Уроки воспитания

Прохладный воздух обдал кожу моего насупившегося от пыли лица. Сигаретный дым слегка смазывал образы, мелькающие на горизонте поместья. Оранжевый закатный свет дрожащими струями расплылся по лестничной площадке, на которой я расположился, слегка поджав колени к груди. Странно, что этот яркий свет кажется мне таким серым и примитивным. «Яркие цвета угнетают» - подумал я, сбрасывая пепел к кроссовкам. Темно-синяя байка перестала согревать тело, как только солнце начало уходить вдаль. На ровном выдохе я вновь устремил острый взор на режущий свет и еле слышно выпалил: - Мне не нравится. - Мне тоже, - послышался равнодушный тон за моей спиной. Мужчина, опираясь спиной о косяк двери, пусто вглядывался за кромки цветущих деревьев. Затухающее светило хаотично играло лучами в его бездонных глазах. Я небрежно покосился на него через плечо и снова отвел глаза вдаль. – Выглядит слишком вычурно. Но еще больше мне не нравится, что ты куришь перед моим домом. Запах отвратительный, - безэмоционально подметил Александр, переводя взгляд на бледное лицо, зло улыбающееся в ответ. - О, ну извините, принцесса, что Вашим хрупким легким приходится терпеть эти отвратительные смолы, - я неуклюже поднялся со ступеньки и отряхнул черные спортивные штаны от пыли, зажимая в зубах почти истлевшую сигарету. – Что же нам делать с этой вопиющей ситуацией? – игриво пожав плечами, мой тонкий силуэт предстал перед нахмурившимся Сашей, недовольно вглядывающимся в очертания голубых глаз и тонких искусанных губ сверху вниз. - Что ты можешь предложить? Выплатишь моральную компенсацию? Я глубоко втянул в легкие последние остатки дыма и, отбросив бычок куда-то в кусты, выдохнул его в непроницаемое лицо мужчины, который даже не поморщился. - Конечно, забирай все мои деньги, все мои десять рублей, - наигранно пошуршал в карманах, придавая ситуации тупую комичность. Черные глаза несколько секунд осматривали мой несуразный образ, в них читалось осмысление того, насколько же резок и смел я стал, намного сильнее, чем раньше. Я больше не боялся этого мужчины. Единственный способ, которым он сможет ранить меня – это причинить физическую боль, а ее я уже не боюсь, я вообще не боюсь боли. Это неприятно, но не страшно. Если раньше смотреть на него с гордо поднятым подбородком для меня казалось абсурдом, сковывающим каждый сосуд тела в страхе, то сейчас, когда я спокойно делаю это, вижу в его глазах растерянность. Моя наполненная эмоциями голова игнорировала такой момент, что каждый раз, когда я поднимал на него глаза, Саша впадал в легкий ступор, будто увидел приведение или что-то, что не может существовать. Этим я пользуюсь сейчас. Если я смотрю ему прямо в глаза, а не жмусь в углу от ужаса, он впадает в ступор, теряется, даже кажется, что он чего-то боится. Но это всего лишь момент, как только к нему приходит осознание, кто перед ним стоит, на его лице вновь отражается равнодушие и заметное высокомерие. Словно путаешь раба с принцем, но потом исправляешь ошибку у себя в голове - Сделай так еще раз и будешь есть через трубочку, - холодно произнес мужчина, удаляющийся вглубь дома. Я невольно склонил голову вбок и, потерев шею, провел его глазами. «Мудак». Наш быт проходил довольно мирно после того, как мать Артема покинула эти стены. Мой «сосед», что было странно, старательно игнорировал меня. Раз в неделю он оставлял конверт с суммой на карманные расходы и больше ничего не требовал, вот только что мне делать с деньгами, которые мне некуда тратить. Если хозяин дома в большинстве пребывал на втором этаже, то я полностью оккупировал территорию первого и делал все, что заблагорассудится. Чаще он совсем пропадал, мог не появляться сутками, если не неделями, а когда возвращался, был измотан до неузнаваемости и спал. Очень долго спал. Когда я из интереса с ноткой шутки спрашивал куда он направляется, ответ был неизменен – работа. Что это за работа, которая требует такого износа, я не знал, да и не хотел знать. Его нет – мне даже лучше. - Тебе надо больше есть, - ранним утром заметил Саша, отпивая с краев кружки горячий кофе, не отводя глаз от какого-то заумного чтива. Еле уловимый взор, осматривающий мою худощавую нагую спину, холодком пробежался вдоль позвоночника. Я отстранился от своего основного дела – разрезания яблока, и, подпрыгивая, быстрым шагом переместился к холодильнику, с артистическом поклоном отворил тугую пластиковую дверь, за которой виднелась абсолютная пустота. Полки морозильной камеры не содержали в себе ничего, вообще