The dark side

Всё, буквально всё, что он говорил не имело никакого отношения ни к правде, ни к тому, что произошло на поле, просто Жерар мог быть чертовски убедителен, а когда доходил до крайней точки кипения, ещё и убийственно спокоен. В отличие от Серхио, который ярился и защищался как мог, но арбитр в такой ситуации скорее прислушается к Пике, и Жерар прекрасно это знал, когда говорил то, что говорил. Когда требовал для Рамоса красную, выбивая его из игры на два ближайших матча. Дело было не в грубоватой игре - вообще-то, это было вполне обычное для Чехо поведение, - Жерар просто вцепился в эту возможность, как собака в кусок мяса и теперь рвал добычу клыками, отчаянно желая причинить Серхио боль, которая смогла бы стать хотя бы отголоском того, что творилось у него на душе последние недели. Серхио краснел, бледнел, прикусывал язык и эмоционально взмахивал руками. Дикий, разъяренный. Красивый. У Жерара нет проблем с тем, чтобы смотреть ему в глаза сейчас, когда кажется, что Серхио просто вцепится ему в глотку. Он и сам бы сделал тоже самое, но только лишь для того, чтобы слизать с шеи солёно-горький вкус пота и поставить наливающееся багрянцем клеймо - прямо так, при всём стадионе. Арбитр показывает красную и Жерар прикрывает глаза на несколько мгновений, а когда снова открывает, Серхио рядом уже нет. Зато в поле зрения появляется вдруг Родригес - он далеко, но Жерар снова цепляется взглядом за него, так же, как последние несколько недель, когда он спотыкался о вид его счастливой улыбки в инстаграме Серхио и в доброй половине видео, которые Жерар с упорством одержимого пересматривал раз за разом. Он слишком хорошо помнил Родригеса по Баварии. Хамес был хорошим парнем. Милым, улыбчивым, красивым и открытым. Он нравился Жерару. И, конечно, Рамос счастливо улыбался, когда беззастенчиво тискал смеющегося колумбийца перед камерой. Кто бы на его месте поступил иначе? Сам Жерар? Навряд ли. Это, конечно, ничего не значило. Жерар повторял это себе раз за разом, неделю за неделей, изнывая от густой черной тоски, растекающейся по венам, отравляющей кровь и разум. Это ничего не значит. А потом Хамес, празднуя гол, буквально запрыгнул на Серхио, радостно скалясь, и Жерару попросту сорвало планку. Теперь он сидел в квартире, которая давно уже стала местом их нерегулярных встреч, в их квартире, небольшой, уютной, буквально пропитанной запахом Серхио, его тягой к беспорядку и уюту, его солнечной, жизнелюбивой аурой. Жерар ненавидел себя за то, что сделал, ненавидел за то, что не мог поступить иначе, совладать с собой, ненавидел себя за то, что Серхио сегодня не придет. Что стоило подождать меньше суток, чтобы увидеть его, прижаться губами к золотой коже, пробежаться пальцами по изгибам тела? Но стоит Жерару закрыть глаза, он снова видит симпатягу Хамеса, запрыгивающего на Серхио, снова видит грубой, ядовитой нарезкой из фото и видео улыбку Серхио, обращенную к колумбийцу, его руки, касающиеся чужого тела - невинно, дружески, совершенно обычно, но не для измученного едкой ревностью Жерара. Серхио не придет сегодня и эта ночь будет одной из тех, когда Жерар засыпал тут один, иногда, в особо болезненные и тяжелые минуты рыская по дому в поисках какой-нибудь вещи Рамоса, если соседняя подушка переставала хранить его запах. Жери все равно пришел сюда, ему нужно было подумать именно здесь, нужно было решить, что сказать Чехо, какие слова подобрать, чтобы извиниться. Рамос отходчивый, это не было открытием для Жерара. Рано или поздно, через неделю или месяц, но он простит Жерару его выходку. И, возможно, даже не попросит извинений, но какая-то глубоко запрятанная, но весомая часть Жерара очень хотела сказать ему: “Прости… прости, я был неправ”. Неправ, когда добился твоего удаления. Неправ, обвиняя тебя в том, чего ты не делал. В грубой игре. В измене. Это всё только в моей голове. Как и наши отношения, которых нет. Которые тоже только в моей голове, как и мысль, что ты принадлежишь мне хотя бы какой-то частью своего безмерно огромного