Murmuration

НАШИ ДНИ ПОДВАЛ УБЕЖИЩА

С восстановленными воспоминаниями Чимин вспомнил ночь в Тузе. Он помнил, как сидел взаперти в маленькой комнатушке, неподвижно слушая, как Тэхён уничтожает других Экстраординарных, прибывших туда под предлогом получения «видео». Он помнил ярость Скарабея из-за того, что его обдурили, когда тот понял, что видео было просто свисающим крючком, на который он должен был попасться. Чимин помнил, как был совсем немного в себе. Осознавал, что вся злость и убийственная ненависть была направлена на того, кого он любил. Осознавал, что в его голове был монстр, контролирующий каждое его движение. Так что теперь было не так трудно поверить, что его создал Тэхён. Они всегда знали, что так и было в коем-то роде. Чимин считал, что это ничего не меняло. Каким бы ни было его происхождение, Скарабей теперь был чудовищем сам по себе. Он создавал свои собственные правила и бушевал по своему собственному пути. Это было очень странным чувством. Теперь, когда все было сказано и сделано, когда все карты были открыты, он чувствовал небывалое онемение. Ему было интересно, что он должен был думать, переводя взгляд с одного лица на другое в пределах подвала. Если забыть о всех секретах и извилистых путях, по которым они шли, чтобы оказаться тут, что он теперь должен был думать? Злился ли он на Тэхёна за каждое решение, что он принял за них, за всю ту ужасную неразбериху, с которой невозможно разобраться? Странно, но он чувствовал, что это нет так. Не то чтобы он и Юнги были полностью безвинны в этой ситуации. Он попытался уловить взгляд Юнги и посчитал, что тот был в таком же смятении. Тэхён, сидевший напротив них, выглядел тревожно и был будто не совсем тут. В повествовании всего этого рассказа он не принимал почти никакого участия — лишь дополнял, когда у него не было выбора. Намджун и Сокджин говорили больше всех. Чимину думалось, что у Тэхёна всё ещё были проблемы с нахождением в нынешнем времени, как то было в Либерти. Или, может, он просто устал. Полицейская рация выплевывала статистику о жертвах. Юнги не сводил с неё глаз, будто хотел физически развернуть время назад, будто всё это количество умерших можно было стереть, если бы он нашёл правильный выключатель в пространстве-времени Вселенной. Именно Хосок задал вопрос, который был на уме у всех них: — Итак… Что теперь? — Мы должны найти его, — прошептал Тэхён. — Прежде чем он сожжёт Стык. Мы должны остановить его. — И как ты собираешься это сделать? — огрызнулся Юнги, потирая виски. — Разве мы уже не пытались множество раз? Какой смысл в очередных неудачах? Намджун поморщился. — Как бы это ужасно ни звучало, я согласен, — сказал он. — Нет смысла нападать на него без плана. — У меня есть план. — Какой? — Чимин взглянул на Тэхёна настороженно. — Ловушка, о которой ты нам только что рассказал? Та самая, которая, как ты думаешь, может и не сработать? — А какой у нас выбор? Вы знаете, что он сожжёт весь город, если мы не явимся. Теперь он хочет этого. Теперь, когда все в городе знают и я не удерживаю его в Недре. Он хочет, чтобы мы явились, чтобы он смог закончить это раз и навсегда. Тишина, последовавшая за этим, давила. Никто не двигался. У Сокджина зазвонил телефон, и он спешно поднялся, двинувшись к лестнице. Все безмолвно проследили за тем, как он вышел из подвала. — Думаю, нам всем нужно взять перерыв, — сказал Намджун. — На пару часов. Подумать об этом, о подкреплении, которое мы можем получить, если мы решим обороняться. Я могу поговорить со Стаей. Вы трое можете… Можете усилить вашу ловушку или ещё что-нибудь придумать. Чонгук, можешь попытаться собрать кого-нибудь из своих друзей. — Я сделаю пару звонков, — кивнул Чонгук. — Я посмотрю, смогу ли получить медицинский отряд, — пробормотал Хосок. — Пока мы ждём. Намджун встал, затем приостановился, чтобы почесать затылок. — Однако, неважно, сколько у нас будет подкрепления, — сказал он. — Что важно, так это то, как хорошо ты можешь его удерживать. Мне не нравится, что я так давлю, но мне нужно от тебя немного уверенности в этом, Тэхён-а. Рот Тэхёна растянулся в простой, обыкновенной улыбке. Он ничего не сказал. Через несколько минут остальные разошлись. Подвал был в их полном распоряжении. Живот Чимина скрутило от напряжения. Он думал о том, что у него не было секунды с ними с той ночи в Институте, ночи, когда всё пошло совсем не так. — Планы, планы и запасные планы, — сказал Юнги после долгой тишина. — Мне кажется, будто мы просто ходим кругами. Тело Тэхёна было натянуто, как провод; напряжение сквозило в его словах, когда он заговорил: — Прости, — сказал он, и следующий его вздох вышел свистом. — Простите за все эти ужасные вещи… Всю эту жуть, что приключилась с вами. Ты потерял два года, Чимин-а… — Да. И ты тоже. — …и простите, что мне пришлось манипулировать вами, чтобы вы были в безопасности, простите, что использовал свои способности на вас… — Просто не залезай ко мне в голову вновь, — хрипло рассмеялся Юнги. — Ты собирался ударить меня стулом, хён. — Да, ну. Ты сам перегнул палку. — Да. — Тэхён опустил взгляд. — Всё это время мы работали над делом Призрака и гадали, что же за безумный монстр… — Юнги помотал головой. — А затем оказалось, что дело совсем в другом. Тэхён прикусил губу. Его глаза выглядели громоздко на изможденном лице, когда он ответил: — Их уже не было… Их разумы. — Я знаю, — сказал Юнги. — Я знаю, Тэхён-а, тебе не нужно оправдываться. У нас всех здесь слабые моральные устои, я знаю. И мы будем ебаться с… Последствиями, законом и всем этим дерьмом. После того, как поймаем Скарабея. Тэхён кивнул. Он согнулся в стуле, как фигурка оригами, головой уперевшись в колени и закрыв глаза. Тыльная часть его шеи выглядела невероятно уязвимо, подумалось Чимину, пыль ужасной грусти осела на нём разом. Он выглядел маленьким, словно хрупкая птичка, словно он едва мог себя удержать, что тут о Скарабее говорить. — Эта ловушка, — прошептал Чимин. — Тэхён-а. Что это за ловушка? — Это как программа паники, — приглушенно сказал Тэхён. — Ответный цикл бесконечных возможностей в Недре. Из которого невозможно вырваться. Словно головоломка. — Ты думаешь, это его удержит. — Я уверен, что да. И если уверен я, эта уверенность переходит к нему. Мы, всё же, одно и то же. — Не говори так. — Юнги резко вздохнул. — Вы не одно и то же. — Я не против, — коротко рассмеялся Тэхён. — Такова правда. — Это же не ты убиваешь невинных, так ведь? — спросил Юнги с грохочущей злостью в голосе. — Это не ты удерживал Чимина заложником два года, да? — Вся мораль Франкенштейна в том, что создатель и есть настоящее чудовище, — пожал плечами Тэхён. — Я не хочу, чтобы ты думал, что создал это, — тихо сказал Чимин. — И тебе не стоит. Потому что это уже неважно, Тэхёни. Он уже живет сам по себе, не так ли? Он навредил тебе ровно так же, как и нам. Может, даже больше. Юнги упал на диван, он выглядел как-то бездонно, его лицо лишилось эмоций. — Оно заставило меня смотреть на меня так, будто ты незнакомец. — Ага, — сказал Тэхён, грубо прочесывая волосами волосы, будто ему было плевать, вырвет он их или нет. — Но вы же доверитесь моему плану сейчас? Сможешь забыть о убийствах Призрака? Куда нам теперь двигаться, хён? Чимин не мог придумать к такому достойного ответа. Он незамедлительно захотел не согласиться с Тэхёном, сказать, что они доверяют ему… Но так ли это? Он верил, что Тэхён действовал с благими намерениями, всегда так было, но было поле жестокости, которое они оставили за собой. Торнадо разрешения. Закрывая глаза, Чимин видел покрытые кровью стены Туза. Он видел гротескные убийства Призрака. Он видел множество временных линий, проворачивавшихся в Институте, где он либо умирал, либо жестоко атаковал Тэхёна; он видел множество временных линий в Либерти прямо сегодня, где он наклонялся бездыханно над Тэхёном в ванне. Чимину немного казалось, будто весь мир скользил мимо, как будто тот сыпался песком, когда Чимин двигался. Ему было интересно, о чем думал Юнги. Какие ужасы и душевные страдания он повидал. Что еще ждало их в будущем. Ему было интересно, хотел ли Юнги прямо сейчас просто пропустить все до момента, где они с этим покончили. Как бы они это ни сделали. Тэхён провел рукой по лицу. — Так и думал, что у тебя не будет ответа, — сказал он ужасным голосом, который вбил лед прямо в сердце Чимина. — Я и сам его найти не могу. — Тэ… — Я устал, — взгляд Тэхёна был непоколебимым, пустым. Сердце Чимина перетянуло из-за такого похолодания. Отторжения. Он смотрел на Тэхёна и думал о том, как хотел взять эти челюсти в руки, эти ладони в свои. Чимин помассировал виски. Ему нужно время, решил он. Время просто подумать, разложить все по полочкам. Ему нужно было время, чтобы понять и форму своего прощения, и его извинения. Ему нужно было время, чтобы он мог просто посидеть рядом с Тэхёном и Юнги, узнать о их ранах, поискать ранее невиданные, которые и вызывали самые глубокие порезы. Это колющее желание, его нужда во времени, его нужда в подобии тишины, чтобы он мог сказать себе, что все, по крайней мере, не потеряно. Но это война, и он не мог ничего из этого себе позволить. Головой он уже видел Стык, поднимающийся едким ураганом. Геенной Огненной. Времени на самом деле ни на что не было. Чимин не знал, как долго сидел там, просто думая. Они все затихли на какое-то время. Ему показалось, что Тэхён заснул, хотя определить это было сложно с тем, как тот периодически пропадал в Недре. — Это, скорее всего, наша вина, — сказал Юнги в тишине, почти что будто говорил сам с собой. В его голосе не было ничего, просто странная апатичность, будто он быстро перешел к тому, что ему на все пофигу. — Стык. Понимаешь? Это случилось, потому что в этой временной линии мы сбежали из Либерти. — Ими манипулировали. Им бы пришлось убить нас. — Они не заслужили смерти, Чимин-а. — А какая польза была бы, если бы мы там умерли? Скарабей все еще был бы на свободе. — Всегда ради всеобщего блага, правда? — невесело улыбнулся Юнги. — Иногда в это не так плохо верить, хён. — Военные преступники тоже так говорят. — Ну, а мы не такие, — пробормотал Чимин. — Мы не военные преступники. Юнги сказал что-то жестокое, но по итогу бесполезное. Он даже не притворился, что поверил. — А что бы ты предпочел? — спросил Чимин. — Чтобы нам переломало позвоночник, наши тела раздавило, чтобы Скарабей мог просто использовать нас, как пожелает, уничтожая Стык? Или чтобы мы вообще не приходили в Либерти? Было бы нам больше чести в мире, где я воткнул ему нож в грудь, а он не выжил? Или в мире, где я сжег Институт, а вы двое рассыпались пеплом в мгновение ока? Какая из возможностей сняла бы с нас вину? Лицо Юнги пошатнулось. Он вновь посмотрел на Тэхёна, его взгляд задержался надолго на его тело, сложенным, чтобы быть как можно меньше, на этом стуле. Его грудь мерно поднималась и опускалась. Он прикусил губу, будто оценивая Тэхёна, но не преуспевая. Слишком много выпадающих частей. Слишком много пустого места, созданного пропусками, которые никакие объяснения не заполнят. Когда Юнги обернулся назад к Чимину, в нем была тяжесть, попытавшаяся утопить и Чимина. Боль до мозга костей, которая на вкус подобна скорби. — Не знаю, — сказал он. — Я не знаю. — Может быть, если бы мы никогда не встретились, — сказал Чимин. — Может, только тогда. — Тогда Тэхён бы остался лабораторной крысой в Институте навечно. Я такого не хочу. — Он бы нашел способ. Такой вот он неунывающий. Все сметается с него, как шелуха по ветру. — Не это. Не сейчас. Юнги продолжал смотреть на Тэхёна. — Да. Сейчас все по-другому. Вот, что Чимин только что переосознал в Юнги: он был упрямым, если дело доходило до любви. Он так долго любил Тэхёна. После какого-то времени весь их моральный ущерб стал заботой о себе. Юнги был непоколебим, если дело касалось Чимина, если дело касалось Тэхёна. Нельзя поменять прошлое. Можно только перестроить настоящее, сделать их будущее пригодным для жизни. — Так что нам тогда делать? — спросил Чимин. — Жить в нынешнем времени? Просто отпустить прошлое? Как нам это сделать? — Не забывать, кого мы любим, — сказал мягко Юнги. — Не забывать. Они оба посмотрели друг на