***
Опаздывая на обед, Ларри присаживается на перила лестницы в холле пансиона и скользит по ним вниз, слегка прикусив нижнюю губу от восторга. Ему нравится большая скорость, и он мечтает, что, когда вырастет, обязательно купит себе машину и будет гонять по пустынным полям за городом. Ну, а до тех пор остаётся довольствоваться только велосипедами и перилами. Вот он спрыгивает на одном лестничном пролёте, снова скользит вниз, опять спрыгивает, и так пока не оказывается на первом этаже. Разношёрстная по возрасту, внешности и росту ребятня уже выходит из огромной полупустой столовой, откуда доносится лязгающий звук приборов о тарелки и согревающий аромат обеда, но трое его друзей послушно ждут Ларри за дальним круглым столиком у витражного окна. Однажды они играли в игру «Волчья стая»*, и как-то так вышло, что Ларри выпала роль Вожака. Суть игры заключалась в том, что вожаку придумывали «добычу» — некое задание, которое он должен был выполнить, и если не выполнял, то становился омегой** — низшим по статусу волком в стае, — и делал неделю всё, что ему прикажут. А если выполнял, то остальная стая подчинялась вожаку тот же срок. Ларри несколько раз подряд становился Вожаком и ни разу не проигрывал: не в его правилах, всегда предпочитает идти до конца. С тех пор прошло уже много времени — пару лет точно, — а ребята будто по привычке остаются его преданной стаей. Ларри не особо нравится это подчинение, можно сказать, беспрекословное, поэтому он никогда не даёт им какие-то из ряда вон выходящие приказы, но тем не менее услугой «принеси-подай» пользуется регулярно. — Привет, чего не едите? — спрашивает Ларри ребят, в глазах которых он видит то радость, то укор. Смотря на кого посмотреть. — Тебя ждём, — отвечает Томас, медленно и демонстративно закатывая рукава пиджака. Томас — это тот, что с укором во взгляде, поблёскивающим из-под выбившихся из короткого хвостика непослушных чёрных волос. Подумаешь, Ларри опоздал на полчаса из-за того, что старательно упаковывал подарок Мэриану, который должен прилететь завтра, и теперь ребятам осталось десять минут на поесть. Но ведь он никого не заставляет его ждать. По крайней мере, так преданно. — Да остыло же уже всё, налетайте, — говорит Ларри, потирая руки, и замечает, что ребята не притрагиваются к еде до тех пор, пока он не надкусывает хрустящую куриную ножку. Как только он начинает смачно жевать, сквозь урчание животов доносится чавканье остальных мальчишек. — Ну вы и странные, — бубнит Ларри с набитым ртом. — Это, — отвечает курносый Шон, — дело чефти. — Он сидит напротив и периодически дёргает головой, чтобы белобрысая чёлка не измазалась в курином жиру, пока тот ест. — Да я уже давно не Вожак… — с ноткой раздражения говорит Ларри, откладывая обглоданные косточки в сторону и вытирая пальцы о салфетку. «Вот заладили». Взяв полбулки хлеба из корзинки, надавливает на мякоть большими пальцами, разламывая его, и отдает больший кусок третьему другу, сидящему справа от него, — Ховарту. — Спасибо, Ларри, — Ховарт тихо благодарит его, беря кусок хлеба своими тонкими пальцами. Он выглядит слишком болезненно после Мора. А говорят, здоровье всех выживших укрепляется! Ну как же, вот пример ходячего трупа. Порой Ларри кажется, что лучше бы тот помер, чем вот так вот жить: его руки постоянно трясутся; волосы жидкие-жидкие; костлявые пальцы ледяные; под глазами — тёмные, будто воздухом вздутые мешки; худой, страшно смотреть; одежда висит на нём, даже учитывая, что носит самый маленький размер. Ларри давно уже вырос из прошлогодней формы, а этот до сих пор носит ту, что в первом классе