Путь за семь городов

Тимони проснулся раньше других. Ему было холодно, сколько он ни кутался в одеяло. Над лесом уже занималась золотая заря, но ко входу в пещеру, где они провели ночь, все еще неяркий свет не попадал. «Лесная тьма не любит отпускать из цепких когтей», — подумалось Тимони. Он поежился. Айкен открыла глаза и почти сразу увидела Тимони, нахохлившегося напротив. Лицо его было хмурым. Она хотела окликнуть, но вспомнила слова Марафела. «Он похож на ваш мир теперь — такой же жестокий». Айкен невольно вздрогнула — действительно, жестокая усмешка играла на губах Тимони, несмотря на его хмурый вид. Где же та красота и нежность, что были в нем, когда сны увлекли за собой? Айкен вдруг захотелось сделать все что угодно, только чтобы Тимони оказался таким, каким виделся, когда спал. Неужели она никогда не застанет подобного выражения на его лице, пока он бодрствует? — Проснулась? — голос Тимони стал немного хриплым, точно он простудился за ночь. Темные глаза остановились на лице Айкен. Она приподнялась на локтях. — Да. Когда мы отправимся в путь? — Не торопись, — он отвел взгляд. — Разбуди Марафела. Надо позавтракать. Потом я сверюсь с картой — мы несколько отклонились от маршрута, ведь прямых дорог в лесу нет. Похоже, в вашем мире вообще не любят нормальных дорог. Айкен ничего не ответила, только пожала плечами, ей не с чем было сравнить. Она легонько потрясла Марафела за плечо, и тот открыл глаза и улыбнулся ей, но как только заметил Тимони, как будто померк. Айкен вздохнула, похоже, между ее спутниками снова назревала ссора. И ждать ее оставалось недолго. Завтракали они в полном молчании. Тимони не удостаивал спутников даже коротким взглядом. Когда они покинули пещеру, то первое, что бросилось им в глаза — отпечатки когтистых лап на влажной от росы земле. Тимони ничего не сказал, но Айкен не сдержалась и негромко сказала: — Здесь была целая стая валлэ. — Кто такие валлэ? — поинтересовался Марафел. — Они черные, как сама ночь, и зеленоглазые, точно в их глазах горит огонь смерти. Их шерсть переливается в свете звезд. Они никого не щадят — их когти разят без промаха. Но они одиночки, не охотятся стаями. Отчего здесь их было так много? — Они похожи на пантер, — пояснил Тимони, не обернувшись. — Кто такие… пантеры? — теперь настал черед Айкен удивляться новому слову. — Несмотря на мелкие отличия, — теперь Тимони раздраженно взглянул на нее, — в наших мирах животные не слишком уж отличаются. И те создания, что тут зовутся валлэ, у нас называются пантерами. Если вам не терпится чему-нибудь удивиться, удивитесь лучше тому, что мы говорим на одном языке. С этими словами Тимони двинулся по песчаному руслу ручья, вглядываясь в его берега — такие высокие, что лошадям никак было не взобраться. Айкен и Марафел переглянулись и тут же бросились выводить лошадей из пещеры, чтобы успеть за Тимони. В прорехах крон сквозило голубое небо, но у самой земли по-прежнему было темно, и Айкен и Марафелу казалось, что останься они без защиты — и звери вернутся, чтобы растерзать их. Им пришлось возвращаться по своим следам туда, где русло ручья пересекло тропу. Тимони это совершенно не понравилось, и он даже задумался о том, чтобы применить врата, но, конечно, отбросил эту мысль. Карта не могла помочь с этим, он не мог представить, куда именно вывести заклинание, как не мог воспользоваться памятью Айкен, потому что она тоже не бывала в тех местах, куда они держали путь. Тимони решил, что если им встретится на пути какой-нибудь пешеход, то он обязательно отберет его воспоминания для своих целей, но откуда бы взяться пешеходам в лесу?.. Шелестела листва, в густых кронах щебетали птицы, а золотистые солнечные лучи обрели силу — пробивались между ветвями, падали на тропу, по которой ехали путники, расцвечивая ее яркими пятнами. Айкен зачарованно рассматривала деревья и травы, улыбаясь каким-то своим мыслям, словно забыла о мрачных спутниках. Ее легкая улыбка наконец привлекла внимание Марафела, и тот с удивлением обнаружил в собственном сердце отклик-укол нового чувства. Он никогда не ощущал ничего подобного раньше. Словно что-то темное сжало весь мир вокруг до размера грецкого ореха, будто вся красота схлынула, оставив лишь серые осколки, и солнечный свет уже не золотой, а грязно-коричневый. Нет радости, нет счастья, только горе, только непонятная щемящая темнота, которое появилось от того, что на