друга, а затем на Тэхёна. Чимин чувствовал потерю, подобную землетрясению, вращающему свои шестерни, идущему к нему издалека. Внутренности ощущались битым стеклом. Ему хотелось заплакать. — Мне кажется, я годы не спал, — сказал он вместо этого. — Можешь поверить, что мы заходили в участок менее, чем два дня назад? — подивился Юнги. — Мы тогда даже не знали. Ничего не знали. Юнги прокряхтел. Его взгляд соскользнул к Тэхёну, все еще свернувшемуся в клубочек и молчащему. Он поджал губы. Чимину было интересно, думал ли он о том же. Смотрел ли на Тэхёна и думал, как по бешено крутящейся по кругу телеграфной ленте: «Я теряю тебя». Он был прямо там, Тэхён, но пиздецки медленно Чимину казалось, будто они уже его потеряли. — Я продолжаю думать о Тузе, — сказал он, чтобы проверить свою теорию. — Продолжаю думать о том, как просыпаюсь и вижу кровь на своих руках. — Ты не сделал ничего плохого. — Никто из нас плохого не совершал. Это ложь. Они делали то, что было необходимо для выживания, в том числе лгали и убивали. Они делали большую часть из всего этого в панике, без задней мысли. Они были перепуганы, смущены, загнаны в угол — все они — и реагировали они жестоко, импульсивно. Юнги, похоже, думал об этом. Чимину было интересно, насколько были глубоки его моральные расчеты. Он знал, что из всех них троих Юнги всегда был голосом разума, голосом резона и эмпатии. В нем была мягкость, не испытываемая любопытством или амбициями, какой не было ни у Чимина, ни у Тэхёна. — Я продолжаю думать о той ночи, когда он позвонил мне с просьбой о встрече, — сказал Юнги. — После того, как увидел тебя живым. Я не знал тогда, что это было. Не знал, что сделало так больно. Он не прекращал говорить, что все исправит. Я продолжаю думать, сломался бы и я, если был бы на его месте? Чимин очень тихонько кивнул. — И ответ — нет, — продолжил Юнги, — потому что я бы не был один. Я бы не оставил себя одного. Я бы не выдержал, если бы кто-либо из вас смотрел на меня так, будто меня не существует. Будто я ничто, незнакомец. Чимин подтянул колени к груди, затянул нижнюю губу в рот. — Думаешь, он правда считает, что этот план сработает? — прошептал он. — Нет. — Думаешь, он сдался? Это было трудно произнести. Чимину не нравилось говорить это, не нравилось ощущение этих слов на языке. — Я бы его не винил, — прояснил он, потому что не хотел, чтобы Юнги посчитал это обвинением. — Это у него в голове. Он боролся дольше всех. Юнги обдумывал. У него на это ушло охуеть как много времени. Чимин чувствовал себя рассеянно, будто у него тахикардия, голова была полна ужасной спешки. Ему бы хотелось, чтобы Юнги сказал «нет». Ему было нужно, чтобы Юнги сказал «нет». — Я не знаю, — наконец сказал Юнги, и это неверный ответ. Чимин ощутил холод в зубах, в костяшках, но затем Юнги продолжил. — Даже если так, мы не оставляем позади тех, кого любим. Чимин ощутил свой вес, будто тонул. Казалось, будто он вернулся домой после долгого отсутствия и обнаружил пыль на всех поверхностях. Будто он наконец полностью обживался в своем теле, боролся за него, чтобы сохранить то, что оно любило и хотело любить. — Мы должны это закончить, — сказал он. Его голос был тихим, сломанным. Ему было вообще плевать. — Вместе. Юнги глубоко вздохнул. Он не сводил глаз с Тэхёна, будто боялся, что если станет слишком много моргать, Тэхён просто исчезнет из виду. Будто они оба вливались в него слишком долго, чтобы отпустить сейчас к какому бы то ни было нереальному, зловещему будущему, в которое он их вел. — Хён. Юнги кивнул, и его пальцы прокрались в Чиминовы, сжали их крепко. — Вместе. *** В одну секунду в подвале было спокойствие, такое спокойствие, что Чимину казалось, что он ничто не ненавидел сильнее, чем это. Они все тихо сели на мель, никто не знал, что сказать, и ему казалось, что и Юнги, и Тэхён решили доспать немного, а не решать проблему перед носом. Это поражение, но что Чимин знал о том, как велики их нынешние демоны? Между всеми ними была пропасть, и он пока что не знал, как ее перейти. Так что в одну секунду родилось из сна спокойствие, тишина, вгрызавшаяся в Чимина по кости, как сраная дрель. А затем никакого спокойствия не осталось. Тэхён издал высокий, пронзительный звук и затрясся странным гипнотическим тремором. Юнги подскочил, будто не понимая, что происходит, но ожидая боль или что-то вроде. Он столкнул что-то с тумбочки: лампу или что-то вроде. Она так или иначе упала с шумом, и Тэхён очнулся и начал ползти, будто не знал, как быстро успеет сбежать и куда ему идти. Чимин издал полу-смех и полуплач. Тэхён уставился на него широко раскрытыми, паникующими глазами, так что Чимин соскользнул с дивана и пошел, чтобы сесть рядом с ним на маленький стул, придвинувшись близко, что ему приходилось обнимать Тэхёна, чтобы тот не упал. Юнги наблюдал за ними. Тэхён отмахнулся все еще в панике, широко раскрывая глаза, будто до сих пор не осознавая, кто такой Чимин. — Это просто я, — сказал Чимин. — Приснился плохой сон? Тэхён отвернулся. Он, однако, Чимина не оттолкнул. Вместо этого его тело расслабилось в хватке Чимина, тревожные плечи опали. Он был теплым и мягким, и Чимину нужно было это. Он нуждался в нем. Просто на эту секунду, всего разок, просто чтобы ощутить себя настоящим. Чимин издал ранее сдерживаемый вздох и подумал о том, каково было Тэхёна смотреть на него и видеть монстра. Каково было ему беспомощно смотреть в Институте на то, как Чимин бросал спичку, сжигая все к чертям. Он думал о том, каково видеть Тэхёна таким. Красивой, ужасной копией себя. Беспощадные глаза, пальцы, опаляющие с каждым прикосновением. Это мрачное подобие лица такого любимого, такого знакомого, нависающего над тобой грозной волной. От этой мысли ему было больно. Он обнял Тэхёна покрепче. Он проскользил пальцами вниз по шее Тэхёна и увидел его дрожь. — Что было в кошмаре? Тэхён прошептал что-то неразборчивое. Его кожа была холодной, липкой на ощупь. Глаза его были стеклянными. Чимин проследовал за дрожью по челюсти Тэхёна. Выманил слова почетче. — Мне приснилось, что я проснулся здесь один, — сказал Тэхён. В его голосе был тихий ужас. — Один. — Тэхёни. Тэхён укусил ногти. Он не смотрел на Чимина. Он выглядел бескостно, поло, словно был сделан из металлолома и бечёвок. Юнги прочистил горло. — Но ты не один, — сказал он и соскреб себя с дивана. На это ушло время. Будто ему было трудно придать телу глубины. — Ты не один. Взгляни. Мы совсем рядом. Но их не было, подумалось Чимину. Так долго их не было рядом. — Вы ушли, — конечно же сказал Тэхён. — Вы возненавидели меня, — сказал он. Он начал плакать. Чимин попытался дать ему знать, что его любят. Пробежался пальцами по волосам и помечтал об открытом, далеком месте с ночным небом, россыпью звезд и свободой, какую они никогда не знали. Он поцеловал Тэхёна в макушку и сказал «все хорошо», даже если это было не так. «Все хорошо, все хорошо». «Это просто сон. Малыш. Все хорошо». На стуле не было места, но Юнги всегда был гибким. Он заполнил все место посередине, как что-то теплое, расплавленное. Чимин не был уверен, как он умудрился втиснуться между ними настолько безупречно, но тот смог, притянул голову Тэхёна к себе, будто говорил ему секрет. Чимин прижался щекой к плечу Юнги. Они остались так на какое-то время. Серая, солёная волна паники Чимина начала сходить на нет, но Тэхён всхлипывал все громче, прильнув к ним, как дитя. Это тоже хорошо, подумалось Чимину. Есть скорбь, которая накапливается, как вода в плотинах. Иногда ее нужно выплеснуть. Юнги объяснял что-то Тэхёну низким голосом. Чимину казалось, что это все, что они обсуждали — что нигде в этой беспорядочной архитектуре истории они не могли сделать выбор лучше, что они ни за что не уйдут сейчас. Чимин позволил ему объяснить, потому что Юнги был хорош в этом, потому что его спокойный голос и нежность пальцев были подобны крепкому якорю в штормящем море. Чимин… Чимин не позволял себе успокаиваться. Он пугал себя, чтобы быть начеку. Он жал на свои страхи, как на синяки, и сжимал руку Тэхёну до боли крепко. «Хотелось бы знать, что ты собирался делать», подумал он. Рассказывал себе худшие сценарии, прижимаясь медленно губами к изгибу ушка Тэхёна. Рассказывал себе о всех ужасных вещах, которые только могут случиться, чтобы непреклонно и стойко перенести их, если те случатся. Это тоже начало войны. Это броня. Это подготовка к неприятностям. Это хроника ужасов. — Нам стоит идти, — тихо сказал Тэхён где-то час спустя. Они все еще сидели все вместе. Юнги выдохнул, вздох одышки, которая, наверное, как-то связана с локтем Чимина, упирающимся ему в ребра. У Тэхёна глаза все еще оставались красными и опухшими. — Куда? — В Стык. — А потом? — Я встречусь с ним в Недре, — сказал Тэхён. — Вы оба можете… пойти. Если хотите. — Ловушка, — прохрипел Чимин, его голос продирался сквозь осадки его страхов. — Тэхён-а, насколько ты уверен… Тэхён медленно и изнеможённо пожал плечами. Его пальцы аритмично постукивали по стулу. Тишина охватила их крепче. — Это не самоубийство. Чимин и Юнги переглянулись. — Ловушка есть, — продолжил Тэхён. — Она существует. Она может сработать. Значит, это все, что они получат в ответ. У Чимина заболели глаза от света, когда они выбрались из подвала. Остальные ждали. Ему было интересно, долго ли они ждали, зная, что единственный их шанс устоять против такой угрозы — Тэхён. — Стык взбунтовался, — сказал Намджун, когда они все собрались. 00 Это большая проблема. Стая знает… Знает, что это из-за Скарабея. — И почему это проблема? — нахмурился Юнги. — Они сложили два и два. Старший менеджмент знает, что вы вовлечены в убийства Призрака. Сейчас это не проблема. Но позже они могут вас позвать на слушания. — Верящие в систему, — добавил Сокджин, сидевший на полу. — И системой манипулирующие. Ради всеобщего блага. — Ты не особо в восторге, — заметил Чимин. — С чего бы это? — Все в этом мире может быть скоррумпировано одной вещью, — Намджун закатил глаза. — Силой. — И она у вас есть. Горы силы, — вздохнул Сокджин. — Но я бы предпочел Стаю, а не Скарабея. — Явное зло против возможной корпоративной жалости… Просто еще один день в этом мире, — Намджун помотал головой. — Пожалуйста, скажите, что у вас есть план. У них его не было. Судя по всему, в понимании Тэхёна его план заключался в прямой стычке и встрече со Скарабеем лоб в лоб. Хосок начал мотать головой еще до того, как Чимин закончил объяснять. — У него под контролем половина Стыка, оставшаяся половина в панике. Медицинские отряды даже подобраться не могут. Там творится месиво. — Мы встретимся с ним не в Стыке, — сказал Тэхён. — Мы встретимся с ним снаружи. В мире Ординарных. — Ты несерьезно, — вздрогнул Намджун, выпучив глаза. — Вы можете отправить людей охранять границы, — сказал Тэхён. — Не давать никому из Экстраординарных их пересечь. Он так или иначе не сможет убить нас без физического тела, так что это значительно его замедлит. — Можем поехать в участок, — предложил Чимин. — Её легко защитить. — Риски… — не согласился Намджун. — Честно говоря, точно такие же, не правда ли? — сказал спокойно Сокджин. — Жизни Стыка или жизни Ординарных. Числа те же, верно? Их взгляды пересеклись. Взгляд Сокджина перетягивал. — Хорошо, — сказал Намджун, напыщенно кивнув. — Мы очистим участок. Юнги рядом с Чимином остро вздохнул. Чимину было интересно, думал ли он о том же. Что все заканчивалось именно там, где и началось. — Мы будет охранять Стык, — сказал Сокджин, разок похлопав Тэхёна по плечу. — Просто вернись. Не задерживайся, хорошо? [слова из 9 главы, когда сокджин с тэ прощался, оставляя его у чг, ты их на момент перевода еще не проверила, если что, поменяешь? Спасибо!] У Тэхёна пережало горло. Если эти слова для него что-то и значили, то Чимин этого пока не знал. — Хён, — сказал он, и Сокджин обнял его одной рукой. Он посмотрел на Юнги и Чимина через макушку брата. «Не позволяйте ему глупить, — говорило его выражение лица. — Не позвольте ему там исчезнуть». Чимин приподнял подбородок. Он хотел попытаться. Даже если ему самому придется бороться с демонами, плеваться кровью, продираться сквозь трясину сотен кошмаров — он хотел попытаться.