надевал. Кожа да кости, одним словом. Дышит куда-то в область пупка Ларри, когда рядом идут. Хотя, надо признаться, Ларри сам удивляется, насколько вырос за последний год. Вот-вот ему исполнится одиннадцать, а он уже метр семьдесят! Нет, он слышал, что это у них семейное — быстро расти, — но то говорила его сестра, которой верить порой было себе дороже. Но тут, чертовка, не соврала. — Смотри, вон Таня снова сюда оглядывается, будто сова. Ща голову свою свернёт, ха-ха, — хихикает Шон, глядя то на Ларри, то воровато на девочку за столом поодаль от них, сидящую с парочкой подруг и периодически поглядывающую в их сторону с мягкой улыбкой на лице. — Пусть пялится, — без интереса отвечает Ларри, накалывая на вилку кусок варёного картофеля. — Правильно, я слышал, что надо им показать, будто ты не заинтересован, и они начнут за тобой бегать толпами! — поддерживает его Шон, усмехаясь и кусая помидор. — То-то Ларри у нас всем своим видом старается себя так отрешённо вести, — произносит Томас. Ларри не очень нравится, что тот словно видит его насквозь, но найти, что ответить, не может, поэтому просто в три глотка осушает стакан с компотом и после дожёвывает попавшиеся ягоды, глядя исподлобья на Томаса и пытаясь его прожечь глазами. Но ничего не получается, а вот во снах получается. — Самый отрешённый вид у меня, но что-то на меня они не заглядываются, — иронично встревает в разговор Ховарт и натягивает болезненную улыбку, которая, кажется, прямо сейчас покроет трещинами его сухое лицо. Ларри мысленно благодарит мелкого за его уместные слова. Девочки стали обращать внимание на Ларри, ведь он теперь либо как они, либо выше в таком же возрасте. Но они ему не интересны, а их прикосновения да липкие взгляды только раздражают. Ребята обычно только и делают, что присвистывают, когда к Ларри подходит очередная хохотушка, мол, спросить про домашнее задание. Мальчишки вечно говорят о том, как же Ларри повезло, что он первее всех найдёт себе подружку. Да если бы девчонки не околачивались рядом и не проявляли столько настырного внимания, то его друзья до сих пор бы на деревянных палках-лошадях по коридорам пансиона гоняли. А теперь им это, видите ли, игрой детской кажется. Ну это сам Ларри и сказал, так как чувствовал, что детство постепенно ускользает, и он начинает понимать какие-то странные, неведомые до этого вещи, а тонуть в неизвестности не хочется, тем более одному. Страшно. Хочется потянуть кого-то за собой, и как тут не ухватиться за тех, кто всегда рядом? В итоге мальчики постоянно обсуждают девчонок, те, не скрывая, громко обсуждают их, а Ларри только поддакивает и прислушивается к обеим сторонам. Когда он смотрит, как общаются Шон, Томас и Ховарт с девчонками с потока, он не понимает, что между ними происходит? Это будто какой-то невидимый обмен электричеством через воздух посредством улыбок, взглядов, шуток. Если раньше их девочки раздражали, как и сейчас они всё ещё раздражают Ларри, то теперь ребята активно ими интересуются, постоянно обсуждают, какая красивее и с какой бы они потанцевали медляк на очередном праздничном вечере. Ларри всё это кажется скукой смертной. Его больше интересует то, почему друзья до сих пор себя ведут как в стае. Неужели и правда уважают? За что? За то, что тогда исполнял их дурацкие пожелания на очередной неделе? Ну да, он забрался в учительский кабинет и своровал журнал с оценками. До сих пор лежит где-то зарытый в земле. Что, кстати, тоже являлось заданием — спрятать его. Ларри вообще хотел сжечь, но это привлекло бы много излишнего внимания. В итоге под покровом ночи он смог выбраться