Хороший, плохой, лжец

      — Это новости CNN. Мы ведём прямой репортаж из здания Нью-Йоркского суда, где только что закончилось слушанье по делу Квентина Бека, ранее считавшегося мёртвым и опознанного как преступник в маске Мистерио. Одетый в рабочий костюм Бек с детским восторгом ткнул пальцем в плазменный экран на стене кабинета. От выкрученной до предела громкости у Питера заболели уши, но он, так уж и быть, продолжил смотреть. Оператор навёл крупный план на лицо осуждённого, которого тащили вниз по ступеням люди в белых халатах. Он выглядел в точности как Бек, а подмену выдавала лишь мимика. Видеть сразу двух Беков одновременно было по-прежнему жутковато.  — Это фальсификация, чёрт подери! Я буду подавать на апелляцию! — горланил осуждённый, сыпля ругательствами не для эфира, но санитары психбольницы крепко держали под руки, а за головами прессы уже виднелся грязно-белый фургончик. — Я не Квентин Бек! Слышите?! Настоящий преступник сейчас скрывается под моим именем — Людвига Райнхарта! Бек улыбнулся от уха до уха, еле сдерживая злорадный смех.  — Если бы не боги и тот демон, лучший палач в аду, он бы так просто не ушёл! - рявкнул док напоследок. И взявшийся за грудь Бек зашёлся истеричным беззвучным смехом, который накатывал в редких случаях, когда лёгкие готовы разорваться — настолько шутка смешная.  — Ну ты и сукин сын, — вставший с подлокотника Питер бесцеремонно отобрал у него пульт, сбавляя громкость.  — Звони в неотложку. Мне плохо. — тот изобразил сердечный приступ, придерживаясь за стеллаж.  — Придурок. Кто тебе поверит с твоими богическими супер-пупер-силами? Несмотря на занудство, Питер подступился ближе.  — Вообще-то с тех пор, как Киндред меня покинул, они тоже пропали. Видимо, без передатчика сигнал от Старших не доходит. Но со мной остались мои иллюзии. — кривая ухмылочка на губах Бека вдруг сменилась хищным оскалом. — И, конечно, мой секретный приём! Хваткие руки извернулись так, что взятый врасплох Питер оказался впечатан спиной в стеллаж. Тяжеленные тома на полках опасно сместились с места. Колено Бека так резко вжалось в пах, что Питер едва не получил по макушке Фрейдовой «Теорией сексуальности», но застывшее на губах ругательство заткнул требовательный поцелуй. В спешке ударяясь зубами и щедро наполняя чужой рот слюной, Бек стремился урвать всё, что ему причиталось за каждый день воздержания. Дыхание стало глубже, надсадней. Рваные поцелуи сместились на шею, пальцы Питера грубо сжали волосы, взгляд с поволокой стал блуждать по кабинету. Питеру вспомнилось, как в пылу страсти он обрушил тот самый стеллаж на пол. Тогда комната выглядела так, будто по ней тайфун прошёлся. Но теперь-то всё как новенькое?  — Какого хрена?! — внезапный толчок в грудь едва не вышиб из разомлевшего Бека дух. — Здесь всё цело! Как это может быть? Запыхавшийся Бек с прилипшими ко лбу волосами и неприлично помятым костюмом широко улыбнулся:  — Ты крушил мою иллюзию. Прости, я должен был перестраховаться. Очередной толчок с разбега откинул Бека на несколько метров. Налетевший на что-то большое, но неустойчивое, он с грохотом перевернулся на спину вверх ногами вместе с опрокинувшимся креслом дока. Питер с протяжным стоном рухнул рядом.  — Долбаный ты регбист, — Бек потёр затылок, благодаря дока за то, что тот выбрал кресло с высокой спинкой. — Иногда я забываю, что кручу шашни с неуравновешенным подростком.  — А кого попёрли из «Старк Индастриз» за неуравновешенность?! Взаимные издёвки переросли в шутливую драку. Когда лицо Питера оказалось слишком близко, покатывающийся в своём кресле Бек вдруг умолк, за пристальным взглядом как будто таилась опаска:  — Эй, Пит. Ты всё ещё меня хочешь?  — Шутишь? Постоянно. Это была правда. Стоило Беку оказаться в пределах видимости, как в штанах начиналось шевеление. За этот месяц он, наверное, передёргивал чаще, чем за прошлый год — чуть руку не стёр. Нежный примирительный поцелуй поставил точку в этом вопросе окончательно. И всё же Бек выглядел растерянным:  — Я должен тебе сказать, — он опустил ресницы, пытаясь совладать с дыханием. — Я боюсь этого. Того, что между нами происходит.  — Я тоже. Сидеть голой задницей на кожаном диване — то ещё удовольствие, но другой мебели у расточительного Райнхарта не водилось. Разгорячённое тело липло к обивке, а от поцелуев и касаний Бека градус только повышался. Тот стоял на коленях между его ног, под ладонями, только что сорвавшими с него каждый клочок одежды, перекатывались напряжённые мышцы. Отлипнув от губ, Бек скользил по мускулам горячим языком, кусал и вылизывал соски, оставлял дорожки засосов на груди и шее. Вцепившийся в тонкую талию и как нарочно прячущий лицо, он переключился на член.       От биения крови в паху и висках у Питера заложило уши. Пальцы в волосах Бека сжались в кулак, заставляя того поднять голову: ух, вот это вид на миллион! Взрослый солидный мужчина в деловом костюме отсасывает тинейджеру, не жалея слюны и собственного горла. Бек заглатывал жадно, глубоко, оставляя во рту ноющие борозды от зубов, чтобы не поцарапать. При своей небольшой комплекции Питер обладал довольно приличным членом, с которым приходилось повозиться. Лоснящийся от слюны, розовый от прилившей крови и ласк, он смотрелся чертовски мужественно на фоне крепкого тела.       Питера крыло всё больше. Похотливое животное рвалось наружу, разрывало когтями внутренности. Он потянул к себе Бека за новым поцелуем-укусом. Тот покорно позволил сорвать с себя пиджак и расстегнуть рубашку, брюки спустил сам. Хватило одного фигурного манёвра, чтобы Бек оказался на диване с подхваченным Питером на коленях. Головка последнего приятно упёрлась в чужой живот, бёдра инстинктивно качнулись вперёд. Пока он тёрся членом, свой Квентин пристроил в самый раз между его ягодиц. Головка щекотно прошлась по анусу, лаская, массируя. Питер прервал поцелуй, когда с новым толчком член скользнул внутрь. Сдавленный стон. Ногти проскрипели о кожу обивки. Чем скорей и отрывистей были фрикции, тем меньше воздуха оставалось. Рваные надсадные вздохи. Пот уже тёк градом. Бек уложил его на спину, сам сел на колени, ноги Питера сцепились сзади. Маленькая развратница Лиз Аллен звала эту позу «качелькой», ведь партнёры расположены зеркально, и любой может качнуть «качели» вперёд-назад. Засаживая глубже, Бек двигался изученными тропками засосов и поцелуев. Наконец спина Питера отлипла от обивки, ступни упёрлись в диван, и, крепко обняв Бека, он сам начал подмахивать бёдрами. Бек потянул «качели» назад, позволяя Питеру быть сверху и двигаться в своём темпе. Член вошёл достаточно глубоко, но неспешно, попадая головкой точно в простату.       Это почти баюкающее удовольствие длилось недолго. Бек сорвался на какие-то дикие скачки, с хлопками член вонзался до основания, и каждый толчок обжигал так, что проступали слёзы, а сфинктер, казалось, вот-вот порвётся. Судорожные крики слетали с губ уже бесконтрольно. Наверное, Питер мазохист, но ему до одури нравилось быть на грани. Когда не знаешь, принесёт новый толчок боль или пьянящее удовольствие.       Всё же Бек переступил черту. С шипением Питер попросил остановиться и, не дожидаясь, отстранился сам. Бек поднялся на локтях. В лице — ни кровинки, за исступлённым взглядом не просто беспокойство, а нарастающий панический страх.       — Прости, что причинял тебе боль. Прости меня. Я никогда не хотел. Я не понимал, что делаю, — его прорвало. Питеру казалось, он вот-вот расплачется. Опущенные ресницы дрожали, брови болезненно сдвинулись. В такие моменты великовозрастного Квентина хотелось взять на ручки, как малыша, и шептать: «детка, детка, я здесь». — Прошу, скажи, что ты… Я не смогу так, если ты меня не…       — Я люблю тебя.       Под лёгкими поцелуями складки лба расслабились, сомкнутые веки перестали дрожать. Питер, по-прежнему сидящий у Бека на коленях, сгрёб их члены в ладонь. Его ласки стали неторопливые, дразнящие. А когда Бек всё же поднял виноватый взгляд, он смотрел на него холодно и так собранно, словно в его руке был не член Бека, а вынутое живьём сердце.       — Почему ты спрыгнул с моста? Хоть понимаешь, что я чувствовал? Я уже потерял любимого человека.       Пристальный взгляд Питера, его нежная безжалостная хватка не оставляли и шанса на бегство.       — Не говори, прошу. Я был до смерти напуган. Мне проще было расстаться с жизнью, чем вынести то, что между нами творилось. Я никогда тебя не заслуживал. Хотел избавиться от тебя, лишь бы всё это прекратилось.       Питер остановился. Сперва его реакция походила на замешательство, но, когда он отодвинулся, усаживаясь на диван, Беку отчаянно захотелось сделать хоть что-то, лишь бы привлечь его, вернуть в реальность. Он положил холодную руку на его колено. Бесполезно. Тогда ему не осталось ничего, как самому сползти на пол и на коленях шептать продиктованные паникой слова успокоения:       — Ты ненавидишь меня?       — Нет, — бесцветно бросил Питер, стряхивая с плеч чужие руки.       — Ты зол?       Бек сам знал ответ, но это было слишком для них обоих.       — Вымести это. Питер, не сдерживайся. Вымести злость сейчас.       Его просьба была мягкая, вкрадчивая. И от этого мгновенный ответ Питера будто молнией поразил: Бек поймал такую резкую пощёчину, что едва не свернул шею, а из глаз посыпали искры. Растущую тревогу как обрубило. Теперь это было другое разъедающее чувство: шок от происходящего.       Когда он взял себя в руки и повернулся к Питеру, тот молча разглядывал свою красную ладонь.       Она горела от силы удара. Если бы не красноречивое свидетельство, Питер назвал бы всё это фарсом. Что он только что себе позволил? Ему хотелось сейчас же стереть себе память и никогда, никогда не видеть Бека таким: слабым, униженным, обесчещенным.       Наконец их взгляды пересеклись, и Квентин с яркой отметиной на щеке лишь судорожно кивнул:       — Всё нормально. Я заслужил.       Хлопок, ещё звонче первого.       Рука ударила наотмашь тыльной стороной. На этот раз проглотить обиду было во сто крат труднее: она застряла в горле, не давая дышать. Инстинкты Бека, требующие отомстить, дать сдачи, сходили с ума. И за всем этим адским хором внутренних голосов - что-то совсем иное, не поддающееся логике. Извращённое удовольствие.       И снова он повернул лицо — так воин встаёт с земли, зажимая рану:       — Ты… имеешь на это право.       От быстрого движения веки зажмурились в ожидании нового удара, но вместо этого Питер схватил его за ворот рубашки. С животным рыком толкая Бека назад, он с грохотом припечатал того к столу. Время замерло, оба смотрели друг другу в глаза бесконечно долго, опьянённые избытком кислорода и чувств. Злость, стыд, отвращение, желание, наконец, смешались в одном бурлящем котле, так что не разберёшь, где кончается одно и начинается другое.       — Я не хочу этого. — Питер едва разжал челюсти. Взгляд исподлобья был недобрый, колючий.       Квентин произнёс одними губами:       — Прости меня.       