ничего. Не было даже каких-то заквасок или намека на что-то съедобное. С язвительной улыбкой, направленной в сторону Александра, который, приподняв брови, пусто осмотрел холодильник, процедил сквозь зубы: - Все? Больше вопросов нет? – я резко сменил выражение лица на холодное и вернулся к кухонной стойке, где оставил свое красное яблоко. Мужчина пару секунд проследил за моими небрежными движениями, пока я поправлял спадающие с талии спортивные штаны и с хрустом кусал фрукт. - Я даю тебе деньги, куда ты их тратишь? - Откладываю на пенсию, конечно же, - мое тело инстинктивно оперлось бедрами о край тумбы, а взгляд устремился вверх, придавая образу задумчивый вид. Любой человек, не знающий моей глупой и резкой натуры, мог бы подумать, что сейчас из потрескавшихся уст вышло что-то крайне умное и мудрое, но нет. Это не так. - Ты до нее не доживешь, - вновь отпив кофе, Саша уткнулся в книгу. - Резонное замечание, - хмыкнул я в ответ на нехарактерную для этого человека колкость. – Нам нужна женщина, - в конце концов сделал вывод я. - Зачем? Ты вроде как уже должен был перерасти пубертатный период, но если тебе прям нужно, я могу… - Да нет же, - резко оборвал его я, слегка краснея в районе щек. Мужчина, поправив горло черной рубашки и зачесав несколько прядей, уложенных волос ладонью, неодобрительно зыркнул на меня так, что после этого взгляда даже кусок в горло не лез. «Боже ж ты мой, какой ранимый» - мысленно закатил глаза. - Если ты не хочешь обнаружить мой истощенный труп у себя дома, то найми кого-то кто будет готовить еду, раз сам не справляешься с этой обязанностью опекуна. Это же ты всех выгнал из дома, а страдаю я. - Взрослый мальчик, мог бы уже научиться готовить самостоятельно, - Саша устало вздохнул и сложил книгу на стол. - Меня некому было учить, - справедливо пояснил я, доедая яблоко. Саша, отведя черные глаза вбок, пару секунд подумал, напрягая точеные скулы и наконец произнес: - Нет, мы не будем никого нанимать. До этого ты как-то жил, значит и сейчас сможешь, - он ловко вытянул из переднего кармана брюк какую-то карту и бросил ее на стол, та, скользящим движением, направилась в мою сторону по плоской глади. Словив ее двумя пальцами, начал вглядываться в содержимое золотистого прямоугольника. - Сегодня сходи и купи что тебе нужно, ей же и расплатишься за такси, - грациозно оперевшись руками о стол, мужчина поднялся и собрался удалиться. – И шмоток себе прикупи приличных, а то такое ощущение, что бомжа приютил. - Вообще-то, так и есть, - парировал я. – А сколько я могу отсюда потратить, - сверкая глазами, невольно залебезил я, предвкушая денежное всесилие. - Сколько нужно, - коротко отрезал мой собеседник. «Все, что мне нужно, это два патрона, идиот. Один, чтобы всадить тебе в голову, второй для твоего племянничка» - подумал я, но говорить ничего не стал. Не пожелал гневать на удивление благосклонного мужчину. - Еще один вопрос, - почесывая торс, я плавным движением последовал за одевающим серое пальто мужчиной. Он, не поворачиваясь ко мне лицом, устало выдохнул: - Задавай. - Когда я смогу вернуться в школу? - я нервно начал мять пальцы рук. Александр бросил очертеневший гневный взор через плечо и немного нахмурил брови. - В эту школу ты не вернешься. Я пока решаю этот вопрос, - черные глаза блеснули, давая понять, что вопрос пока стоит замять. – Все? – отворяя грузную дверь, поинтересовался он, на что все, что смогло выдавить мое скованное легким страхом тело, это резкий кивок. «Снова ушел» - пальцы неловко сжимали врученную карточку, будто это был хрусталь. «И что это за ответ такой? Неужели, хочет меня здесь запереть на домашнее обучение? Нет, этой гнетущей пустоты я не выдержу, пусть тогда лучше сразу меня задушит». Дни сменялись неделями, он все не появлялся. До пустовал, в углах начала появляться паутина, которую я иногда пытался убирать, но в силу роста это не всегда получалось. Я готов был взвыть от скуки. Стены дома казались все более толстыми, иногда я выходил на прогулку, иногда гулял ночью по парку, но всегда возвращался в этот дом. Я смирился, мое место тут. Хотя, его отношение сильно поменялось в последнее время, стало, скорее, равнодушным, а я стал борее смиренным и послушным. Вот что делает с человеком резкий перепад из вечного стресса в полный комфорт. Меня никто не трогает, я всегда сыт и хорошо одет, всегда знаю, что завтра наступит и будет таким же спокойным, как сегодня. Только иногда, находясь в полном одиночестве в этот огромном давящим доме, сплющивающем