из здания и закопать журнал под дубом, пока на Ларри не накинулась охранная шавка и не погрызла ногу. Долго ещё прихрамывал, теперь только шрамы остались. Тогда ему всё сошло с рук. Во-первых, он сказал, будто лунатил ночью, что не лишено правды. С ним периодически происходят такие вспышки ночных прогулок, так что никто не удивился и дело замяли. Во-вторых, ещё бы не замяли, ведь его мать не абы кто, а хозяйка двух монополий. Ну и здоровьем их семья отличается отменным, о чём говорит факт выживания обоих детей после Мора. А может, ребята стали понимать, какой у Ларри статус и что лучше находиться с ним в отношениях «вожак-стая» сейчас и потом — в будущем, — чем в итоге «вожак-омеги»? Ларри не знает точные причины, а спрашивать — язык не поворачивается. Возможно, родители ребят дали им такую установку, но от этой мысли у Ларри что-то противное щемит внутри — где, он предполагает, находится душа. Не хочется думать о том, что твои друзья с тобой только из-за связей. Он слышал, что такое часто происходит у взрослых, но не сейчас же! Он мог бы тогда специально проиграть и стать «омегой», но, во-первых, он принципиально ненавидел проигрывать, а во-вторых, хотел уже положить конец дурацкой игре, которая всё равно в итоге неконтролируемо затянулась. Только Томас иногда проявляет некие попытки бунтарства, но это так тонко происходит, что пока замечает, наверное, только Ларри. Он в принципе много чего замечает, и то, как Томас периодически приглядывается к нему, будто что-то подозревает. Вот только что? Ларри и сам толком не знает. Он чувствует, как меняется не только физически, но морально и эмоционально. Поэтому для профилактики притворяется, что ему тоже ну просто очень интересно узнать про этих инопланетян — девушек — и только поддакивает, мол, да, у Тани холмики стали попышнее и это ну восхитительно красиво, да и, наверное, удобно на них спать. — Ну что, пойдёмте на урок, а то опоздаем! — бодро командует Ларри, глядя на огромные висящие на стене столовой часы, минутная стрелка которых вот-вот подберется к цифре «двенадцать» вместе с часовой.***
После тяжёлого учебного дня Ларри вместе с ребятами наконец добирается до своей комнаты. Каждый теперь занимается кто чем: Ховарт сразу же усаживается в кресло и принимается читать книгу из библиотеки по основам дирижаблестроения, Томас и Шон играют в шахматы, а Ларри, сняв пиджак и бросив его на стул, забирается на верхний ярус и падает спиной на кровать. Он так вымотался за весь день, что сил на уроки или даже просто поболтать не осталось. В этом году ребят значительно больше нагружают по учёбе, а также физическими нагрузками на физкультуре. Ларри решает, что немного прикорнуть — ничего страшного. А уроки — их потом у пацанов спишет. С этими мыслями он отворачивается от них, натягивая верхнее шерстяное покрывало, и чувствует, как проваливается в сон под тихое шуршание страниц и мягкое постукивание шахматных фигур. Ларри ныряет глубоко, в тёмную воду, в которой может дышать так же свободно, как и на суше. Он опускается всё ниже и ниже. Зачем? Не знает, но ему этого очень хочется. Там, на дне, его ждёт клад. Огромный сундук, поблёскивающий в солнечных лучах, пробирающихся сквозь толщу тёмной, мутной воды. Ларри протягивает руки, открывает склизкую от вросших водорослей крышку сундука и вглядывается внутрь. Ничего не видно. Он суёт туда руку, но там пустота. Ларри на секунду разочаровывается. Вдруг его хватают за кисть и тянут в эту пустоту, но он упирается ногами, а свободной рукой пытается расцарапать чужую. Из сундука выплывает целый поток мелких пузырей, и перед Ларри