За гранью фантастики

— Повелитель, — подобострастный хриплый шепот, сорвавшись с полных губ, разнесся колким шорохом сухих листьев, гонимых по асфальту ледяным осенним ветром. Отзвучав, он затих, погряз в напряженной, вязкой тишине, что окутывала небольшое помещение старого заброшенного паба в Лютном переулке, и произнесший это слово почтительно склонил голову; жесткие волосы прямыми черными росчерками упали на его лицо, на редкость некрасивое, полное, изрытое несколькими прямыми, глубокими бороздами — шрамами. Шрамы перечеркнули блеклые, близко посаженные глаза, угреватый лоб и несоразмерно крупный нос. Что ни говори, впечатление юнец производил неприятное, отталкивающее, и вокруг него быстро образовалась пустота; его спутники расступились, создав неровный полукруг, и лишь одна фигура осталась рядом с ним. И, надо сказать, своим безобразием она могла составить ему хорошую конкуренцию: в противовес ему высокая, тощая, но сутулая и замотанная с ног до головы в балахон размера на два больше, чем следовало бы. Лицо скрывал капюшон, и это делало ее до странного похожей на дементора. Будто бы отзеркалив этот жест, «дементор» склонился сам, не то перед повелителем, не то перед стоящим впереди исполосованным юнцом, и вышло это как-то по-особому неуклюже, неестественно, словно до этого его хорошенько приложили Конфундусом. Тут пришли в движение и остальные — человек пять-шесть, не более, укутанные в такие же темные плотные мантии. Бормоча «повелитель…» они кланялись и тут же поднимали головы, возвращаясь в свой импровизированный строй. Тот, кого они называли повелителем, молчал, рассеянно поглаживая перстень с крупным, явно дорогим камнем, красующийся на его пальце, и внимательно разглядывал тех, кто явился на его зов спустя целый год после их последней встречи. Совсем еще молодой, едва ли старше всех собравшихся здесь, он тем не менее внушал им страх, они не смели приблизиться к нему и глядели издалека, с застывшим на лицах почтением. Каждый из них в этот момент ощущал на себе его силу, неведомую мощь, исходящую от него, как жар от раскаленной печи — такую же, какая исходила давно, на первом курсе, когда их повелителя еще звали простым человеческим именем — Том Реддл. — Вы звали нас? — снова нарушил тишину черноволосый юнец и бросил короткий взгляд мертвенных глаз на лицо своего некогда сокурсника, но теперь уже господина. Очевидно, вопрос тяготел к риторическому, но Том тем не менее кивнул, и на его бледном, тонко очерченном лице заиграла едва заметная усмешка. Человеку, который видел ее впервые, легко было бы обмануться, посчитать мягкой и участливой, но все собравшиеся здесь давно уже не питали иллюзий на этот счет. Том Реддл умел быть обаятельным и милым юношей, мог и очаровать, но исключительно тогда, когда это сулило ему самому какую-то выгоду. — Да, Рамси. Я звал вас. Вас всех, — спокойно ответил Том Реддл, вертя в руках собственную палочку. Он равнодушно скользнул взглядом по угреватой физиономии Рамси, по остальным собравшимся, отмечая знакомые лица, окинул взглядом «дементора» позади, — и от него не укрылось, как напрягся Рамси, как сдвинулся с места, стремясь закрыть собой тощего. Уголок тонких губ Реддла дернулся, пополз вниз при виде этой картины, но Том не стал требовать снять капюшон с этого несчастного, словно и без того догадывался, что именно увидит под ним. — Смотрю, ты остаешься верен себе, Болтон, — только и произнес Том. — Наслышан о твоих… похождениях. По помещению прокатилась волна смешков, и Рамси вспыхнул, сузил глаза, оборачиваясь. Он успел заметить вылизанные блеклые патлы — конечно же, Малфой, выхватил из толпы лица еще нескольких сокурсников. Блэк и, кажется, Эйвери… может, и не он. Но внимание его привлек долговязый парень. По возрасту он казался выпускником Хогвартса, но в замке его Рамси ни разу не видел. Лицо его было похожим на застывшую маску, темные волнистые волосы лишь подчеркивали мертвенность