***
Утром перед отправлением я проснулась слишком рано. Чтобы убить время, ещё раз проверила аккуратно сложенные в новенький чемодан (с чарами расширения и облегчения!) вещи. Клубничка всё это время усиленно путался под ногами. Мы аппарировали на платформу за полчаса до отправления, и там уже толпились люди. Провожающие обнимали детей, передавая им чемоданы и раздавая наставления. Непослушные чада норовили поскорее вывернуться из-под руки и нырнуть в поезд. — Миллисента, привет! — Трейси незаметно подошла ко мне, — пойдём, займём купе заранее, пока все не забиты. — Хорошо, сейчас, — и я повернулась к родителям, — ну, я пошла. — До свидания, Миллисента. Удачи, — сказал Малькольм. Урсула улыбнулась и потрепала меня по голове. Помните, что я говорила про тактильный контакт? Скоро они оттают до такой степени, что обнимать меня будут, как Дайре. Я поднялась в поезд, с трудом удерживая своего тяжёлого питомца в руках. Чемодан мне помог отлевитировать какой-то старшекурсник. В коридоре меня ждала Трейси. Болтая, мы вошли в свободное купе и удобно там разместились. Вскоре поезд тронулся. Сначала к нам в купе заглянул растерянный Невилл, искавший жабу, я предложила ему подойти к старостам. Потом неуверенно постучали, и вошла Ханна Аббот, робко представилась и спросила: — Извините, везде занято… можно я посижу с вами? — Конечно, проходи, — ответила я, пододвигаясь, — втроём веселее. — Но, эм… — начала было Трейси, и я пихнула её локтем. В эту же секунду дверь снова открылась, и в купе с пафосом вошёл Драко. За его спиной маячили Крэбб и Гойл. — Здравствуйте… эм, то есть. Булстроуд, ты не знаешь, в каком купе едет Поттер? — Ты ошибся дверью? Он едет через три купе от нас. И да, с ним Рон Уизли. Может, в фанты? — Не сейчас, — нашёлся Драко и быстро ретировался. — Что такое фанты? — спросила Ханна, когда за ним закрылась дверь. — О-о, очень интересная игра, — сказала я, широко улыбаясь и доставая из-под сидения шляпу. — Не сейчас, — попросила Трейси, — Ханна, лучше не спрашивай. Потом ты то-очно пожалеешь, уверяю. Когда подошла продавщица сладостей, я с радостью купила «Берти Боттс». В компании-то их есть всяко веселее. К несчастью, мне попались вкусы «грязь» и «перец». Трейси — с беконом и тыквой. А Ханна их пробовать отказалась. Наконец, наболтавшись и насмеявшись, мы уставились в окно, каждая размышляя о своём. У меня была большая проблема: Распределяющая шляпа. Во-первых: раз Шляпа — артефакт, работающий с разумом, то она запросто сможет меня раскрыть, как попаданку. Во-вторых: я не знаю, куда меня распределят. Следуя логике канона, Миллисенту должны отправить в Слизерин. Но это ведь не Миллисента. Это я. А ещё в моём мире всякие тесты на факультет кипели, стараясь определить мои качества, и отправляли то в Хаффлапафф, то в Слизерин. Отсюда следует проблема ещё большего масштаба: мне придётся выбирать между сторонами. Родители не были Пожирателями, они вообще не принимали большого участия в магических войнах, скрываясь за вековой защитой своего поместья. Но они явно больше сочувствовали Волдеморту, хоть и не ратовали за радикальные методы. Моё распределение, например, в Гриффиндор вызовет большой резонанс. Хорошо, что я хоть немного подготовилась к этой встрече: тщательно придумала «воспоминания» Миллисенты, которые нужно будет вытолкнуть на передний план сознания, когда буду сидеть с шляпой на голове. Осталось придумать, как это сделать, я ведь не менталист-профессионал. С другой стороны, у меня есть ещё одна неплохая тактика — психологическая атака, и там… у-у-у, держись, древний артефакт. За окном постепенно темнело, и все пейзажи — холмы с остатками древних замков и курганов (магические же места), реки, пустынные поля — становились неразборчивыми, сумеречными. Вскоре загорелись лампы. Когда совсем стемнело, поезд стал тормозить, и прозвучало предупреждение машиниста о том, что мы скоро прибудем и