Мам, ну почему он?!

— Матушка, — поклонился Эрен, не глядя на Миро. Они только-только вернулись в замок, а с той сумасшедше долгой и невыносимой ночи прошло три дня. Эрен до сих пор вспоминал, как молил его, как стелился под ним, поддавался, захлёбываясь в слюне, кричал, срывая горло. И как потом, после не одного оргазма, поняв, что партнёр выжат досуха, а узел на руках растрепался — потянулся, снял повязку с глаз и оглянулся на него. И как встретился с его взглядом, как увидел в нём непонимание, а сам… очень умело изобразил ужас. Теперь они не разговаривали. Королева, встретив сына, обняла его крепко-крепко, чуть слезами не оросила, показывая, как сильно любит, а Миро стоял соляным столбом, и когда трогательность момента прошла, уточнил: — Я могу возвращаться к обычным обязанностям? — О, кстати об этом, — заулыбалась королева, и Эрен напрягся. — Я хотела предложить тебе продолжить охранять моего сына. Если, конечно, вы подружились. Пауза тянулась так долго, что Эрен мимо воли сжал кулаки посильнее. Если тот откажется — это всё. Гордость победила похоть. Хотя и не удивительно, он ведь сам виноват — снял повязку, а сейчас не мог точно сказать почему: чтобы появился шанс на повторение или чтобы так мелочно и жестоко отомстить? — Лучше я вернусь к старым обязанностям, — принял тот решение, и Эрен, сохраняя в голосе холод, а в голове рассудительность, признался: — Матушка, живя рядом с простыми людьми, я понял, что не смогу стать достойным правителем. Их жизни слишком значимы, чтобы я их разрушил своими нетвёрдыми руками и глупыми решениями. Пусть лучше рядом со мной будет кто-то сильный, кто сможет помочь, а не слабая женщина. Вторую такую как ты мне не найти. Королева охнула, бросила быстрый пронзительный взгляд на Миро, и дипломатично ответила: — Отложим такие сложные разговоры на потом. Ты наверняка голоден. Но если это так — я, конечно же, найду достойного человека. Того, кто сможет разделить с тобой тяготы правления. Когда Миро вышел — Эрен не стерпел и бросился матери на грудь, сотрясаясь в рыданиях. *** — Сколько лет ты мне служишь? — спросила королева, безучастно глядя в окно. Миро этот пустой взгляд пугал, но он не смел сказать ничего постороннего. Понятно, что до неё каким-то образом дошли его ошибки. Понятно, что их с рук ему не спустят. — Восемь лет. — И сколько из этих восьми лет ты защищаешь меня? — Три, — прошептал, сглотнув. — Ты умный мальчик. Ты всё схватываешь на лету. У меня были такие надежды на тебя… Миро чувствовал, как медленно затягивается удавка на шее. Из-за чего? Вывихнутых рук? Из-за… того случая в борделе? — Я всегда знала, что мой сын не справится с правлением. И надеялась, что ты ему поможешь. Становится немного понятнее, отчего та так много объясняла — каждый раз подписывая ту или иную бумагу, каждый раз вынося тот или иной приговор. — Я слишком рано вас связала? Кто из вас глупее?! Миро вздрогнул — королева никогда не кричала. И гнев никогда не касался её лица — присаживалась она всё с той же добротой в глазах: — Скажи мне, Миро, что ты к нему чувствуешь? Очень тонкий лёд, но врать ей бессмысленно: — Я не знаю… — Он тебя ломает, Миро. А ты его убиваешь. Так бывает, когда отрицаешь истину, когда пытаешься плыть против течения — больно и тебе и окружающим. А теперь уходи. Ему до конца не верится, что приговора не будет. И из-за первой же болтовни служанок хочется убивать: — Мара говорила, что предложит сегодня себя принцу… Кажется, он созрел… Их хихиканье, их тупые идеи, их продажные тела, извращённые мозги — всё это бесит до тёмных кругов перед глазами, и хочется размазать их по