***

Они проезжали Стык по пути к участку. Тэхён сидел в машине, которую Квон и Чонгук облили Талоном, пытаясь изо всех сил не притрагиваться к способностям, прятать себя на время поездки. Он сидел, а рядом к нему прижимался Чимин, лицом упираясь в окно, наблюдая за полыханием огня, что они проезжали. Там словно танки прошли, подумалось ему. Он потер пальцы друг о друга и заметил, что кожа у него была ледяная. Сердце готово было разорваться, словно стухший фрукт. Ему было интересно, о чем думали другие. Пока они ехали, он увидел, как кто-то упал. Его колени подводили его. Он упал, и с кем бы он ни боролся, у этого человека были Экстраординарные способности, так как мужчина дергался, извивался в завесе жрущего, кислотного газа. Красные точки расцветали на его коже, чёрным сваливались с костей, словно цветки в луже чернил. Все это произошло за секунды. — Не смотри, — сказал Юнги, но Тэхёну было плевать. Он смотрел. Он смотрел столько, сколько мог. Ярость — тоже броня. Так что он смотрел, как Стык горел, разрушался и тонул. Он смотрел, как полицейские выкрикивали приказы в мегафоны сквозь туман, и он смотрел, как они падали и задыхались в газе. Он смотрел на неестественную жесткость тел, которые, как он знал, принадлежали Скарабею; их конечности дрожали неповоротливо, пока он пытался управлять целым телом. Они быстро умирали, эти марионетки. Они быстро нападали, но плохо защищались. Совсем не как куклы, умеющие себя защищать. Так что они падали, они дергались, и они умирали. Злость Тэхёна начала жалко, тихо сходить на нет, а затем он остался в тишине с примесью эхо. Они проехали границу Стыка, и агент Стаи остановил их на секунду, а после кивнул, пропуская. Тэхён позволил Юнги взять себя за руку. Это удерживало его от желания пойти искать это тёмное, пульсирующее присутствие в голове. Удерживало его от желания закричать, что они были здесь. Чтобы пришли за ними, а Стык оставили в покое. Чтобы перестали убивать для спектакля, для выпендрёжа. — Мы поймаем его, — сказал Чимин, как мантру. — Мы поймаем его, мы поймаем его, мы поймаем его. Участок, когда они в него прибыли, был пуст. Тэхён уже был там ранее, не раз. Он помнил, как сидел напротив Юнги, давал ему несколько маленьких кусочков секретов, чтобы тот работал с ними над делами, урывал взгляды, когда тот не смотрел, гадал, задумывался ли он когда-либо… снилось ли ему когда-либо… Если Тэхёна попросили бы выбрать дни за последние пару лет, которые были не так плохи, он бы, наверное, выбрал летние деньки в участке. С этажа отряда Преступлений Экстраординарных была видна башня Намсан, далёкий маячок нормальности. Тэхён смотрел на нее, пока Юнги ходил, чтобы взять ему что-то из автомата с едой на участке, а затем он сидел, пил и рассказывал секреты, разбирая будущие, возможности, пытаясь найти хоть что-то, представляющее интерес. Вел борьбу в своей маленькой войне, даже когда люди за окном выкачивались из ближайшей станции метро, таможенный союз прямо напротив станции постоянно проглатывал и выплёвывал полицейских, желающих покурить. В этом была обыденность, которая ему нравилась. Словно временный бальзам на все, что случилось. Ему было интересно, помнил ли это Юнги. Конечно, подумалось ему, когда они проходили внутрь: воспоминания горчили, если он думал о Чимине. Если он думал о том, что Чимин все еще был потерян и был в заложниках у себя в голове. Застрявший в одном зацикленном кошмаре, пока Тэхён попивал дерьмовый лимонный напиток из автомата и смотрел на надутые губы Юнги, пока тот склонялся над отчетами. Эта мысль отрезвляла. В подвале он вытащил стул из-за стола и поставил его посередине комнаты. Хосок и Чонгук пришли с ними — у обоих все же были исключительно полезные навыки, в конце концов — и между ими двумя, Юнги и Чимином, появлялась достойная физическая крепость Экстраординарных между Тэхёном и тем, что пошлет им Скарабей. Но эта битва не физическая. Он сидел на стуле, и они ждали, окружив его. Как-то слишком скромно это было. Весь расклад, этот стул, эта Ловушка. Все казалось слишком мелким. — Эта ловушка, — спросил Хосок. — Какая она? Это как зацикленный кошмар, о котором ты говорил? Тэхён кивнул. Он не сам это придумал, просто переделал то, что он и Чимин уже давным давно создали. Просто очередная программа тревоги. Разве что это сдержит Скарабея, а не ограничит его от доступа к чужому разуму. — Не позволяй ему забраться к тебе в голову. — Но я именно это и собираюсь сделать. — Ты знаешь, о чем я, — нахмурился Чимин. Юнги и Чимин оба смотрели на него, и в итоге он словно утопал в своем теле. В итоге он словно желал якоря, но позволял морю себя утянуть. В итоге словно все слова, что у него были, застряли между языком и зубами, и тишина наполняла комнату, как песочные часы. — Хорошо, — сказал Тэхён, тяжело сглотнув. — Время пришло. Они оба нахмурились. В конце концов вся эта ночь словно занозами впивалась в его кожу, так что Тэхён решил покончить с этим. Его разум провалился, окунулся в волны тьмы, будто принадлежал этому месту. Но прежде, чем он позволил себе уйти, прямо когда цветущее облако Недра закрывалось вокруг него, он услышал, как Юнги сказал: «У тебя есть десять минут».

