Путь за семь городов

Что есть истинная любовь? В каждом ли мире случается такое, что два сердца становятся одним, души связываются, и ни одна уже не может полноценно существовать, лишившись другой? Что может произойти, если вдруг в дела любви вмешается смерть? Кто из них прав, кто должен уступить? *** Городской сад манил теплом, неяркими еще лучами солнца, тихим шелестом струй фонтанов. Ивисон стояла на тропинке, рассматривая недавно высаженную лилию. Цветку, похоже, нравилось то место, где он был посажен — он сразу же пошел в рост, и смотреть на него было на редкость приятно. Девушка поправила тугую косу серебристых волос, прищурилась, осторожно наклонила лейку, орошая землю. На аллее послышались шаги, и она повернула голову, чтобы узнать, уж не Хранительница ли это сада. Она очень хотела показать Каталин эту лилию. Работать под началом хрупкой, но строгой девушки она начала не так давно. Каталин пока не поручала ей серьезных задач, проверяя, насколько Ивисон справляется с растениями. Но по аллее шел юноша. Ивисон так и застыла с широко открытыми глазами, почти не дыша, пока он проходил мимо, таким красивым он ей показался. Солнечный свет играл в прядях его волос, а глаза казались зелеными, как молодой крыжовник. Скоро Ивисон узнала, что зовут загадочного красавца Тимони, он ученик Редрина, постигает магию под его началом. С тех пор она часто тайком наблюдала, как совершенствуются юные маги. Она искренне радовалась успехам Тимони, только иногда качала головой, когда тот принимался спорить с одной из девушек-волшебниц. Та почти всегда оказывалась права, а Тимони никак не хотел признавать ее таланта. Может быть, Ивисон перестала бы наблюдать за ним, если бы не один случай, открывший ей истинную душу порывистого юноши. В парке часто играли дети. Однажды несколько ребятишек лазали по большому дубу. Ивисон просила детей спуститься — дерево было старым, требовало уважительного отношения, но они были слишком увлечены игрой и словно не замечали чужих слов. Ивисон почти отчаялась, когда заметила на аллее Тимони. Она уже хотела осмелиться и попросить отправить ребятишек на землю с помощью магии, как вдруг один из малышей все-таки сорвался с ветки, как она и предчувствовала. Тимони отреагировал мгновенно — заклинание серебристой воздушной волной окутало падающего ребенка, и хоть Тимони сам едва удержался на ногах, малыш оказался на земле живым и невредимым. Такой же волной Тимони снял с дерева остальных, собрал вокруг себя и долго разъяснял им, как опасны подобные игры. Ивисон была восхищена, дети слушали его, раскрыв рот. Улыбнувшись напоследок, Тимони оправился туда, где уже заждался Редрин, а она все смотрела ему вслед. Скоро Ивисон больше не могла скрывать от самой себя — да, она влюбилась. Так влюбилась, что увидела его отцом своих детей. Но как же открыть ему свои чувства? Лишь однажды она сумела преодолеть нерешительность и втянула Тимони в круг танца на празднике. Одно из самых счастливых воспоминаний — так долго быть с ним рядом и смотреть ему в глаза. Счастливей ее тогда не было никого во всем мире. Ивисон долго сама себе не могла поверить, но была убеждена, что заметила во взгляде пробуждение ответного чувства. Она не успела придумать предлог для новой встречи — Тимони исчез. Ивисон долго ломала голову, что произошло, пока не отправилась к Редрину. Тот поведал ей, что Тимони и Лайли в путешествии, стоит только подождать, и возлюбленный вернется. Тогда-то она и сможет рассказать ему, о чем тоскует ее сердце. Она верила — Тимони вернется. *** Ивисон открыла глаза. Она всегда просыпалась за час до рассвета, когда небо только начинало светлеть, но сегодня ей показалось, что ночь не ушла. Поднявшись, Ивисон приблизилась к окну, отодвинула тонкую ткань, чтобы выглянуть в маленький сад. Все словно было бы тем же, и в то же время казалось померкшим, выцветшим… Ненастоящим? Ивисон сморгнула слезу, та покатилась по щеке. В груди разливалась боль, зародившись крохотным угольком, вскоре она заняла собой все, мешая дышать. Ивисон не заплела волос, надела слишком легкое, не по погоде платье, бездумно вышла из дома, не закрыв двери. Она шла по пустынным еще улицам, не замечая, что осталась босой, а боль окутывала все мысли. Дорога сама собой привела ее к дому Редрина, и тот вышел навстречу. Лицо его было печальным, и Ивисон протянула к нему ладони. — Что случилось? — спросила она, и Редрин обнял ее, будто собственную дочь. — Не знаю, — ответил он. — Связь… Наша связь оборвалась. Он опасался назвать причину. Что может быть страшнее потери того, кто еще даже не был твоим, но кому сам принадлежал всем