Уроки воспитания

«Это, по-твоему, называется «хорошо», мудила?» За этот месяц я достиг нереальных высот. Я поцеловался с девушкой, и… с двумя парнями. Один из которых поспособствовал покушению на мою жизнь, а второй является хахалем моей матери. Я жил на улице, в подсобке магазина, у тетки. И в конечном итоге, ощутил прикосновение смерти, когда пуля прошла в паре сантиметрах от моего виска. Вот это жизнь! Хоть книгу пиши. Процесс одевания больше напоминал конвульсии и судороги из-за нервного тика, преследующего меня ровно с того момента, как дуло пистолета оказалось рядом с головой. Тревога усилилась в раза четыре после случая с мудилой. Еще пара мгновений и я точно сойду с ума. Небольшая доза алкоголя помогла спокойно заснуть, но даже десятичасовой отдых не смог реабилитировать пошатанную психику и угомонить сердце, которое стучало при каждом шорохе. Я думал слишком много, слишком много боялся, хотя раньше страх по факту был мне чужд. А сейчас меня как будто зашугали, как будто любое неловкое движение и я сломаюсь как соломинка. Вчерашний случай с Александром пошатнул меня. Хотя внешне это было сложно заметить. Щеки не стали впалыми от стресса, я не рвал волосы на голове, запястья были чисты, без шрамов, только глаза все постепенно тухли. Они и до этого особо не светились, а сейчас выражают абсолютное равнодушие. Теперь я был на сто процентов уверен, что этот парень псих. Это было не так, как в те разы, где он бесился и применял силу. Он поцеловал меня. Можно спихнуть тот инцидент с Владом на пиво, а здесь не знаю что и сказать. Может ли это значить, что я увел мужика у своей матери? От этой мысли стало смешно, а потом жутко, потому что абсурдно. Пришлось осознать весь ужас ситуации и еще раз принять мысль, что жизнь меня недолюбливает. Действительно, то, что происходит сейчас – это далеко выходящее за норму, особенно когда один твой недруг хочет тебя убить, а второй, возможно, изнасиловать. Ладно, допустим, что случай со связыванием и избиением был «воспитательной мерой». Что тогда было это? Что это такое? Хотя, я должен был догадаться о нехороших намерениях Александра еще когда он оголил мою пятую точку и излупцевал пряжкой от ремня. Думаю об этом – становится тошно. Странно, как одно воспоминание может бросить человека в дрожь и превратить его в параноика. Выходить за пределы комнаты было страшно, и, возможно, было бы намного разумнее запереться в ней и сидеть до скончания своих дней, только бы на меня не обрушился гнев хозяина этого дома, но я не хотел сидеть на месте. Надо было бежать. Уже в который раз. С мыслью «в задницу школу» я направился осторожным шагом вниз по лестнице, стараясь не тревожить внимание обитателей этого дома. - Дорогой, - послышался знакомый женский голос, - ты почему не в школе? Занятия уже начались. Худой силуэт стоял возле окна и держал в руках небольшую лейку для цветов. Длинные волосы были небрежно завязаны в низкий хвост. Мама повернулась ко мне, одаряя холодной улыбкой. Ну, как всегда. - Ох, женщина, - громко выдохнул я, - только тебя мне тут не хватало. Она состроила брови домиком и попыталась сделать неравнодушное выражение лица. Получалось плохо. - Как ты разговариваешь с матерью. Никакого уважения, - женщина хмыкнула и вернулась к поливанию цветов. Если она продолжает разыгрывать спектакль, значит мудила дома. «Надо валить». Только я об этом подумал, как на лестнице появился образ широкоплечего мужчины. - Блять, - вырвалось у меня. В спешке надевая обувь, я выскочил за входную дверь и быстрым шагом покинул территорию поместья. Удивительно, но он никак не отреагировал на мои действия, хотя обычно усмехался