просьба оставить багаж в поезде. Эх, думаю, Клубничку всё же пока придётся бросить здесь. Хагрид собирал первокурсников. Где-то в толпе мелькнула лохматая голова и, вроде, это был Гарри. Точно, а за ним шагает долговязый огненно-рыжий Рон. Я улыбнулась в рукав мантии. Наконец-то! Спустя столько лет — канонные события! Мы пробирались через угрюмую лесную чащу, где деревья тянули к нам ветки, а у их корней прятались тени. Клубничка, зараза такая, сбежал из купе и сейчас гонялся за мышами, а на все попытки его приманить отвечал возмущённым мяуканьем. Потом мы погрузились в лодки и медленно поплыли навстречу замку. Он вынырнул из-за холмов неожиданно, пестреющий огнями окон. На фоне звёздного неба вырисовывались величественные очертания башен. Проплыв под утёсом (пришлось наклониться, словно кланяясь замку), мы причалили, и поднялись вверх, к ступеням замка. Макгонагалл встретила нас, стоя у дверей и провела в зал, где первокурсники начали строить предположения о распределении — одно невероятнее другого. Я с когортой других посвящённых потирала руки и хихикала, но глубоко внутри зрело беспокойство. Что, если Шляпа отгадает, что я не одиннадцатилетняя Миллисента Булстроуд? Что делают в этом мире с такими, как я? Вот вплыли призраки, и я поверещала с остальными: из солидарности. Но тут за нами вернулась Макгонагалл, и вскоре перед нами открылась картина Большого зала. Торжественные ряды учеников, сидя за столами, шушукались и толкались локтями. Ясное небо над головами пестрело большими звёздами. Нас выстроили в ряд и, наконец-то, внесли Шляпу, поставили её на табуретку. Она раскрыла рот (который заменяла дыра в материи) и запела скрипучим голосом свою песню (и я мысленно подпевала). Как только Шляпа окончила петь, раздались аплодисменты, а Макгонагалл развернула пергамент и начала вызывать учеников. Я украдкой показала большой палец Ханне, когда она, белая как мел, зашагала к табурету с Шляпой. — Булстроуд, Миллисента! — раздалось вскоре, и я пошла вперёд на негнущихся ногах, тщательно, во всех деталях припоминая то, что я хотела показать из воспоминаний. «Хм-м… хм, — раздалось в моей голове, как только Шляпу опустили мне на голову, — постой-ка, очень интересно. Ну-ка, а если заглянуть поглубже? Хитрость? Смелость? А здесь…». Я мысленно сделала глубокий вдох. Начинаем! «Госпожа Шляпа! Я просто восхищена вами. К слову, я прочитала всё о вас в книгах «История Хогвартса» и «Магические артефакты тринадцатого столетия». Но меня интересуют несколько вопросов. По легенде вас зачаровал Гриффиндор, то есть, вы получили разум ещё при Основателях? Вы не могли бы рассказать о них, то есть о Ровене Рейвенкло, Салазаре…» «Девочка, помолчи секунду, мне нужно подумать», — раздражённо проворчала Шляпа. «И ещё: как вы проверяете такой объём воспоминаний за сравнительно короткое время? Совсем как мощный компьютер! И как вы определяете, какие из них…» — РЕЙВЕНКЛО! — истошно завопила Шляпа, не дожидаясь нового потока теорий. Когда её сняли с моей головы, я чуть не зажмурилась. Мои ноги дрожали. Неужели пронесло? И тут раздались аплодисменты. Громко хлопали со стола под сине-бронзовым знаменем. Я зашагала к нему и почти упала на деревянную скамью. — Добро пожаловать в Рейвенкло, — сказал мне старшекурсник, сидевший по правую руку, — меня зовут Роберт Хиллиард, я староста. Если будут какие-то вопросы, то обращайся ко мне. — Спасибо, — я кивнула ему, — я Миллисента. Миллисента Булстроуд. Директор сказал речь, и начался пир. Я рассматривала преподавательский стол. Вроде, никаких передвижек нет, Снейп сверлит глазами стол каждого факультета (в основном — Гриффиндора и Слизерина), Квирелл беседует с ним, время от времени нервически подёргивая плечом. Я перевела взгляд на Батшеду и усмехнулась: она строчила в пергаменте. Снова. Драко ожидаемо попал на Слизерин. Вот распределили Гарри, и все столы (кроме Слизеринского) буквально