сердцем? Как объяснить глупой душе, что его нет? От невыносимой боли у Ивисон немели пальцы, она не чувствовала ни солнечного тепла, ни ветра, и если бы разразилась буря, не заметила бы дождя. Внутри нее разрасталась пустота, пожиравшая все воспоминания, все мечты. Она стирала память об улыбке, о звуке голоса, она уничтожала надежды на объятие, на общий дом, на прогулки вечерами. Ивисон не могла даже плакать от боли, что сжала ее сердце. Одно лишь желание у нее осталось — дождаться возвращения Лайли, узнать, что случилось. Смыслом жизни стало это ожидание. *** Истинная любовь не заканчивается, если кто-то из влюбленных ушел из жизни. Она живет призраком, памятью, теплом и печалью, нежностью и болью. Иногда — только болью. *** Свинцово-серые тучи, тяжелые и наполненные снегом, висели низко над горизонтом, не желая двигаться, точно размышляли, просыпаться ли здесь и сейчас или немного подождать. Опавшая листва, темная и мокрая, покрывала землю, голые ветви деревьев трепал ветер, точно желал и их оборвать вслед за листьями. Студеный воздух был кристально прозрачен. — Что здесь случилось? — почти испуганно произнесла Лаон. — О! Все же мы на Летинайте! — Речь вернулась! — радостно подхватили Алети и Миэки. — Мы снова можем говорить! — Почему так холодно? Почему осыпались листья? — Марафел огляделся. — Отчего такая тишина, и птичьих трелей не слышно? — Поздняя осень, — Ниа Бейби Нак сказал это мягко, но его голос заставил всех обернуться. — Всего лишь осень, — Каталин со вздохом подняла последний еще яркий лист с жухлой травы. — А мы уже успели испугаться. Мы так задержались в пути. — Мэрмаонин, — белый конь переступил с ноги на ногу. — Месяц, когда осень засыпает на ладонях зимы. — Это и есть ваш мир? — Айкен привлекла всеобщее внимание. — Да, это Летинайт. Мы в саду Бейби Нака, — отозвался Ниа Бейби Нак. — Дитя чужого мира, ты чувствуешь неловкость? Айкен не успела ответить. — Слишком холодно, — вздохнула Лайли. — Надо скорее отправляться в дом, к теплому камину, — она очень устала. Открыть портала, пусть и с помощью силы Ниа Бейби Нака, оказалось непросто. Лайли чувствовала, что вот-вот упадет прямо на прелую листву и вряд ли сумеет снова подняться. Марафел украдкой взглянул на нее и тут же обнял, испугавшись ее бледности. — Я ждал вас намного раньше, — голос Нака, появившегося в волне тумана, был радостен и печален одновременно. — Все вы вернулись иными, более взрослыми, с печалью в сердцах. Один из вас не вернулся вовсе. Они молча переглянулись. Гибель Тимони казалась чудовищной ошибкой, которую Нак будто бы мог исправить. — Слишком холодно, — продолжал тот. — Вам пора согреться у камина, взять в ладони по чашке чая. В ту же секунду Лайли и Марафел, Каталин и Айкен оказались в гостиной, где их ждали мягкие кресла и изящный столик, где застыли чашки с горячим чаем и блюдо со всевозможными печеньями. Кони же переместились в конюшню — большую и светлую, теплую и полную любопытствующих. Нак появился на ковре у большого камина, черный, как сама ночь. — Никто не должен знать, где вы были и что видели. Мне не под силу унять горечь потери, только время будет врачевать эту рану. Сожалею, что не смог предположить такого исхода, и все же… — он замолчал, продолжив лишь через несколько минут. — Тимони ушел из жизни, потому что оставался на пути Света. Главный выбор он сделал верно, — Нак печально качнул головой. — Милая чужеземка, думаю, ты не должна открывать, откуда появилась на Летинайте. И в то же время я не вправе брать с тебя обещание, что ты так-таки никому и не расскажешь. Скорее всего, вмешается любовь, а где это светлое чувство — там и откровенность. Полагаю, ты сумеешь разумно распорядиться своими знаниями и не станешь искать в нашем мире того, чего здесь нет и не было никогда. — Смогу ли я полюбить кого-то кроме Тимони? — Айкен отвела взгляд. — Сможешь, — без сомнения ответил Нак. — Не он ли говорил, что чувство твое — не истинное? — он внимательно посмотрел на Айкен. — Как только начнешь забывать темную сторону собственного мира, и чувство схлынет. — А если я не хочу, чтобы это случилось? — Айкен вытерла выступившие слезы. — Не хочу предавать его память. — В чем тут предательство? Тимони хотел, чтобы ты здесь стала счастливой, а что за счастье без любви? — Нак поднялся. — Ты поймешь. Ты любишь его, вижу, но это — не та любовь. Он был тебе другом, старшим братом, и эти чувства сплетены из того и другого. Но так не любят того, с кем делят жизнь. Скоро ты почувствуешь это и сама. — Не надо заглядывать в будущее, — Каталин строго взглянула на Нака. — Это не приводит к добру. Цена предсказанной