появляются очертания знакомого лица. Это Мэриан. Ларри чувствует, что сразу же перестаёт получаться дышать, вода наглым образом пытается заполнить лёгкие. Чтобы спастись, ему надо высвободиться и вынырнуть наружу. Но Ларри сдаётся, расслабляется, разжимает чужую руку, замечая, что оставил на ней шрамы, и сожалеет об этом. Мэриан резко дёргает Ларри на себя, хватая второй рукой за горло, и Ларри окончательно задыхается. Раз, два, три, четыре, пять… Сколько он продержится? Перестаёт даже пытаться, чувствуя странное болезненное счастье и умиротворение, от которого наворачиваются слёзы, моментально растворяясь в воде. Крышка сундука глухо захлопывается, погружая их обоих в кромешную тьму. — Ларри! — А? Что? — Ларри быстро подрывается на кровати, присаживаясь и оглядываясь по сторонам. — Ты что, плакал? — шёпотом спрашивает Ховарт, смотря на Ларри снизу вверх ошарашенными глазами. — Ты скулил в подушку, и я услышал всхлипы, подумал, вдруг тебе плохо… — Всё хорошо, — шмыгнув носом, перебивает его Ларри, утирая воспалённые глаза рукавом рубашки. — Сон дурной приснился. Ты же знаешь, у меня вечно проблемы со сном. — Ларри наклоняется и смотрит на первый ярус, затем туда, где сидели ребята, — никого. — А где пацаны? — Они пошли с девчонками погулять, а я остался. Ну… Чтобы ты не… — Да всё нормально, не надо со мной нянчиться, — фыркает Ларри, понимая, что Ховарт говорит о его ночных похождениях. — Надо было с ними идти и наслаждаться обществом дам, ха-ха. — Ой, да очень они нужны, — выдохнув, отвечает Ховарт и снова садится в кресло, в котором он выглядит ещё меньше. Словно мышка. — Мне что, заняться нечем? Ребята что-то увлеклись в последнее время. — Не говори, — кряхтя произносит Ларри, слезая с верхнего яруса, — нам и так нормально, да? — Ларри надеется, что ребята наконец отстанут от него со своей «стаей» благодаря новому увлечению. — Ага, — улыбаясь, отвечает ему серая мышка. Ларри замечает, что если бы не подкосившая Ховарта болезнь, то тот выглядел бы даже весьма мило. — Мышка ты, — ковыряясь в рюкзаке, бормочет Ларри, и, достав яблоко и протерев его о рубашку до воскового блеска, кидает Ховарту, — серая. Ешь давай, а то скоро совсем исчезнешь. Ховарт пытается поймать яблоко, сотрясая воздух своими культяпками, но оно выскальзывает из пальцев и катится по полу куда-то под тумбочку. Ларри закатывает глаза и, слегка раздражённо выдохнув, опускается на колени, просовывает руку вслед за фруктом. Нащупав его, вытаскивает и протягивает уже подошедшему Ховарту. — Держи, Мышка, — улыбаясь, говорит Ларри, всё ещё сидя на коленях. Отсюда Ховарт кажется не таким хрупким. — С-спасибо, Ларри, — благодарит Ховарт, и Ларри замечает, как тот немного краснеет. «Боже, почему? Из-за этой заботы, что ли? Бедняга, ему просто не хватает внимания. Надо будет заняться его питанием. Витамины там всякие…» — думает Ларри, поднимаясь с пола и отряхивая штаны от пыли. Ховарт быстро ретируется в коридор — помыть яблоко в уборной. Только сейчас, оставшись один в комнате, Ларри вспоминает, что же недавно снилось. Ему становится не по себе от того, что во сне он всё же сдался и остался. Вдобавок он сам этого хотел. Ларри с грохотом усаживается на то самое кресло, где сидел Ховарт, взяв перед этим книжку, и, открыв её, принимается листать, разглядывая чертежи и картинки дирижаблей. Год назад он так же разглядывал её, когда ещё здоровый Ховарт передал ему в больницу, чтобы тому не было скучно. Ларри был слаб и думал, что он вот-вот отключится насовсем. Думал, что его тело не выдержит и сдастся. Но, просматривая книгу, он тогда почувствовал, как