взорвались восторженными аплодисментами. Поднялся директор и, предложив спеть гимн, взмахнул палочкой. Наконец нас, сонных и осоловевших после такого приёма, повели в гостиные. Один староста шёл впереди нас, другая — замыкала шествие. Факультеты разошлись в разные стороны, а мы направились в башню. У двери мы остановились, и староста ударила в дверь молотком в виде орла. — Что возможно развязать, но невозможно завязать, и наоборот? — раздался мелодичный голос, идущий из ниоткуда. Необычный артефакт, интересно, он обладает самосознанием? Мы зашушукались, предлагая варианты ответов. Старосты смотрели на нас с улыбкой. — Ничего, скоро вы научитесь щёлкать эти задачки, как орешки. Не зря же вас распределили на факультет умников, — усмехнулся Хиллиард. Наконец, мы предложили варианты ответа. — Войну и разговор, — сказал Роберт двери, и та распахнулась. Когда мы вошли в гостиную, раздался коллективный вздох восхищения. Я вертела головой так, что рисковала схлопотать головокружение, но меня это ничуть не беспокоило. Круглая комната была голубой, с бронзой. Синий потолок покрывали узоры созвездий. Мягкие ковры устилали пол. Вдоль стен выстроились стеллажи с книгами, этакий филиал библиотеки. Голубые мягкие кресла разместились возле камина, часть окружала столики, стоящие у книжных шкафов. Арочные окна с витражами выходили на аж четыре стороны света (уверена, с ними подшаманили — ну не может быть такого, чтоб из одной комнаты было видно поле для квиддича, озеро, лес и теплицы). Хиллиард и Клируотер выстроили нас полукругом и сами встали на фоне статуи Ровены — величественной женщины в диадеме (кстати о ней — нужно отыскать хорошего мастера по тёмной магии и притащить эту штуку ему из Выручай-комнаты). Приветственная речь сводилась к одному: как хорошо, как прекрасно у нас на факультете, какие все умные и добрые. Я и рада верить, всё же избежала конфронтации попав на, в общем-то, нейтральный факультет. Потом появился Флитвик, поприветствовал нас всех, вручил старостам какие-то бумаги и убежал, сославшись на учительское собрание. — Сейчас мы распределим вас по комнатам. Мальчики за мной, девочки — за Пенелопой, — скомандовал Роберт. Меня поселили с Падмой Патил и Лайзой Турпин. Комната оказалась также в синих тонах, обставленная с умом, и, в общем, неплохая. Я раскладывала вещи и уговаривала недовольного Клубничку (как он пробрался в гостиную — ума не приложу) съесть хоть немного специального лакомства, приобретённого для него в магазине, когда Лайза вскрикнула. Обернувшись, я увидела, что Падма держится за шкаф, а её ноги подгибаются. — Что случилось? Падма, ты в порядке? — пропищала Турпин. Я усадила девочку на кровать и сунула ей стакан воды. Патил была бледна, как мел, когда она пила воду, её руки дрожали. — Что с тобой? — участливо спросила я, придерживая девочку. — Извините, всё в порядке, — слабо улыбнулась она. — Просто я всегда так хорошо чувствую магию, а здесь её так много, и она так давит, что я не выдержала. — Ты — сенсор? — набросилась я на Падму, — это же великолепно! Очень редкое умение, — девочка устало оперлась о стену, и мне пришлось взять себя в руки. — Так, если тебе плохо, нужно обратиться к старостам, они проводят тебя до медкрыла, там помогут. — Нет, спасибо, мне уже лучше! — испуганно пискнула девочка, — пойду лучше спать. — Хорошо, уже действительно поздно. Лайза, я погашу свет, ты не против? Когда девочки, судя по мерному дыханию, уже видели десятый сон, я всё смотрела в голубой потолок и не могла нарадоваться: здравствуй, Хогвартс, здравствуй, канон и предзнание, здравствуйте, плюшки попаданца.***
Малькольм Булстроуд