судьбы слишком высока. — Вы изменили жизнь целого мира, вот какова была эта цена, — кивнул Нак. — Забудь, что есть это ужасное слово! Цена! Я слишком многое узнал, пока вы были в том мире. — Ты был с нами? — спросила Лайли. — Видел и слышал то, что происходило с нами? — Я видел ваши сны, — он вздохнул. — Не в силах прийти на помощь, ободрить, дотянуться до вас. Знаешь ведь, сила магии не безгранична, она имеет свой предел, преступить который никто не может. — Станем ли мы прежними? — Марафел поднял голову от чашки чая, в которой бесцельно болтал ложечкой. — А нужно ли тебе это? — Нак покачал головой. — Вы вернулись взрослыми, а уходили детьми. Неужели ты хочешь стать ребенком снова? Вычеркнуть из жизни то, что вам пришлось пережить — слишком жестокий ход. — Хочу забыть, что чувствовал тогда, — Марафел взглянул на Лайли. — Хочу забыть об этом! — Ты не так слаб, как думаешь, — Нак отвернулся к огню. На долгое время установилось молчание. Наконец он заговорил снова. — Тимони был связан с девушкой по имени Ивисон. Она ждала его, и если бы он вернулся, открыла бы ему свое сердце. Тимони не придет к ней и никогда не обнимет ее. Рана не затянется, сколько бы времени ни прошло. Ивисон ждет, она, как и все вы, имеет право на счастье, но не сможет его достигнуть. Возможно, ты единственный, кто поймет ее в полной мере, Марафел. Ты — переживший это, знающий такую же боль. Хочешь забыть об этом? Вычеркнуть часть самого себя? — Ивисон?! — Каталин закрыла лицо руками. — Бедная девочка! Как же она будет жить теперь? — Как будто ее лишили сердца, — отозвался Марафел, хотя Каталин и не обращалась к нему. Снова комната погрузилась в тишину. За окнами медленно полз туман, сумеречно-лиловый, полный невыразимого очарования и отчего-то тоски. Он нес воспоминания, шептал о несбывшихся надеждах, задевал тайные струны души. Когда исчез Нак, никто не заметил. Огонь в камине прогорел, оставив после себя рубиновую россыпь углей… *** Утренний туман едва касался лица Марафела. Только-только рассвело, в саду было холодно и сумеречно. Марафел пришел к замолчавшему перед зимними холодами фонтану еще в ночном мраке, когда далекие звезды смотрели с небес. Прохлада осени уже давно заставила его дрожать, но идти в дом он не хотел, боясь столкнуться там с кем-нибудь, кто захочет поговорить с ним. Произошло столько всего. Он не хотел обсуждать, мечтая обрести вновь гармонию и спокойствие, покинувшие его в тот миг, когда глаза Тимони закрылись навсегда. Марафел поправил плащ в тщетной надежде, что от неловкого движения станет теплее, ссутулился и вздохнул. Чаша фонтана была еще полна воды, несколько листьев печально покачивались на водной глади. — Совсем замерз, — спокойный голос Лайли разбил утреннюю тишину. Она опустила ладони на плечи Марафелу. — Доброе утро, — отозвался он, чувствуя, как от ее пальцев бежит волна почти обжигающего тепла. В душе тоже всколыхнулись волны жаркого чувства, захотелось навсегда замереть, лишь бы Лайли осталась рядом, окружая его запахом сухих трав. — Доброе, — Лайли склонила голову к его плечу, чтобы заглянуть в лицо. — Отчего ты сидишь здесь? — Хочу понять, как мне жить дальше, — он вздохнул. Теплые грезы пришлось забыть, гармония и спокойствие снова бежали. — Тимони не должен был погибнуть так! Я… я думал, что он вернется на Летинайт, что Редрин сумеет научить его, что он избавится от Тьмы… — Увы, — Лайли печально покачала головой, обошла скамейку и присела рядом. — Это не твоя вина. Ничья вина. Скорбь душу рвет на части, но поверь, не стоит останавливаться на этом. Помни его. — Помнить… — Марафел склонил голову. На щеках Лайли прохлада осени нарисовала румянец, глаза, из-за того, что света пока слишком мало, казались темными, завиток волос упал на лоб. Марафел сглотнул, осознав вдруг, что настал тот самый момент, которого он так ждал с первого мгновения, когда снова увидел ее. — Кое-что я не успел сказать тебе. — Не успел? — она улыбнулась. — Так скажи теперь. — Я… — он вдруг тоже улыбнулся. — Слишком глупо, нет? Ты и без слов все знаешь. — Говори же! — Лайли нетерпеливо повела плечами, отчего лента в волосах развязалась, и пряди упали на грудь. — Люблю тебя, — он вздохнул. Сердце забилось быстрее, словно он долго бежал. — Я точно это знаю. Мое чувство не менялось, как бы далеко ни была ты. Даже когда я считал, что тебя больше нет, я не переставал любить тебя. Страшно было никогда тебя больше не встретить, — он посмотрел на собственные ладони. — Хотелось бы забыть то время, когда не знал, что ты жива. Это были самые черные дни. Он замолчал на миг, и налетел ветер. — Хочу бесконечно быть рядом