***

Десять минут. У тебя есть десять минут. Они даже подумать не могли пойти за ним. Они просто не могли. Это было бы опасно. Непредсказуемо. Другой мир был восходящей бурей сталкивающихся энергий. Небесные цвета сияли в ее тёмном просторе. Тэхён дождался, пока не придет леденящий страх, пока не будет замечено грубое присутствие Скарабея. Он ждал и ждал этого момента, когда все отвлекающие факторы не остались позади, когда ему было бы больше некого спасать. Одно последнее усилие, чтобы убедиться, что тому, что он засеял, этому чудовищу, что он привел в этот мир, придет конец там, где оно и зародилось. Ловушка была тщательно продумана. Он планировал и строил ее более года. В просторе черноты сама Ловушка массивно парила перед ним, великая и неестественная, прорезавшаяся прямо в пространстве. Она постоянно меняла форму. Её края становились костями, кожей, кирпичами, бумагой оригами. Она в воздухе приобретала форму слов. Алфавитов. Персонажей. Она постоянно светилась кроваво-красным и ярко-золотым. Тэхён судил о мыслемагии по аниме. Наверное, поэтому Ловушка походила на алхимические круги или камеры из света. По правде, она, наверное, могла принять форму чего только Тэхён пожелает. Это просто была мыслепрограмма. Список зацикленных инструкций и переменных, запрограммированных оптимизировать простой итог: удержание вредоносного вируса. Тэхён ждал. «Тише, тише, — вынуждал он свой разум. — Успокойся». Ловушка трепетала словно шелкография. Гобелен. Слайдшоу с его собственными воспоминаниями, кружащими по поверхности, как картинки в зоотропе. Он замечал повторяющиеся элементы. Сокджин. Он видел Стык и Институт. «Эй, уебок, — подумал он, когда Ловушка сменила форму на гранит и золото. — Я здесь. Поймай-ка». Всего через несколько секунд он ощутил в голове давящий вес. Недро сжалось под натиском, края рухнули, линии сетки разбились на что-то вроде быстро мелькающего двоичного кода. Все укомплектовывалось, пока место не съежилось, только Тэхён, ловушка и безмерная, нетерпеливая ненависть Скарабея, наполняющая все остальное, почти как что-то физическое. Его сердце забилось сильнее. Скарабей грозно нависал в его голове, внушительно и ненасытно. Будучи в анабиозе в прошлом году, он осознал, что ему всегда стоило знать, с чем он борется. Что Скарабей — это нечто столь отдаленное от человека, что это едва ли можно было объяснить. Как мог он так ошибиться и принять это за вещь с логикой, с человекоподобными мотивами? Теперь оно свисал перед ним, форма его была такой же неустойчивой, как у Ловушки, — существо, меняющееся с феникса с огненными крыльями до горящей версии Тэхёна. Оно подвинуло его к себе, поднимая с земли, придвинул к себе почти вплотную, взглянуло на него пустыми, черными глазами. Он попытался оторваться от него, но это было все равно что воробей, пытающийся улететь от эпицентра бури — он слишком легкий по сравнению с ошеломляющей силой, слишком человечный по сравнению с раздавливающей странностью Скарабея. Но «Ты появился от меня, — подумал он. — Ты появился изнутри меня». Тэхёну нужно было отвлечь Скарабея. Заманить его в Ловушку. «Ты не Бог, — подумал он, и ощутил, как хватка Скарабея ослабла. — Мне плевать, каким могущественным ты себя возомнил. Ты не Бог. Ты не бессмертен». Скарабей отпустил его. Тэхён выдохнул резко, пока ветра стихали. Ловушка сияла, яростно росла, теперь была размером с башню. Скарабей теперь выглядел, как он, носил его тело и лицо. Но выражение на этом лице было непостижимым, стена пустоты, абсолютно ничего живого в зловещем взгляде. «Я остановлю тебя сейчас же», — подумал Тэхён, и тогда ветер полностью исчез. Все просто остановилось. Тяжелая, густая тишина опустилась на Недро. Скарабей пошевелил челюстью. — Думал, все будет так просто? — произнесло оно. А затем он — оно — засмеялось. Оно засмеялось так сильно, что все вокруг затряслось, весь мир, тело Тэхёна дрожало так сильно, что ему казалось, что он может его повредить. Оно смеялось, и ветра снова поднялись, невидимой рукой крепко сжимаясь вокруг горла Тэхёна. — Ты правда думал, что я позволю себя посадить в клетку? Я больше не часть тебя. Я больше не часть чего-либо. Я сам по себе. Тэхён ощутил истерическую нужду засмеяться, но дышать было слишком больно. «Успокойся, — сказал он себе вновь. — Здесь он тебе не навредит». Или, по крайней мере, до этого никому это сделать не удавалось. Вокруг него Недро яростно менялось. Гора неожиданно проступилась в земле, его ноги запнулись в снегу, пока она прорастала. Далеко, далеко внизу он приметил озеро, почему-то цвета крови. Небо сверху сделалось ярко-синим, таким до боли ярким, что в зубах зазвенело. И все же Ловушка парила там, где и была изначально, пятно на пейзаже. Накаливающаяся злость пульсировала по Скарабею. — Почему оно не движется? — Потому что я того не хочу, — сказал Тэхён. — А ты — просто штука в моей голове. Он увидел, как его собственный рот растянулся в дьявольском рычании. Увидел, как его собственная рука поднялась, сжимая кулак. Дождь из стрел посыпался из неба. Большая их часть ударила по Ловушке, никак ее не повреждая, но одна пробила плечо Тэхёна. Боли не было. Его кровь плавала вокруг лица большими каплями, будто гравитации не было. Скарабей зарычал и вытянул землю у Тэхёна из-под ног. И он упал. Это пугало, страшило, он боялся высоты, не мог дышать и думал: «Конечно». Конечно Скарабей знает это, потому что они, вроде как, одинаковые, не так ли? Они знают друг друга. Они были выстроены из одного разума. Так что он упал, он был напуган, и его концентрация пошатнулась… И на одну пугающую секунду Ловушка заколебалась. Она исчезла на секунду и появилась вновь. «Это место не реально, — подумал Тэхён, закрывая глаза против ветра, холода и тянущей вниз гравитации, против всего, что пыталось сказать ему «нет, нет», он правда падал, он правда умрет. — Это место не реально, не реален и этот монстр». Вода из озера приняла его. Как в реальном мире вода забилась в нос, в рот, залила глаза. Он подавился. Его тело онемело, и он попытался взглянуть наверх, посмотреть, на месте ли Ловушка, но не мог стряхнуть с себя этот кошмар. Это — утопление, лед, тело, идущее ко дну озера… Так все и началось. Ледяное озеро. Несчастный случай. Все ужасные вещи, что случились, начались здесь. Здесь, где он почти что утонул, и был воскрешен с Экстраординарной способностью, что загубила его семью. Кто-то кричал. Кто-то кричал, и крик был похож на мамин, и она кричала их имена, имена обоих ее сыновей, но лед… «Должно было закончиться здесь, — прошептал ему в ухо Скарабей, и теперь оно говорило голосом матери. — Все это. Представь, как мирно, как тихо все бы остановилось. Никто бы не умер. Стык не обратился бы рекой крови. Ты бы умер умным не по годам, любимым дитём… А не убийцей». Это не казалось полной ложью. Здесь было прекрасно, тихо и бело. Если бы он позволил себе расслабиться, он смог бы пойти ко дну озера, отдать контроль, перестать страдать. Было бы так тихо. Так тихо… Кто-то крепко сжал его. Он ощутил, как его тело вытаскивают из воды, но затем воды не стало, только холодный камень, и он был в другом месте. Внутренний дворик. Он стоял на коленях на земле, а вокруг него большой, современный дом проявлялся в стальных оттенках. Он все еще не мог дышать. Его ухватили руки и подтянули его на ноги. Он едва мог поднять голову. А затем он начал паниковать, и что-то взяло его руки. Он заметался, и что-то ухватило его за лицо руками. Что-то прижалось к его рту — чужие губы. Они опустились, как печать, и из них перешел пузырек воздуха. Тэхён закашлялся, его конечности горели, лёгкие сжимало, он отвернулся и выплюнул поток пузырьков. Его глаза раскрылись. — Твои десять минут подошли к концу, — сказал Юнги, держащий лицо Тэхёна. Ледяная вода капала с его волос на секунду, а затем обратилась солнечным светом. — Так что мы решили прийти и помочь. — Не особо тут много здравого смысла, да? — спросил Чимин, спиной опираясь о столб. Он взглянул на ловушку. — Это оно? Тэхён забормотал. Еще пузырьки. Он посмотрел одичало на Юнги, на Чимина. Их здесь быть не должно, подумалось ему. Если они здесь, то непременно узнают очевидный минус в его плане. Он этого не хотел. Он не хотел, чтобы они знали, пока это не будет сделано. Неожиданно важность этого пробилась сквозь фугу ужасов и воспоминаний, в которых он жил. Неожиданно он стал более осознанным, чем когда они только нашли его. — Он силен, как ты, — сказал Юнги. — И он определенно не так силен, как мы трое вместе взятые. — Как ты планировал заманить его внутрь? — Чимин подошел ближе, обвивая рукой его плечи. Тэхён вздохнул. Оттолкнул Чимина, пока земля беспорядочно исходилась волнами и столпы крови возникали из ниоткуда. Он не мог говорить. Тэхён сидел там на коленях, что-то с зубчатыми шестернями начало со скрипом работать в груди. «Боль, — подумал он. — И страх». Если бы только он смог найти достаточно отказа в себе, чтобы вытащить их… — Тэхён-а! — позвал его Чимин откуда-то посреди землетрясения. — Что ты хотел сделать? Вокруг них воздвигались камни: большие, неестественные валуны. Тэхёну хотелось засмеяться. Скарабей в Недре боролся так, как Тэхён представлял себе драку супергероев. Это Скарабей знал; этого и ожидал. Его разум был точь в точь как у Тэхёна, только стремился ко злу. Голос Юнги зазвучал в ушах. — Ты планировал зайти внутрь? — кричал он. Воздвигающиеся камни ломали его голос. — Планировал, да? Осуждение четко слышалось в его голосе. Тэхён сглотнул, взглянул вверх на Ловушку. Она трепетала, как шелковый гобелен. — Только так бы он последовал. — Черт тебя подери, Тэхён. — Он привязан ко мне мыслью, а это — мыслетюрьма. Только так бы он последовал, только так его можно сдержать. — А ты сможешь выбраться? — спросил Юнги. — Дверь закрывается изнутри. — Идиот, — рот Чимина изогнулся в злости. — А что я вам должен был сказать? — спросил Тэхён. — Что я не планировал проснуться в участке, одолев Скарабея? Все не так просто. Нет волшебных решений. Так все должно быть, потому что я не могу убить его. Я могу только закрыть его, а закрыть я могу только убедившись, что он останется у меня в голове. Так он и останется в моей голове. Он указал на Ловушку. Теперь она парила в виде обелиска, столб гладкого камня. Кружева света взбирались по его бокам. — Это нечестно, — сказал Чимин. — Не смей говорить, что это не так, Тэхён, Богом клянусь. — Но так и ты оставался в цикле кошмара, Чимини. Как только цикл нарушился, к тебе вернулись воспоминания. Как только я покину Ловушку, сможет уйти и он. Их лица выдавали то, что они ожидали этого. Не было и проблеска удивления, только подавленное возмущение. По крайней мере немного, думалось Тэхёну, они всегда это знали. — Значит мы пойдем с тобой, — сказал Чимин. До того, как Тэхён смог запротестовать, он продолжил. — Мы всегда сможем уйти, если пожелаем, правда? Но пока нам не придется уходить, мы идем с тобой. Небо над ними стало пронзительно белым. Тревога зазвенела в голове Тэхёна, но это бесполезно. Бессмысленно. Они не покинут его, что бы он ни сказал. Может, это дар, но возможно, это также и проклятие. — Иди, — призвал Юнги. — Закончи это. В мгновение ока перед ними материализовалась Ловушка. Теперь она была в виде вращающихся кругов глифов, ленты света испускали искры, когда глифы врезались друг в друга. Посередине открылась дверь. «Приди и найди меня, — подумал Тэхён. — Забери меня тут, говноед». А затем, напоследок обернувшись на Юнги и Чимина, он зашел в Ловушку.

