Путь за семь городов

Утром Лайли и Каталин долго обсуждали, куда им теперь идти. Каталин предложила еще раз попробовать открыть Врата, но Лайли с усмешкой покачала головой: — Кажется, я совершила невозможное, и больше мне никогда не удастся сделать что-нибудь подобное. Мы в чужом мире, Каталин, я не хочу больше рисковать. К тому же у меня не так много сил. Сейчас-то я могу воспользоваться помощью этих чудесных цветов, но… Боюсь, при использовании портала я потеряю связь с ними, а значит, не смогу удержать заклинание. Мы погибнем. — Тогда как нам быть? — Каталин повернулась к реке. — Все-таки заберем лодку и спустимся по реке? Может, это приведет нас к цели? — Хотелось бы знать наверняка, — Лайли задумчиво смотрела на блеск солнечных лучей в волосах Каталин. Сияние напомнило ей о тех образах, среди которых ей пришлось блуждать, когда она правила чужую память. — Знаешь, Каталин, — добавила она, — похоже, эта река протекает и в окрестностях столицы. — Откуда ты узнала? — Каталин вновь посмотрела на нее. — Чужая память, — неуклюже пояснила Лайли. — Те люди… вчера. Они знают, что река протекает поблизости у столицы, но не подходит где-то на полдня пути. Они там не были, знают, что те места страшные, запретные. Но они хорошо помнили, куда лучше не соваться. — Запретно, потому что страшно? Или отчего-то другого? — Не могу понять. Они чувствуют особое благоговение к этому месту, но и ужасный страх. Как и к тому, что зовут богиней… Может, столица для них — ее воплощение? — Лайли устало поднялась с травы. — Есть смысл оживить лодку. — Оживить? — теперь Каталин смотрела на Лайли заинтересованно. Тревога в ее сердце улеглась, хотя и не исчезла полностью. — Ты умеешь накладывать такое заклятье? Разве это не требует большого количества магических сил? — Это сложно, — кивнула Лайли. — Но мне помогут маленькие друзья. — Цветы? Тебе помогут они? — Да. Прошу тебя выкопать несколько кустиков. Нам придется разместить их в лодке, чтобы они поддерживали заклинание. Надеюсь, этим мы не причиним цветам вреда, — Лайли сосредоточилась и поманила лодку рукой. Каталин увидела, как лодка осторожно выпутывается из зарослей камыша, и некоторое время завороженно наблюдала за этим, а потом отправилась туда, где разрослись ведьмины слезы. Лодка поддавалась магии, но двигалась медленно. Заклинание было совсем простеньким, и Лайли могла спокойно поразмышлять о чем-нибудь еще. Мысли ее снова вернулись ко вчерашнему вечеру, в душе всколыхнулись сомнения. Правильно ли она поступила? Был ли у нее выбор? Многое Лайли отдала бы только за то, чтобы несколько минут поговорить с Редрином, старый маг понял бы ее. Его речь захватила бы и унесла Лайли куда-нибудь в иные края, чтобы вернуть назад обновленной, без сожалений, уверенной и сильной. После разговора с наставником Лайли всегда точно знала, что сделала верно, а где ошиблась. Это утешало. Она знала, как исправить собственные ошибки. Здесь, в чужом и странном мире, Лайли никак не могла избавиться от одиночества. Сомнения окружили ее, не давая спокойно дышать. Каталин осторожно выкопала несколько кустиков, ласково дотронулась до листочков. Лайли сидела на берегу, сосредоточенная настолько, что казалась чересчур отстраненной, и Каталин решила ничего не спрашивать. Начинало припекать солнце, и на мгновение она закрыла глаза, чтобы вспомнить, как солнечные лучи ложились на плечи, как пахли травы, как шелестели деревья — как жил ее парк там, на Летинайте. Сердце сжалось от боли. Увидит ли она когда-нибудь родной город? Сейчас Каталин жалела, что Марафел позвал путешествовать. Пусть за невинным предложением таилась воля Нака, пусть всего этого практически нельзя было избежать, но ведь она могла отказаться, попрощаться с Наком и отправиться домой. Ничего бы не случилось! Ей не пришлось бы сейчас ожидать, когда Лайли наложит заклятье на лодку. Как бы счастлива она была, если бы не узнала, что мир их не одинок, что есть и такие реальности, как