Гарри Поттер и возвращение Бугимена

Гарри Поттер-Скеллингтон, сидя за гриффиндорским столом в Большом зале Хогвартса, уныло наблюдал за церемонией распределения первокурсников. Со стороны это выглядело не слишком забавно: промокшие до нитки растерянные детишки. Профессор Флитвик по праву заместителя директора примерял на лохматые головы первачков старую Распределительную шляпу. Под потолком зала ворочались тяжёлые тучи, сеяли дождём. Радовало лишь то, что капли этого дождя не долетали до школьников, которые приветствовали аплодисментами новых учеников своего Дома. Гораздо веселее было наблюдать за столом преподавателей. На одном краю сверкал золотыми кудрями, элегантной лазурной мантией и ослепительными зубами Гилдерой Локхарт. Гарри опознал этого пижона по портрету на обложках книг его авторства. На другом краю стола с мистером Локхартом соперничал за первое место в конкурсе «Лучшая улыбка Хогвартса» Сириус Блек в строгой тёмно-синей мантии. Обещанный Бродягой сюрприз удался. Среди девчонок носились восторженные вздохи, глазки устремлялись то на одного, то на другого нового преподавателя. Даже мисс Грейнджер, похоже поддалась общему психозу. Сиянию двух красавчиков контрастом смотрелся неподдельно мрачный профессор Снейп в какой-то особенно чёрной хламиде. Наконец, распределение завершилось, и директор Дамблдор со всей торжественностью представил школе нового преподавателя Защиты от Тёмных искусств профессора Локхарта и преподавателя трансфигурации профессора Блека. По Большому залу пронёсся ещё один девичий «ах!», но Гарри уже было не до того. Произнося свою речь, директор по привычке взмахнул руками так, будто хотел обнять всех присутствующих. Летом Поттер-Скеллингтон подметил точь-в-точь такой же жест у одного уличного проповедника, который, стоя на табуреточке в лондонском парке, уверял всех, кто мог его слышать, что Бог любит каждого живущего на этой Земле. При этом из-под длинного рукава его (директора, а не проповедника!) пурпурной с золотом парадной мантии можно было увидеть правую кисть — почерневшую, точно директор хорошенько прикоптил её на медленном огне. Так как заподозрить директора Дамблдора в склонности к самоистязаниям было сложно, то это мог быть лишь след тёмного проклятия. На этой же руке глазастый Поттер-Скеллингтон приметил перстень с чёрным камнем, сверкающий при взгляде сквозь очки, как Венера в лучах заходящего Солнца. Словно заметив пристальный взгляд Гарри, директор вновь спрятал кисти рук в длинные рукава и провозгласил начало пира. Еда, как всегда во время праздников в Хогвартсе, была обильной и вкусной, но отъевшийся за лето Гарри, спокойно пробовал понемногу от разных блюд и не пытался съесть всё, что видели его глаза, как это было в прошлом году. Утолив голод, Поттер-Скеллингтон исключительно из жадности цапнул с блюда самое румяное яблоко. Теперь можно было рассмотреть новичков. За гриффиндорским столом к братьям Уизли предсказуемо прибавилась сестрица Джиневра. Сейчас она сидела рядом с мелким остроносым мальчиком и, судя по хищным взглядам на Поттера-Скеллингтона, эти двое обсуждали, как будут делить национального героя: кому крылышко, кому ножка. Гарри содрогнулся, перевёл взгляд на стол Когтеврана. Внимание Поттера-Скеллингтона привлекла девочка с роскошной гривой почти белых волос. Гарри немедленно захотелось попробовать на ощупь эти волосы. Ну там… косичку заплести. Последнее время он часто ловил себя на мысли, что больше всего в девочках ему нравились именно их тёплые и пушистые волосы. Лучше, конечно, длинные, но вот такая стрижка с завитушками над плечами, как у тёти Петуньи — тоже очень привлекательно. У Салли была красивая прическа, но из неё то и дело вылезали пучки волос, которые пророчица осторожно подклеивала обратно. Так что волосы живых были определенно приятнее. Тем более, что в волосах маленькой блондинки за столом Когтеврана то и дело пробегали яркие искорки магии. Это было особенно интересно и требовало знакомства с этой новенькой. — Гарри! Гарри! — Гермиона, видимо, не первый раз пыталась привлечь внимание друга. — О чём ты так задумался? Что-то случилось? Исключительно по рассеянности Поттер-Скеллингтон ляпнул чистую правду: — Я только что понял нечто очень важное. Мне нравятся блондинки! Гермиона насупилась. Невилл покраснел. Прочие школьники, а особенно школьницы, дружно захихикали. Белокурая Лаванда Браун посмотрела на Поттера-Скеллингтона томным взором и повела бровью. — Гарри, — ворчливым тоном отозвалась Гермиона. — Это я хотела спросить нечто важное. Ты рассказывал в поезде, что занимался летом трансфигурацией под руководством мистера Блека. Как ты полагаешь, он компетентный преподаватель? — Он… — Гарри замялся, подбирая нужное слово. — Он — прикольный. Профессор Блек действительно оказался прикольным. Чего только