***

Юнги понял, что сидит за обеденным столом. Стол был накрыт на четверых, но за ним больше никто не сидел. Он совсем не узнавал эту комнату, не узнавал этот дом, а за окнами простирался зимний пейзаж. На столе в гостиной лежала камера, а на стойку возле двери громоздились зонты. Комиксы были рассыпаны по полу возле обогревателя. Возле двери были аккуратно расставлены тапочки: четыре пары. Юнги сглотнул. Кажется, он знал, где находился. Мыслетюрьма, в конце концов, была выстроена по мыслям. По воспоминаниям. Это дворец воспоминаний, его архитектура — разума. — Тэхён, — сказал Юнги. — Где ты? Ответа не последовало. Юнги встал и походил вокруг. Все казалось невероятно детальным. На стенах были подпалины. Сковорода на плите закипала. На полу лежал пустой поводок, кожа вся расплавилась в пол. Запах дыма спускался сверху. Юнги пошел наверх. Наткнулся на ванную, где нашел Чимина, наблюдавшего за тем, как пол закипал пламенем. Дым становился гуще. Все на полу было опалено, металл деформировался, пар шипел. Если где-то в этом жару и были тела, они бы никогда не нашли их. — Они сожгли его, — сказал Чимин. — Он рассказывал мне это. После родителей они сожгли дом. Это… видимо, была ужасная сцена. Они бы ни за что не смогли продать дом. Пол горел. Юнги ждал, пока он не обвалится, пока огонь не поспешит к нему и не выжжет его кости, голодно прогрызется сквозь его плоть, поглотит его. Ничто из этого не осуществилось. Вместо этого он увидел нетронутую дверь, ручка была холодной на ощупь, и он вошел в нее. Чимин последовал за ним. В этой комнате Стык открылся, как сцена в театре. Так он выглядел давным давно, когда Юнги все еще был подростком. Он узнал несколько магазинов, плохо освещенные переулки, рестораны, предлагавшие курочку и пиво на разлив. Он узнал и Тэхёна. Он выглядел моложе, смотрел на них по другую сторону улицы, но это был он. С ним был мужчина-Экстраординарный, одетый в цвета банды, которые Юнги слабо распознавал, державший окровавленный нож в одной руке и пачку купюр в другой. «Сделай меня сильнее, — сказал он, уложив руку на плечо Тэхёна, когда еще одна тень двинулась к ним. — Сделай так, чтобы я победил». Блеснула сталь. Даже по другую сторону улицы Юнги различил промелькнувший на лице Тэхёна ужас, исчезнувший до того, как он успел полностью осесть на его лице. — Сюда, — прошептал Чимин и потянул Юнги в другую дверь. В этой комнате, белой и стерильной, вокруг ходили люди в халатах. Стальные каталки наполняли коридор, в большинстве своем с молодыми Экстраординарными на них. Тяжелый, душащий туман, повисший в воздухе был похож на распыленный Талон. Дверь в этой комнате находилась в конце коридора, так что Юнги и Чимин принялись продвигаться, плечами расталкивая докторов, пытаясь вообще не смотреть на людей на каталках. Пытаясь не рассматривать, что именно происходило в Институте, какие наркотики, ужас и боль… Но они все равно улавливали краем взгляда. Наручники. Руки в перчатках, протыкавшие кожу, забиравшие кровь. Пробирки со странной субстанцией, мониторы, и в какой-то момент пол залился кровью, стал липко-мокрым, как бывает на сценах преступлений, где, Юнги знал, её уже не стереть… «Скорее, — сказал Чимин. — Скорее, я не хочу смотреть». Он уловил взгляд чего-то, пока проталкивался в следующую дверь. Чего-то, похожего на тень, растущего на стене. — Чимин, — прошептал он. — Взгляни… Но в следующей комнате они были в лаборатории. В их лаборатории, в университете, разве что в этой была еще и ванная, вода из которой выливалась за края. А в следующей они смотрели, как мужчина с жестоким выражением лица сидел напротив парня за столом, задавая вопросы, пинцетом перебирая ответы. А в следующей после они снова были в Стыке, но в этот раз улицы были полны тел, все были убиты так же, как убивал Призрак… И тень росла. Юнги замечал, как тень в каждой комнате становилась больше и больше, как она становилась все более и более существенной. Он считал, что это был Скарабей. Он считал, что из этого и рос Скарабей: из силы, вины и ужасных воспоминаний. Ужасные вещи все вместе создавали лабиринт без выхода в самых дальних уголках души, а затем приобретали форму из-за катастрофичной силы, которую никто никогда не должен был использовать. Они снова принялись продвигаться. В следующей комнате было еще одно воспоминание Стыка, ночь распыляла голубой свет. Юнги показалось, что он приметил себя, каким его помнили: фрагмент воспоминания, пролетевший мимо. В очередной комнате был отель Туз, конечно, тёмный интерьер заделан Экстраординарным светом. А в этой горы книг о том, как работают способности. А в той множество стен, полных диаграмм и уравнений, все перечеркнуты. А в этой шторм, закусочная, ванная, участок. Это шквал вредоносных воспоминаний, перевязанных узлами, каждое было болезненнее и пагубнее предыдущего. Юнги было интересно, как далеко она простиралась. Как глубоко и сколько раз зацикливалась? Он держался за руку Чимина и представлял, что они не потерялись. Что следовали по невидимой красной нити по этому лабиринту минотавра к тому, что бы ни сидело в самом центре. — Продолжай идти, — сказал Чимин, потому что теперь они могли его чувствовать. Скарабей позади них пробирался по коридорам воспоминаний. Тэхён был перед ними, упущен из виду, где-то среди душащих переулков всех этих зацикленных мыслей. Росли комнаты, полные грехов. Чем глубже они шли, тем больше было трупов. В одной — горящий Стык, в другой — ванная Либерти. Место захоронения за Складом G, куда они множество раз держали мрачный путь. Мертвецы молча наблюдали за тем, как проходили Чимин и Юнги. Люди, похожие на марионетки, загорались в одной комнате, как в фильме ужасов. И чем дальше, чем глубже, теж Уже становилось, тем больше их появлялось. Под навесом крыши склада Юнги увидел себя к своему неверию, с извращенным страхом на лице он смотрел на Тэхёна, узнал его как Призрака сперва. В банкетном зале Туза он увидел неверие и ужас на лице Чимина за секунду до того, как его воспоминания исчезли. Когда они прошли через предпоследнюю дверь, они вошли в пустое место. Там не было никаких особенностей, никакой истории не таилось в его форме. Оно пугало своим небытием, своей пустотой. Юнги не понимал его, и ему казалось, что не понимал и Чимин. Они понимали только то, что это конец. Это последняя комната этой ужасной Ловушки. За ней была свобода. Но: Тэхён. Осознание Юнги прояснилось. Закрутилось. Тэхён. Он почувствовал железо в воздухе, огонь и дым. Отстраненно ему показалось, что он уловил проблески горящего здания. Возможно, Институт. Институт в ту последнюю ночь, до того, как он и Чимин все забыли. Здесь пол был усеян бумагой, и Юнги приостановился, чтобы поднять один листок. Они были пронумерованы. Черные чернила разливались беспечным алфавитом по поверхности. Края были загнуты, почернев от пламени. «#26, — прочел он. — В этом огонь забирает их обоих». «#34: В этом снова побеждает Скарабей». «#46: В этом я не спасаю Чимина». «Будущие», подумал он. Это были будущие. Неугодные. Безнадежные. Все это место было литанией безнадёги. Могильник возможностей. Тэхён, должно быть, вытянул их из него. «#212: Даже если ты все сделаешь правильно, ты не избавишься от монстра в голове. Ты его создал. Тебе жить с ним». Юнги с тех пор, как стал Экстраординарным, говорил, что победить невозможно, что им конец, что нет смысла надеяться. И этим, этими словами, вот, что он наделал. Он — архитектор этого, даже если оно ему не принадлежало. Стеснение в горле Юнги сжалось сильнее, и он прокашлялся жестким смехом. «Оу, — подумал он. — Оу». Оу, вся эта Ловушка — лабиринт поражения и сожалений. И он понимал почему, почему оно запечатывалось изнутри, потому что конечно же. Конечно же изнутри. Как не так, если ты убедил себя, что единственный способ избавиться от монстра, что ты создал, — это жить в кошмаре, в ужасном цикле своих собственных наихудших воспоминаний? Как не так, если тебе раз за разом говорили, что победить невозможно? — Где он? — Юнги замер всего на мгновение. Дрожь в спокойной черноте Недра, а затем появился Тэхён. Его челюсти были крепко сжаты, тело слегка потряхивало. — Теперь вы увидели, — сказал он. — Только так я могу поймать его. В собственной голове. В том, из чего я сделан. «#221: В конце концов, ты убьешь все, что любишь». Но будущие являлись просто беспочвенными предсказаниями. «Возможно», а не «Точно так и будет». — Но ты сделан не только из этого, — сказал Чимин за его спиной. Его лицо было белым, губы — красными, обкусанными. — Не только. Ты должен это знать. Юнги было интересно, знал ли он. Знал ли он, что они вообще чувствовали, или это повороты и перипетии судьбы, наконец, довели их до точки кипения. Будто бы прочитав его мысли, Тэхён пожал плечами. — Из этого создан он. Так что это его и удержит. — И ты. — И я, — кивнул Тэхён. — Но ты все еще можешь уйти, — сказал Юнги. — Если бы ты прошел через эту дверь, ты смог бы уйти, а затем мы закрыли бы Скарабея здесь со всем этим ужасом. Почему же ты не уходишь? Взгляд Тэхёна метнулся к последней двери. В конце концов… — Что там? — громко спросил Чимин. — Вы не можете зайти туда. Он сказал это так резко и так жестоко, что все его тело затрясло от этих слов. …ты убьешь все… — Тэ… — Чимин двинулся вперед. — Нет, — Юнги оттянул его назад. — Не надо. …что любишь. У него начало покалывать кожу. Чимин уставился на него в неверии, но, кажется, Юнги знал, знал, что именно прятал Тэхён, знал наверняка, почему он выглядел так испуганно. Юнги подумал, что увидел достаточно. Кажется, он знал, что делать. Но сделать это отсюда он не мог. Он вообще не мог этого сделать в этом мире. Им нужно было вернуться. Ему казалось, Тэхён понимал, что он собирался сделать за секунду до того, как он сделал это. Ему казалось, что он увидел, как лицо Тэхёна обрушилось всего на секунду, всего на мельчайшее мгновение прежде, чем он спрятал это. «Я люблю тебя», подумал он. «Я люблю, люблю, люблю…» А затем Юнги схватил Чимина за руку и свалил оттуда к чертям. *** «В конце концов, ты убьешь все, что любишь». Тэхён не знал точно, сколько он оставался в той комнате, с этими судьбами, разливавшимися вокруг него, словно кружева. Он не знал точно, сколько времени прошло с исчезновения Чимина и Юнги. Какое значение здесь вообще имело время? Он ждал, когда же покажется Скарабей. Затем сидел и смотрел в тишине, как оно пыталось уйти через последнюю дверь. Оно не могло, потому что Тэхён был его создателем, а Тэхён был здесь. Заперт по собственной воле. Они могли мучить здесь друг друга годами, если бы то понадобилось, просто не было реального выхода. Когда они создавали программу тревоги, Тэхён настаивал на двух ужасных вещах. Одно, что легко оценить, как страх Чимина навредить ему или страх Юнги уничтожить все. Другое, что оценить труднее. Как монстр, охотившийся за Чимином или то, что было за этой дверью. «Возьми свой худший страх и увеличь его. Так ты и обдуришь свой разум». В данном случае, обдури его, чтобы оставить его здесь. Скарабей становился совершенно бесчеловечным от раскрытия ловушки. Оно билось по комнате, как природная катастрофа: действовал так сильно, что пространство разбивалось в хаосе. Несколькими секундами позже все оседало, но дверь держалась. Тэхён моргнул и представил, как падает, падает наверх сквозь странный голубой свет, и вернулся к зловещей искусственности собственного лица, уставившегося на него в десятках сантиметрах от него. «Как мне выбраться, — спросил Скарабей. Это больше невозможно было принять за что-то, примерно похожее на человека. Его лицо, все еще немного похожее на лицо Тэхёна, стало крепким агатом. Его глаза стали желтым кварцем. Его кожа покрылась пятнами, как фенокристалл. — ОТВЕТЬ МНЕ. КАК МНЕ ВЫБРАТЬСЯ?» — Через дверь, — сказал Тэхён, притворяясь, что задумался. — Ах, но это ты уже пытался сделать. Ржавый смех, покинувший грудь, был совершенно не похож на него. Ярость Скарабея снова прорвала Недро. Она прихватила и его, разодрала его, лишила дыхания и затрясла секундой позже, когда весь он сшился обратно по кускам. «Я могу делать это вечно, — сказал Скарабей. — Как мне выбраться?» Тэхён наблюдал за ним, уже не утруждаясь скрывать свое явное, безумное ликование. Оно застряло. Оно застряло, у него получилось. Он обуздал монстра. Он разрушил свое создание. «Если застрял я, то и ты тоже, — взвыл Скарабей. — Ты тоже застрял, глупое дитя!» — Разве не таков был план? — спросил Тэхён. — Я вполне уверен, что так все и было задумано. Скарабей выкрикнул свою ярость. Все снова развалилось. В этот раз у него ушло больше времени на то, чтобы вернуться, чтобы удержать форму своего тела. Это, подумалось ему, будет утомительно. — Ты не понимаешь? — закричал он на него. — Я победил! Я победил тебя, и ты никогда не покинешь эту комнату!» Скарабей изменил свою форму. Оно стало странным, серебристым, похожим на нить. Нить привязалась к Тэхёну как-то, прилипла крепко, что не отодрать, и каждая клетка, до которой оно дотрагивалось, пылала странно, отстраненно. Это было не совсем больно, не так, как он думал, но это погружало его в туман, кончики погружались прямо в его душу. Ему было интересно, так ли Скарабей контролировал своих жертв, пробовал ли он сейчас ту самую технику на нем, чтобы заставить его открыть дверь. Конец иссушал его энергию, выпивал ее, словно жидкость. Он попробовал визуализировать ножницы, отрезать концы, убрать болезнь прежде, чем она успеет его заразить сильнее, но его разум просто… не работал… и… … все было полным туманом. Он мог бороться, если хотел, но хотел ли? В чем смысл? Эта дверь будет закрыта, что бы Скарабей ни делал… … но это все равно плохо, туман, потому что он мог видеть лица в тумане, лица людей в Стыке, горящих, а затем как-то он был в них, горел, все марионетки Скарабея, их кожа с шипением слезала с костей, их разумы заперты, они кричали, и… …и Призрак тоже, эта жестокая украденная способность. Он понял, что Скарабей помнил, что чувствовали жертвы, помнил, каково было выносить это крушащее, разрушающее, точащее давление… «Открой дверь, — сказало оно ему. — Открой дверь, и все это закончится». Сквозь туман и воспоминания о боли Тэхён увидел Скарабея, гранитовую тьму его воображаемой плоти, сияющую бесчеловечность его глаз. Его тело ожило с большим количеством нитей, все они хлестали, оплетали, и сотни новых жертв и их историй выливались из них. «И снова привет, — подумал Тэхён жертвам Призрака, мертвецам в Либерти, сваренным марионеткам из Стыка. — Привет, привет». «Открой дверь, — сказал Скарабей, — или это сведет тебя с ума. Хочешь видеть то, что видели они? Хочешь знать, что они чувствовали? Хочешь знать все, что я делал? ТЫ несешь за это ответственность. ТЫ создал меня. Хочешь знать, что я сделал из-за тебя?» Тэхён засмеялся. Он указал на дверь. — Как думаешь, что за ней? — спросил он. — Думаешь, я еще не чувствовал этого? Думаешь, я еще не знаю этого? Ты правда думал, что мне нужно, чтобы ты напомнил о последствиях? Об ответственности? Я все это и так знаю. И оно там. За этой дверью. Это и все малое счастье, что у меня есть. Каждая малость радости, пришедшая с любовью. С тем, как меня любили. Все мои счастливейшие дни за этой дверью, потому что вина и боль — ничто без этого. Без этого они ничего не значат. Так что делай все, что хочешь, здесь. Все это не имеет значения без того, что за дверью. Скарабей дернулся в удивлении. Тэхён смотрел на него спокойно. — Я никогда ее не открою. Потому что мне нужно все хорошее, что там есть, чтобы чувствовать что-то по отношению к плохому. И я боюсь что-либо чувствовать. «Ты не можешь запереть меня, — сказало оно. — Только если не запрешь сам себя». Тэхён взглянул на него. — Я и так это знал, — сказал он, сожалея. — Я и так это знал. Его ярость рассеялась. Она перешла от трех измерений к одному, сгладилась, стала просто разрезом в комнате. Свет спокойно пульсировал от него. Тэхён поднялся и обошел его разок, дрожа. Наблюдал за тем, как он наблюдал за ним единственным, уставшим металлическим глазом. Оно начало рыдать. Тэхён наблюдал. Казалось, будто это больше происходило не в его голове. Казалось, будто это вросло в его сердце, его легкие, в изгибы его костей. Он думал о том, сколько нужно выскоблить из человека, чтобы иметь что-то вроде Скарабея. Он гадал, почему было недостаточно его самого, чтобы наполнить себя до края, чтобы ничего такого не происходило. Он сел на пол и закрыл крепко глаза.