Он родился в самой обыкновенной магической семье, которая выделялась лишь местом в справочнике «Священных двадцати восьми». Когда-то Булстроуды были очень влиятельны. Когда-то они воевали бок-о-бок с королями и славились как самые бесстрашные наёмники. Времена изменились, теперь он — Глава Рода — консультант по защитным заклинаниям в Министерстве, за свои труды (не сказать, чтобы большие) получающий весьма символическую плату. Его жена — Урсула — была немного не такой. Она любила колдовство (наверное, эта страсть передалась ей от матери) и колдовала всегда с удивительной лёгкостью. Но все признавали, что их союз удивительно удачен. Их дочь — Миллисента — первоначально была обыкновенной девочкой. Лет до восьми. Однажды, послав домовика проверить, чем она занимается, Малькольм получил ответ «читает». Милли никогда не любила читать, она с большим трудом прочла необходимый минимум книг на своей полке и успокоилась. Она вообще была довольно апатичной, отстранённой, ничем не интересовалась. Но так было раньше. Теперь она читала просто запоем, проглатывая книги с невероятной скоростью. Она болтала с портретами, рылась в библиотеке, с энтузиазмом напрашивалась на поход в Косой Переулок, так что вскоре пришлось отпускать её одну с эльфом. Она неделю прожила у миссис Каланаг, откуда вернулась с горящими глазами и странной навязчивой идеей: почистить луковицу. И она сидела, сверля луковицу глазами и пытаясь силой магии снять с неё кожуру. Малькольм не понимал её. Он не знал, как относиться к этой новой Миллисенте. После, в минуту опасности, она сумела поставить щит. Настоящий щит! Её никогда этому не учили, было ещё рановато, считали они. Но Миллисента не чувствовала себя героем. Она просто пожимала плечами, когда её хвалили. А потом… потом она подарила наследнику Малфоев эти чёртовы запонки (хоть потом и клялась, что не знала об их свойствах). Малфой-старший, вызвав его камином, вкрадчивым голосом спрашивал, можно ли назвать это покушением, и если нет, то что это вообще было? Малькольм надеялся, что Миллисента больше никогда в жизни не будет пересекаться с Малфоями, но нет, его надежды просто рухнули, как карточный домик. Она пригласила Драко на свой праздник. И он согласился прийти. За два часа им следовало приготовиться настолько, насколько это вообще было возможно, чтобы не ударить в грязь лицом перед будущим лордом Малфоем. Предполагалось, что дети просто мирно посидят в малой гостиной и поговорят за чашкой чая. Но когда Малькольм вошёл туда, будущий лорд Малфой неуверенно размахивал согнутыми в локтях руками, пытаясь изображать гиппогрифа, а девочки учтиво кланялись ему. Драко был обескуражен, это было видно. Он был настолько обескуражен, что даже не злился. Малькольм медленно вышел и пошёл на кухню за успокаивающим зельем. Зелья он не нашёл, зато нашёл огневиски. Он не представлял, что Люциус Малфой сделает с ним за эту дурацкую «игру в фанты». Люциус ничего ему не сказал. Похоже, он вообще об этом не узнал. В честь отъезда в Хогвартс Малькольм и Урсула решили подарить дочери сову. Она выбрала огромного бесполезного книззла-полукровку, сказав, что «Клубничка миленький». После этого Урсула серьёзно принялась за составления списка моментов, которые они упустили в воспитании дочери. Раньше они с Урсулой хотели выдать дочь за респектабельного колдуна, одного из двадцати восьми чистокровных семей. Про Малфоев они даже не смели зарекаться, а кто-нибудь из второстепенных родов мог бы подойти. Но нынешняя Миллисента… он не знал, как относиться к происходящему. Шестое чувство подсказывало, что — с опаской. Малькольм часто думал над тем, куда попадёт его дочь. Он надеялся, что, следуя семейным традициям, она всё же пойдёт на Слизерин. Блетчли был уверен, что она будет на Гриффиндоре, припоминая тот день, когда она невинно поинтересовалась, можно ли безнаказанно колдовать вне Хогвартса. Он даже поставил на это десять галлеонов. Малькольм отказался делать какие-либо ставки, он сам не знал, что опять выкинет Миллисента. Но всё же, с опасением ожидая каждой новой выходки дочери, он понимал: такая, новая Миллисента может дать Роду очень многое. Даже, пожалуй, больше, чем он сам.