кожи, и только глаза, темные, блестящие, с проблеском безумия выдавали то, что лицо это принадлежит живому человеку. Поза его выглядела расслабленной, безучастной, но Рамси готов был на что угодно поспорить, рука, спрятанная в карман мантии, крепко, до побелевших костяшек сжимает волшебную палочку. Поймав взгляд Рамси, патлатый вытаращился в ответ, и тот спешно отвернулся — что-то подсказывало, что раз уж этот странный парень оказался в числе приближенных Тома Реддла, этому явно была веская причина. Худшее, что мог сделать Рамси в этот момент — обратить на себя его пристальное и совершенно не нужное сейчас внимание. Тем более при самом Томе. — Я рад видеть вас всех здесь, — продолжил тем временем негромко Том, медленно расхаживая из стороны в сторону. — Весь этот год, долгий год нашей вынужденной разлуки я думал над дальнейшей судьбой нас, тех немногих, считающих, что чистота крови имеет значение, что пора положить конец несправедливой изоляции магов. И я пришел к неутешительному выводу. Какими бы верными, какими бы передовыми ни были наши идеи, нас пока что, — он понизил голос и обвел рукой присутствующих, — мало. Катастрофически мало. Магическое сообщество не станет к нам прислушиваться, оно не воспримет нас всерьез, и я вас уверяю, это в лучшем случае. В худшем нас сочтут угрозой режиму, британскими фанатиками Геллерта Гриндевальда. Я думал, как повлиять на это. И первой же моей мыслью было после выпуска вернуться в школу, получить должность преподавателя защиты от темных искусств. О да, я смог бы обучить подрастающее поколение всему, что знаю сам, вложить в их руки мощное оружие, а в головы — верные идеи. Мог бы направить их силу в нужное русло и склонить на нашу сторону… но я в этом не преуспел. Армандо Диппет отказал мне в должности. Голос Тома затих, и несколько фигур в черных балахонах, в том числе Малфой, двинулись с места, кто-то поднял глаза, по заброшенному пыльному пабу волной прокатился шепот. Том молчал, поглаживая палочку. Он терпеливо ждал, пока стихнет шепот и, едва в комнате вновь воцарилась тишина, он продолжил, на этот раз еще тише. Теперь для того, чтобы слышать его голос, собравшимся приходилось соблюдать полнейшую тишину, чего, видно, он и добивался: — Да, старина Армандо Диппет не стал брать на работу вчерашнего студента. Он сослался на мой возраст, на отсутствие опыта, на то, что я могу пожалеть о столь поспешном решении. Но если я хоть немного разбираюсь в людях, то с уверенностью скажу, дело совсем не в этом. Я догадывался, кто надоумил его. Альбус Дамблдор. На этот раз тишину, повисшую в воздухе, не нарушил никто, но плотный строй пришел в движение, некоторые сдвинулись с места, другие подняли глаза. Губы некоторых беззвучно шевелились. — О да, я знал, что за этим стоит Дамблдор, — с мстительным удовлетворением в голосе продолжил Том, сжимая палочку и кончиками пальцев оглаживая лакированное дерево. — Я не мог уйти, не поговорив с ним, и отправился на поиски. Я полагал, что мне удастся повлиять на него, переубедить, но застал его за весьма интересным разговором. Он не знал о моем присутствии, и я принял все доступные мне меры, чтобы он об этом так и не узнал. И из этого разговора я подчерпнул множество занятнейшей информации. Оказывается, Разноглазый Жнец, волшебник, совсем недавно державший в страхе всю Европу и плененный МАКУСА в Северной Америке, снова на воле. Он сейчас в Париже и продолжает искать нечто, чем так и не смог завладеть в прошлый раз. Некое… оружие. — голос Реддла снизился еще, теперь он больше походил на шипение змеи. Он замолчал, видно, позволяя своей команде высказаться, но никто так и не решился — хотя белокурый Малфой давно уже переминался с ноги на ногу, а взгляд патлатого незнакомца стал еще пронзительнее, теперь он в упор смотрел на Тома, не отводя глаз. — Мы отправимся в Париж, — спокойно проронил наконец Реддл, не глядя ни на кого, изучая собственную палочку, которую теперь