стоит первый в этом году урок трансфигурации, когда школьников в кабинете встречал здоровенный чёрный пёс, вальяжно усевшийся прямо на учительском столе. И при этом косил глазом на Гарри и Драко, мол, «помалкивайте, не надо портить фокус». Парни промолчали, фокус удался. Когда пёс прям в прыжке превратился в профессора — это вызвало всеобщий восторг. Вообще уроки трансфигурации превращались в красочное шоу. Письменных домашних работ почти не стало. «Практика — вот критерий истины!» — Пафосно провозглашал профессор Блек и щедро награждал баллами за малейший успех… гриффиндорцев. Но совершенно не замечал успехов слизеринцев. Даже родного племянника Драко. Улыбался, кивал и забывал озвучить баллы за урок. Ага, прям как профессор Снейп, только наоборот. Учебников по предмету оказалось так много, потому что всем курсам — начиная со второго — профессор Блек рассказывал о теории и практике анимагии. Гарри как-то услышал… Нет, не подслушивал специально, а нечаянно услышал, как профессор Синистра возмущалась подобным нарушением учебной программы. — Мистер Блек, ведь не просто так основы анимагии изучают только на уроках продвинутой трансфигурации на старших курсах. — Аврора, душечка, — воркующим тоном отозвался профессор Блек, — называй меня просто Сириус. Или можно коротко — Сири. — Мистер Блек! — С нажимом повторила профессор Синистра. — Анимагия — это, конечно, весьма увлекательно, но что мы будем делать, если кто-то из этих малолеток покалечится во время этих упражнений. Всему нужно учиться постепенно! Да и к экзаменам детей надо готовить. Мало нам этого безобразия с Защитой… — Аврора, лапочка, — жизнерадостно отозвался профессор Блек, — тут всё просто. У кого способности есть — тот научится. А у кого нет — у того просто ничего не выйдет. Ну и… к неблагим этого неудачника. Ты со мной согласна? — Для вас — мисс Синистра! — отрезала преподавательница астрономии и удалилась, даже спиной выражая возмущение космического масштаба. И когда проходила мимо ниши, в которой так удачно укрылся за гобеленом Поттер-Скеллингтон, раздражённо прошипела себе под нос: — ******* мародёр! Гарри только подивился изысканности выражений своего декана. Насчёт Мародёров Сириус просветил своего крестника ещё летом, когда живописал школьные подвиги Джеймса Поттера со товарищи. У Гарри было своё мнение насчёт словечка «мародёр», сложившееся под влиянием рассказов призрака бригадного командира наполеоновских времён. Если коротко: «Пули не тратить. Вешать или заколоть штыком». Но не будет же маленький мальчик Гарри перевоспитывать взрослого дяденьку Сириуса и объяснять ему, что хорошо, а что — плохо? Декан Слизерина даже не пытался взывать к здравому смыслу безбашенного трансфигуратора. Видимо знал, что у Сириуса Блека эта опция отключена с детства. Профессор Снейп просто разъяснил всем слизеринцам, что если они займутся самостоятельными экспериментами в области анимагии, то существует ненулевая вероятность застрять в промежуточной форме. Или в конечной. Или остаться с человеческим тельцем, но без человеческих мозгов. И вот в любом из этих случаев профессор Снейп, как их декан, лично удалит такому безмозглому барану хирургическим путём все, возникшие в результате, лишние части тела. Начиная с самой ненужной — головы. Или напоит зельем, от которого всё само отвалится. Слизеринцы прониклись и потихоньку изучали теорию анимагии, не пытаясь перейти к практике. В отличие от храбрых гриффиндорцев. Мадам Помфри, в очередной раз избавив очередного смельчака от клюва и красно-зелёного петушиного хвоста, прилюдно во время обеда пообещала профессору Блеку в следующий раз подлить смесь слабительного со снотворным. Сириус опасливо покосился на гневную медиковедьму и стал чуть осторожнее. В смысле, проверял всё, что ел и пил, специальным заклинанием. Профессор Локхарт ничуть не хуже профессора Блека справлялся со своей основной задачей. А именно — бесить всех окружающих. Так называемые учебники его авторства, на деле были весьма увлекательными приключенческими романами, написанными в стиле классического романтизма. Познавательным оказался только первый урок Защиты от Тёмных искусств, на котором профессор Локхарт выпустил стайку корнуэллских пикси. Гарри славно развлёкся, сбивая мелких вредителей томиком романа профессора «Тропой троллей». Это было похоже на маггловскую игру бадминтон, которой его летом научил кузен. Но потом Грейнджер заморозила всех пикси одним эффектным заклятьем, и на этом веселье закончилась. Вместо обучения, профессор Локхарт на своих уроках организовал самодеятельный театр: они разыгрывали избранные сценки из романов мистера Локхарта. Гарри, приглашённый на роль оборотня, так вошёл в образ, что почти справился со своей задачей: оторвать голову охотнику на оборотней, которого изображал профессор. Мадам