Неподъёмный дубовый стол тряхнуло так, что метроном, футляр очков и перьевая ручка с подставкой, опрокинувшись, упали на пол. Бек лёг лицом в бумаги с вывернутой за спиной рукой. Питер над ним дышал так шумно, как боксёр после раунда.       Злоба. Все его резервуары переполнены ею, словно сточными водами в грозовой ливень. Злость подступала к горлу, вот-вот просочится в голову. Захлёбывающийся, он бездумно ударил кулаком о столешницу, но от этого только поднял волнение.       Все проклятые воспоминания нахлынули разом: как Квентин врал ему, как предал, хотел убить его и друзей… Как убил себя, отвергая саму возможность быть с ним, любить его.       — Для тебя чувства других хоть что-то значат? Господи, да ты же долбаный аутист…       — Я знаю. Я был скотиной. Прости меня.       — Заткнись!       Он выкрутил ему руку до хруста, а Бек всё не затыкался: стонал, рычал, молил простить его и тараторил, без конца тараторил, пока не засосало на самое дно, где тьма ослепляет, оглушает, заполняет собой внутренности.       — Ты нарвался.       Всё, что происходило дальше, Питер видел как будто со стороны. Вот его тело твёрже становится на ноги, сплёвывает на пальцы, и член вторгается в смазанный зад Бека без прелюдий, по самую мошонку. Тот проглатывает стон. В их сексе нет ничего общего с первым разом в гостинице и тем более той умопомрачительной ночью в квартире. Сейчас член Питера — это не влажная горячая и живая плоть; — это грубый камень.       С каждым новым толчком — резким, размашистым, когда головка почти выходит — боль пронзала Квентина яркой вспышкой. Он сжимался от бесконтрольного спазма, и от этого боль лишь становилась режущей, почти нестерпимой. Где-то сверху Питер дышал с надрывом. С его лица обильно лился пот. Рука сжимала ткань рубашки на спине: он даже не касался его, словно он не достоин такой чести.       И всё же каким-то невыразимым образом Бека охватило чувство избавления. Как будто его телесная боль и душевная боль Питера стали одним. Хоть он и был бессердечным кретином, но теперь пропускал её через себя без остатка. Боль очищала его, по капле, по толике трансформируясь в экстаз, маячащий сперва на пограничье сознания, а затем застилающий весь мир целиком.       Если раньше Бек давил в себе стоны, то теперь его вздохи становились всё громче, протяжней, в них была просьба не останавливаться. Тогда Питер лишь подкрутил горелку своей агонии: движения бёдер сделались до того мощные, что вещи разлетались со стола горной осыпью. Ножки чудовищно скрипели о паркет, оставляя царапины. Бек рычал, комкал в руках бумагу. В конце концов Питер просто заткнул его ладонью. С зажатыми ртом и носом воздух быстро кончился. Бешено колотящееся сердце требовало кислорода, но Питер и не думал расслаблять хватку, так что вскоре в глазах Бека потемнело. Удушье. К лицу прилила кровь, лёгкие содрогались, за ними и всё тело. Ему нужен был воздух, немедленно, иначе его просто вырубит.       Когда теряющий сознание Бек попытался вырваться, Питер сам отнял руку, кончая в него мощными толчками спермы. Такой желанный кислород разлился по кровотоку наркотиком, и Бека накрыло невообразимым кайфом. Это было безумие, но определённо стоило такого финала.       Тем временем Питер отстранился и уже ходил по кабинету в попытке успокоиться и остыть. В один момент фонтан прыснул у него из глаз, и теперь слёзы катились по щекам совершенно бесконтрольно. Утерев заплывшие глаза, он заметил пристальный взгляд Бека, без сил навалившегося на стол. В помятой сползшей рубашке и спущенных брюках он выглядел, как жертва изнасилования.       — Квентин, мать твою, Бек. — Питер вновь изобразил рыдания. — Из-за тебя я превращаюсь в маньяка! Господи! Я же всегда был пай-мальчиком, дружелюбным соседом!       — Ты злишься?       — Нет, — это была правда, и Бек ясно прочёл её на чужом умиротворённом лице.       — Честно? — слабо просиял он. — Питер Паркер меня простил. Наверное, сегодня пойдёт снег. Блин, да он уже пошёл!       Питер повернулся к широкому незашторенному окну. За ним не просто шёл первый снег — заволоченное белым небо прорвало. Кажется, такой вьюги в Нью-Йорке никогда не бывало. Крупные пушистые хлопья валили сплошной косой стеной, а от завываний ветра дрожали стёкла. Ночью выпадет месячная норма осадков. На рассвете весь город замрёт в километровых пробках. Ещё засветло снегоуборочные компании выгонят на улицы всю технику, подключатся все подрядчики, но и они не справятся со стихией. Сугробы будут расти быстрей цен на манхэттенскую недвижимость. Где-то бедняги-бездомные замёрзнут со своими бродячими питомцами в подворотнях. Лютый ветер оборвёт провода, несколько районов останутся без света и воды. Даже муниципальные выборы пойдут наперекосяк: вместо демократов все места уйдут республиканцам.       Но им не было до этого никакого дела. Глядя с нежной усталостью в глазах, оба посмеивались над абсурдностью того, что угадывали друг в друге без слов.

***

      В просторном классе христианского хора строй звонких девичьих голосов сменился шуршанием нотных тетрадей. Отрепетировав с ученицами сольфеджио, молоденькая девушка-хормейстер глянула на настенные часы, отмерившие ровно пять минут до перерыва.       — Мисс Ханни, мисс Ханни! — замахала со своего места одна из непоседливых крошек. — Пожалуйста, давайте посмотрим Человека-паука до переменки!       Девчушки одобрительно загалдели, но строгий и вместе с тем ласковый голос учительницы заставил из угомониться:       — На уроке? Что ещё за срочность!       — Пожалуйста, мисс Ханни! — вступилась вторая хористка с рыжим беспорядком на голове. — Вы нас сами похвалили за музыкальный диктант!       — Да! А Человека-паука по телевизору показывали. Как он всех спас. Давайте посмотрим!       — Да! Как он плохих дядек отфигачил!       Мисс Ханни оборвала взрыв хохота хлопком в ладоши.       — Ну всё! Хотите посмотреть запись новостей?       — Да-а-а!!! — оглушительно пропищали девочки.       Мисс Ханни повернула на своём столе раскрытый ноутбук, и вскоре устроилась перед ним на низеньком стульчике вместе с окружившими её любопытными мордашками. В ТОПе YouTube висел ролик, где Человек-паук останавливает банду суперзлодеев. Голос диктора сообщил:       — Вооружённое ограбление в Бруклине удалось предотвратить без жертв благодаря Человеку-пауку.       — Человек-пау-у-у-ук!!! — хором заверещали малышки.       — Супергерой в маске и его напарник, красный Мистерио, обезоружили троих особо опасных преступников. В данный момент полиция устанавливает личности злоумышленников. Напомним, что официальных данных о том, кто действует под именем Человека-паука, нет. Как и данных о красном Мистерио.       На экране замелькали нечёткие кадры. В двух красных точках, быстро движущихся в небе, можно было угадать силуэты парочки супергероев, действующих сообща.       — А я уверена, что Человек-паук под маской красавчик! — весело подпрыгнула на стуле хористка.       — И красный Мистерио! — вторила ей подружка.       — А знаете, что я думаю? — ученицы с нетерпением уставились на хитро ухмыляющуюся мисс Ханни. — Что у него оттопыренные уши, крохотные глазки, а рот огромный, как у жабы! — и она скорчила жуткую гримасу, от которой бедные крохи покатились со смеху.       Между тем переменка кончилась. По классу вновь пронеслось шуршание нотных тетрадок. Хористкам пора репетировать «а капелла», ну, а их героям, как всегда, спасать мир.