зарождается надежда. Он понял, что не хочет умирать, что ещё хочет успеть полетать на дирижабле, увидеть, где и как живёт его кузен. Представлял, как тот ему будет показывать Каэр-Ирс, учить играть на гитаре. Ведь Мэриан так круто играет! Ларри несколько раз слышал, тайком стоя за дверью спальни, отведенной кузену у них в доме, и теперь сам хочет научиться. Раньше брат часто проводил с ним время, когда прилетал погостить. Ларри водил того на озеро неподалёку от их дома. Ходил с ним по грибы, объясняя, как ориентироваться в лесу и какие грибы есть можно, какие нельзя. Ларри всё это читал заранее, зависая в библиотеке по выходным. Развлекаться в пансионе особо нечем, поэтому библиотека для мальчишек стала отдушиной. А такая обширная — вообще редко где встречается. Каждый раз Ларри выписывал себе интересные факты о других городах, расположенных в тысячах километров друг от друга и разделенных пустынями и лишь небольшими лесными оазисами. Выписывал названия животных, обитающих в разных частях света. Много чего ещё. Мэриан всегда слушал его внимательно, часто шутил, трепал по голове, и Ларри чувствовал себя самым счастливым человеком. Но когда Ларри пропустил одну встречу — лишь одну! — то в следующий раз осознал, что брат уже не такой. Другой. Оказывается, он подружился с местными ребятами-музыкантами, пока тот отлёживался, и постоянно стал зависать с ними. При следующей встрече Мэриан перестал обращать внимание на Ларри, отмазываясь несколькими сухими фразами. Истории уже стали ему не интересны. Ну хоть принял ремешок для часов; Ларри радовался и этому. Но как же хотелось снова с ним встретиться! А вдруг это была временная заминка? Ларри понимает, что тот его старше и Мэриану просто он когда-нибудь может наскучить, но… Но не так же скоро! А самое странное, так это реакция самого Ларри на всё, что происходит. Почему ему так обидно? У него же есть друзья, с которыми он постоянно проводит время. Его семья ни в чём не нуждается — надо, всё получит. Но такое ощущение, что ему надо то, чего семья дать никогда не сможет… Ещё и друзья эти помешались на девчонках, в печёнках уже их болтовня про них. Когда он слышит, чего бы ребята хотели сделать с ними, он понимает, что не думает об этом совершенно. Точнее, думает, но не в сторону прекрасной половины. Друзья шутят и говорят, что они уже не дети. Возможно, в какой-то степени так и есть, Ларри тоже чувствует, что те игры, которыми они раньше развлекались, — слишком детские. Настало время недетских игр. Томас и Шон имеют в виду под ними, видимо, держание за руки, первый поцелуй — они просто грезят этим, но боятся. Ларри смеётся про себя, понимая, что они ещё несколько лет будут этого бояться. Судя по тому, как неловко они общаются с девочками, те им ещё не скоро это позволят. Но что насчёт Ларри? А Ларри всё это хочет делать. Да только вот не с ними. И это осознание накатило на него недавно, словно крупным градом избив. Причём и больно, и приятно одновременно. — Ну что, пойдем? — выдёргивает из размышлений вернувшийся в комнату Ховарт. — Ах, да… — поднимает голову Ларри, смотря на друга. — Стоп. Куда? — недоумевает. — Ну, с пацанами прогуляемся, а то чего тут сидеть? — пожимает плечами Ховарт и надкусывает яблоко, с которого стекают капли воды прямо на ковёр. — Или не хочеф? — быстро интересуется. Ларри громко захлопывает книгу. — Нет, ты прав. Пойдём! На улице стемнело, но на обширной территории пансиона так светло, будто днём, благодаря работающим фонарям. Для пансиона уже давно монополисты жертвуют достаточно крупные суммы ради обучения своих чад — и родители Ларри в