Путь за семь городов

На город опускалась ночь, и дождь превратился в назойливую морось. Гроза ушла, оставив лишь темные тучи. Далеко-далеко прорычал последний раз гром. Разбрызгивая лужи, по улицам, затихшим из-за непогоды, мчались двое всадников. Мокрые плащи тяжело хлопали по спинам лошадей. Тимони указывал путь — перед его глазами все еще стояла карта Ландоэн. В душе его царило смятение, в ней боролись Тьма и Свет, и даже непрошеное воспоминание развернуло крылья. Тимони не хотел повторения безобразной сцены с костром, он не желал кому-нибудь смерти… Кроме одного-единственного мага этого мира! И жажда отомстить ему боролась с желанием сохранить свет и гармонию. Марафел видел, что происходит нечто странное, однако не знал, как может помочь. Он всей душой готов был поверить, что Тимони можно спасти, и в то же время сознавал, что если они не сумеют спасти Айкен, то его окончательно охватит Тьма. Спасти? Уверенность, что ее необходимо спасти, крепла в нем с каждой секундой, хотя, казалось бы, ей неоткуда было взяться. Айкен ушла сама, никто не принуждал ее, но отчего же тогда все внутри кричало о том, что они должны успеть, успеть, успеть?.. Куда? Когда показался тот самый дом, уже не прозрачный, а настоящий, сложенный из бревен, Тимони спрыгнул с Лаон и мягко погладил ее. Двери распахнулись, выпустив несколько мужчин, и те нетвердой походкой двинулись прочь. Марафел спешился и подошел к Тимони. — Она там, — тут же произнес он. — Я чувствую. Но с ней… что-то не так. Он рванул дверь трактира. *** Девушки отправились в путь лишь после того, как Лайли отдала тело умершей ветрам. Сложное заклинание требовало немало времени и сил, поэтому, когда она закончила, солнце почти коснулось горизонта. Лодка шла вдоль берега медленно, но Лайли не хотелось ее подгонять. Она размышляла над словами Каталин и так погрузилась в собственные мысли, что встрепенулась, только услышав вскрик. Обернувшись к берегу, она и сама на сдержала восклицания. Перед ними раскинулся небольшой грязный поселок, в центре которого, на вытоптанной множеством ног площади возвышался помост, чтобы всем собравшимся здесь было отлично видно, как разгорается костер. Привязанные к столбу спиной к спине там стояли двое мужчин. Алый закатный свет красил все вокруг кровью — речные струи и одежду собравшихся, дорожную пыль и кроны деревьев, соломенные крыши домиков и старые рыболовные сети на плетнях, отчего зрелище становилось еще более зловещим. Лайли не выдержала и вскинула ладони, направив остатки сил на пламя, уже подобравшееся достаточно близко к приговоренным. Она прекрасно понимала, что магического запаса не хватит надолго, но крик рвался из груди сам собой: — Я не позволю убить их! Не позволю! Серебряный свет магии дождем пролился на языки огня, и толпа ахнула. Упрямый костер, подпитанный маслом, тут же погас. Несколько человек развернулись к реке и увидели, как Лайли развела ладони в стороны, пока ее губы беззвучно шевелились. В тот же момент с несчастных упали веревки. В толпе росло возмущение, кое-кто даже схватился за камни, но стоило запустить несколько булыжников в сторону лодки, как те рассыпались пылью в паре шагов от нее. Каталин поняла, что они ударились о магический щит. — Ты еще кто такая? — раздался крик из глубин толпы. — Я пришла, чтобы остановить безумство, — Лайли опустила руки, встряхнув кистями, чтобы восстановить их чувствительность. Щит оставался на месте — Каталин ощущала его. — Мы не станем жить рядом с колдунами! — возмутилось несколько голосов сразу. — Среди вас нет ни одного колдуна, — насмешливо ответила на это Лайли. — Даже та девушка, которую вы едва не растерзали, а потом бросили на песке — не колдунья, не ведьма. А эти двое? Да не вы, не они и понятия не имеете, что такое настоящая сила. Ну так смотрите