голову в одну плоскость, я задумывался, а что хуже – вечные страдания, терзающие душу и тело, или же томный комфорт, который медленно поглощает меня. Человек никогда не бывает доволен тем, что имеет, а потом жалеет. Таков и я. Вновь проводя легкую уборку на первом этаже, я невольно сфокусировался на выделяющейся из общей картины поместья довольно старой и безобразной двери, скрытой массивом лестницы. Замок на ней давно заржавел, а петли еле держали тугую деревяшку. Изначально у меня не было мысли вторгаться туда, это же не мое дело, но интерес иногда берет верх над разумом. Я неосознанно направился к ней навстречу с потертой тряпкой в покрасневших руках. «Ему это не понравится, я так думаю, но его уже нет почти месяц, поэтому…» «Не открывается» - подумал я, гневно дергая ручку. Почему-то этот «барьер» вызвал у меня странный гнев, я приложил максимум силы, но она даже не дрогнула. «Ладно, верно говорят, не стоит судить книгу по обложке» - прикусив губу, отступил на шаг назад и вновь осмотрел дверь. - И что ты делаешь? - за ухом послышался теплый бас. От неожиданно нарушенной тишины я отскочил назад со скорченной в шоке гримасой, прижимаясь спиной к той самой двери. Явно уставший мужчина с интересом пялился на меня, словно на волшебного зверька, сложив руки в карманы пальто. - Я не слышал, как ты вошел, – на выдохе выпалил, сильнее вжимаясь в дверь. - Что ты делаешь? – повторил вопрос мужчина, разглядывая дверь за мной. Я хаотично начал разглядывать окружение, пытаясь найти оправдание своей попытке вторжения в дела, которые явно не должны меня никак касаться, но под глаза попалась влажная тряпка в руках, и я, не осознавая абсурдности, вздернул ее вверх, прямо перед лицом Саши, который слегка дернулся назад от неожиданности. - Мою, - непроницаемо серьезное, слегка побледневшее лицо встретилось с еле сдерживаемым смехом мужчины, с легкой жалостью оценившего неудачное оправдание. Саша неосознанно прикусил нижнюю губу, и выдавил смешок, отворачивая лицо в сторону, а затем вновь направил усталые, но одновременно игривые черные глаза на мою скривившуюся в недовольстве физиономию. - Хочешь знать, что там? – мужчина азартно наклонил голову и вытянул шею вперед, оставляя небольшую дистанцию между моим смущенным от стыда за неосмотрительность лицом и своим – красивым, все таким же выразительным, но слегка посеревшим, видимо, от недоедания и недосыпа. Голубые глаза с легким презрением за такое детское поддразнивание со стороны мужчины устремились на мягко улыбающегося мужчину. Щелчок, грудь неожиданно наполнилось таким чувством, которое ощущаешь в полусне – чувством падения. Сила веса тела сыграла со мной плохую шутку. «Не надо было так сильно вжиматься в эту чертову дверь, видел же, что она дерьмово держится» - панически кричал у себя в голове я, пытаясь ухватиться тонкими пальцами за любую поверхность. За тонкое предплечье грубой хваткой вцепилась мужская рука, останавливая от неожиданного падения вниз. Я с глубоким испуганным вздохом подтянулся ближе к мужчине и сразу же вырвался, прячась за широкими мужскими плечами. Дверь вела в глубокую пустоту, пугающую и бездонную. Просто чертовски глубокая яма с крутой лестницей, наполненная сыростью, пылью и каким-то странным запахом заржавелого металла. Саша, с забавой обернувшись, махом руки пригласил меня спуститься вниз, на что мой скептический взор неодобрительно переключился с подвала на лицо. Еще раз нависнув над ямой и брезгливо поморщившись, я пробормотал: - Я с тобой туда не пойду, - голубые глаза чуть покосились на вымотанного Александра, который недовольно скрестил руки на груди и вопросительно наклонил голову. - То есть, без меня ты бы туда пошел, - сделал он вывод, слегка смотря на недоверчивое выражение, сияющее на моем лице. - Нет, - отвел в сторону глаза и слегка попятился назад, пытаясь оказаться поближе к безопасной зоне Саша неожиданно резко выдохнул и сменил игривый и мягкий тон на более требовательный, уставший и грубый. - Спускайся давай, щенок, ты же так рвался туда, - мужские руки строго вздернули мои плечи, подталкивая вперед к, как мне тогда показалось, порталу в ад. От резкости я не успел предпринять хоть что-то и уже под физическим гнетом тащился вниз по скрипучей лестнице. Яма оказалась не такой глубокой, как можно было бы предположить на первый взгляд, однако менее пугающей она от этого не стала. Мутные капельки влаги стекали по толстым бетонным стенам, даже сквозь кромешную тьму можно было это заметить. Свет от поверхности почти