с тобой, куда бы ни шла ты, следовать за тобой. — Люблю тебя, Марафел, хотя порой ловлю себя на мысли, что не знаю даже, когда успела полюбить, — Лайли покачала головой. — Но ведь это потому, что наша любовь — истинная, ведь так? Вспыхивает внезапно, и потушить ее ничто не способно. Даже разлука… — Даже смерть. Ты ведь сама это понимаешь, — он замолчал. Они вспомнили Ивисон, что так ждала Тимони. Ее чувство не умерло вместе с ним. Марафел взглянул на Лайли искоса и добавил: — Пойдем в дом, тут и правда холодно… — Пойдем, — Лайли поднялась, быстро склонилась к нему и поцеловала в губы. — Пойдем, любимый. *** Они остались в Бейби Наке ненадолго, и в основном из-за Каталин — она отбирала семена и черенки, которые собиралась забрать с собой. В итоге получилась довольно увесистая сумка. Осень моросила дождями, окутывала город по утрам и в сумерках серебристыми туманами, дышала первыми заморозками. Казалось, что небо навсегда затянуто тучами, как их души затянуло печалью. Но все же постепенно тоска истиралась, превращаясь в спокойную грусть, уже не рвущую душу на клочки, а только тихо ворочающуюся в самом дальнем углу. Только Айкен грустила больше других. Летинайт казался ей чужим, хоть Марафел и Лайли всегда были рядом, утешая ее. Они показывали ей Бейби Нак, порой блуждая среди просторных улиц, вымощенных светлым камнем, рассказывали ей легенды о Летинайте, пели ей песни, но она не могла не видеть, что их взгляды обращены друг на друга. Нак и Ниа Бейби Нак куда-то пропали, и как ни желала Лайли поговорить с ними, не появлялись, и никто не знал, где их искать. Однажды в тихий осенний день, когда дождь окутал все вокруг, Айкен сидела у окна, выходившего в сад, кутаясь в пушистую серо-белую шаль. Капли катились по стеклу, словно слезы. Айкен так глубоко задумалась, что не заметила ни как Марафел и Лайли покинули комнату, ни как в дверях замерла Каталин. — Не хочешь ли пойти со мной? — спросила она, почувствовав, что ожидание, когда Айкен сама ее заметит, тщетно. — С тобой? — Айкен медленно повернула голову, плотнее натянув на плечи шаль. — Там холодно и дождь. Каталин была одета тепло, ее окутывал тяжелый плащ, так что сразу становилось понятно — она собралась к садовникам Бейби Нака. — Ты совсем раскисла, — Каталин улыбнулась. — Дождь не проберется под теплую одежду, прохладные поцелуи капель лишь вернут тебе бодрость. Холодно? Ну да, ведь уже осень, — она чуть качнула головой. — Мы все грустим о Тимони, но только тебя его образ не отпускает, призраком скользит рядом. Ты будто запрещаешь себе жить. Марафел и Лайли отчаялись привести тебя в чувство, — Каталин вздохнула. — Им, конечно, интереснее искать общее друг в друге, открывать друг друга, как шкатулку с чудесностями. — Я не просила развлекать меня, — Айкен поднялась и отвернулась, положив ладонь на стекло. — Не стоит. Сама во всем разберусь. — Ты стала нам другом, бросают ли друзей, когда они в беде? — Каталин потянула шнуровку плаща, почувствовав, что разговор явно затягивается. Она опустилась на одно колено, начиная расшнуровывать сапоги. — Я не в беде, — в голосе Айкен не было уверенности. — Да? — Каталин взглянула на нее снизу вверх, сдула выбившиеся на лоб из косы прядки. — Поговорим?.. Прости, я не обращала на тебя должного внимания слишком долго. Моя страсть к растениям должна иметь предел. Я позволила тебе укрыться среди грусти и печали, а влюбленные и не заметили, что ты не слушаешь их. — В чем ты виновата? — Айкен склонила голову. — Совсем тебя не понимаю. Тимони больше нет, я оплакиваю свою любовь к нему. Разве это неправильно? — Хочешь поговорить с ним? — Каталин наконец расправилась с сапогами и, подойдя к Айкен, тоже всмотрелась в дождь. — Если попросить Нака отправить нас к Рейниар, то она сможет разговорить его душу. Слова понять будет трудно — ведь это будет звон колокольчика. — Душа стала колокольчиком, — вспомнила Айкен. — Кто такая Рейниар, почему колокольчик не звонит сейчас? — она искоса посмотрела на Каталин. — Колокольчик поет лишь в саду Рейниар. Она не забирает его потому, что мы должны отвезти душу Тимони Ивисон, той девушке, что так любила его. Рейниар хранит души умерших. Мудрая и бессмертная, она живет в магическом отражении нашего мира и бережет нас… — Каталин пожала плечами. — О ней многое рассказывают, но мало кто знает на самом деле, отчего она такая, какая есть. — И ты не знаешь? — Айкен уже готова была услышать новую легенду, из числа тех, что так прекрасно рассказывала Лайли. — Нет, я не знаю, — Каталин усмехнулась. — Дело магов — знать легенды. И Знающих. Они могли бы рассказать, но я… только и