лице Айкен мимолетно скользнула улыбка счастья и удовольствия. Марафел испуганно придержал коня. Тот повернул голову, участливо подмигнул. Но в душе Марафела закипал гнев. Он и представить себе не мог, что в нем таится столько Тьмы! Задрожав и отведя глаза, Марафел заставил коня остановиться. Он никак не мог вспомнить, как его имя — это был один из тех, что отправились с ними из Бейби Нака. Сегодня Тимони выбрал Долинга, а Айкен — Лаон. Мысленно Марафел поблагодарил их за это: Долинг и Лаон сразу заметили бы, как черным ручьем разливается внутри него Тьма. Отчего же это? Что плохого в том, что Айкен ненадолго отвлеклась от горьких мыслей, улыбнувшись раскрашенным солнцем травам? Марафел не находил ответа. Его разрывали страх и гнев на самого себя. *** Тимони вдруг обернулся и пристально посмотрел на Айкен: — Что с тобой сегодня? — Я что-то делаю неправильно? — она встретила его взгляд с едва заметным испугом. — Нет, — Тимони качнул головой. — Ты улыбаешься, будто счастлива. Отчего бы? — Наверное, я рада тому, что сегодня солнечный день, — просто ответила Айкен. — А может, и не поэтому… Я устала быть несчастной, Тимони, вот и ищу хотя бы малую радость, хотя бы в чем-то вокруг. — Где Марафел? — Тимони не понравилось, когда Айкен назвала его по имени, так что он тут же перевел разговор на другую тему. — Он ехал за мной, — теперь Айкен оглянулась. — Проклятье, — Тимони сразу же развернул коня. — Теперь придется его искать. — Отчего ты сегодня еще пасмурнее, чем обычно? — отважилась задать вопрос ему Айкен. — Пасмурнее? Это что еще означает? Разве я небо? — Может быть, ты и не небо, но уж больно похож на грозовую тучу, — и, испугавшись собственной смелости, она рассмеялась. *** Отдаленный смех заставил Марафела прислушаться. Сердце кольнуло — вспомнился другой смех, другой облик. И стоило ему обратиться к нему, как Тьма ушла, оставив Марафела одного на тропе, расцвеченной солнечными пятнами. Марафел погладил коня по шее, и тот медленно двинулся вперед, угадав его желание. Смех давно затих, но они словно двигались на звук. «Когда Тимони и Айкен успели уехать так далеко?» — удивился Марафел, только чтобы отбросить мысль о том, что он слишком долго боролся с Тьмой в себе. *** Тимони разволновался, и это поразило Айкен даже больше, чем собственные слишком смелые вопросы. Такой опасный спутник, который вчера едва не превратился в убийцу, словно лишился единственной опоры. Айкен невольно залюбовалась чувствами, что сейчас отражались в его лице и глазах. Она никогда раньше не видела его таким — пали покровы тайны и он оказался понятным ей. Даже во сне флер загадочности только смягчался, но не исчезал полностью, теперь же Айкен была способна прочесть сокровенные мысли. Тимони нервничал. Айкен не замечала прежде в нем такой заботы о спутнике. Раньше он действовал так, словно Марафела и не было рядом, как будто тот — еще один мешок с поклажей, бессловесный, не думающий, не имеющий собственных желаний. Будто Марафел не может никуда исчезнуть, пока Тимони сам его не отпустит. Айкен была восхищена пробуждением в Тимони человечности, всплеска эмоций, которые были ей настолько близки. Они ехали в обратном направлении совсем недолго — из-за поворота тропы показался Марафел, и Тимони резко осадил коня, не замечая возмущенного ржания — Где ты был? — спросил он, и голос его дрогнул. — Какая разница? — Марафел удивленно посмотрел на него. — Как будто я тебе нужен? — Нужен, — и когда Марафел подъехал ближе, Тимони тронул его за плечо. — Нужен. Не отставай. Я не хочу потерять тебя в глуши. Айкен едва слышно вздохнула. Тимони говорил таким голосом… ах, она хотела бы однажды услышать от него что-то подобное. Отчего же он тратит такие слова на Марафела? Она внезапно разозлилась, понимание, что ей Тимони не скажет ничего такого же никогда, больно ужалило. Даже вскользь брошенный Тимони взгляд пронизан враждебностью, а Марафелу безразлично, что спутник так волнуется за него: — Нужен? Для достижения цели? — размышлял он вслух. Сейчас они пристально смотрели друг на друга. — Так? Какую цель ты преследуешь и зачем я тебе понадобился? В тебе не осталось человечности, ты не способен любить или сочувствовать. Ты на пути Тьмы, думаешь, теперь я могу тебе доверять? Могу принять за чистую монету разыгранное тобой волнение? — Возможно, ты прав, — Тимони направил коня и вскоре занял свое место впереди. Айкен никак не