не освещал не очень большое помещение. Больше даже мешал вглядываться, так как глаза полностью не могли привыкнуть к темноте. Наконец ощутив под ногами плотную почву, я неловко попятился вглубь неизведанного и попытался нащупать хоть какой-то ориентир, все время оглядываясь в поисках своего сопроводителя. Его тень слегка мелькала на фоне бездны. В глаза врезался желтоватый свет, исходящий от потолочной старой лампы, неуверенно качающейся в стороны из-за неожиданного нарушения повсеместного привычного покоя комнаты. Я зажмурился и сделал шаг назад в целях избежать дискомфорта, но уткнулся спиной во что-то громоздкое и холодное, что оставило неприятное липкое ощущение на теле. В попытке понять причину такого чувства, резко обернулся и увидел огромную стопку контейнеров, как по струнке рассортированных ряды, с какими-то незамысловатыми аббревиатурами на крышках. Саша молча и уверенно двинулся вперед, проводя ладонью по поверхности ящиков. Только сейчас, немного привыкнув к обстановке, я смог разглядеть это бледное одинокое помещение. Оно не было тесным, потолки на удивление были в хорошем состоянии, как и общая обстановка, но само содержание комнаты, эти ящики, вызывали какое-то нехорошее предчувствие. Я недоверчиво зыркал в сторону задумчивого мужчины в галантном образе, одновременно удивляясь количеству этих ящиков. Еле можно было разглядеть пределы этой затхлой комнаты, наполненной огромным количеством темных коробок. Эта комната совсем не подходила его слегка резковатой, но в то же время какой-то эстетической внешности. Эта комната больше подходила мне – мокрая, немного жалкая, еще и под землей. Не издавая звука, он равнодушно покосился в мою сторону и одним рывком снял один из ящиков с самого верха стопки перед собой. Пара щелчков – и заветный черный ящичек отворился. Ладонь мужчины завороженно подняла содержимое коробки, что-то, что я не смог разглядеть за широкой спиной в черном одеянии. С каким-то блаженным и одновременно холодным лицом, он оценочно провел пальцами по вещи, а затем медленно и не глядя развернулся. В этот момент я понял почему эта дверь выглядит так невзрачно и почему она так плотно заперта. Длинные пальцы сжимали небольшой пистолет, мужчина, чуть напрягая брови, прицелился мне между глаз и бархатно произнес: - Glock-17, девятый калибр, очень хорошая вещь, - он не отрывал черных глаз от прицельной точки. В душе поселилась паника, как будто в фильмах, я ощутил, как тело впадает в полнейший ступор, все чувства, кроме страха, отключаются, прожилки тела наполняются жаром, а вены наоборот перестают пускать кровь. «Бежать? Нет, просто смотри ему в глаза, прямо в глаза» - тараторил я у себя в голове, сохраняя ледяное хладнокровие. Тонкие бледные пальцы еще сильнее сжали влажную тряпку, пока мужчина целился прямо в напряженный побледневший до синевы лоб. - Что это? – наитупейший вопрос, который можно задать человеку, который целится тебе в лоб. «Конечно, Рома, что это может быть? Наверное, водный пистолетик и сейчас этот больной ублюдок обольет тебя теплой водичкой и убежит с задорным смехом, крича «Догоняй». Критика у себя в голове никак не помогала сориентироваться в ситуации. Пронизывающие голубые глаза уставились напором в отстраненные черные, которые четко чертили траекторию выстрела. «Он же как собака, пока не чует страх – не кусает, да? Саша, ты же собака. Пожалуйста, будь собакой». - Это то, что кормит тебя, - Саша медленно двинулся в мою сторону, опуская ствол вниз. Когда между оказалась минимальная дистанция, а мое хлипкое тело вжалось в холодную поверхность, мужчина склонился ко мне и слегка потыкал дулом мне в грудь, с какой-то странной мягкостью произнося: - а еще это намек, чтобы ты не лез в дела, которые тебя не касаются. Всучив железяку в прижатые к груди руки, он начал неспешно удаляться из комнаты. - Не ломись в закрытые двери, щенок, - с ухмылкой мужчина начал подниматься вверх, оставляя меня с ужасом держать этот предмет для убийства. – А, кстати, - выглядывая из стены, он завершил: - он разряжен. В руках постепенно угомонилась дрожь, а ужас сменился замешательством. Я полностью сконцентрировал свое внимание на пистолете в своих руках, от которого еще пару секунд назад готов был умирать. «Он меня просто закошмарил, ради шутки, сукин сын» - легкая обида на собственную наивность заиграла иглами в горле. - Идиот, - где-то в глубине верхнего пространства раздался легкий смех. «Он определенно опасный человек» - к такому выводу я пришел, покидая пугающую комнату. Свет