сжимал в пальцах легко и изящно, точно дирижержскую. — И сделаем все, чтобы примкнуть к нему. У него уже есть целая армия последователей, и наши взгляды во многом, да, весьма во многом совпадают. Он умен и могущественен, у него есть чему научиться. Он не продолжил, но ни у кого не осталось сомнений, что на деле значили эти слова Реддла никогда не выражавшего желания быть простым последователем, пусть даже такого великого мага, как Геллерт Гриндевальд. «Примкнем, чтобы после занять его место». Он не предлагал, не спрашивал, подразумевалось, что его сторонники и так отправятся с ним, и те, разумеется, хорошо знали нрав Тома Реддла, чтобы противиться этому. Том не сказал более не слова, но дал понять, что собрание окончено, и понемногу паб начал пустеть. Некоторые скрылись за дверью, часть предпочла аппарацию — аппарировали они прямо из помещения. Рамси собрался присоединиться к тем, кто столпился у дверей — аппарировать он не мог и не любил, он уже дал знак своему молчаливому спутнику следовать за ним, но в этот самый момент его остановил взмах ладони Реддла. — Останьтесь. Корвус и ты, Рамси. Он указал на Рамси и на патлатого, который до этого момента так и оставался для Рамси безымянным. Сгорбленного «дементора» за спиной Рамси Том вниманием не удостоил. — Ближе, — коротко бросил он, и Болтон нахмурился, но приказ выполнил. Патлатый, оказавшийся Корвусом, в лице не переменился. Не инфернал ли он, промелькнула в голове Рамси, но мысль эта тут же исчезла без следа, Болтон снова уставился на своего повелителя. — Из достоверных источников мне стало известно, что Геллерт Гринлевальд ищет не просто оружие. Он ищет мага исключительной силы, который неспособен управляться с собственным даром. Его зовут Криденс Бэрбоун, до недавних пор он считался мертвым, уничтоженным сотрудниками сотрудниками североамериканского аврората. Но недавно он был замечен в Париже, живым и здоровым, и Дамблдору, разумеется, тут же стало об этом известно. Едва услышав о Париже, патлатый вскинулся, на его лице наконец промелькнуло что-то живое, внимательные глаза так и следили за каждым движением Реддла. — Вместо того, чтобы выступить самому, Дамблдор отправил наперерез Геллерту Гриндевальду своего любимчика, некого магозоолога, уже отличившегося недавно в Северной Америке. Его имя Ньютон, Ньют Саламандер. Должно быть, у Дамблдора есть веские причины полагать, что магозоолог и его… скажем так, разношерстная компания справятся и найдут Криденса первым, опередят самого Гриндевальда. В конце концов, именно Саламандер пленил тогда Гриндевальда. Может и так. Но… Том замолчал и обвел почти торжествующим взглядом своих соратников. — Но? — тихо переспросил Рамси, нарушив давящую тишину. Сердце его заколотилось быстрее, он вдруг отчетливо ощутил каждый его гулкий удар и осознал, что все то время, пока говорил Реддл, он не дышал. — Он не учел меня. И он не учел вас. Я поручаю вам, Корвусу и тебе, Рамси, отыскать Криденса и привлечь его на нашу сторону. Если мальчишка будет с нами, мы получим долгожданное преимущество, преимущество перед Дамблдором. Ну и к Геллерту Гриндевальду, разумеется, придем не с пустыми руками. Корвус так и не проронил звука, лишь коротко кивнул и поджал губы. Похоже, особой разговорчивостью он не отличался. — И еще кое-что, Болтон, — голос Тома, спокойный, даже участливый в момент, когда он обращался к Корвусу, разом похолодел и потяжелел, в глазах Реддла отчетливо промелькнул красный отблеск, и Рамси аж вздрогнул, инстинктивно подался назад, не в силах справиться с неожиданно охватившим его страхом, навеянным чистым потоком магической мощи, насквозь прохватившим его, точно ледяной порыв ветра. Он обхватил себя руками в невольном защитном жесте и внимательно проследил своими блеклыми глазами, как Том поднял палочку и направил ее — нет, не на Рамси, а на закутанную фигуру, возвышавшуюся за его спиной. Но не успел юный Болтон не то, что отреагировать, просто