могла разобраться, что за путь Света и путь Тьмы. Для нее, воспитанной по здешним законам и меркам, Светом была богиня, а Тьмой — все маги. Никогда и никто не творил магии, опираясь на имя богини. Так какая же разница? Почему тот, кто творит магию, может выбрать еще какой-то там путь? Он ведь и без того отвернулся от истинного света? Отчего Марафел отталкивает Тимони, хотя тот искренне беспокоился за него? Айкен неопределенно пожала плечами. Неуверенный жест подчеркнул, насколько сильно от нее ускользает понимание, о чем там беседуют спутники. — Почему ты не откроешь своей цели? — Марафел не оставил Тимони в покое. — Как думаешь, если решишь принести меня в жертву, должен я об этом узнать? Или ты в любом случае не собираешься оставлять мне выбора? Расскажи, отчего я не должен сам избрать свою судьбу? — Не так давно ты хотел последовать за Лайли, — бросил Тимони ледяным тоном, не повернув головы. — Разве ты не сам решил, что тебе нет места здесь? На Летинайте тебе так же некуда идти, ведь ты лишился истинной любви! — Откуда бы тебе это знать? — вот теперь голос Марафела перестал быть спокойным. Тимони угадал его мысли. Угадал, что в нем тоже есть Тьма. — Откуда? Потому что маги знают такие вещи, — рассмеялся Тимони, он нашел слабое место. — Лайли еще только начала привязываться к тебе, но в твоей душе горела страсть. Вы были предназначены друг другу, а теперь ее нет, ее не вернуть. И что же? Ты по-прежнему хочешь жить? Нет, совсем не хочешь. Айкен потерла висок, разговор порождал у нее головную боль. Что значит истинная любовь? Она опять ничего не понимала. Тимони снова стал таким же далеким, чуждым и насмешливым, таким же холодным магом. Айкен разочарованно отвернулась. Ей бы очень хотелось снова попробовать оживить в душе Тимони чувства, что проснулись, стоило Марафелу исчезнуть. Айкен еще сильнее разозлилась и стукнула пятками по бокам лошади, заставив ту перейти на рысь. — Не тебе решать за меня, — послышался за ее спиной голос Марафела. В ответ Тимони расхохотался. — Отчего же не мне? Сам ты решить не в состоянии. — Айкен уехала вперед, — перевел разговор Марафел. — Не стоит спорить в ее присутствии. Тимони хотел было ответить что-то резкое, но передумал и только кивнул. Они направились следом по лесной тропе. Между тем Тимони заметил, что Айкен вызвала у него какое-то странное чувство, будто бы в воздухе повис вопросительный знак, хотя природы этого вопроса он уловить не смог. Марафел же, стоило Тимони перестать на него смотреть, печально улыбнулся. Было мучительно приятно сознавать, что Лайли на самом деле была предназначена ему. Истинная любовь? Счастье для тех, кто живет на Летинайте. Марафел не думал о Лайли, как о той, что больше не вернется. Он лелеял воспоминания и размышлял, что после смерти его душа обернется колокольчиком и зазвенит на ветке с ней рядом. Колокольчики в саду Рейниар — жители Летинайта точно знали, что будет с их душами. Они догнали Айкен и поехали молча. Тимони случайно бросил взгляд на Марафела, и его переполнила черная зависть. Тот улыбался. Пусть за улыбкой скрывались печаль и боль, но в то же время она подтверждала — Марафелу было дано больше, чем Тимони. Тимони никогда не любил. Ему трудно было понять, отчего Марафелу оказалось настолько больно потерять Лайли. Переродившись, он не вспомнил, что на иной путь его толкнула столь же сильная боль от потери. Тимони только гадал, что за чудо таится в любви. Он страстно завидовал, вполне осознавая, что вряд ли когда-нибудь испытает что-то подобное. Эмоции заострили черты его лица, заставили глаза потемнеть еще сильнее, и когда Айкен повернула голову к нему, выражение лица ее так напугало, что она поспешно отвернулась. Взгляд ее наполнился печалью, схожей с печалью Марафела. *** Лаон никак не могла рассказать собратьям о том, что ее тревожило. Простых знаков для этого не хватало. Может быть, Долинг тоже почувствовал нечто подобное, может, Алети и Миэки тоже что-то поняли, но… Лаон горестно опустила голову. Темный маг — не лучшая компания, но маг, что еще шатается между Светом и Тьмой — во много раз хуже. Тимони сейчас — совсем не тот Тимони, но что-то истинное в нем осталось, и Лаон понимала, что возможность вернуть его к Свету еще была. Вот только под силу ли это бессловесной лошади? Нет! Лаон вдруг захотела потерять разум, чтобы не ужасаться тому, как много получается понять и невозможно выразить.