погас, я выбрался наверх, глубоко вдыхая свежий воздух после долгого пребывания в сырости. «Очень опасный». Что действительно удивляло меня в жизни Саши, так это то, что у него было только 3 состояния – пьяный, уставший и злой. Иногда они смешивались, чаще я его замечал в последних двух и старался в такие моменты игнорировать его, но первое состояние было для меня как огонь. Я боялся. В такие моменты я вспоминал события первых дней и впадал в чистый ужас. Да, эта рана уже не так зудела, воспоминания не заставляют желать содрать с себя кожу, я даже могу смотреть на этого мужчину без презрения, но когда он пьян, я боюсь. Мне страшно, страшно, страшно. Слава всевышним силам, сейчас на это у него не было ни времени, ни сил, но если он пил, я уходил из дома. Как можно дальше, как можно дольше. Холод, гроза, дождь, грязь, жара – все лучше, чем повторение того ужаса. Утром, после его ночного рандеву, выглядел он неважно – все руки в ссадинах, губы искусаны, глаза красные, а настроение хуже некуда. - Я вот иногда удивляюсь, - заговорил я, заваривая очередную кружку кофе, поглядывая на помятого очередным алкогольным трипом мужчину, - люди, которые всю жизнь жрут салат, ни капли в рот, ни сантиметра в жопу, умирают в 25 от какого-нибудь рака или еще чего, а ты, бухаешь, ничего не ешь, и спишь по 4 часа в сутки, но жив здоров, да и еще и выглядишь по-человечески. Поделись секретом. - Пью витаминки, - острил он. - Мне кажется, ты не доживешь до 40, посмотри на… - И что ты предлагаешь? – резко оборвал меня Александр, пребывающий в раздрае. Мои замечания его явно раздражали, я был словно надоедливая жена, доводящая мужчину до состояния выжатого лимона. - Не пить, - я оперся тазом о кухонную тумбу и хлебнул содержимое из кружки. Конечно, мне было абсолютно плевать, на его здоровье, сколько он проживет, пускай сдохнет хоть сейчас, но вот эти ночевки на дикой природе мне в горло уже лезли. Во-первых, не всегда подгадаешь момент, когда он решит утопить свои переживания в крепеньком, во-вторых, пусть я и люблю прогулки, да и спать на улице мне не впервой, но если можно не спать там, то зачем? Был вариант снова напроситься к Соне, но мой так называемый опекун был совершенно прав в отношении такой ситуации – всем плевать на меня. я никому не нужен, а ему нужен, не знаю зачем и почему, но нужен. Тем более, перед Соней было стыдно, да и в извинениях я не особо силен. - Супер, пожалуй, так и сделаю, - сарказм соскользнул с потрескавшихся губ. – Я вроде как тебе говорил о вмешательстве в мои дела, но до тебя как-то туго доходит. Может, мне провести с тобой корректировочную работу над поведением? - по моей спине прошелся холодок от тяжелой атмосферы, оставленной гневным взором Александра в мою сторону, который с улыбкой аля «якобы дружелюбная» вертел в руках чайную ложку. Я еле слышно сглотнул и, стараясь не выдавать дрожь, которую он, даже не применяя каких-то прямых действий по отношению ко мне, вызывал внутри грудной клетки. От одних воспоминаний об этой «корректирующей работы», впитавшихся в извилины мозга, меня перекашивало в ступоре и ужасе, тело немело и покрывалось холодной влагой. Видимо, не один я здесь великий манипулятор, мои жалкие попытки управления гневом этого человека никак не могут стоять вровень с его прямым указом на последствия, которые наступят, если я не изменю свою модель поведения. Мужчина, заметив мое побледневшее лицо, снисходительно опустил глаза и покинул, словно тень, кухню, оставляя побледневшего меня наедине с пугающими кадрами прошлых событий. В такие моменты Саша надевает на меня «ошейник». Да, я действительно немного наглею, если перестаю чувствовать страх, но его слова словно напоминание того, что я хожу по лезвию ножа, и если он захочет, то это лезвие разделает меня на филе. Это отвратительное чувство сочетания страха и стыда. Страха перед тем, что может случиться, стыд за этот страх. Я не помню, когда стал таким трусливым, но и не помню момента, когда начал смело смотреть ему в глаза. Чем реже мужчина появлялся дома, тем больше я его обживал. Единственное место, куда моя нога не осмелилась ступить – это спальня и совместно кабинет хозяина жилища. Четкие образы темных тонов той комнаты, черные постельные простыни и кожаный ремень на руках заложились в памяти тяжким камнем, не дающим перейти эту границу между коридором и помещением. В ней похоронен мой ужас, я знаю, что если попаду туда, то никогда не смогу избавиться от ужаса. Можно было подумать, что гораздо более ужасные