Curiosity is not a vice

Все следующее утро Рома находится в разобранном состоянии, хотя всем своим видом старается показать обратное. Носится по полю, как заведенный, пытаясь выбросить из головы путающиеся мысли изнуряющей тренировкой, но все получается из рук вон плохо — мяч не держится, обводки не удаются, передачи летят мимо цели. А еще, что совсем уж выбивает из колеи — озабоченные взгляды Ильи, которые он постоянно на себе ловит. — Ты сегодня сам на себя не похож, — Кутепов внимательно всматривается в Ромино лицо, отрабатывая упражнения с ним в паре, — Соберись, брат. — Жарко сегодня, — Угрюмо бурчит Рома, — Да и не выспался. — Охранял от меня свою честь? — Ржет Кутепов, — Я же вроде бы пообещал не приставать. — Да ну тебя, — Зобнин только отмахивается. — Ладно, Зоба, давай начистоту. — Илья чуть запинается, но продолжает: — Если тебя так это напрягает, то я сегодня же съеду. — Куда? — Рома непонимающе смотрит на друга. — Да хоть к Мишане… Надеюсь, компания Умярова тебя больше устроит? — Меня и твоя компания вполне устраивает. А вот напрягает меня совсем другое… неужели я такое уж говно, что мне нельзя было все рассказать?.. Илья только вздыхает. — Обижаешься? — Он ловит Ромин укоризненный взгляд. — Ну, уж если так заело любопытство, то давай вечерком все обсудим. Обещаю, отвечу на все твои вопросы. Рома быстро кивает и возвращается к отработке. Даже немного расслабляется, и к концу тренировки приходит почти в свою обычную норму. Ближе к вечеру его снова охватывает волнение, грозящее перерасти в панику — Рома хочет и не хочет откровений Ильи. С одной стороны, его безумно гложет любопытство, в кого так безбашенно втрескался его друг, а с другой — он безумно боится, что этим кем-то окажется не он. Зобнин даже не может сам себе объяснить, почему для него, вдруг, это стало так важно? Откуда взялась эта внезапная ревность и нежелание делить внимание друга еще с кем-то? Больше того, пытаясь понять, чего же он все-таки боится больше, начинает ловить себя на крамольных мыслях о том, как это быть в постели с мужчиной, какого это — принимать ласки и поцелуи, полностью отдаться во власть другого. И больше всего Рому ужасало, что думая обо всем этом, он, почему-то, примеривает на себя именно пассивную роль. Сам вечер проходит в относительном молчании. Рома мнется и не знает с чего начать, а Илья совершенно не стремится ему в этом помогать. И только уже ложась спать, Рома выдавливает из себя выстраданный вопрос. — Ну, так ты мне расскажешь, как докатился до жизни такой? — Он кривит губы в нервной ухмылке, стараясь придать ситуации небрежность. — Как и все, по наклонной. — Пытается отшутиться Илья, — Давай, задавай свои вопросы, но только, уговор, ты не спрашиваешь кто это. — Ну вот, — Рома делает вид, что дуется, — Именно это я и хотел узнать… — Потом, откинувшись на подушку, все-таки спрашивает: — Тяжело вот так… безответно? Кутепов пожимает плечами. — Да не особо. Я уже привык. — К чему? — Как тебе сказать? — Илья поворачивается на бок, подперев голову рукой, — Понимаешь, я с самого начала знал, что мне ничего не светит, поэтому просто научился с этим жить. Мне хватает того, что я могу находиться просто рядом, видеть, слышать его… возможно, иногда касаться… на большее я никогда и не рассчитывал. — Я бы не смог… — Рома тупо пялится в потолок, — Либо все, либо ничего. — Зоба, да ты максималист! — Илья смеется, и Рому потихоньку начинает отпускать напряжение. — Ладно, у меня тоже есть вопрос. — Он внимательно смотрит на, уставившегося в одну точку, друга, — Тебя действительно не парит жить со мной в одном номере? — Иди в жопу, Кутеп! Ржание Ильи выводит Зобнина из затянувшегося транса, и он сам тоже начинает громко смеяться, когда до него доходит вся двусмысленность его фразы. — Бля, Зоба, провоцируешь. — Кутепов просто уже корчится в конвульсиях от смеха. — Да ладно, — Рома тоже ржет в голос, — Уж если за столько лет моя задница не произвела на тебя впечатления, то и сейчас она в относительной безопасности. Рома пропускает тяжелый взгляд Ильи, скользнувший по нему, и не замечает, как тот судорожно сжал пальцами уголок одеяла. — А Мишаня по кому убивается? — Отсмеявшись, Рома задает еще один, волнующий его, вопрос. — Ром, не спрашивай. Сам понимаешь, не мой секрет. Хотя… по нему и так все хорошо видно, особенно, если знать, куда смотреть. Рома кивает и тут же про себя решает, что завтра он непременно все выяснит. Все-таки, любопытство — это такая зараза, которая будет, маленьким, но прожорливым червячком, съедать тебя до тех пор, пока ты все не выяснишь.