Помфри мстительно отказалась врачевать производственные травмы профессора Локхарта. Тот накануне многословно разъяснял медиковедьме, какие именно ошибки она допускает в хранении лечебных зелий и диагностике пациентов. — Ну, а раз профессор, — ехидно подчеркнула интонациями название должности мадам Помфри, — лучше меня в этом разбирается, то пусть сам и лечится! А то вдруг я что неправильно сделаю. Так Поттер-Скеллингтон был избавлен от необходимости растрачивать свои актёрские таланты на изображение разных чудищ. Впредь Локхарт приглашал на эту роль покладистого Невилла или жизнерадостного Дина, который всегда был за любую движуху. В свободное от уроков время профессор Локхарт совершенно безвозмездно, то есть даром, готов был оказать услугу всякому ближнему, кто не успел увернуться. Герой готов был объяснить профессору Синистре — как настраивать телескопы, Хагриду — как ухаживать за фестралами, декану Спраут — как правильно пересаживать мандрагоры. Храбрый профессор Локхарт готов был даже руководить зельеваром Снейпом при изготовлении Тонизирующего снадобья по уникальному новому рецепту. Но Снейп перед этим имел неудовольствие беседовать с Блеком, который по старой памяти фамильярно называл коллегу то Нюниусом, то Сопливиусом, то другими дружескими прозвищами. И охотно предавался воспоминаниям детства и юности. Поэтому у зельевара настроение было даже хуже обычного, и на все заманчивые предложения душки Локхарта Снейп неприветливо ответил только: — Отравлю. Так что к концу сентября Гарри немного заскучал по Люпину, МакКошке и профессору Моуди. Они занимались каждый своим делом и не составляли конкуренцию Поттеру-Скеллингтону. Даже вечеринка привидений в честь начала учебного года прошла не так эффектно, как в прошлом году. Профессор Блек начал объяснять всем участникам этого мероприятия, как именно правильно пакостить окружающим, так что Пивз добыл откуда-то пергамент, перо и начал конспектировать, время от времени прерывая лекцию репликой: — Помедленнее, я записываю! Прочие же призраки и привидения тихонько разбрелись, дабы не позориться перед специалистом. К тому же Джинни Уизли и тот остроносый первокурсник по имени Колин Криви, действительно организовали фан-клуб имени Поттера-Скеллингтона. Они ходили за своим кумиром по пятам, здоровались по сорок раз на дню и тем портили аппетит и настроение. Причём Колин оказался владельцем фотоаппарата. И вместо того, чтобы фотографировать пейзажи, красивых девчонок или, там, жанровые сценки типа «Профессор зельеварения произносит традиционную речь перед первокурсниками», этот балбес Колин фотографировал только Гарри. Когда этот юный папарацци смылся от негодующего Поттера-Скеллингтона, унося с собой уникальный кадр: «Мальчик-который-выжил пользуется общественной уборной», жертва фотоэнтузиаста чуть было не поклялся собственной магией, что фотоаппарат будет утоплен в этой самой уборной, а Криви однажды станет Мальчиком-который-не-выживет. Тем временем Оливер Вуд, капитан гриффиндорской команды по квиддичу организовал отборочные соревнования для желающих попасть в команду. Поттеру-Скеллингтону велено было участвовать. — А почему я? — удивился Гарри. — Потому, что у тебя «Молния»! — с фанатичным блеском в глазах заявил Вуд. — А если я не хочу в команду? — Чисто из вредности попытался заупрямится Поттер-Скеллингтон. — Лучше бы тебе захотеть! — Заявил капитан, ненавязчиво демонстрируя бицепс. — Уже захотел, — решил не противиться судьбе Гарри. «Молния» оказалось действительно замечательно подходящей для квиддича метлой. Не такая послушная, как ведьмовские самоделки, на которых прежде летал Гарри, но стремительная, норовистая, резкая на поворотах. И снитч, казалось, сам летел в руку, как птица в гнездо. Оливер не скрывал восторга и немедленно назначил Гарри новым ловцом. И всё-таки, даже после этого Поттеру-Скеллингтону казалось, что жизнь не удалась. «Меланхолия всегда на закате делается» — подумал Гарри и отправился в Больничное крыло за умиротворяющим бальзамом. Мадам Помфри выдала порцию и посетовала на перерасход. — Всем требуется. — Озабочено ворчала медиковедьма. — И умиротворяющее, и зелье сна. Кошмары, фобии, страшные сны. Никогда такого не было, и вот опять… Гарри благодушно кивал головой в такт её словам. Умиротворяющее было приготовлено профессором Снейпом, а значит — омерзительно на вкус, но высшего качества. Так что Поттер-Скеллингтон даже не проклял Криви, который в очередной раз ослепил его фотовспышкой в погоне за редким кадром: «Гарри покидает Больничное крыло». А вот мадам Помфри была очень недовольна. Резко отчитала фотографа и пригрозила отобрать фотоаппарат. Но столь суровые меры не понадобились. В ту же ночь было обнаружено неподвижное и оцепеневшее тело Колина Криви, который подвергся какому-то темномагическому проклятью…