могу, что говорить о растениях. — Я уж надеялась, — Айкен разочарованно покачала головой. — Зато могу сказать, что от твоей печали даже домашние цветы готовы потерять листья. Ведь они чувствуют и разделяют с тобой тоску. — Разве? — теперь Айкен ощутила легкий укол стыда. — Цветы все понимают, — Каталин повернулась к ней. — Пойми правильно, я не прошу тебя не грустить, но погружаться полностью только в тоску… Так ты не станешь счастливой. — Не знаешь, куда могли отнести цветок, что стоял у меня в комнате? — Айкен не хотела продолжать разговор, но вспомнила, что сегодня утром цветок с подоконника в ее комнате забрала девушка. Лицо ее было взволнованным. — Он заболел? Скорее всего, в оранжерею, что наверху, — Каталин протянула ладонь. — Хочешь, отведу тебя туда? Цветы с радостью поделятся с тобой и светлыми эмоциями. Они это умеют. Если будешь сидеть тихо и не шевелясь, то услышишь, как они поют, когда растут и открывают цветки. — Никогда бы не подумала. Тогда покажи мне, пожалуйста! Отступила ли тоска? Нет, но Айкен впервые внимательно прислушалась к тому, о чем ей говорили, пусть даже это были истории о цветах. *** В открытое окно влетал ветер, ронял на светлый пол капельки влаги. Лайли смотрела на дождь, улыбаясь. Марафел сидел у стола и читал. Пожелтевшие страницы книги чуть подрагивали от забравшегося в комнату сквозняка. Лайли укладывала вещи, а Марафел давно справился с этим, потому и отдыхал, погрузившись в чтение. — Знаешь, — голос Марафела был задумчив, он держал между пальцами страницу, точно не решил еще, перевернуть ли. — Хочу построить дом… но где? — Хочешь знать мое мнение? — Лайли откинула тяжелые волосы за спину, обернулась к нему. — Возможно, поблизости от городского парка. Там есть пустырь, сплошь заросший высокими цветами… Каталин, верно, знает, как их назвать… — Да, хорошее место, — кивнул Марафел. — Но у меня есть к тебе одна просьба, боюсь, ты можешь расстроиться, если я скажу. — Какая же? — Лайли недоуменно нахмурилась. — Что такого можешь ты попросить, чтобы я расстроилась? — Я должен все сделать сам, без помощи магии, — Марафел отпустил страницу, и она с шелестом легла на место. — Это не обидит меня, — Лайли улыбнулась, подошла к столу, взглянула на раскрытую книгу. В ней были чертежи. — Я буду помогать тебе, только если ты попросишь, — она легко поцеловала его. — Только так я смогу удостоиться имени мастера, — произнес Марафел тихо. — Благодарю, что понимаешь. До сих пор им обоим порой снились кошмары, когда языки пламени разделяли, уничтожая все, к чему они так долго шли. *** Каталин вела Айкен по оранжерее, рассказывая о цветах, укрывшихся под стеклянным куполом от осенней непогоды и зимнего холода. Здесь было светло от магических звезд, неподвижно зависших на самом верху, тепло, и цветы продолжали расти и цвести. Айкен долго рассматривала миниатюрный пруд, где распустилась белоснежная лилия. Она никогда не видела таких прежде. Каталин же обернулась, ощутив внимательный взгляд. Белоснежный конь с золотой гривой, заплетенной в многочисленные тонкие косички, молча смотрел на них. — Ниа Бейби Нак, здравствуй, — поприветствовала Каталин. — Мне совестно, что я исчез, даже не успев как следует поблагодарить вас, — конь фыркнул. — Отчего так печальна Айкен? — Она тоскует по Тимони, — ответила Каталин, Айкен пожала плечами. — Тимони не вернуть, — Ниа Бейби Нак качнул головой. — Он слишком изменился, даже любовь не сумела бы позвать его назад. Знаешь ведь, Каталин, некоторые маги, по которым так истинно и бесконечно страдали любящие сердца, возвращались, чтобы беречь любовь, — он помолчал немного. — Викторей… — вспомнил он имя. — Это случилось так давно, что река времени унесла воспоминания, оставив лишь сухие наброски некогда красочных картин. — Что же мне делать теперь? — Айкен вздохнула. — Боль не уходит по желанию. — И ты не жаждешь ее отпустить, — он переступил с ноги на ногу, отвернулся. Белоснежный цветок жасмина упустил лепесток, и тот, плавно покачиваясь в воздухе, упал прямо на зеркало пруда. — Отпусти Тимони. Боль останется болью, но станет меньше тревожить. Научись улыбаться красоте мира вокруг. Она бесконечна, но изменчива. Взгляни, облетит цветок, но появятся другие, пожухнет трава — весной зазеленеет новая. В твоем сердце есть место для любви, и она будет истинная. — Сколько можно твердить мне об этом! — Айкен сложила руки на груди. — С чего мне в это верить? Как мне предать его память, как? — Предать? Зачем? — Ниа Бейби Нак удивился. — Разве я об этом говорил? Не предавать его, а вспомнить, что кроме прошлого есть и будущее. Цель и смысл твоей жизни разве умерли