или проводил взглядом. Ожидал другой реакции, все-таки в прошлый раз мои выходки в виде удара под дых закончились плачевно, а сегодня ничего. Но так даже лучше. Так как в школу я идти не собирался, пришлось развлекать себя немного другими методами. Сегодня день должен был быть невероятно разнообразным. Мой план состоял из того, чтобы покурить, пока буду идти в парк, потом покурить пока буду идти по парку, ну, и наконец, покурить, пока буду идти из парка. Много дел сегодня, конечно. В моей же выгоде было найти какую-нибудь подработку для осуществления успешного побега. На этот раз я не собирался рисковать. Надо было все продумать заранее, особенно такие нюансы, как документы, жилье и образование. Для всего этого необходим стартовый капитал, так что, попутно гуляя по городу, я искал и собирал листовки с объявлениями о наборе персонала или же бумажки с обычными халтурами. Голова разрывалась на тысячи кусочков. То ли от выпитого вчера, то ли от холода. Мороз уже действительно был нешуточный, поэтому я не удивился, когда, сидя на лавке в парке, заметил первые хлопья снега. Красивые и пока еще несуразные снежинки опускались на черную байку, некоторые попадали на шиворот, заставляя подрагивать. Зрелище было приятное, но одновременно грустное. Я погрузился в прострацию, наблюдая за тем, как снег медленно растворялся на влажной земле. И все шло хорошо, пока перед моими глазами не мелькнул знакомый белый кроссовок, который вчера находился ровно на уровне моей головы, пока я, как распятый, лежал посреди школьной лестничной клетки. Знакомые черные штаны в клетку и темно-синее пальто красовались на ненавистном мне теле. Я недовольно сунул сигарету в зубы, поднимая глаза на сероглазого ублюдка. Тот хмыкнул и опустился на лавку рядом, разглядывая бледное побитое лицо. Над моей левой бровью красовалась гематома, украшенная рваным порезом. Посиневшие губы до сих пор немного кровоточили от травм и морозных трещин. - Что надо? – голос сам по себе неожиданно охрип, отчего слова автоматически прозвучали вызывающе. Артем молчал, как будто не замечая слов. - Меня напрягает, когда на меня пялятся, - продолжил я, выдыхая дым. - Похоже, что это меня волнует? – парень оперся на спинку лавки. - Что ты от меня хочешь? - Только убедиться, что ты не будешь трепаться о вчерашнем, - парень кивнул в сторону моей рассеченной брови и синяки на шее. Лицо исказилось в комбо эмоций из удивления, отвращения и ненависти. Но дабы избежать плачевных последствий, пришлось неловко кивнуть в знак согласия. Я бросил бычок под ноги и уже собрался покинуть парк, как тот одернул меня за рукав. Одно резкое движение высвободило ткань из цепких пальцев. Небольшая дрожь пронзила спину, но внутренняя гордость не позволяла подать виду. - Я заметил, что ты без меня не скучал, - продолжил Артем. Я непонимающе бросил взгляд в сторону парня, а потом до меня дошло, что вчера он видел и другие гематомы и шрамы на моем теле, оставленные не им, а Сашей. - Да, - следующая сигарета пошла в ход, - почему-то людям нравится меня бить. Сероглазый усмехнулся, отчего на его лице выступили еле заметные ямочки. - А всего этого можно было избежать, всего лишь отрезав тебе язык. Господи, как же я его ненавижу. - А всего можно было избежать, всего лишь отрезав член твоему папаше, - я сказал это достаточно громко, что две пенсионерки, гуляющие неподалеку от нашей «чудной» компании, недобро посмотрели на нас и осуждающе зашушукались. - Тебе повезло, что мы в общественном месте, - лицо юноши исказилось в злобной гримасе, - иначе вчерашняя профилактика повторилась бы. - А то есть школа – это не общественное место. Там можно