же! — Лайли, — Каталин взволнованно взглянула на нее. — Перестань, пожалуйста! Но та будто и не слышала. Легко спрыгнув на берег, она вычертила в воздухе прямо перед собой нечто непонятное. Люди недоверчиво забормотали, но тут же замолкли: в небе над рекой раскинулся прекрасный город. Бейби Нак — узнала Каталин. Зеленые парки, белые стены. Статуи и фонтаны, смеющиеся дети… Город жил, город дышал покоем и счастьем, позволяя смотреть на себя словно через окно. Магия Лайли то показывала разноцветные крыши с высоты птичьего полета, а то стремительно приближалась к улыбающимся жителям, позволяя рассмотреть яркие платья, цветы в волосах, сияющие глаза. Вот стая птиц вспорхнула из-под ног маленькой девочки, вот над городской клумбой поднялись мотыльки, вот пристань, и парусник отходит от нее с величавой плавностью. Когда Лайли остановилась, совсем обессилев, и оглянулась на тех, кто не так давно жаждал смерти колдунов, небеса потемнели, а от заката осталась лишь тусклая блекло-желтая полоска. Люди позади нее стояли на коленях. Они не скрывали слез, сложили молитвенно руки. В тишине только один — совсем седой уже старик — произнес: — Она пришла! Андреас вернулась к нам! — Кажется, они приняли тебя за богиню, — неуверенно прошептала Каталин. — Как думаешь, что это может значить? Лайли пожала плечами — слишком устала, даже чтобы говорить. Ей не хватало сил даже удивиться, но отчего-то она была невероятно спокойна. Будто сама себе доказала, что в ее душе не осталось места Тьме. *** Тимони вошел в трактир на удивление бесшумно, хотя Марафел боялся, что он забудет об осторожности. В зале было пусто и тихо, только несколько факелов еще догорали, не в силах разогнать сумрак. За стойкой никого не было. Тимони уверенно кивнул, будто согласился сам с собой, и поспешно двинулся к лестнице. Марафел осторожно шел следом. Они оказались на верхних ступеньках, когда услышали приглушенный вскрик. Лицо Тимони мгновенно побелело, и он бросился к одной из дверей. *** Айкен не удержала крика потому, что незнакомец вытащил нож. Пламя бросило золотой блик на лезвие, и тут же в глазах охотника отразилось безумие. — Теперь… — начал он, не успел договорить: дверь резко распахнулась. Айкен вжалась в стену, ожидая увидеть кого угодно и не надеясь на лучшее, но там стоял Тимони. Он огляделся и вошел, а на пальцах его загорелось синее пламя. Незнакомец нахмурился. — Ты еще кто? — Я пришел за девушкой, — ответил Тимони очень спокойно, но его глаза горели яростью, и Айкен испугалась еще сильнее. — Так я купил ее, — усмехнулся незнакомец, поигрывая ножом. — Стань в очередь. — Мне все равно, что ты заплатил хозяину, — Тимони улыбнулся. — Я пришел за ней и заберу ее. Марафел скользнул в комнату за его спиной и не таясь подошел к Айкен. Он осмотрелся, заметил ее плащ на койке и подхватил его, а затем медленно развернул и накинул ей на плечи. Незнакомец опешил от удивления, а Марафел отыскал остальную одежду и собрал ее, после чего обратился к Тимони: — Пойдем, с ней все в порядке. Не трать свои силы. Незнакомец наконец собрался с мыслями и резким броском кинулся к Тимони, намереваясь пронзить его ножом, но лезвие рассекло воздух. Тимони улыбнулся еще шире и отмахнулся от Марафела: — Смотри! Он хочет поиграть со мной! — Тимони, — Марафел так мягко позвал его, в то же время приобнимая Айкен за плечи и уводя прочь, что за этим нельзя было почувствовать приказа, однако Айкен осознала, что Марафел именно приказывает, и страх смешался с изумлением. Незнакомец снова метнулся к Тимони, и опять клинок поразил пустоту. В ответ Тимони легонько коснулся его плеча. — Спи, — прошептал он с нежностью, хотя от ярости у него побледнели губы. — Я не убил его, хотя и следовало, — повернулся он к Марафелу. — Поехали отсюда! Во рту Айкен собралась горечь, а комната на