эта. Злые и жестокие миры. Она вздохнула. Мир ли заставляет сожалеть? Ей жаль, что она поступила правильно? Каталин никак не могла понять до конца, отчего же достойные поступки здесь кажутся такими… неверными. Воспоминания и сожаления кружились перед внутренним взором, стоило только закрыть глаза. Они мучали, заставляя снова и снова понимать, насколько они хрупкие, насколько они не подготовлены к тому, с чем пришлось столкнуться. Этот мир легко ломает их души. Каталин вздрогнула и открыла глаза. Что подтолкнуло ее, она не поняла и сама, как будто почувствовала, что на лицо упала легкая тень. Мысли отступили, до поры до времени скрылись так глубоко, что не получилось даже вспомнить. Каталин пожала плечами, взяла пару выкопанных кустиков, чтобы перенести их поближе. Лайли втащила лодку на берег и теперь рассматривала что-то, находящееся в ней. *** Тимони остановил коня и долго вглядывался в лес, плотно обступивший тропу. Кустарники тянули свои ветви, деревья сплетались в купол над головой. Айкен и Марафел подавленно молчали. Наконец Тимони заметил: — Кто-то следит за нами. Возможно, животные, но все может быть иначе. — Помнишь, — начал вдруг Марафел, — Лайли всегда просматривала магическую ауру? Ты еще можешь сделать это? Тимони хмыкнул, заставив его пожалеть о своих словах, однако все же сосредоточился и осмотрелся иным зрением, магическим, прощупал весь лес и удовлетворенно произнес: — Так здешние пантеры — хранители магии. Значит, нам не стоит подолгу задерживаться на одном месте. Ну-ка, поспешим! Лошади послушно ускорили шаг, но все же пуститься вскачь они не могли, дорога местами слишком заросла. Тимони целеустремленно двигался вперед, но в душу закралось новое чувство. Изо всех сил он пытался изгнать его, но оно возвращалось. Чувство связывало с тем миром, от которого он отрекся. С Летинайтом, где Редрин говорил — гармония и есть самое главное в магии. Что бы теперь сказал старый маг, видя, каким он стал? Вряд ли бы ему понравилось, что произошло с душой его ученика. И все же то, что настойчиво покусывало изнутри, не было связано с учителем. Оно таило другой образ, хрупкий, как первый цветок, нежный, как порыв летнего ветерка, мимолетный, как взмах ресниц. А еще был смех. Радостный и удивленный. Несколько раз Тимони ловил себя на сожалениях, что так легко согласился с Наком. Ему не хотелось оставаться здесь… и он не имел права вернуться. Темный путь овладевает душой постепенно, и сейчас Тимони осознавал, что опасен для родного мира. Он не собирался причинять ему зло. Злу место здесь! Значит, и ему место именно тут, в мире миражей и жестокости. Безлюдный лес, полный таинственных опасностей, не давал до конца разобраться, что же творится в этом мире на самом деле, но одно Тимони знал точно — Император повинен во многих смертях, его необходимо поставить на место. Он одолжил чью-то силу, и Тимони должен был взыскать с него долг. И все же как только он начинал размышлять о мести, странное чувство возникало снова, неуловимый образ смеялся на грани сознания, сбивая с мыслей. Тимони осознал — теперь ему никогда не узнать, кто подарил это чувство, оно принадлежало тому, кто шел по Светлому пути. Тому, кем он уже не являлся. Отчаянье овладело им, Тимони снова приказал двигаться быстрее, словно скорость могла излечить его от размышлений. *** Каталин и Лайли долго пытались понять, зачем нужна груда ржавого железа, сброшенная на дно лодки. Цепь соединяла пару колец, которые были разъемными и запирались на небольшие замочки. Лайли рассмотрела все магическим зрением, но ничего не нашла. — Странные штуки, — покачала головой Каталин. — Может, выбросим их? — Кажется, это не понравится земле… — возразила Лайли. — Не могу с уверенностью сказать, что это, но кажется, что ничего хорошего такой поступок не принесет. И металл… он грязный. — Ржавый, — пожала плечами Каталин. — Наверное, скоро рассыплется. Если оставим его здесь, дождь и ветер быстро разрушат