вместе с ним? — Не знаю, — тихо ответила она. Ниа Бейби Нак печально покачал головой и растворился в воздухе, словно туман под солнечными лучами. — Отчего ты все время говоришь о предательстве? — Каталин взглянула в лицо Айкен, а та пожала плечами. — Я плохо знала Тимони, но грусть о нем мне знакома. Печально и Лайли, и Марафелу, но кто из нас решил остановиться на этом? Мы помним и живем ради него. Он подарил нам эту возможность. — Ради него? — Айкен вздохнула. — Как это? — Пока он в нашей памяти — он с нами, — объяснила Каталин. — Мы помним его живым, помним его смелость. Он с нами — в наших сердцах. — Он остался с нами, — покачала головой Айкен. — Цветок, что сейчас подхвачен ветром, вчера дарил мне аромат, и я помню, каким он был вчера. Даже буря не отберет этого. — Так и есть, — Каталин улыбнулась. — Попробуй жить, Айкен! Зачем убивать себя тоской? — Прости, — Айкен на миг закрыла глаза. — Прости, мне еще нужно осмыслить это. *** Следующим утром осенние тяжелые тучи уступили солнечным лучам, потеплело, хотя воздух остался сырым. Небо сияло чистейшей лазурью, такой яркой, какой она бывает лишь после осенних дождей. Каталин и Марафел очень хотели снова увидеть Бэан, Лику и Ларо, Айкен было все равно, как именно путешествовать и куда отправляться, Лайли тоже не стала возражать им, потому, на рассвете распрощавшись с Наком и Ниа Бейби Наком, четверо отправились через парк к реке. «Алая звезда» лениво покачивалась у пристани, на корабль почти никто не поднимался. Бэан скучала, опираясь локтями на борт. Она сразу узнала Каталин и Марафела. — Здравствуйте, путешественники. А где же ваши доблестные кони? — обратилась она к ним. — Решили остаться здесь, в Бейби Наке, — отозвалась Каталин. — Здравствуй, Бэан. Эльфийка улыбнулась, кивнула Айкен и Лайли, когда Марафел представил их. Она сделала несколько шагов, и тяжелый плащ, окутывавший ее, чуть распахнулся. Тогда все заметили, что как изменилась ее фигура. — Ты ждешь ребенка! — воскликнула Лайли. — Прекрасно! — Да, — Бэан откинула со лба прядь волос, оглянулась на супруга, чем-то занятого на носу корабля. — Раздумываю, не стоит ли нам отдать корабль, чтобы осесть в каком-нибудь городе или выстроить домик на берегу реки… Но потом понимаю — сердце мое не сможет без «Алой звезды». — Поэтому ребенок будет расти здесь, — улыбнулся Марафел. — Ему наверняка это понравится. — Или ей, — добавила Лайли. *** Когда корабль мягко качнуло, и он оторвался от пристани, неспешно распустил паруса и двинулся по реке, Айкен удивленно осмотрелась: — А где же команда? Как он смог распустить паруса? Почему никто не следит, куда он плывет? Где рулевое колесо? — «Алая звезда» нуждается лишь в том, кто будет дуть в раковину, выпевая приказы, — Марафел улыбнулся. — Это магия, Айкен. Вот для чего она служит. — Снова магия, — она нервно вздохнула. — Говорящие кони, корабли бегут сами по себе. Вода нагревается сама собой прямо в доме, не нужно идти за ней к колодцу! В оранжереях тепло, но нет каминов и печей, а свет в ней дарят не свечи и факелы, а тысячи маленьких звезд. Все — магия... — Разве плохо? — переспросила Лайли. — Что из этого противоречит гармонии мира? — Ничто, — согласно кивнула Айкен. — Но я не могу никак понять, отчего же в моем мире к магии относятся, как ко злу? — Потому что есть те, кто хочет оставаться выше других, — Каталин развела руками. — Я этого и сама не понимаю. Если ты выше, разве не больше у тебя ответственности? Все замолчали. Бэан подошла к ним совершенно бесшумно. — Помнится, в прошлый раз вы обещали мне историю, — заметила она, улыбаясь. — Путешествие наше будет неспешным, когда сумерки и туман обнимут Северную Звезду, наш корабль пристанет к берегу, но сейчас ярко светит солнце. — Историю? — Каталин вскинула голову. — Что же… Это трудно, потому что путешествие наше оказалось не таким уж веселым. Ниа Бейби Нак просил никому не рассказывать, что им пришлось пережить, поэтому вопрос Бэан поставил их в тупик. — Зато я могу рассказать сказку, — Айкен чуть отвернулась. — Сказку о том, как трудно отыскать истинную любовь. — Трудно? — удивилась Бэан. — Да, такая вот сказка, — Айкен виновато улыбнулась. — Давно, может быть, даже не в этом мире жила девушка… Рассказ Айкен только поначалу казался вымыслом. Скоро Марафел понял, что она открывает собственные страдания, рассказывает о своих поисках, о жизни, которая у нее была. Рассказчицей она оказалась прекрасной, и вскоре все переживали за героиню, пытались подсказать ей, вздыхали и удивлялись. Так время прошло незаметно. — Стоя на пристани, девушка вдруг поняла, что корабль унесет ее наконец к