одиночкой. Вряд ли что-то действительно произошло. И даже если произошло — что они могут сделать? Коты стали подниматься обратно, и вскоре на скалах перестали играть лунные отблески. Лунное озеро скрылось из виду.