его. — Посмотри, пятна ржавчины на кольцах странные. — Тут все странное, — Каталин вскинула голову, вглядываясь в небо. — Весь мир странный. Даже небо словно вот-вот нахмурится. — Может, ты и права, — Лайли осторожно подняла цепь, но не руками, а очередным заклинаньем. Ей не хотелось прикасаться к металлу. — Прости нас, берег, но придется оставить это здесь… Кольца ржавой цепи ударились о землю, подминая траву, и глухо звякнули. Сломанные травинки уныло поникли, маленький цветок оказался как раз в центре железного кольца. Лайли вздохнула: — Другого выбора у нас нет. Бросить их в реку еще хуже. — Что теперь? — Каталин опустила на дно лодки цветы. — Теперь? — Лайли ей улыбнулась. — Мы будем вдыхать жизнь в лодку. Скоро они забыли о странной штуке, трава поднялась, пряча металл от глаз. Кандалы остались лежать на зеленом берегу, безжизненные, ненужные и как никогда безопасные. Ржавый металл рассыплется, и даже сожалений после себя не оставит. *** Второй день подходил к концу, в чаще потемнело, под ветвями деревьев клубился туман, а в листве тревожно шептал ветер. Кони медленно шли по изрядно сузившейся тропе. Путники провели большую часть дня в гнетущем молчании, у них было что скрывать и никому не хотелось рассказывать о собственных чувствах. Иногда Тимони останавливался, словно прислушиваясь, потом заставлял всех прибавить шаг, но вскоре все снова земедлялись, пока не следовал очередной приказ. Марафел и Айкен ничего не пытались понять, а ночь окружала их, завоевывая сердца и души, поселяя тоску и горечь, одиночество и печаль. Да и у Тимони плечи ссутулились, а глаза словно подернулись туманом. Наконец он придержал коня, обернулся, испытующе глядя на спутников. — Скоро мы остановимся на ночлег. Ночь будет неспокойной. В лесах таится множество существ, а они не слишком любят, когда кто-то врывается в их владения. Скажи, Айкен, почему дорога пролегла в этом месте? — Откуда мне знать? — очнулась от размышлений она. — Раньше здесь было не так опасно. Твари, о которых ты говоришь, пришли сюда недавно, спустились с гор. Другую дорогу не успели проложить. Да и кто станет работать? Императору все равно, а местным это не выгодно. Здесь, в чаще, гибнут не только простые люди, но и сборщики податей в имперскую казну. — Сборщики податей? — Тимони словно попробовал на вкус новое сочетание звуков. — Что они делают? — Забирают наши тинги, чтобы отдать их Императору, — спокойно пояснила Айкен, она не столько свыклась со странностями спутников, но и просто устала. Было легче ответить, чем узнать причину вопроса. — Интересно, — хмыкнул Тимони. Магический огонек разгорелся ярче, подлетая к ветвям деревьев, заслоняющим узкую тропку. — Взгляните, — привлёк к нему внимание Тимони. — Вот и поляна для ночлега. Уютная полянка, небо над которой сияло послезакатной синевой, поросла невысокой травой и почти со всех сторон была окружена высоким шипастым кустарником. Тимони развел в центре огонь, и Айкен и Марафел обрадовались возможности поужинать горячей пищей. Делить с ними трапезу Тимони не стал, настороженно вглядываясь во тьму леса за очерченным светом костра кругом. Айкен взглянула на Тимони с нежностью — он творил заклинание для их защиты, чтобы они смогли спокойно пережить ночь, а значит, заботится о них. Это согревало ей сердце, каким бы странным или опасным он ни казался в любой другой миг. После ужина Марафел долго смотрел в огонь. Ему чудилось, что за бликами скрывается танцующая фигурка, и он никак не мог разобраться, кто же там прячется, чей облик отбрасывает тени, в чьих волосах зажигаются искры и блики. Тимони подошел к нему бесшумно и опустил ладонь ему на плечо: — Несчастен? Так несчастен, как никогда раньше не был? — сказал он. — Это обман. Каждый раз, когда приходит подобная мысль, ты обманываешь себя. Одно и то же. Новое несчастье стирает память о пережитом, боль, новая и злая, терзает сердце. Когда она есть, можно думать только о ней. И весь мир