***

Он очнулся из-за землетрясения. Сперва он подумал, что это Скарабей. Он подумал, что оно вновь разозлилось, готово было разорвать его на куски, мучить его ради себя, если не ради шанса сбежать. Но Скарабей оставался в своей форме без объема и глубины. Оно не двигалось. Значит. Здесь происходило что-то иное. В неожиданном размытом осознании Тэхён поднялся. Посмотрел. Посмотрел сквозь темноту и мрак этой комнаты туда, где за неоткрываемой дверью часть стены начала раскраиваться. Скарабей пробудился. Тэхён поморщился, когда оно зашевелилось, но далеко не ушло. Только к закрытой двери. Тэхён тоже двинулся. Он прошел к той части стены, что была разорвана. Он прошел сквозь разрыв, в темноту, которая медленно обратилась большим домом. Он увидел бегущих детей. Он увидел знакомого говорящего по телефону мужчину за высоким столом. Он увидел женщину, чье прикосновение обращало мир в боль. И он увидел маленького ребенка. Без силы. Над которым издевались. В чьей крови не было ничего Экстраординарного, в отличие от его семьи. — Хён? Ребёнок обернулся. А затем стал вовсе не ребёнком, а Юнги. Юнги, в чьих воспоминаниях они находились. Юнги, смотревшего на него и сказавшего с самой нежной улыбкой: «Привет, Тэхён-а». — Что ты делаешь? Юнги пожал плечами. Позади него разорвалась еще одна часть стены, в ней простирался пейзаж горящего Института. Воспоминание о том, как он пытался изменить время вновь и вновь, чтобы спасти Чимина, но не преуспевая каждый раз. Тэхён втянул глубокий, медленный вдох. Ему показалось, что он ощутил Чимина где-то неподалеку, создававшего похожие разрывы в пространстве, вытаскивая все из собственных воспоминаний. Он не понимал. Юнги взял его за руку. Переплел пальцы с пальцами Тэхёна. — Мы делаем эту тюрьму больше, — сказал он.