глазах погружалась во тьму. Она почувствовала, что тело становится ужасающе мягким, и последнее, что заметила — глаза Тимони. Они отчего-то показались ей зелеными. *** Лайли и Каталин едва улучили минуту, чтобы побыть наедине: жители поселения кружили рядом, постоянно предлагая и ужин, и ночлег — все что угодно, лишь бы Лайли согласилась. Она же решила, что не может выбрать ни между семьями, ни между домами, и будет лучше оставаться на улице, пусть ночь и грозилась стать прохладной. — Что тут происходит, ты что-нибудь поняла? — поинтересовалась Каталин, склонившись к Лайли. — Кое-что, — кивнула она. — Здесь существует некое пророчество, оно говорит, что в этот мир должна явиться… — Богиня, — продолжила Каталин. — Это я уловила. — Богиня, — повторила Лайли. — Она придет в трудный час и покажет новый мир. Что я, похоже, и сделала — по их мнению, конечно. А потом она сделает что-то, чтобы такой мир наступил здесь. — Ага, — Каталин оглянулась на жителей, державшихся на почтительном расстоянии. Кое-кто перешептывался, кое-кто молился. — Мы не заходим ни к кому потому, что всех остальных может ожидать что-нибудь плохое… — Их признают нечестивыми, — Лайли повернулась к Каталин и спросила: — Что, по-твоему, это вообще значит? Нечестивый?! — Может… Как будто с Тьмой в душе? — Каталин сама поразилась внезапной догадке. — Наверное так! — Ладно, — Лайли устало вздохнула. — Почему они спрашивали, люблю ли я их? — На это Каталин пожала плечами. — Потому… Потому что богиня должна всех любить? Нет… Разве они боялись бы меня? — Они боятся чем-то тебе не угодить… В смысле, не тебе, конечно, а богине. Но я все равно ничего не понимаю. Что это вообще такое — богиня? Жители не прислушивались к их разговору, но расселись прямо на земле неподалеку. Они готовились просидеть так всю ночь напролет. Рядом со взрослыми были и дети, самые маленькие хныкали или засыпали на коленях матерей неспокойным сном. Лайли было их жаль. — Надо узнать, что случилось с девушкой, и отпустить всех жителей домой. Пусть лучше заботятся о своих детях, чем заставляют их мерзнуть на земле. — И как ты это сделаешь? — поинтересовалась Каталин. Лайли пожала плечами и поднялась, решив поимпровизировать. Она выпустила несколько огоньков, и те зависли над людьми, повергая их в удивленное молчание. Лайли улыбнулась и подошла ближе, опустилась на землю и, не обратив внимание на прокатившийся по толпе вздох, сказала: — Я хочу говорить с вами. Хочу знать, что произошло с девушкой, которую оставили на берегу. Когда расскажете — я отпущу вас по домам. Вы не должны сидеть тут всю ночь. Особенно с детьми. — С ве… девушкой? — прошептал внезапно севшим голосом старик, которого, похоже, здесь признавали за главного. — Мы… Мы виноваты. Мы считали ее ведьмой, бежали за ней, чтобы схватить. Но мы не тронули ее! Она упала и умерла сама… — Умерла сама, — повторила Лайли. Жители замолчали, в их глазах читался ужас. — Вот как, — продолжала она. — Из-за вашей ошибки девушка, которая совсем не была ведьмой, больше никогда не откроет глаза. В вашем мире почти нет настоящих ведьм. Ваш Император — жестокий и бессердечный человек, ему нравится держать вас в страхе. — Ты гневаешься на нас, о Андреас?! — осмелилась спросить одна девочка, щупленькая, в запыленной старой одежде. Она стояла особняком, и мать не могла одернуть ее. — Гневаюсь? Нет, — Лайли покачала головой. — Гнев — темное чувство. Я же печалюсь. Ваш мир мог бы стать куда лучше, и мне так грустно, что вы не хотите сделать его таким. — Андреас Сильная отправится к Императору? — тихо прозвучал еще один вопрос. — Это мой долг, — Лайли поднялась. — Расходитесь по домам. Возможно, ваш мир изменится к лучшему, если вы сумеете истребить Тьму в ваших сердцах. Вы должны отказаться от ненависти, что рождается внутри, когда вы