события преследовали меня по всему дому, но нет. Если все остальные случаи, пополняющие запас моих психологических травм, происходили пока мозг пребывал в состоянии аффекта и сознание самостоятельно заблокировало большинство ощущений, то именно тот самый первый случай стал основным балластом – я был в трезвом рассудке, не боялся, потому как не ожидал, и, самое страшное, практически не сопротивлялся. Эту дверь я закрою для себя навсегда. Так я думал. Саша вновь ушел в ночь, не сказав ни слова. Этот информационный пробел меня не волновал, да и не должен был. Единственное, что действительно было странным, на этот раз он не оставил денег на карманные расходы, а значит безмолвно пообещал скоро вернуться. Так и произошло. Еще более изнеможенный, чем в прошлый раз, он появился на пороге дома, сверкая впалыми глазами, и вручил в еще не отошедшие от глубоко сна руки. В глазах расплывались буквы, зафиксированные на бумажном листке. Тень мужчины промелькнула мимо меня, не поясняя ничего – ни что это за конверт, ни от кого он. Острыми костяшками пальцев потерев глаза, я расслабленно окинул глазами текст, затем еще раз, и еще раз, пока не осознал, что в руках я держу приказ о зачислении моей скромной персоны в одну из лучших школ города, действующей на платной основе и по международным стандартам. - Ты… Ты где это выцепил? – взбудоражено уставился в содержимое листка, дрожа от удивления всем телом. - Издеваешься? Выцепил? – черные брови хмуро изогнулись в ответ на такую неблагодарность. Мужчина фыркнул, располагаясь на диване с бокалом виски. Длинные ноги элегантно легли друг на друга, а рука мягко опустилась на спинку мебели. - Ну, в смысле, как?.. – помялся я, пытаясь поправить ситуацию. - Деньги, - отрезал он, блистая упругими ресницами, которые расплывались за миражом узоров стеклянного стакана, прильнувшего к губам Саши. Немного покопавшись в бумагах, которые были несуразно вывалены на поверхность стеклянного стола, он выдвинул в моем направлении синюю папку. – Это возьмешь завтра с собой и отдашь своему классному руководителю. Рука неуверенно потянулась к тонкой папке. - Что это? - Твое дело. Там вся информация, касающаяся твоего образования, твоего здоровья, и всяких мелочей, типа заслуг и достижений, хотя, могу заметить, что страница с ними абсолютно пуста, - мужчина язвительно хмыкнул. - А они могут вписать в заслуги то, что я не сдох проживая с тобой такое продолжительное время? – я решительно ответил колкостью на колкость. - Нет, могут только зачесть твои 4 попытки суицида, или сколько их там было? – Саша наигранно вздернул бровь, будто вспоминая что-то важное. Я листал содержимое папки аккуратно и завороженно. Как удивительно, что вся жизнь человека может быть заключена в нескольких листах бумаги. Под руку попалась старая потертая медицинские документы. - А это обязательно? – указал я пальцем на кипу бумажек со сведениями. - Ну а вдруг ты спидозный, такие школы очень тщательно подходят к подбору учащихся, - разъяснил мужчина отстраненным тоном. Я принял к сведению его комментарий про СПИД и мысленно послал его, но продолжил хранить покорное молчание. Первой бросилась в глаза сводка о хронических заболеваниях и общих параметрах лица. Первая запись в таких сводках – это обычно дата рождения, вес и возраст при рождении, но первая запись в моем документе была о простуде в возрасте около 4-5 лет, все поля, где должна была упоминаться дата моего рождения, пусты. - Какого… - пробормотал я. - Что? – устало поинтересовался мужчина хриплым голосом. - Тут какая-то ошибка, - с сосредоточенным видом, я вздернул бумагу к лицу мужчины, он мельком глянул на нее и тут же потянул еще немного виски из бокала. – Почему тут ничего нет? Он молчал. Саша никогда не отличался избирательностью в словах, по крайней мере, мне так казалось, однако такого, чтобы он молчал на вопрос еще никогда не было, н всегда знает, что нужно сказать, но сейчас молчит? Серьезно? - Потому что твоя крайне ответственная мать решила родить тебя с помощью народных средств в ванной, - Саша хмыкнул. Сердце кольнуло неприятным холодом от осознания. - Не смешно, - узкие брови сошлись вместе, образуя аккуратную дугу на лбу. Я пристально уставился на мужчину в ожидании серьезного ответа, но тот лишь пристально вглядывался в дрожащие линии белых волос. - Я не знаю, что ответить тебе на это. Твоя мамаша никак и нигде тебя не оформляла, сама не становилась на материнский учет, первое упоминание – вот, - мужчина махнул головой в сторону папки, - поэтому