том числе, — поэтому свет здесь работает круглосуточно, а также кабинеты оснащены различными устройствами и машинами для отработки навыков к подготовке будущих специалистов, будь то токарные, шлифовальные и прочие станки, краны, даже грузовик есть для обучения учащихся водить, хотя, как считает Ларри, большинству учиться вождению не понадобится, только тем, у кого работа будет хоть как-то связана с грузоперевозками. Но этому можно и в высшем учебном обучать. Хотя… не все туда пойдут, так что, наверное, всё учтено уже давно. Но многие мальчишки чуть ли не слюни вытирают, глядя на грузовик, будто он мёдом намазан. Особенно мелкотня: каждый на первом году обучения нет-нет да проникал в гараж, чтобы пощупать, погладить, поисследовать чудо техники. Ресурсов вечно не хватает, поэтому для обычных семей это и правда чудо — покататься на машине. Разве что, на дряхлом школьном автобусе, развозящем учеников от определённых точек города до пансиона и обратно, или на скорой помощи ещё могут поездить. Ну или на катафалке… Но Ларри-то знает, что уж он точно насладится моментом вождения своей машины. Когда-нибудь потом. А пока он ждёт не дождётся последнего года обучения и надеется, что эту колымагу заменят к тому времени на что-то более стоящее. Проходя мимо гаража, Ховарт на секунду останавливается, вздыхает, глядя на него, и идёт дальше. Ларри думает о том, что если они продолжат дружить, то и Ховарта обязательно покатает. Если тот доживёт, конечно. По пути к искусственному пруду они болтают о том, как же, однако, много ребят вывалило на улицу сегодня. Погода не радует своим теплом, а всем хоть бы хны. Ларри сам обернулся клетчатым шарфом так, что только глаза и открыты, а на голову натянул капюшон, чтобы в уши не дуло. Шапки он терпеть не может, волосы после неё так электризуются, что впору лампочки на голове зажигать. У полузамерзшего пруда на лавочках, расположенных по периметру, кучками сидят ученики. Ларри интересно, все ли они сделали уроки, или как и он — балду гоняют? Хотя надо не забыть попросить у Ховарта, он уж точно нашёл время, пока Ларри дрых, и сделал всё, что задали. А проспал Ларри, как оказалось, почти три часа. По идее скоро снова отбой, но по распорядку всех ещё ожидает поздний ужин. Проходя мимо лавочек, ребята находят своих. Томас и Шон уже во всю воркуют с какими-то девочками, которые не смогли найти ничего лучше, как выйти в юбках. Ну хоть колготки нацепили — и то молодцы. Конечно, юбка — часть школьной формы, но и тёплые брюки имеются. — О, какие люди! Как спалось? — как-то не особо дружелюбно интересуется Томас, ковыряясь палкой в промёрзшей земле. Рядом с ним сидит та самая Таня. И чего она вечно вокруг них ошивается? — Супер, — сухо отвечает Ларри, пошатываясь на ступнях вперёд-назад. Подошва прилипает к хрустящей мёртвой траве под ногами. — Кто победил? — Когда? — удивлённо спрашивает Томас. Шон, стоящий рядом с двумя девчонками, как всегда мотает туда-обратно головой, словно маятник, смотря то на одного, то на другого. — В шахматах, — пожимает плечами Ларри. Это единственное, что он запомнил перед сном. — А-а… — протягивает Томас, выпрямляясь на лавочке. — Да Шон снова, — кивает в сторону Шона. — Не буду я с ним больше играть. Ботаник, одним словом, — усмехается, повернувшись к полноватой девочке по другую сторону. — Э-э! Томас, сам ты знаешь кто? — не особо уверенно, но возмущается Шон. — Кто? — с ноткой дерзости переспрашивает Томас. И когда только он стал таким? Ларри не заметил этого переломного момента. — Потом скажу, не при дамах. Вот! — смущённо замявшись, бубнит Шон, а потом показывает