понять, что сейчас произойдет, широкий черный капюшон, точно порывом ветра подхваченный, надулся и соскользнул с головы, опадая, открывая… Светлые, почти седые волосы клоками лезли, казалось, прямо из черепа, плотно обтянутого желтоватой кожей, кожа эта плотно обтягивала лоб, переносицу, скулы, острый подбородок… широко посаженные, запавшие глаза цвета, который когда-то был голубым, с выражением вселенского ужаса вытаращились на Тома, и несчастный инстинктивно вцепился в капюшон, дернулся — и замер, едва заметно подрагивая, не зная, что ему делать. Надо признать, черты его все еще хранили отголоски былой красоты, время и перенесенные лишения не стерли их без следа с его лица, но на контрасте с ними тем сильнее выделялось его теперешнее уродство. Даже безучастный Корвус не удержался и скривил губы, взглянув на то, что ему открылось, после чего и вовсе глаза отвел — и от Рамси, и от его спутника. Рамси же выглядел откровенно разозленным, но его ярость, все еще смешанная с безотчетным страхом перед магом, чьи силы значительно превосходили его собственные, ни в какое сравнение не шла с ледяным недовольством, даже раздражением Тома Реддла. — Я долго закрывал глаза на твои чудачества в Хогвартсе, Рамси. На то, что ты сделал с собственным братом Домериком, с Роббом Старком. За них ты и так уже достаточно поплатился, вспомни юного Старка и то, как он успел отплатить тебе. Я позволил тебе взять себе в услужение этого бесполезного предателя, которого ты теперь всюду таскаешь за собой, — Том бросил полный отвращения взгляд на худощавого спутника Болтона, который все так же мелко подрагивал, уставившись себе под ноги. — Но я предупреждаю, если ты снова дашь волю своим звериным инстинктам, если хоть один волос упадет с головы Криденса Бэрбоуна по твоей вине, я сделаю так, что ты взвоешь, Рамси, взмолишься о смерти, как о высшем благе. А теперь прочь с глаз моих! Неуловимое движение волшебной палочки, вспышка слепящего белого пламени — и Рамси рухнул на колени, шипя, зажимая ладонью обожженное плечо. Послышался резкий, точно удар невидимого хлыста, щелчок. Том аппарировал. Сдержать полыхнувшую в душе ненависть было трудно, и Болтон невольно оскалился, подобрался. Если бы он только мог навалиться, полоснуть ножом, сомкнуть зубы на горле ненавистного мага… но Том слишком силен. Рядом с ним даже просто стоять трудно, такая от него исходит мощь, а уж если помыслить о том, чтобы напасть на него… нет, нельзя. Том и без палочки мог сотворить ужасные вещи. Однажды на первом курсе на него набросилась парочка второкурсников, думая подшутить над надменным слизеринским заучкой. Том и пальцем не коснулся их, но визжали они так, будто им плавят кости… Его не наказали, палочки при нем не было, но многие преподаватели, в том числе Альбус Дамблдор, были обеспокоены такой мощью — первокурскник выдал мощный, направленный выброс магии, действие которой по описанию очень уж походило на заклятие Круциатус. Невербальный Круциатус, без палочки, одно лишь чистое стихийное желание причинить боль… Рамси солгал бы сам себе, если бы сказал, что такая сила его не впечатляла. Она же заставляла его, скрипя зубами, подчиняться, но если бы только… если бы… — Похоже, ты повелителю не по душе, — вдруг насмешливо заметил Корвус. Голос его, уверенный, надменный, прозвучал как-то глухо, словно говорить Корвусу доводилось нечасто и он понемногу отвык от этого. — Не могу сказать, что не понимаю его. — Кажется, ты молчал. Вот и заткнись снова, — бросил Болтон, поднимаясь — юноша, безмолвный его спутник, тут же бросился на помощь, наклонился и протянул худую — сплошной скелет! — руку, но Рамси с яростью оттолкнул его, и он едва на ногах устоял, склоняя безобразную голову — ни дать ни взять, побитый пес, разве что не скулит. — Я слышал о тебе, — продолжил Корвус, сверля взглядом Болтона. Выпад его он проигнорировал с высокомерием рыцаря, на которого замахнулся палкой деревенский