тому, кто и станет ее истинной любовью, — закончила Айкен и замолчала. Сумерки вуалью укрыли ее лицо. — И мы почти прибыли, — Бэан поднялась. — Благодарю за чудную сказку, таких мне не рассказывал никто. — Ее диктовало сердце, — откликнулась Айкен. Корабль мягко ткнулся в доски причала. Попрощавшись с Бэан, они некоторое время в нерешительности стояли на влажных камнях набережной. Космы серебряного тумана скользили от реки, мягкими облаками просачиваясь на улицы города. — Эй! Так и знала, что встречу вас сегодня! — звонкий голос и перестук копыт разрушили тишину. Тележку Лики теперь везли два статных коня. — Куда девались пони? — удивилась Каталин. — Вас так много! Мои пони не смогли бы везти вас. Ларо предложил попросить помощи у этой парочки. — Садитесь, — важно кивнули оба коня. *** В доме было тепло и пахло травами. Ларо встретил всех еще на крыльце, а теперь сидел за столом, чуть улыбаясь. Лайли прищурившись, заметила, что он мог бы развить магический дар, но эльф только отмахнулся, ответив: «Мне не до того». Разговор не клеился, сколько Лика ни старалась, Каталин вообще отправилась спать, почувствовав огромную усталость, Марафел вспомнил давний кошмар, но пересказать его ни Лайли, ни Ларо не сумел, и это тяготило его. Только Айкен, казалось, не чувствовала, что повисшее молчание становится все тяжелее. — Марафел, сыграй, я хочу танцевать, — внезапно сказала она. Он послушно вытащил флейту, радуясь, что музыка поможет забыть о разговорах, однако мелодии, что приходили ему, звучали печально. Он уже испугался, что Айкен откажется, но она танцевала медленно, отрешившись от всего. Лайли, засмотревшись на танец, улыбнулась и выпустила с ладони несколько магических огоньков, последовавших за движениями танцовщицы. Лика запела, тихо и на эльфийском, вплетая голос в мелодию флейты. Ларо же словно застыл, крепко сжав в ладонях чашку чая. Постепенно печаль и задумчивость отпускали, Марафел заиграл быстрее, и Айкен легко поймал новый ритм. Она словно парила в музыке, совершенно не обращая внимания ни на что вокруг. Лайли не удержалась, сорвалась с места, тоже вступив в танец. Когда они уставшие и разрумянившиеся снова уселись за стол, Ларо заметил: — Вряд ли вы ответите, ида Айкен, и все же… Вы пришли сюда из иного мира, чтобы унести с собой мое сердце? Я ждал вас, но, как оказалось, это произошло слишком скоро. Лайли недоуменно склонила голову, пытаясь понять слова эльфа, а Лика укоризненно взглянула на брата: — Зачем ты обращаешься к Айкен так? Она никак не старше нас, и мы друзья, зачем же ты отталкиваешь ее, называя ида? — Мне все равно, я не знаю этого обращения, — отмахнулась Айкен. — И не понимаю, почему должна забрать твое сердце, Ларо. — Но ведь именно так ты и поступила, — ответил он тихо. — Пришла, не спросившись, как солнечный луч, как дуновение ветра, как дождь в засуху. Пришла, чтобы я... Лайли и Марафел переглянулись, Лика нахмурилась. Айкен серьезно смотрела в глаза Ларо. — Я не знаю истинной любви, — сказала она. — Доверять своему сердцу снова я не могу, что если это ошибка? Сколько раз такое со мной приключалось, в чем разница? — Зато я доверяю себе, — он чуть сощурил глаза. — Взгляд и голос, аромат волос, движения твоего танца — я ждал и искал именно это так долго. Нет никого, кто заменил бы мне тебя, — Ларо нервно поднялся. — Хочешь проверить свои чувства — я не стану держать. Мне остается только ожидание. Он вышел из комнаты, а через пару минут и входная дверь мягко хлопнула, выпустив его в серебро тумана. — Первый раз вижу его таким, — недоуменно протянула Лика. — Обычно он предлагает заглянуть в будущее каждому, кто приходит в дом. Он кажется серьезным, но на самом деле для него это — любимая игра. Сегодня он как будто заглянул в собственное будущее. — Любовь ли это? — Айкен опустила голову. — Или снова обманка? Как я часто обманывалась! Боль от потери Тимони еще свежа. — Но ты ведь помнишь… — начал было Марафел, но Айкен закончила фразу за него: — Тимони мне как старший брат! — она сжала ладони в кулаки, точно собиралась ударить по столу. — Что с того?.. Я не могу понять ни себя саму, ни кого-то другого. — Ларо действительно заглянул в собственное будущее, — заметила Лайли. — Поторопился. Айкен вздохнула и обратилась к Лике: — Если я останусь здесь, ты не будешь против? — Нет, танцовщица, — хмыкнула та. — Тогда мне стоит попрощаться с вами, друзья мои. Останусь, чтобы понять, что такое любовь. Пусть это станет моим смыслом жизни… *** В город Берд Лайли решила отправиться магическим путем. Им не хотелось брать лошадей, и если до Серебряной звезды иначе как на корабле