*** Приложение 5: РАСШИФРОВКА ДОПРОСА Далее расшифровка допроса ИНФОРМАТОРА СТАРЛИНГ (ТХ), проводимый Агентом Стаи (М) относительно событий ноября 2018 От марта 2019 (Продолжение со страницы 20)

М: Знаешь, почему мы встречаемся сегодня? ТХ: Суд. М: Верно, суд. Он будет завтра. Ты прошелся по тому, что будешь говорить? ТХ: Да. Тут был адвокат. М: Действительно. Она по всему с тобой прошлась? Что ты делал во время Сожжения Стыка? Что тебе можно говорить? ТХ: Я могу говорить, что нашел способ победить Скарабея. Мне нельзя говорить, что я и создал его. Я могу говорить, что я был Призраком. Мне нельзя говорить, что я действовал под собственной воле. Я должен притворяться, что мною завладели. М: Хорошо. И? ТХ: Мне нельзя отключаться во время суда. М: Как думаешь, у тебя получится? ТХ: … Я не знаю. М: Я не могу принять такой ответ. ТХ: Я не могу это контролировать, не так ли? М: Твой адвокат конфисковал твои дневники. Он сказал, что ты этому не особо обрадовался? ТХ: Не вы должны были их читать. Там ничего не было. М: Ты в очень сложном положении сейчас, Старлинг. Мы не можем позволить тебе утаивать что-то от нас. Ты не согласишься на извлечение воспоминаний, и ты все еще не рассказал нам о том, что с тобой произошло после того, как ты запер Скарабея. ТХ: Ничего и не случилось. Вы все нашли меня. Я не помню как и почему. Я думал, я это прояснил. М: Когда агенты Стаи нашли тебя, ты постоянно исчезал в Недре. У тебя ушло много часов, чтобы вернуть хоть какое-то подобие сознания. Мы заперли тебя, потому что думали, что ты был опасен для себя самого и для других. Вот вся правда. ТХ: …а другие? Что насчет других? М: Твой брат и человек, которого ты в своих дневниках зовешь Х, были допрошены и отпущены. Они сделают свои заявления в твою защиту… Почему ты делаешь это? ТХ: Что именно? М: Отключаешься так. Будто слушаешь кого-то. В Недре или где еще. Тебе не стоит делать этого с Талоном. ТХ: Может быть, я просто поврежден. (Допрашивающий объяснил этот случай, как более смущающее отображение явной неспособности Старлинга находиться в полном сознании и сосредоточении. Рекомендована рентгенография для получения информации о возможных беспокоящих его проблемах, однако история Старлинга с Экстраординарностью сложна, и нам понадобится медик-Экстраординарный, чтобы обнаружить отклонения). ТХ: А остальные? М: Кто? ТХ: Остальные, кто был в участке. Юнги, Чимин. М: Они у нас. ТХ: Они у вас. М: От них было так же трудно получить ответы. ТХ: Вы держите их в заключении? Как меня? М: Верно. ТХ: Что они вам рассказали? М: Ничего. Как и ты. Что вы трое как-то остановили Скарабея. Что он больше не угроза. ТХ: Тогда почему вы в это не верите? М: Потому что ты лжешь, Старлинг. Ты обстоятельно лгал. Ты лгал и прятал ложный след в дневнике. Ты лгал и обманывал в записках, что написал здесь, пока тебя содержали. Ты играешь из себя жертву, говоришь, что ты не знаешь, где твои… друзья… Говоришь, что не знаешь, что происходит, но суть в том, что ты всегда был на шаг впереди. У тебя всегда был план, контрплан, запасной план — если ты когда-либо проигрывал, то не потому, что у тебя не было плана, а из-за чего-то другого. Я уверен, что ты знаешь, что они в порядке. Я уверен, что ты даже нашел способ общаться с ними. Отчего еще ты был таким хорошим мальчиком, принимал дозы Талона и все такое? Тебе меня не одурачить. ТХ: Начинаете немного злиться, да, Агент? М: Нечего со мной трепаться. Помни: твое заседание начнется завтра. ТХ: ( Смеясь ) Мы оба знаем, что вы найдете способ оправдать меня. Я слишком сильно вам нужен. М: И после этого ты просто присоединишься ко мне? Я в это не верю. Думаю, у тебя есть другой план. ТХ: Нет, я так не думаю. Отныне я хочу жить спокойно. Вы хотите следить за тем, что я делаю, прилепить трекер мне на лодыжку? Вперед. Хотите, чтобы я остался здесь, в Ординарном мире, и никогда больше не заходил в Стык? Лады. Вы хотите, чтобы я приходил и позволял тыкать в меня иголками, пока вы будете проводить наш Эксперимент и использовать его, чтобы разъебать весь мир? Хорошо. Я не буду вас останавливать. Я просто хочу… Я хочу увидеть их. Я хочу увидеть Юнги-хёна и Чимини, и других, и я хочу выбраться из этой мрачной мелкой комнатушки, так что если вы волнуетесь о том, буду ли я сотрудничать, то не стоит. М: И Скарабей больше не причинит вреда? ТХ: Нет. М: Он ушел навсегда? ТХ: Оно. И да, ушло. М: ( Приостановился ) Трекера не будет. ТХ: А что тогда? М: Имплант. Мы вставим его тебе в руку, и он будет распределять Талон в регулируемом количестве тебе в кровь. Ты не будешь использовать способности. Никто из вас. ТХ: А они согласились? М: Кто? ТХ: Юнги и Чимин. Они на это согласились? М: Они в принципе были сговорчивее тебя. ТХ: Это не ответ, Агент. Скажите четко, вслух. М: Да, они согласились. ТХ: Тогда хорошо. М: Вы готовы стать Ординарными. До конца своих жизней. ТХ: Я всегда хотел быть Ординарным. Это и начало весь этот бардак. Вы оказываете нам услугу. М: Нам потребуется, чтобы ты прошел кое-какую проверку. ТХ: Не то чтобы вы даете мне право выбора. М: Ты… Правда не хочешь всей этой силы? ТХ: Дело было не в силе. Все это время. Никто ее не хотел, Агент. Мы хотели избавиться от нее. Мы хотели сделать все равным. Мы хотели вылечить Экстраординарность, особенно те способности, что могут навредить. Мы никогда не хотели обратного. М: Жизнь Ординарности может не подойти тебе, Старлинг. ТХ: ( Смеясь ) Поверьте мне, Агент. Я не думаю, что «ординарность» — это про нас.

***

В Недре было почти невозможно слышать что-то словами после того, как Юнги и Чимин сломали Ловушку, чтобы перестроить ее заново. От Скарабея исходили яростные реверберации, свирепые колебания давления и гравитации. Картинки крутились калейдоскопом: воспоминания, желания, напоминания о давно похороненной боли. Тэхён боялся, что это все глупости. Что они теперь просто заперли себя здесь. Но они двигались вместе по быстро рушащимся воспоминаниям, и он узнавал их. Узнавал их столько же, сколько себя. Он узнал о днях, проведенных Юнги в том большом, лишённом любви доме, годах беспризорности. Он узнал о целом годе, что Чимин провел в ловушке Скарабея, и о ночи в Институте, когда он отдал все, чтобы дать им обоим проблеск надежды. Он узнал о их страхах, надеждах и мечтах, которые они хранили внутри себя серым, дрожащим светом. Он разгуливал по просторам худшего, что было в них, по ужаснейшим мыслям, что у них были, по злости, что они таили, и по отчаянию, которое они таили, закутав в отрицание. Он узнал и о их маленьких влюбленностях и счастье, потому что как можно выстроить что-то из палок и боли, не зная о том, что такое радость? Он хотел, чтобы они прекратили. Скарабей — его монстр, и он должен был его уничтожить. Он хотел, чтобы они прекратили, чтобы они смогли держаться за себя, за их счастье и грусть, не позволяя чувствам Тэхёна проглотить их. Он хотел, чтобы они прекратили, чтобы он остался один в своей голове вместе со своим мучителем. «Мне это не нравится», — он подумал, что сказал это, но они не остановились. Они не хотели останавливаться. Он посчитал, что, возможно, они никогда не подумают останавливаться. Что они никогда не будут мечтать об этом. Юнги и Чимин доведут дело до конца. Даже если им придется раскроить ткань вселенной, они доведут дело до конца. Даже если так они никогда не перемолвятся друг с другом словечком или полностью закроют свои сердца, они продолжат. И когда они проснутся, когда они, наконец, будут одни, станут свободными, самими собой, они посмотрят друг другу в глаза. Они со смелостью преодолеют тишину. Они найдут способ поправиться. «Но, — сказал ему сейчас Юнги, — сперва тебе нужно позволить нам сделать это. Тебе нужно позволить нам сделать это». «Мы покончим с этим, — сказал ему Чимин, будто подбадривая, но у него не было лица, только размытые движения. Тэхён поёжился и обхватил пальцами ладонь Чимина. — Ты не один. С нами все будет хорошо, пока мы вместе». Ты не один. Ты не один. Ты не один. Он любил их, заставил их забыть себя, скучал по ним годами, нашел их вновь, полюбил их вновь. Он мог доверять им. Любовь — не всегда только жертвы, несмотря на то, что он думал раньше. Иногда это прыжок стремглав в доверие. Юнги взял его за одну руку, а Чимин за другую. Недро выливалось наружу джазовым припевом. Когда они закончили Ловушку, сделанную из всех их воспоминаний, а не только Тэхёновых, всё вокруг будто загорелось. Все горело: золотое, красное, медное. Все распадалось, как волшебный трюк. Всё тонуло под ними, распадалось в ничто, но их собственная гравитация, похоже, работала. Они не падали. Туман окружал их, как дым из пушек. — Что теперь? — спросил Тэхён. Юнги рассказал.

*** ЗАПИСКИ ИЗ ЛИЧНОГО ДНЕВНИКА СТАРЛИНГА, НАПИСАННЫЕ В ЗАКЛЮЧЕНИИ

Как долго может человек протянуть без сна, прежде чем обратится в жалкое подобие себя? Восемь дней? Одиннадцать? Голоса в моей голове не дают мне покоя. Суд долгий и действует мне на нервы. Прошли месяцы. Большую часть разбирательства я пялился на безликого судью, пытаясь не казаться городскому прокурору слишком уж заскучавшим. Какую-то часть я раздумывал, зачем нам вообще там находиться. Немалую часть я смотрел на вас по другую сторону зала, а вы смотрели на меня. Они говорили мне, что держат нас по раздельности, и мне интересно, как вам в нынешнем жилье. Намджун-хён смог передать мне растение. Я пока не придумал ему имя, но я говорю с ним порой. Он колючий и маленький, выживший. Хороший выбор. Мне скучно. Самым интересным за последнюю пару месяцев был имплант, который мне всадили в руку. Было очень больно, было немного крови, и я почти прокусил губу. Не особо эта Стая нежна. Я сказал им, что буду сотрудничать, если они просто меня вызволят. Я сказал им, что мне плевать, буду я Ординарным или буду ли подчиняться их командам. Отчасти я надеялся, что они позволят мне поговорить с вами, но по большей части я правда имел это в виду. Как еще это может закончиться? Думаю, это не важно. Ничто из этого не важно. Пока у меня есть вы, я смогу что-нибудь придумать. Мы сможем что-нибудь придумать. Придумали же, правда? Мы остановили Скарабея. Все у нас будет хорошо.