становится меньше этой боли. Вот ты и говоришь себе, что никогда не был настолько несчастен, — Тимони усмехнулся. Марафел поднял голову и долго смотрел ему в глаза, ответил он не сразу: — Возможно, ты прав, но когда вокруг только боль, когда знаешь, что сны никогда не станут реальностью, ни о чем другом и не хочется думать. Несчастье становится привычкой, а привычная боль терзает не так сильно. — Почему ты так говоришь? — Тимони действительно удивился, и в глазах его мелькнул истинный интерес. — Я не считаю себя несчастным, но я и не счастлив. Как будто нашел новое состояние. Я могу с ним жить. Так что зря ты пытаешься нащупать мою боль, — Марафел отвернулся, снова вгляделся в танцующее пламя, но фигурки уже не увидел. Языки огня перестали очаровывать, в них отражалась лишь смерть. Тимони не стал продолжать разговор. Мальчишка приводил его в бешенство. Откуда мудрость могла взяться в его душе? Отчего подобное виденье мира принадлежит ему, а не кому-то достойному или сведущему в магии? Тому, кто направит мудрость в должное русло? Тимони неприязненно покосился в сторону Марафела — мудрость поразительно сочеталась с наивностью, и это раздражало. Самого себя Тимони давно не представлял юным, не верил, что у него впереди множество открытий. Потеряв подобное ощущение, он утратил и мудрость. Он забыл и самого себя, теперь не удавалось найти даже осколка того, каким он был. Мысли пугали, Тимони гнал их прочь, выискивая покой в темноте новой души, но тоска по свету горькими складками залегла у рта. Пламя костра отбрасывало блики на стволы деревьев, окружающих поляну, неяркие сполохи, казалось, оттеняли мрак, отчего он казался гуще. Тимони установил прозрачный купол охранного заклинания, но сделал это скорее по привычке, а не чтобы отгородиться от ночи, от тех, кто блуждает в нем. Тимони знал, что стая, идущая следом, сумеет прорвать круг заклинания, но не стал его усложнять. Лучше сразиться и победить в бою, чем держать оборону. Он не сомневался, что боя не миновать, но опасность первой заметила Айкен. За деревьями тьма будто пришла в движение, а потом там загорелись изумрудные звезды глаз. — Валлэ пришли, — она не шелохнулась, скованная ужасом. Тимони почувствовал, как пришел в действие охранный купол. Животные пытались пробиться на поляну, но магия сдерживала их, хотя ждать, что это продлится долго, не стоило. Валлэ оказались сильными, а в сердцах их таилась искра магии, они хранили ее как цветы, что так интересовали Лайли и Каталин. Хранитель магии способен сопротивляться заклинаниям, и Тимони чувствовал, что бой будет нелегким. Марафел вытащил меч, холодный звон стали и теплый отблеск огня на лезвии показались Тимони отражением того, что в Марафеле сочеталось несочетаемое — мудрость и наивность. Тимони ухмыльнулся, представив, что мальчишка теряет наивность вместе с жизнью. Забавляло, что ему сейчас как никогда близка была смерть, да и сам Тимони считал ее прекрасной. Когда одна из кошек прыгнула на поляну, купол все еще держался, не пуская других. Валлэ походила на пантеру, но оказалась намного крупнее и приземистее. В зеленых глазах билась ярость — но разума у зверя не было. Тимони развел ладони в стороны, между пальцами вспыхнул серебристый огонек. Мертвенный свет на мгновение озарил его лицо, блеснув искрой в темных глазах. Короткое слово — прямо в валлэ, которая никак не могла выбрать, на кого ей напасть, ударила молния. Запах паленой шкуры и визг разъярил остальных, они разом бросились на поляну, и охранный купол разлетелся вдребезги. Айкен решила, что лошади побегут. Она не могла заставить себя встать, хотя подумала, что ей нужно остановить их, однако те неожиданно встали плотно друг к другу, и горе было той кошке, что решила бы на них напасть. Кони не ждали помощи — слишком изменились те, с кем они прибыли в чужой мир. Но Марафел кинулся к ним, и лезвие его меча обагрилось кровью. Это согрело сердца Лаон и Долинга, отчаянье отступило. Тимони