стенам, чтобы больше не болтали. Чтобы больше никто и никогда не слышал бреда, вылетающего из этих уст… И чтобы никто из них не смел дотронуться до этого глупого золотого мальчика, потому что уж он наверняка поверит их сладкой лжи. Стоит это понять, как ноги сами поворачивают в сторону его комнат. Как руки сами распахивают дверь, хватают эту тварь за волосы и вытаскивают в коридор, оставляют там, пока не свернули тонкую шею. А дальше… Эрен явно хочет сказать что-то глупое: накричать, вспомнив о гордости, выгнать взашей, а вместо этого болезненно молчит. И хорошо, потому что скажи что-то и Миро за себя не ручается — слишком ослаб самоконтроль, чтобы не среагировать. Молчание тянется напряжённой тетивой лука и каждый боится его нарушить — скажи что-то не то и лавина спустится, погребя под собой обоих. Наконец-то Миро кажется, что ноги перестают держать, и они подкашиваются, успев сделать пару шагов — как раз столько, чтобы оказавшись совсем рядом с сидящим принцем, уткнуться ему в колени лицом. Эрен, словно что-то понимает, не противится, падает на кровать спиной и бездумно запускает пятерню ему в волосы. И уже когда напряжение спадает, спрашивает: — Мама сильно разозлилась, да? — Она сказала, что хотела… поставить моей постоянной задачей помощь тебе. И я… всегда буду тебя оберегать. — Я попрошу её пересмотреть это решение. — Нет. — Уверен, она ко мне прислушается. — Нет, я… не из-за неё. Эрен хмыкает, поглаживая его по голове. И наконец-то подбирает слова: — Ты же знаешь, что и я никогда тебе ни в чём не признаюсь, потому что ты говнюк, не ставящий людей ни во что. Ты используешь их и выбрасываешь, а меня нельзя просто выбросить. Тот фыркает и чувствует, как живот под щекой вздрагивает. Тянет пальцы под рубашку с праздничным камзолом и легонько поглаживает кожу. — Я слаб, — признаётся Эрен и это даётся ему с трудом. — Поэтому всё, что могу — это быть использованным. Наверняка и муж от меня избавится, как только осознает мою бесполезность. Родись я женщиной — всё было бы проще. — Возможно, будь ты принцессой, я бы раньше всё понял, но… Мы такие, какие есть. — Что понял? — Что не смогу оставить кого-то столь слабого, — хмыкнул, убирая пальцы. — Но ты хотя бы не притворяешься. — О чём ты? — О том, что не позволю твоему мужу избавиться от тебя, ровно как и узурпировать власть. И в своей постели он тебя увидит только в брачную ночь. — Это ещё что за условие? — вяло возмутился Эрен, теперь несильно тягая его за пряди волос. — Это моё условие. Не знаю как, но ты меня сломал. Я больше ничего не понимаю, кроме того, что вынужден тебя защищать. И если я увижу вас вместе… Боюсь, моя тьма вырвется на волю. Прозвучало до того пафосно, что Эрен засмеялся. Но, подумав об этом, согласился: — По правде говоря, мне не очень нравятся мужчины. Если так думать, то проще найти жену, а ты будешь мои советником, да? Миро в этот момент надоело говорить, и он потянул за завязки на его штанах, переводя тему в совсем иное русло: — Хочу снова услышать твои стоны. Эрен смутился, но в следующую секунду охнул и гневно пожаловался: — У тебя руки ледяные! — Зато рот тёплый. И с этим Эрен не спорил. Как бы там ни было — если Миро пообещал всегда быть рядом и помогать-оберегать, то точно не нарушит слов. И раз уж так вышло, то и это к лучшему, потому что Эрену самому себе сложно было признаться, что после той ночи внутри что-то сломалось, перевернулось и полностью изменилось. Если он будет рядом — можно и попробовать править. Можно и… попытаться. Напрячься, поучиться чему-то у мамы, видя в будущем не сплошную беспросветную тьмы, а яркие лучики надежды…