добраться они не могли, Лайли ведь никогда не была там, то на родные улочки попасть было проще простого. Марафел отдал согретый некогда солнцем другого мира янтарь Айкен. Кусочек золотистого солнечного света — единственное, что могло рассказать ей о доме. Она долго держала его в ладони, прежде чем что-то ответить. Айкен почувствовала то, о чем Марафел даже не догадывался — осколок янтаря, заботливо обкатанный прозрачными водами, может привести ее обратно. Время словно замерло в миг прощания. Не было нужды говорить, ведь слова не могли выразить того, что происходило с сердцем. Обещания и пожелания доброго пути уже прозвучали, и остался только вздох, один-единственный — пока те, кто провожает, и те, кто уходит, смотрят друг на друга. С шелестом развернулась магическая арка, Каталин шагнула первой, затем прошли Лайли и Марафел, плечом к плечу. Еще несколько мгновений магия удерживала врата, но с порывом ветра они искрами и звездами рассыпались и полностью погасли. Айкен смахнула слезы, в этом мире не осталось рядом никого, кто знал, что она пережила, чтобы попасть сюда. — Не плачь, — Ларо подошел ближе и голос его был мягок и печален. — Не плачь, милая. Мы отправимся к ним, когда снега растают и зеленая листва зашелестит нам о лете… — Отправимся к ним? — переспросила Айкен. — Конечно, — Лика усмехнулась. — Конечно! Разлука — лучшая проверка для любых чувств, будь то любовь или дружба. — К тому же ты можешь отправить им письмо, — тут уже улыбнулся и Ларо. — Письмо? — удивилась Айкен. Отчего-то ей было слишком трудно принять, что магия не забрала их туда, куда не могут дойти письма. — Письмо, — подтвердила Лика. — Я помогу тебе освоиться. *** Лайли нарочно открывала врата прямо в центр парка. Здесь, у фонтана, так любил отдыхать Редрин, что она живо представила, как он удивится, когда они шагнут из воздуха прямо к нему. Но вместо наставника на скамье сидела незнакомая девушка. — Ивисон, здравствуй, — сказала Каталин. — Каталин? — Ивисон вскинула голову, усталое лицо расчертили тени. — Я ждала вас. — Знаю, — Каталин подошла к ней и вытащила из-под плаща колокольчик. — Это принадлежит тебе. Ивисон поймала колокольчик на ладонь, и он мелодично звякнул. Лайли и Марафел одновременно обернулись друг к другу, крепко сцепив ладони. Им были близки мысли Ивисон, ведь они тоже едва не потеряли друг друга. — Что ты станешь делать дальше? — осторожно спросила Каталин. — Работать в парке, — Ивисон слегка улыбнулась. — Что мне остается? Уйти в сады Рейниар до срока? Разве это достойный поступок? Этого ли он хотел для меня? — Ты вправе избрать любой путь, — мягко проговорила Лайли. — Кто запретит тебе? — Ради любви к нему я буду жить, — Ивисон поднялась. — Я почти научилась радоваться солнцу и небу. Пусть все стало неярким и будто холодным, но я найду способ... — она не договорила. — Мне пора. Ивисон ушла, и они долго смотрели ей вслед. — Мне никогда не быть таким сильным и смелым, — заметил Марафел. — До сих пор боюсь той боли, что скрыта в воспоминаниях. — Ивисон преподала нам урок, — согласилась Лайли. *** Каталин привезла так много интересных саженцев, что это посчитали достойным поводом для городского праздника. Особенно восхищали всех скромные цветы, что некогда назывались ведьмины слезы, а теперь носили имя Таинали Маэй. Несмотря на прохладу, в парке было так много людей. Кружение пар под светом тысяч магических огоньков, звонкая музыка, где главную партию ведет флейта, — казалось, город забыл, что близится зима. Каталин не танцевала. Она улыбнулась, глядя, как Марафела вытолкнула вперед Лайли, но сама не поднялась со скамьи. — Отчего не танцуешь, ведь этот праздник для тебя? — мягкий голос прозвучал совсем близко, но Каталин не обернулась. — Не хочу танцевать одна. — Разве мало тех, кто хотел бы тебя пригласить? — он укоряет или посмеивается? — Но не пригласил тот, с кем я вошла бы в круг, — Каталин взглянула искоса, ее собеседник не отрывал взгляд от проносящихся пар. — Могу узнать, со мной ты ступила бы в круг? — что за эмоция проскользнула в его голосе? Каталин резко развернулась, глядя ему прямо в глаза, хотя для этого пришлось запрокинуть голову. — Можно ли отказывать тому, кто несет ответственность за судьбы всего города? Неужели ты мог подумать такое, Найфел? — Здесь я такой же гость, как и прочие, — он протянул ей руку. — Такой же? — она подала ему ладонь. — И предлагаешь только танцевать? — Вся наша жизнь — танец, — он притянул ее к себе, склонился и поцеловал. Мелодия закружила их, унося печали и воспоминания, а осеннее небо смотрело вниз, полное звезд, как парк был полон магических огоньков.