сердца. Жерар слишком устал от самого себя и от всего этого сумбура в своей голове. Ничто, никакие жизненные неурядицы, никакие проблемы в жизни, бизнесе и спорте, казалось, не могли сравниться с тем, что происходило сейчас. Прежде Жери мог назначить встречу и, даже если Серхио переносил её, ждать, зная, что рано или поздно он снова получит его. Может, стоило позвонить, извиниться? Глупо. Разговор не телефонный. Приехать к Серхио? Плохая, плохая идея - Жерар никогда не вторгался в жизнь Серхио настолько откровенно и сейчас было плохое время, чтобы начинать. Ему кажется, что он уже несколько часов бесцельно бродит по дому, дожидаясь полуночи. Часы отщёлкают полночь, этот день закончится и Жерар станет на один день ближе к тому, когда Серхио простит ему этот срыв. Где-то далеко, глубоко въедливым червяком вгрызается в висок мысль о том, что стоит всё это закончить. Прекратить изводить Серхио своей больной привязанностью раньше, чем Жерар выкинет что-нибудь по-настоящему… плохое. Жерар давно готов принять мысль, что Серхио не может его любить. Мысль о том, что Серхио может его ненавидеть, просто убивала. Минуты текут медленно, но время, тем не менее, пролетает в мгновение ока, когда Жерар в очередной раз переводит взгляд на настенные часы, они уже показывают половину первого, а в руке у него ополовиненный стакан с виски. Бутылка стоит рядом на полу, сам он сидит там же, прислонившись спиной к дивану и, подумав, откидывает голову на сиденье, закрывая глаза, позволяя раздражающему шуму в ушах на несколько минут захватить его внимание. Он пропускает звук поворачивающегося в дверном замке ключа, пропускает негромкий шум в коридоре, по-кошачьи мягкие шаги по квартире, реагируя только на прикосновения тёплой шершавой ладони к щеке и жаркой близости чужого тела. Жерар хмурится прежде, чем открыть глаза. - Я же написал, что задержусь, - немного удивленно говорит Серхио, продолжая легко гладить Жерара по лицу. - Я отключил телефон, - признается он, чувствуя себя донельзя глупо. Если кому и можно вести себя как обиженной девчонке в данной ситуации, так это Серхио. - А, - Чехо угукает, скатывается с коленей Жерара, чтобы устроиться рядом, и забирает у него из руки стакан, отпив хороший глоток и поморщившись - виски тёплый от того, что Жерар налил его часа полтора назад и всё это время держал в руке. - Ну и гадость. Жерар безучастно следит за тем, как Серхио отставляет стакан как можно дальше в сторону. - Что случилось, Жери? Отключил телефон, превратил хороший виски в какую-то гадость, сидишь тут на полу… Сначала кончики пальцев скользят по щеке, потом ладонь ложится на шею, плавно стекая на плечо, а потом Чехо без лишних слов снова забирается к Жерару на колени, опирается локтями о диван, нависая сверху, такой близкий, жаркий, желанный. - Я думал ты не придёшь, - медленно, через силу признаётся Жерар, чувствуя, как его собственные пальцы вздрагивают, касаясь бёдер Серхио. Он так сильно хочет его - и сейчас, и вообще, себе, что это снова пугает. - Если бы ты не отключил телефон… а, - Серхио спохватывается, поняв. - Из-за красной? Ну, ты был в ударе, без вопросов. Жерар с удивлением смотрит на широкую улыбку Чехо, которую тот никак не может сдержать, хоть и прикусывает губы, словно в попытке хотя бы не рассмеяться. - Сволочь ты, Пике, - коротко хохочет Чехо, всё-таки не сдержавшись и запустив пальцы в волосы. - На две игры! Что-то случилось? - добавляет серьезнее, и вмиг из глаз уходит веселье, взгляд остается теплым, становясь ещё и цепким. Жерар болезненно хмурится, качая головой. - Не ври мне, - серьезно просит Серхио. Так, словно имеет на это право. У них ведь нет отношений, так что - какая разница? - Родригес, - выговаривает Жерар, расслабив ладони и скользнув ими по заднице Чехо. - Хамес хороший парень. Он… действительно хороший. И симпатичный. У него красивая улыбка… Серхио внимательно слушает, иногда немного наклоняя голову к плечу и озадаченно хмуря брови. Он не напрягается, всё такой же податливый, горячий под руками Жерара. Надо было