язык Томасу. Девочки одобрительно кивают, мол, вот какой молодец, не то что вы. — Ой, какой галантный! — хихикает девушка в веснушках, прикрывая кривые зубы, будто никто не замечает их, когда она говорит. — Точно, Сара, — типа соглашается Томас. — Чего стоите, присаживайтесь рядом, — Томас глазами указывает на свободное место рядом с Таней. — Или ты, Ларри, не можешь рядом с Таней сидеть? — С чего ты взял? — не догоняет Ларри. — Ну, не знаю, ты всё время о какой-то Мэри по ночам стонешь. А говоришь, что тебе это всё амурное не интересно… — глядя прямо в глаза Ларри, отвечает Томас. — А сам уже занят. Ларри чувствует, как сердце начинает биться сильнее, грохотом отдавая в уши, а руки будто становятся длинные-длинные. «Чёртовы сны! Чёртов Томас! А ещё эти вокруг… Смотрят, ухмыляются». Ларри глядит на Таню, та вся красная, и не факт, что от мороза. А в глазах блестят слёзы на свету от фонарей. Руки, утонувшие на пару секунд в карманах пальто, вдруг снова обретают себя, свою форму, сжимаются в кулаки, и Ларри, не контролируя свой порыв, накидывается на Томаса, выдернув того за шиворот с лавочки под крики девочек. Скинув Томаса на землю и сев на него сверху, Ларри вмазывает по лицу, изо рта которого вечно вылетают каверзные слова, заставляющие не только его злиться, но еще и обижаться и смущаться других.***
В доме семьи Бэрк к вечеру собралось под сотню человек, распивающих шампанское и бросающих друг в друга цепкие хищные взгляды и тупые шутки. Ларри не знает, куда бы ему спрятаться от постоянных похлопываний по плечу, поздравлений, очень оригинальных фраз типа «ой, как ты вырос!» с последующим ощупыванием несчастной щеки, на которой уже впору появиться синяку. Хорошо, хоть волосы собрал в хвостик, и к нему теперь не прикапываются, называя «одуванчиком». Уж лучше бы Барашком кое-кто назвал… Ларри оглядывается по сторонам, но Мэриана нигде нет. Отвязавшись от очередных друзей и родственников семьи, Ларри, натянуто улыбнувшись, пробирается сквозь толпу одетых с иголочки гостей и волны пульсирующей в воздухе музыки, играющей из граммофона, на балкон. Свежий воздух ему сейчас необходим так же, как и хорошее настроение. Ну хоть одно он смог получить. Ларри делает глубокий вдох и задерживает дыхание, вспоминая недавний сон. «Раз, два, три, четыре, пять…» Резко выдыхает и, пошатнувшись, опирается на подоконник балкона. На улице зябко, и холодный ветер проникает сквозь бордовый вельветовый пиджак, отчего Ларри ёжится и сжимается словно в комок. Он уже смирился с тем, что без внимания брата хорошего настроения ему не получить. В кармане лежит заветная коробочка с кривым бантиком, над которым он корпел полчаса и даже бахрому на краях спичками опалил, чтобы ленточки не растрепались окончательно. Но кому дарить подарок, если человек, которому он предназначен, так и не пришел на праздник? Ларри слегка оборачивается назад и глядит сквозь высокие окна балкона на толпу людей. Некоторые постоянно приезжают на праздники и чувствуют себя как дома, другие же приехали впервые и ходят с открытыми ртами и глазами, охая и ахая обилию света в доме. Они, поди, привыкли, что почти везде либо вообще только на пару часов врубают электричество, либо экономят, даже если семьи богатые. Но мать Ларри не любит экономить, так как у неё всегда есть денежная поддержка со стороны её любимого брата Герольда Келли. Герольд и Мэриан совершенно не похожи, хотя и приходятся друг другу отцом и сыном. Мэриан сам по себе мягкий, но слегка дерзкий. Ларри думает, это в силу того, какой у него отец. Герольд строгий и очень жёсткий. Даже со стороны видно, что