остановился близко к Айкен, за их спинами горел костер. Беснующиеся кошки осторожно кружили у нелегкой добычи. Валлэ сначала было семеро, но одна уже превратилась в горелое мясо. Остальные осторожно обходили поляну — четверо сосредоточились на лошадях и Марафеле, двое огрызались на Тимони и Айкен. — Что ж, девочка, следи, чтоб они не решились прыгнуть через огонь, — шепнул ей Тимони. Он решил снова призвать молнию, хотя его сил хватило бы лишь на три таких заклинания. Но вдруг валлэ выдержат? Лучше воспользоваться тем, что бьет наверняка. Повезло — под удар попали сразу два зверя, они остались живы, хотя и сильно покалечены. Тимони ударил в тех, что кружили у лошадей, и Марафел благодарно кивнул ему, пока еще двое валлэ сбились с шага, растерянно взмахивая хвостами. Марафел воспользовался моментом, и его меч вошел в грудь одной из них по самую рукоять. Он сильно дёрнул, но клинок застрял, и вытащить его прежде, чем второй зверь кинется на спину, он бы не успел. Но снова полыхнула молния, последняя из четверки валлэ превратилась в горелое мясо. Отвратительный запах, исходящий от бывших собратьев, заставил оставшихся бежать. Некоторое время валлэ чихали где-то в чаще. Тимони приблизился к тем, что не погибли сразу, и методично их добил. — Сегодня они больше не нападут, — проговорил он, вытирая о траву кинжал. — И завтра, скорее всего, тоже. Мы их сильно напугали. Молодец, Марафел, не ожидал от тебя такой прыти. — Благодарю, — неохотно отозвался тот, наконец-то высвободив меч из плена жертвы. Он и сам не ожидал, что способен убивать. Пусть это были всего лишь животные, хищники, грозившие смертью ему самому, спутникам и лошадям, он никогда никого не убивал, и понимание, что он способен уничтожить живое существо, далось нелегко. Сердце словно окаменело. На Летинайте были хищные животные, неразумные, которых тоже приходилось убивать, только Марафел никогда прежде не занимался охотой. — Никто еще не мог справиться с таким количеством валлэ, — прошептала Айкен. Она наконец смогла подняться и теперь рассматривала покалеченные трупы, прижимая ладонь ко рту в тщетном желании спрятаться от неприятного запаха. — Ничего, думаю, никто и не узнает, что мы смогли с ними справиться. Ведь ты никому не расскажешь, иначе тебя обвинят в колдовстве. Или скажут, что ты лгунья — в лучшем случае, — усмехнулся Тимони. — Нам надо уходить, — прервал его Марафел. — Здесь ночевать мы не сможем, да и на запах этой падали обязательно сбегутся другие звери. — Так и есть, — Тимони с некоторым усилием засветил магический огонек. — Что же, продолжим путь. — Почему лошади не сбежали? Вы их заколдовали? — спросила Айкен, пораженная чудовищной догадкой. — Нет, — Тимони запрыгнул на Лаон, ласково потрепал ее по гриве. — Просто они из нашего мира, там они сами объяснили бы, почему они не поддались страху. Увы, ваш мир разговорам препятствует. — Я не понимаю, — Айкен с опаской приблизилась к лошадям. — Почему он так сказал, Марафел? — Потому что это чистая правда, — отозвался тот. — Ты вряд ли поверишь, если я расскажу подробнее. Знаешь, если получится, я просто заберу тебя с собой… Лошадей удивили слова Тимони. Так он не забыл о них? Он помнит? Алети и Миэки почти весело заржали, но Лаон подумала, что Тимони все равно не станет им помогать. Он ведет свою игру, и как бы теперь им не поплатиться за свой разум. Айкен некоторое время стояла, пытаясь осознать произошедшее, потом, словно очнувшись, запрыгнула на коня. Марафел пообещал взять ее с собой? Откуда у него столько доброты? Тимони поджидал их на тропе, магический огонек дрожал над правым плечом. Запах здесь был не таким сильным, и у Айкен прекратила кружиться голова. Она устало похлопала коня по шее, и он скосил на нее необычайно умные глаза. Не сказав ни слова, Тимони развернул Лаон и медленно двинулся по дороге. Вокруг него волнами разбегалась тьма, неяркий магический огонек словно отпугивал ее. Марафел и Айкен поспешили следом.