Curiosity is not a vice

Рома, как вкопанный застывает, когда натыкается на две знакомые фигуры, стоящие, по его мнению, слишком уж близко друг к другу. Он понимает, что сейчас этим двоим совершенно не нужны свидетели, но не может себя заставить развернуться и уйти. Он всего лишь чуть отступает в тень, чтоб его невозможно было заметить и продолжает наблюдать и прислушиваться к тихому разговору. — Да что ж ты такой неугомонный, Мишань? — голос Ильи звучит серьезно, но как-то по-отечески мягко, — Не меня ведь хочешь. — Ты тоже, — Игнатов продолжает липнуть к Илье, несмотря на полное отсутствие ответных действий, — Так что просто закрой глаза и представь, что это он. Рома завороженно смотрит, как Миша плавно опускается на колени перед Кутеповым и четкими, выверенными движениями расстегивает на нем джинсы. Дальше, как в кино, точнее, как в каком-то порно, только очень хорошо отснятом — Игнатов размеренно отсасывает Илье. Заглатывает с каждым разом все больше, придерживая Кутепова за бедра, чуть поглаживая большими пальцами выступающие тазовые косточки. Рома не в силах отвести взгляда от того, как Илья, запрокинув голову, тяжело дышит, а его пальцы слепо перебирают светлые непослушные вихры Игнатова. Он отчетливо видит, как нервно движется кадык на длинной шее, когда Кутепов глотает, рвущиеся наружу, стоны, сильнее стискивая ладонью Мишины волосы, как его бедра, несмотря на удерживающие их руки, упрямо подаются вперед, заставляя Игнатова чуть ли не давиться. Рома понимает, что он тут лишний, что самое правильное — это по-тихому удалиться, но не может сделать и шага, продолжая стоять, как вкопанный, и смотреть, как отсасывают его другу — лучшему другу! Он почти пропускает момент, когда Илья, находясь на самом пике, подается вперед особенно сильно и кончает. Поэтому практически не слышит тихий, приглушенный плотно сжатыми зубами, стон: — Рооом… У него у самого в ушах стоит бешеный гул от громко стучащего пульса. Позже, находясь в их с Ильей номере, Рома все никак не может выкинуть из головы увиденное. Илья ведет себя, как обычно, все так же саркастически шутит, стараясь удержать серьезное выражение лица, так же педантично раскладывает свои вещи на полках, или уходит с головой в чтение, но перед глазами Ромы упорно стоит другая картина — та, где Кутепов не старается держать лицо, где он находится полностью во власти эмоций… И Роме становится даже немножко обидно, что кто-то другой, а не он, способен вытянуть из Ильи такие чувства. Они знакомы уже тысячу лет, и им многое довелось вместе пережить, но… несмотря на это, Илья, как оказалось, не был с ним до конца честен. Его не столько смущает сам факт того, что Кутепов в равной степени по мальчикам, как и по девочкам, сколько то, что ему, лучшему другу, он за все это время ни словом не обмолвился о своем маленьком секрете. И больше всего угнетает мысль, что этой чести удосужился совсем еще юный Игнатов, которого и другом назвать еще было нельзя — слишком малое время они общались. — Я видел вас сегодня… с Мишаней… — Илья застывает словно статуя, перестав раскладывать свои вещи, когда слышит Ромин голос. Он медленно оборачивается, нервно комкая в руках футболку. — Ну, и?.. — Почему мне не сказал? — Рома старается сделать вид, что его это не волнует, но получается не очень-то правдоподобно. — Не знал, как ты к этому отнесешься, — Илья пожимает плечами, — Да и не хотел, если честно, чтоб ты знал. — А Мишане, значит, можно? — Рома уже не скрывает, что злится. — С ним как-то само собой получилось, — Кутепов садится на кровать, продолжая мять многострадальную футболку, — Мы оказались практически в одинаковой ситуации. — Это в какой же? — Не унимается Рома, — Оба по мальчикам? — И это тоже, — Илья невесело усмехается, — Оба, но не по тем, кого можно… Зобнин молчит весь вечер, всем своим видом демонстрируя Илье, что обижен, но перед самым сном снова не выдерживает. — Ну и как давно ты понял, что тебе нравятся мужики? Илья сдавленно смеется. — Все никак не успокоишься, Зоба? Вот поэтому и не хотел тебе говорить. — Ты не ответил. Рома упрямый, и Илья только вздыхает, зная наверняка, что тот не отстанет, пока не получит ответы на все свои вопросы. — Да не нравятся мне мужики, Ром. — Кутепов даже морщится, — Сам не знаю как, но на одном помешался… словно наваждение какое-то. — Как это? — Рома аж привстал на кровати, облокачиваясь на локоть. — Да вот так! Сначала не предавал значения, думал пройдет, но чем дальше, тем хуже… Короче, Ром, не приставай ты ко мне со своими дурацкими расспросами, и так тошно. Зобнин молчит какое-то время, а потом снова не выдерживает. — И как давно это у тебя? — Давно. Все, Зоба, закончили вечер откровений, спи. — Потом, помедлив секунды три, нервно усмехается и добавляет: — Обещаю, что приставать к тебе не буду. — Придурок. — Рома беззлобно ругается, но все-таки перестает донимать приятеля вопросами.