мальчишка. — Да? И чем я так знаменит? — с издевкой поинтересовался Рамси. Он поднялся и исподлобья уставился на Корвуса своим форменным взглядом, который не раз заставлял трепетать малодушных собеседников. Но этот парень выдержал его, и ни единый мускул не дрогнул на его худом, но все же красивом амимичном лице. — Я знаю, что ты плох в заклинаниях. Психически нестабилен. Возможно, болен ликантропией — эти шрамы, это ведь от когтей оборотня? — спокойно перечислил Корвус. — Но ты хитер, как змея на гербе твоего факультета. Едва ли мистер Реддл ценит тебя, как мага, но бесполезных он при себе не держит. Похоже, от тебя ему нужны не твои таланты, а что-то другое, быть может, именно твоя змеиная изворотливость. И я не скажу, что мне льстит перспектива сотрудничества с практически сквибом, садистом и оборотнем в одном лице, но если это нужно, чтобы попасть в Париж, я готов пойти и на это. — Самоуверенный наглец, — прошипел задетый за живое Рамси. Глаза его полыхнули дикой злобой, яркие полные губы некрасиво скривились. — Я знавал одного такого. Он плохо закончил. Рука его словно бы случайно нырнула в широкий карман, он сделал несколько шагов навстречу, внимательно следя за Корвусом. Но не успел он поудобннее перехватить рукоять короткого острого кинжала и быстро, но метко послать его в сторону надменного Корвуса, так напомнившего его старшего братца — не с тем, чтобы убить, нет, всего лишь указать наглецу его место, как тот извлек из кармана палочку и процедил сквозь зубы: — Экспеллиармус! Кинжал, не успевший сорваться с пальцев, вылетел из руки, словно подцепленный невидимой нитью, звонко ударился о стену, падая, задел треснутую склянку на полке и вместе с ней и рухнул на пыльный пол. Рамси остался безоружен под прицелом волшебной палочки. Разумеется, в его кармане еще оставалась его собственная палочка, грубо вытесанная из северной сосны, ложащаяся в ладонь пусть и хуже ножа, однако все же оружие — но выхватить ее он уже не мог, не успевал — кончик волшебной палочки Корвуса был направлен прямо ему в грудь. И глупо было полагать, что Корвус не знает больше никаких заклятий кроме банального Разоружающего. Его верный пес, юнец в балахоне, видя, что хозяину угрожают, бросился было к нему, чтобы закрыть собой, защитить, но последовало еще одно легкое, едва уловимое движение палочки, заклятие даже вслух не прозвучало, словно Корвус пожалел слово тратить на это существо — и парень грудой тряпья свалился на пол, похожий на безобразную куклу, марионетку с обрезанными нитками. Рамси стиснул зубы, верхняя губа сама собой поползла вверх, он не терпел, когда кто-то посягал на то, что он считал своим — но он не бросился в ярости на противника. Пусть он и сильнее физически, куда крепче и тяжелее Корвуса, нацеленная прямо в грудь чужая палочка в руках умелого мага, способного даже на невербальные чары и применяющего их так же легко, как обычные заклинания, слишком красноречиво говорила о том, что преимущество сейчас явно не на стороне Болтона. — Что теперь? Поступишь со мной — как с ним? — Рамси коротко кивнул в сторону собственного поверженного «пса», стараясь придать своему голосу как можно больше спокойствия и безразличия. Безразличного нельзя задеть. Безразличный не боится и не совершает ошибок. — Мистер Реддл позволил мне убить тебя, если ты начнешь представлять угрозу, и уверяю, я сделаю это без колебаний, — серьезно сообщил Корвус, проигнорировав вопрос Болтона. — Он тебе не доверяет, и тебе придется постараться, чтобы снискать его расположение. Но скажу по секрету, твоя беда не только в этом. Беда еще и в том, что тебе не доверяю я. А я не привык работать с теми, кому я не доверяю. И, прежде чем Рамси понял, что собирается сделать Корвус, прежде чем он предпринял что-то, чтобы хоть как-то защитить себя, тот взмахнул палочкой, вновь нацеливая ее прямо в грудь противника, и с чувством странного довольства в голосе произнес: — Легилименс.