дату рождения выставляли такую, что соответствовала твоему внешнему виду и была наиболее правдоподобна. - Это… это хотя бы настоящие документы? – глаза закололо характерное для печали раздражение, я все сильнее и сильнее вглядывался в содержимое, понимая, что обо мне неизвестно практически ничего. Мужчина утвердительно качнул головой, прикрывая глаза. - То есть, до какого-то возраста меня даже не существовало? – дрожь в голосе вибрацией раздалась по гортани, подступил тяжелый комок горечи. – Ты хочешь сказать, что все, что я считал о себе достоверной информацией – ложь? Мне может быть и 16, и 18, и 20 лет? На надгробном камне даже не будет моей настоящей даты рождения? Может, мое имя и фамилия тоже ненастоящие? Я остервенело вглядывался в равнодушное и до ужаса холодное выражение, пытаясь найти хоть какое-то логическое объяснение или хотя бы сочувствие, но нет. Он слишком спокоен, слишком. - Ты… знал, - роняя с глаз маленькие влажные бусинки, процедил, скашивая ноги вбок. Почему мне так грустно от этого? Почему это так больно? Даже у собак, сука, записывают дату рождения в документах, а у меня нет, я что, ниже даже собаки? – Ты знал, сукин сын, - отчаяние заставило тугую хватку отпустить пластик. В голубых глаза, чей цвет приобрел оттенок мутного посеревшего неба из-за покраснения, блеснула злость и глубокая печаль одновременно. Тело, поддаваясь воздействию эмоций, само ринулось к мужчине, цепляясь рукой за воротник рубашки. Весь мой груз мигом навалился на смуглого человека, который удивленно наблюдал за тем, как мой злобный и опечаленный оскал почти впивается в его лицо. - Откуда ты это знаешь? Ты что, с самого детства меня преследуешь, конченый псих? – цедя сквозь зубы, я еле сдерживал гнев, чтобы не влепить этому сукину сыну пощечину. Мужчина мгновение всматривался в мое искаженное лицо, а затем одним движением вцепился сильной ладонью в тонкую шею, отчего я резко захрипел и ослабил хватку на ткани, перемещая силу захвата на душащую руку. Она слегка приподняла скованное болью тело и усадила на колени к владельцу позой «верхом на лошади». Я с силой сжал зубы, стараясь вдохнуть хоть немного кислорода, щеки налились кровью, а образ мужчины передо мной начал мутнеть. Как только Александр заметил это, он слегка убавил свой гнев и дал прокашляться, меняя положение «оков» с шеи на запястье. Я инстинктивно склонился вниз, падая на широкое плечо мужчины, и начал жадно хватать воздух ртом, откашливая сухость. - Во-первых, научись расценивать свои шансы в неравной борьбе, - спокойно советовал мой противник с недобрым огнем в черных очах, - во-вторых, я знаю это по большей части от твоей матери и… - Не делай из меня дурака, - шепотом промычал я, хватаясь свободной рукой за горло, наполненное горьким привкусом. Сила, вложенная Сашей на мое усмирение, не позволяла говорить мне громче, голосовые связки точно понесли урон. – Хоть раз в этой жизни я хочу услышать правду. На этих словах Саша резко переменился в лице. От гнева ни осталось и следа, чувствовалась глубокая вина, которая тонким слоем легла в эмоции мужчины. - Ответь мне на один вопрос, - шепот тихо раздался по комнате, заглушая сторонние шумы, - зачем? – грусть склонила белесую голову вбок, а попытка сдержать слезы выразилась в широкой, но очень печальной улыбке. Я умоляюще уставился на своего опекуна, который впервые выразил хоть какую-то эмоцию, помимо злости, насмешки и усталости. Мне не было интересно, мне просто необходимо знать зачем он это все сделал. Осознание, что я просто игрушка в чужих руках, сдавило горло сильнее, чем любой удушающий прием. Меня не существует, существует только то, что создал этот мужчина, и я хочу знать, за что он так со мной. Где я совершил страшный грех, чтобы перестать быть свободным человеком еще в детстве и стать марионеткой. Вся моя жизнь расписана им, так за что. - Скажи мне, Саша, - его имя сорвалось с окровавленных от укусов уст, заставляя мужчину вздрогнуть. Да, я никогда так тебя не называл, но сейчас хочу услышать правду, потому говори ее от своего имени, сукин сын. - Я вещь? Я персонаж твоей книги? Я животное? Зачем? В лице мужчины не было раскаяния передо мной, он лишь пристально разглядывал плачущие бледные черты, будто искал что-то знакомое и родное, а находя, осознавал, что оно таковым не является. - Я в долгу перед твоим отцом, а твой отец в долгу передо мной, несмотря на его смерть, этот принцип все еще имеет место быть. Все, что тебе нужно знать, это то, что ты существуешь на юридическом и