людей бить, - я саркастично развел руками. Одним движением парень спихнул меня со скамейки, наваливаясь сверху. Я зажмурился, ожидая удара по искалеченному лицу. - Свернуть бы тебе шею, - я нервно начал спихивать сидящего на мне парня, хватая воздух ртом,- да руки о такое дерьмо марать не хочется. Артем исчез в глубине парка, оставив лежать замерзшего меня на грязном асфальте. Пока я отряхнул кофту от земли и привел себя в более-менее надлежащий вид, еще раз покурил и осознал, что все эти работы по объявлению – полнейшая херь, тьма покрыла город, а снег усилился, как и потребность моего организма в тепле. Была мысль остаться спать на улице, но после обитания в теплом доме с хорошей едой и комфортной атмосферой, привыкнуть к такому довольно сложно. За час я добрался до дома, дрожащий от холода и голодный. Время было позднее, поэтому я еле слышно закрыл за собой дверь, и тихим шагом направился к лестнице с мыслями о теплой мягкой кровати, как услышал разговор из комнаты, где я обычно коротал вечера. Из-за слабого освещения было сложно разобрать кто это, но по низкому голосу и женскому лепетанию, я узнал «отчима» и мать. - Ты знаешь условия договора, - Саша без доли нежности смотрел на женщину, закидывающую на него ноги. – Он обосновывается, я оплачиваю, ты исчезаешь. - Тогда внесем изменения? – мать, заигрывая, провела ступней от колена до паховой области, на что тот рукой скинул с себя тонкую ногу. Но она не сдавалась, и, максимально прилегая грудью к плечу мужчины, прошептала ему на ухо: - Зачем тебе мальчишка, когда есть рядом такая женщина. Я, оторопев, стоял возле дверного проема в страхе издать малейший шорох. Брачные нежности мне наблюдать не хотелось, но что за договор? И куда она собирается исчезать? Из мыслей меня выдернул громкий звук удара по лицу. Мать, схватившись за щеку, сидела возле Сашиных ног на холодной плитке. Гнев затмил разум, накрывая глаза темной пеленой. Я ринулся к сидящей на полу матери, хватая ее за руки с целью осмотреть полученную травму. Когда взор уловил багровый след от руки сильного мужчины, я совсем потерял самообладание. Как отчаянная собака, борющаяся на последний кусок хлеба, я вцепился в руку мужчины и даже смог прислонить его спиной к стене, держа за горло кофты, но в тот же момент оказался отдернутым вниз. До боли знакомые пальцы вновь вцепились в тонкую шею, прижимая затылок к холодному полу. Полусогнутые колени из последних сил били спину мужчины, но результата не было. Карие глаза прожигали испуганное лицо, изувеченное гематомами и ранами. - Как много ты слышал? – грозно почти прокричал мужчина, а я лишь покосился на мать, пускающую слезы от физической боли. Она даже не смотрела в мою сторону, только пыталась незаметно ускользнуть из комнаты. Саша повторил вопрос, сопровождая его сдавливанием горла, заставляя помутнеть мой разум. Стенки гортани уже не могли издавать даже глухой хрип. Казалось вот-вот хрупкие кости треснут, и я умру, но рука соскользнула, громким шлепком опускаясь на щеку. - Все, - коротко отрезал я, выдавливая последние молекулы воздуха. «Да нихрена я не слышал, черт тебя подери». Саша медленно убрал руки от туловища, продолжая сидеть на мне верхом, не позволяя свободно дышать. Гнев в его глазах был необъятным и бесконечным. Это даже страшнее пистолета, смотрящего тебе в лоб. - Правда? – он лукаво улыбнулся, наклоняясь к шокированному лицу. – Если бы ты слышал все, то явно не кинулся бы под огонь ради своей дорогой мамочки. Поверь. Тяжелое тело мужчины, наконец, освободило меня, и направилось в гостиную, оставив меня лежать на полу в недопонимании. «Люди действительно любят меня бить».