их отношения натянуты до предела. Кажется, будто чуть что случится, и Мэриану несдобровать, поэтому тот будто по лезвию ножа ходит. У Ларри с отцом всё не так: они всегда относятся с уважением и почтением друг к другу, хоть отец шибко и не участвует в воспитании сына. Этим, можно сказать, занимается мать. Вот она, да, женская версия Герольда, только немного расслабленнее, что ли. Однако лучше ей не перечить. Поэтому Ларри чаще обращается по делу к отцу, чтобы потом не слышать визги, крики, не видеть психи и не успокаивать мать, бегая за ней со стаканом валерьянки. Хорошо, мать сегодня не особо обращает на Ларри внимание, несмотря на то, что у него день рождения. Куда важнее переговоры в кабинете с тем самым Герольдом. Зато, возможно, до конца дня она не заметит разбитую губу и не станет задавать занудные вопросы. Ларри чувствует, как челюсть дрожит и начинает стучать от холода. Понимая, что уже довольно долго стоит на балконе, он решает зайти обратно в дом, но дверь распахивается, и перед ним появляется Мэриан. Теперь вместе с зубами еще и коленки дрожат. — М-мэриан? — удивляется Ларри и оказывается в тёплых объятиях. — Ты дурак? Чего ты тут стоишь на холоде? Тебя уже все обыскались, — причитает брат, но Ларри так радуется, что именно Мэриан его нашёл, что совсем не против этих ругательств. — Прости, я искал тебя, но нигде не нашёл и расстроился… — признаётся Ларри, слегка отстранившись и глядя тому в глаза. — Ну ты и балда, конечно я бы пришёл. Пойдем, холодно здесь до ужаса, — поморщившись, произносит Мэриан и хватает Ларри за руку, таща за собой в сторону двери. — Стой! Да постой же ты, наконец! — с силой дёргает на себя Ларри. — Ну чего опять?.. — Вот, держи, — Ларри вытаскивает подарок и протягивает брату. Мэриан в недоумении стоит столбом, затем, приподняв бровь и хитро сощурившись, всё же берёт коробку. — Это мне? — Ну, а кто тут ещё кроме нас. Это… с прошедшим тебя, вот. — Мэриан развязывает ленточку, суёт её в карман, затем открывает коробочку и вытаскивает оттуда кожаный ошейник. — Ты всегда говорил, что хочешь собаку. Ну, я вот и… — Ларри смотрит на «очень интересные» носки ботильонов и чешет голову. — Ох, Ларри, это так мило, — говорит Мэриан то ли с сарказмом, то ли с нежностью в голосе. Ларри бы так и не смог разобраться, если бы тот его не поцеловал в щёку. — Спасибо, Барашек. Пойдем? У меня тоже для тебя есть подарок. — Для меня? — не верит Ларри. Да ещё и Барашек… — Ну, а для кого ещё? Кроме нас с тобой тут никого нет, — игриво отвечает Мэриан и подмигивает, а на душе у Ларри становится так тепло, что уже и на балконе, вроде как, ничего так стоять. Да и не хочется туда, в толпу-то, нырять. Но с Мэрианом он нырнёт куда угодно. Через десять минут скитаний по дому и выслушивания всё тех же реплик, но теперь ещё и в сторону своего брата, Ларри оказывается прямо перед своим подарком. — Всем привет! — весело здоровается с толпой Мэриан, говоря в микрофон. — С вами Мэриан Келли, и сегодня мы с вот этими ребятами, — кивает назад, на других участников временной группы, — сыграем поздравительную открытку для моего замечательного кузена Ларри, — тычет пальцем в ошарашенного Ларри, — в честь которого мы здесь все, собственно, и собрались. Не забывайте об этом! Ларри не знает, куда себя деть, поэтому просто стоит там, где его и оставили. Прямо напротив Мэриана, который, улыбаясь во все тридцать два, периодически глядит на него, настраивая электрогитару. Даже сейчас он не убирает волосы в хвост, и Ларри до зуда в пальцах хочется повторить за ним и тоже снять с себя резиночку, распустив свои кудряшки.