встречаете кого-то красивее или счастливее, веселее, чем вы. Просто другого. Когда вы поймете, как это, остальное придет к вам само собой. Вы должны полюбить себя, полюбить других, открыть сердца Свету. Когда Лайли подошла к Каталин, та качала головой. Лайли чуть обеспокоилась: — У тебя затекла шея? — Что? Нет, — Каталин смущенно улыбнулась. — Не могу поверить, что твои слова смогут хоть что-то изменить здесь. Однако в их глазах ты действительно богиня. Та, кто превосходит их, та, чьи слова они не могут до конца расшифровать. Та, что указывает путь. — И чем же я их превосхожу? — удивилась Лайли. — Трудно объяснить, — Каталин поправила волосы, точно ища в простом жесте успокоение. — Да и разве только ты? Любой, кто живет в нашем мире, здесь бы воспринимался… также? Если, конечно, сумел бы избежать огня. *** Марафел и Тимони привезли Айкен в гостиницу. Она очнулась только в комнате, быстро переоделась, пока они подождали за дверью, и словно пришла в себя. Всю дорогу Марафел размышлял о заклинании, которым воспользовался Тимони, пока наконец не спросил: — Это твое заклинание погружает в сон с обычными снами? — Что? — Тимони подозрительно посмотрел на него. — Оно дарит сны о лете. Зачем тебе это? Волнуешься за того ублюдка? — Совсем нет! — Марафел вздохнул. — Не злись, вспоминая о нем, все уже позади, — он смущенно опустил взгляд. — Я хотел бы, чтобы ты усыпил меня. — Мучают кошмары? — понимающе проговорил Тимони. — Хорошо, ложись, это несложно. Перед дорогой тебе в любом случае следует выспаться получше. Марафел послушно опустился на койку, а Тимони легонько коснулся его виска. Уснул Марафел практически сразу. Тимони укрыл его плащом в непонятной жажде позаботиться, будто бы Марафел — его собственный младший брат, который удивительным образом оказался светлее, мудрее и чище. Мудрый младший брат — смешно? Настоящее наваждение. И Тимони встряхнул головой. — Сколько бы вы ни ругались, но ты заботишься о нем, — послышался печальный голос Айкен. — Отчего вы отправились искать меня? Почему не оставили там? — Из-за тебя мы могли бы оказаться в опасности, — бросил Тимони, не поворачиваясь к ней. — Стоило тебе рассказать о нас, и сначала бы вспыхнул костер у твоих ног, а затем послали бы за нами. Но магия имеет границы, Айкен. Я вряд ли сумел бы спасти и себя и мальчишку. Как не… — и замолчал. — Как не сумел защитить ваших спутниц, — добавила за него Айкен. — Не вини себя. — Послушай, — Тимони отошел от койки и сел за стол. — Я не виню себя, я прекрасно знаю, что виноват, понимаешь, в чем разница? Мне не вспомнить, откуда взялась эта уверенность, но я верю собственным чувствам. — То есть ты не помнишь? Но почему? — Айкен подошла ближе и всмотрелась в него странным взглядом. Тимони нахмурился. — Пускай не помню. Неважно, — грубо ответил он. — Пугаешь меня и притягиваешь одновременно, — призналась Айкен, опускаясь на другой табурет. — Я знаю только, что вновь обрекаю себя на страдания. Но мне нужно высказать то, что я поняла. — И что это такое? — машинально переспросил Тимони, повернувшись к окну. В стекле очерчивалось его отражение, и сейчас он никак не мог разобраться, какого же цвета у него глаза. Они постоянно менялись, то светлея, то темнея. Наверное, были виноваты блики свечей. — Я влюблена в тебя, — Айкен уронила эти слова так тихо, что они походили на шелест трав под ветром. Тимони изумленно обернулся. — Ты? В меня? Но… — он не смог больше ничего сказать. Они молчали даже слишком долго, Айкен не смотрела на него больше, а сам Тимони пытался осмыслить, что таится в его душе. Что он чувствует. — Здесь любовь всегда приносит только страдания, несчастье, — заговорила наконец Айкен. В ее глазах стояли слезы, но голос оставался спокойным и тихим, только пальцы нервно теребили браслет — один из тех, что звенели в