сразу соврать какую-нибудь глупость и утащить его в спальню, разложить, вжаться всем телом, не давая залезть в голову. - На которую я постоянно натыкаюсь в твоей инсте… - заканчивает Жерар. - Ты что, ревнуешь меня к парню, которого облизывал горячим взглядом на интервью? - Серхио расплывается в неверящей, но какой-то польщенной улыбке. Как всегда - сбивает с толку. - А ты смотришь мои интервью? - Жери не особо следит за своими руками, позволяя им скользить по спине Серхио, сомкнуться на пояснице, притянуть ещё ближе. - Я не так часто вижу тебя, чтобы упускать такую возможность, - Чехо пожимает плечами, подаваясь ближе. - Так что да, я вижу, как ты рассматриваешь симпатичных мальчишек… Хамес, Неймар... - Серхио начинает загибать пальцы, в тысячный раз заставляя Жерара одновременно залипать на татуировках и хотеть втянуть их в рот. - Прекрати, - не выдержав, Жерар улыбается, легко хлопнув Серхио по бедру. - Никого я не облизываю! - Выглядишь при этом чертовски горячо, - обезоруживает его возмущение Серхио, наклонившись, чтобы прижаться лбом ко лбу. - Ты ревнуешь? Ревность - это что-то поверхностное, из дамских романчиков и сопливого кино. Что-то про битьё посуды и красивые женские рыдания в подушку. Может быть - про хитроумно спланированные убийства и планы мести. Жерар почти хочет признаться, что от этого едкого и ужасного тоскливого чувства он просто сдыхает сам. - Наверное, - признание выходит неуклюжим и каким-то неправдоподобным, тем более, что Жерар не знает, чего он ждёт от Серхио в ответ. - Я иногда ревную, - признается Серхио, так мечтательно и довольно, что снова выбивает Жерара из колеи. - Когда пересматриваю те видео и вижу, как ты смотришь на Хамеса, или как скалишься Нею. О, и ещё когда трогаешь Гризманна, мне его закопать за воротами хочется! - Что, правда? - Жерар запрокидывает голову, почти сталкиваясь с Серхио губами, чувствуя его дыхание на своей коже и его руки, плавно скользящие по бокам и груди. - Правда, - в его голосе проступает дико сексуальная хрипотца, когда он говорит это, скользнув пальцами в волосы Жерара. - Мне так часто хочется, чтобы ты так улыбался только мне, только наедине… Ты же на людях такой мрачный мудак - думаю я тогда - чего тебе стоит? Жерар игнорирует “мрачного мудака”, потому что слишком заворожен тем, что говорит Серхио и ему слишком жарко от того, насколько он близко при этом. - А потом я снова вижу тебя и понимаю, что все окружающие могут отсосать, потому что так ты не смотришь ни на кого, - продолжает Чехо так самодовольно, как может только он. Жерар тяжело сглатывает, вжимая пальцы в спину Серхио. - Могут, - только и соглашается Жерар, неожиданно чувствуя, как запутанный тугой скользкий и противный узел в груди расплетается и вовсе исчезает. Это всё так близко к тому, что чувствует сам Жерар, насколько только может быть к этому близок солнечный жизнелюбивый Серхио. - Блядь. Да. - Устал, как грёбаная лошадка, - со вздохом признается вдруг Серхио, трогательно ткнувшись носом в висок Жерару. - Пойдём спать? - благодушно предлагает Жерар, который ещё несколько минут назад готов был взвыть, если ему не достанется хотя бы толики тепла и ласки от Серхио. Сейчас он получил больше, чем рассчитывал и буквально готов быть послушным тёплым котом, если Серхио этого захочет. - Пойдём в постель, - многообещающе переиначивает фразу Чехо, вдруг мечтательно продолжая: - А в следующем матче, Жери, я перегну тебя через колено и надеру тебе задницу при всем Бернабеу. - Можешь начать тренироваться хоть сейчас, - фыркает Жерар, не слишком впечатленный угрозой. - Нет, - серьезно говорит Чехо, поднявшись на ноги, качнувшись, и протянув Жерару руку. - Сейчас я хочу, чтобы ты был ласковым, когда будешь меня трахать. - Когда было иначе? - Жерар невольно срывается на гулкое сексуальное мурлыканье, потянув Серхио к себе, собирая языком вкус его кожи с мягких приоткрытых губ. - Тоже верно, - Серхио восхитителен на вкус. Жерар целует уголок его губ, висок и татуированные пальцы, обняв широкую ладонь своей.