физическом уровне отчасти благодаря моим заслугам, и, пока тебе юридически не исполнится 18, под моей опекой. Я не контролировал все аспекты твоей жизни, но по крайней мере, благодаря мне ты можешь получать образование, а далее работать и существовать как шестеренка этой системы. - То есть, я – это плата? – еще более хрипло и истерично выдавил я из груди. - Да, - чуть помедлив, на выдохе произнес опекун. - Тогда почему ты… не забрал меня раньше в этот ад, может так я хотя бы принимал это все за должное, - всхлипы и тяжелое дыхание преграждали путь внятным выражениям. – Может быть тогда всего этого ужаса не случилось бы, - хрип вышел из груди на одном звуке. - Ну, твоя мать очень красиво рассказывала о том, как важно матери находиться рядом с сыном в таком возрасте, не сказал бы, что поверил, и был прав. Она очень быстро отказалась от своей позиции, как только она перестала быть выгодной. Да и в принципе мне нет смысла объяснять тебе причины. Ты, мальчишка, не знаешь, что может сделать гнев и отчаяние с людьми. Чем старше ты становишься, тем четче воспоминания в моей голове. Я хочу уничтожить тебя, чтобы они перестали есть меня изнутри, и хочу защитить, как напоминание того, что когда-то я был человеком. Я боялся причинить боль еще одному невинному человеку тогда из-за своего помешательства, сдержал этот порыв, сдержал его даже несколько раз, но сейчас я не в силах. Я сойду с ума, если ко мне придет осознание потери, - взор осматривал четкие отметины от удушения на коже, пальцы мужчины мягко спустились от влажной щеки до синеющих следов от рук на хрупкой шее. – Ты спасаешь меня от безумия, Рома, но ты и есть мое безумие. В зрачках мужчины появилось двоякое отражение дикости и мягкости, когда его рука сильнее вжала худое тело в сильную грудь. Пальцы впились в тонкие локоны на светлой голове, поднимая подбородок вверх. Всхлип, срывающийся с бледных губ, был заглушен мягким поцелуем человека, сжимающего худое тело в своих объятиях. Холод и равнодушие всосались в душу как клещи наравне со страхом и стыдом. В голове крутилось «Я не человек, я не человек, я не человек, тогда, кто я?» Влажный язык Саши слизывал стекающие струйки крови с потрескавшейся кожи губ. Покрывало длинных мужских ресниц укрыло холодный, присущий этому человеку, взгляд. Пальцами он мягко оттягивал точеный подбородок вниз, проникая языком вглубь рта, магическим образом сплетался с моим сугубо обмякшим языком. Поток слез резко остановился, я всматривался в эти смуглые черты, в эти тонкие от природы изгибы, изящный, обладающий грубоватой остротой нос, длинные густые ресницы, шелковистые блестящие волосы, уложенные назад. Это мой создатель. Тот, кто, словно в игре, выстроил этапы моей жизни, решил мое будущее, тот, кто дал мне место в этом мире хотя бы на бумаге. Как мне теперь называть тебя, ублюдок? Может, богом? Должен ли я подчиниться ему, когда теперь знаю, что, по сути, в моей жизни от меня ничего не зависело. Я был прав, король манипулирования здесь вовсе не я. Теперь все было бессмысленным, даже то, что я, смотря гороскоп на телевизоре и думая «А они иногда хорошие вещи говорят», не имело смысла, поскольку я не телец, а значит все было ложью. Что вообще в этом мире является моим? Есть ли хоть что-то, что я сделал сам? Нет. Ничего. Что я понял из монолога Александра? Ничего. Абсолютно ничего, кроме того, что все, что у меня есть, это не мое вовсе. Наконец оторвавшись от долгого поцелуя, мужчина томно взглянул на равнодушного паренька перед собой, который изначально обладал буйным нравом, но сейчас был сломан по всем фронтам. - Что в моей жизни вообще реально? – неожиданно раздался юношеский шепот по комнате неожиданно для меня самого. Саша поднял бездонные глаза на меня. - Ты, - пальцы смуглой руки заправили несколько белых локонов за слегка покрасневшее ухо. – Помнишь, я говорил тебе, что сделаю для тебя все, если ты того захочешь. Я создам реальность, которую ты пожелаешь видеть вокруг себя. - Зачем, если эта реальность будет мне неподвластна? – прозрачный взгляд пронзил мужчину. - Тебе не нужно управлять целой реальностью, тебе просто нужно научиться управлять мной. В природе не существует такого человека, который был бы рад тому, что его используют, но этот мужчина буквально говорит мне сделать это. Он хочет быть использованным мной. Это его утешение? Искупление? Не знаю и не хочу знать, но если ты так говоришь, то я исполню твою просьбу. Я заставлю каждый кусочек твоей жизни гнить за то, что ты отнял мою. Игра начинается.