такт ее движениям, когда она танцевала. — Всегда приносит несчастье? Ты как будто бы уже любила? — Тимони чуть склонил голову к плечу. Слова поражали его все больше. — Любила, — подтвердила Айкен. — Любовь приходит, когда захочет, уходит, не спрашивая твоего желания. Она как призрак, то манит, то исчезает, будто ее развеял ветер, она как утренний туман. Я любила, но знала, что не получу ответа. Не смела даже надеяться на ответ, — Айкен улыбнулась, но улыбка столь же быстро исчезла с ее лица. — Не смела признаться ему. И правильно делала. — Отчего же? — Тьма, не так давно клубившаяся в сердце Тимони, словно начала рассеиваться. Он не мог перестать смотреть на тонкие пальцы Айкен. — Он любил другую женщину, — она опять облегченно улыбнулась. — Теперь это не приносит мне боли, хотя было время — сердце рвалось на части. — Как это возможно? — Тимони прошептал тихо, но Айкен все равно услышала. — А разве возможна взаимная любовь? — голос ее прозвучал неожиданно резко. Она упрекнула: — Ведь ты и сам не знаешь этого. — В нашем мире возможна, — убежденно отозвался Тимони, вспомнив родителей, стоявших под алым кленом и глядевших, как ветер перебирает листья, изредка роняя их то по одному, то целыми пригоршнями. — Очень редко любовь бывает неистинной, а потому невзаимной. Но… мы знаем, что можем отыскать истинную, верим в это. В конце жизни каждый счастлив с тем, кто стал идеальным спутником. — Не мир, а сады, где гуляет наша богиня… Там у нее так спокойно и солнечно, все счастливы, — насмешка и горечь в голосе Айкен заставили Тимони проститься с воспоминаниями. — Там никого не тревожат заботы, они забывают, что пережили здесь. Им не нужна наша любовь… Наверное, там у них есть другая, как ты сказал? Истинная? Идеальная? А та, которую ты так любил, она тоже любила тебя? — Я не успел этого узнать, — пораженно ответил ей Тимони. Сердце его сжалось. Он не успел узнать даже того, кто она. Только понял, что она осталась на Летинайте. — Разве мысль, что ты, возможно, ошибся, что она совсем не любила тебя… Разве такая мысль не мучает? — спросила Айкен настойчиво. — Нет. Сейчас я точно знаю, что не ошибся нисколько, — он усмехнулся. — Откуда же такая уверенность? — Потому что я люблю ее! — пусть память по-прежнему не подсказывала, кто же его судьба, он понимал, что видел ее. Вот только где же это случилось? Айкен кивнула. Ей было больно, ведь она до последнего надеялась услышать, что Тимони влюблен в нее, вот только надежда тщетна. Она поднялась. — Мне лучше остаться здесь. В Ландоэн, — прошептала она. — Мне незачем ехать с вами. — Перестань, — попросил Тимони. — Разве я тот, кто нужен тебе? Во мне живет Тьма, Айкен, поэтому я смутил твою душу, — спокойствие его голоса было обманчивым, в душе разбушевались эмоции. Тьма не овладела им полностью, Свет не отказался от него. — Ты встретишь еще того, кто полюбит тебя. — Что такое эта ваша Тьма? Что такое Свет? — она расплакалась, хотя и держалась до последнего. — Может, вы играете со мной, прячась за этими непонятными словами? Как я пойму, может, во мне Тьма? Кто я? Что я? — Ты просто не знаешь, каков Свет, — Тимони почувствовал боль, но так и не понял, чья это боль. — Мы совершим то, что должны, и вернемся на Летинайт. Я возьму тебя с нами. Там ты поймешь, что такое Свет, и сможешь победить Тьму, если та и поселилась в твоем сердце. Только мне самому это не под силу. — Почему? — Маги, избравшие путь Тьмы, не возвращаются назад, — горько проговорил он. — Никогда не слышал об этом. — Что вы должны совершить? — Айкен наклонила голову, забыв про свои слезы. — Найти кое-кого… — уклончиво ответил Тимони. — Остановить Императора. Он знал, что остановить Императора можно, лишь убив его. И снова Тьма всколыхнулась в его сердце. — Какого цвета твои глаза? — растерянно спросила Айкен.