***

Дорогой Тэхён, Это Намджун. Я знаю, что ты найдешь это внутри растения, потому что я тебя знаю, и я знаю, что ты посмотришь. Мы с Сокджин-хёном довели до совершенства наш навык резьбы по кактусам. Это удивительно расслабляет. Мы не знаем, где тебя держат, но можем предположить, что суд идет хорошо. Стая до смерти хочет оправдать тебя для своих целей, но я считаю это благословением. Они сильно помогли. Конечно, они и сами были заинтересованы в помощи, но кто действует без этого? Мы просто надеемся, что они — меньшее зло, чем Скарабей. Суд, как ожидается, будет длиться еще пару месяцев. Ожидаемо. Они ввели постановление о неразглашении информации, чтобы убедиться, что никто не будет говорить с СМИ. Все еще есть пара репортажей, но большая часть нации верит, что Призрак теперь мертв, был убит во время полицейского задержания в ту ночь, когда горел Стык. Ординарным, в принципе, плевать, что столь значительная часть Стыка пострадала. Экстраординарные спокойны, потому что им сказали, что угроза в виде чего-то вроде Скарабея была нейтрализована. В общем и целом, сгодится. Сгодится на то, чтобы мы проскользнули по трещинкам назад к старой жизни. Заслуживаем ли мы этого? Это нам надо у себя спрашивать до конца наших жизней. Достаточно ли хороших намерений при том, что они вызвали ужасы эффектом бабочки? Насколько мы виноваты в наших действиях? Я не уверен. Я знаю, что и ты тоже, потому что думаю, ты думаешь широкой душой. Поэтому мы хотели сказать тебе, что не считаем тебя монстром. Ты не хотел создавать Скарабея. Ты отдал все, чтобы сдержать его. Легко обвинить что-то, особенно если это что-то произошло из тебя, но, прошу, не надо. Пожалуйста, живи. Живи без ограничений, без вины. Ты отплатишь за это Стаей. Ты отплатил за это двумя годами, что жил в Стыке. Это был долгий путь, но теперь ты в порядке. Теперь ты жив и в каком-то смысле хорошо себя чувствуешь, и ты можешь жить, как пожелаешь, не заботясь о чем-то ужасном каждый день. Оставь планы и контрпланы пылиться и живи. Живи с теми, кого любишь. Живи. В ночь, когда мы приехали в участок после того, как вы трое как-то смогли закрыть Скарабея. Ты не просыпался. Никто из вас не просыпался. Поэтому мы не смогли не дать агентам Стаи забрать вас, потому что они боялись, что что-то вас погубит. В конце концов их вовлечение нужно было, чтобы защитить вложения. Они верили, что ты станешь их новым инструментом для «всеобщего блага». Я верю, как и во все другое, в то, что ты будешь только способствовать созданию оружия. Я останусь в Стае, как и Сокджин, Хосок и Квон. Мы останемся. Мы будем делать все, что в наших силах, чтобы они не сошли с верного пути. Чонгук передает привет. Он вернулся в Стык и хорошо поживает. Мы с его помощью спасли некоторых жертв Скарабея. Говорю некоторых, очевидно, потому что у его способности есть свои пределы, а ночь была жестокая. Но я решил, что ты хотел бы это знать. Мы не знаем, что там произошло. В Недре. Мы не знаем, как ты уничтожил Скарабея. Мы даже не знаем, в каком ты расположении духа, Тэхён, потому что не могли увидеться или поговорить с тобой. Ты в суде выглядел устало. Как и Юнги с Чимином. Мы знаем, что это, скорее всего, потому что тебя держат в маленькой стерильной комнате, но нам правда интересно. Можешь ли ты говорить с ними. Можешь ли связаться. Я знаю, что в дневниках ты это писать не будешь. (Они мне их показывали, потому что я хорошо тебя расшифровываю). Я знаю, что ты слишком умен для этого. Можешь ли ты говорить с ними, можете ли вы говорить друг с другом каждую ночь в другом месте… Я надеюсь, это делает тебя менее одиноким. Я надеюсь, что вы трое в порядке. Я знаю, что между вами многое происходило, и путь к нормальности может быть сложен. Но мы оба надеемся, что вы найдете капельку счастья. Вы трое. Вы это заслужили. Пожалуйста, всегда выбирайте доброту. Мы будем рядом, будет тут, если когда-нибудь понадобится что-то вновь разъяснять. Один скворец — пугающе маленькая птица. Но стая [п.п. мурмурация] — сила. Твой, Намджун.

*** 2020

Ресторан был небольшим, специализировался в готовке свинины, располагался в одном из узчайших маленьких переулков Намдэмуна. Вся его передняя часть пряталась за большими аквариумами, полными лобстеров и крабов. Внутри клиентуру составляли, в большинстве своем, отправившиеся на шоппинг и уставшие офисные клерки, опустошающие бутылки соджу или пива и болтая о том, как провели день. По телевизору проигрывались усталые старые новости. «Закончились судебные разбирательства по делу Поджога Стыка, — прокручивалось в низу экрана. — Экстраординарные обстоятельства привели к оправдательному приговору подозреваемых». Кто-то зазвенел в звоночек. Молодой человек, выглядевший как полицейский. Этот бледный мужчина с полицейским значком в последние несколько недель часто захаживал. Его взгляд был острым, и заказывал он всегда на двоих. Одна тарелка свиной грудки для него. Чаджанмён для кого-то другого. Официанты делали ставки на то, был ли второй человек какой-нибудь воображаемой девушкой. Кто бы то ни был, он не показывался. В этот день он так же заказал все то же. Джихён, принявшая заказ, покачала головой, идя на кухню. — И сегодня то же, — сказала она, и вся кухня застонала. — Ах, кого бы он ни ждал, это бессердечно. Счет на недели пошел. Почему он не сдался? — Джихён-и, может этот человек мертв, — сказал кто-то. — Может, он просто пытается сохранить память о нем. Все от такого застонали еще пуще. Снаружи телевизор продолжил проигрывать теории конспирации о деле Стыка. Всякое по типу скрытых фракций в правительстве, поработавших над спасением обвиняемых для личных целей. Всякое по типу опасных Экстраординарных способностей, способных раздеть тебя без твоего согласия, которые и привели все к этому делу в первую же очередь. Всякое по типу монстров, незаконных экспериментов, люди в качестве субъектов исследований и взлом разума. Такое в дорамах только и бывает. Бывает в дешевых романах и экшн-фильмах. Нереально. Когда Джихён относила еду к уставшему молодому детективу, напротив него кто-то сидел. Она почти что уронила поднос от шока. Это был молодой парень, поняла она, в одежде на размера три больше нужного. Он выглядел болезненно и исхудало, прямо как полицейский, но также легко было заметить то, что он был очень красив. Его волосы были слегка длинными, темными, убраны на затылке заколкой-крабиком. На его правой руке был толстый и приметный шрам. Джихён видела такой же и у детектива, ей стало интересно, означало ли это что-то. — Эй, — сказала она, аккуратно расставляя тарелки между панчханом. — Знаешь, как долго он тебя тут ждал? Сердца у тебя что ли нет? — Ах, наконец, еда не будет потрачена зря, так ведь? — небольшая, веселая улыбка пересекла лицо детектива. Джихён уставилась на молодого паренька. Тот попытался улыбнуться в ответ. — Звякните, если еще что-то понадобится, — сказала она. — Полагаю, выпивка поможет вам обоим. — Все и так хорошо, спасибо, Джихён-а. Она отошла. Когда она обернулась у стойки, она увидела, как красавчик тянется одной рукой за палочками под столом, а другой крепко держит детектива за руку. — Это не девушка, — объявила она на кухне. — Детектив. У него есть парень. Он прямо там. — Что? — Правда? — Парень? — И где он пропадал все это время? Началась суматоха, где все пытались посмотреть. Джихён осталась стоять в сторонке, вперившись взглядом в телевизор. «Подозреваемые в деле Поджога Стыка: по слухам, они любовники, — кричала телеграфная лента на экране. — Полицейские, вовлеченные в дело были влюблены в Экстраординарного информатора, как говорят источники». Джихён закатила глаза. Это худший канал новостей, и она уже целую вечность пыталась заставить начальника оставить канал с дорамами. — Пиздеж, — сказала она самой себе. — Полный пиздеж. Кто в такое вообще верит? Она надеялась, что детектив и его парень в порядке. Так и должно быть, раз уж детектив так долго ждал. Так и должно быть.

***

Юнги играл в Minesweeper на компьютере, когда поступил звонок. — Хён, — сказал Намджун, склонявшийся над столом. — Хён, пожалуйста, ответь. — Нет. — Пожалуйста. Пожалуйста, у меня три обычных дела и дело Стаи. Я больше не выдержу. — Я не просил вернуть меня сюда. Я не хочу здесь быть. Сам ответь. — Что есть отдел Нераскрытых дел без местного гремлина Мин Юнги? — проворчал Намджун, но все равно потянулся к телефону. — Не знаю, почему они не могут просто по сотовому тебе позвонить. — Это, скорее всего, информатор, — сказал Юнги. — Кроме того, у меня ужасно болит голова. — Часто она у тебя болеть начала. Лучше сходи проверься, — снова проворчал Намджун и поднял трубку. — Алло? А… Что? О, — он протянул трубку Юнги. — Это твой парень. — Какой из? — О, ха. Это когда-нибудь мне надоест? Да. Да, надоест. Юнги взял у него трубку. — У меня есть кое-что по тому делу о торговле людьми, — Юнги решил, что Тэхён определенно звучал странно, когда говорил это по потрескивающей связи. — Но если ты решишь продолжить играть в Minesweeper и притворяться, что у тебя нет зацепок, я тебя винить не буду. — А второй вариант? — Ты можешь сбежать с работы, чтобы увидеться со мной, твоим невозможно красивым преступным информатором. — И слушать твою ругань о том, насколько твоя работа стала сложнее с твоим запретом заходить в Стык? — Юнги вздохнул. — Где ты? — Хм, — сказал Тэхён, пытаясь звучать легко, хоть Юнги и понимал по его голосу, что тот был готов заплакать. — Я у Тэмина. — Что случилось? Тэхён понизил голос, как делал всегда, когда наконец доходил до самой сути. — Чимин здесь. Юнги очень осознанно опустил пресс-папье, с которым игрался. — Хм-м… — Он хочет увидеться с тобой. Мы… Мы хотим с тобой увидеться. — Я приду. — Хорошо, — голос Тэхёна дрожал. — Мы будем ждать тут. На нашем месте. Юнги взглянул на Намджуна, только пожавшего плечами. Он взял свое пальто. С судебных разбирательств прошло несколько месяцев. Юнги отпустили первым, его участие во всем бардаке сочли самым безобидным, обвинений в его сторону было куда меньше, по сравнению с ними двумя. Как сказал его адвокат, неясно, был ли он преступником или послушной жертвой. Юнги ненавидел эти слова. Послушная жертва. Он хотел возразить и прокричать небесам, что никто не заставлял его ничего делать. Что он не мог избегать вины. Что он, Тэхён и Чимин все были равными партнерами в том, что начало это, и в том, что это закончило. Не то чтобы это было важно. За их свободу уже заплатили, их адвокаты были уверены в победе. Юнги в тот день вышел из зала суда, и никто его не ждал, кроме Хосока и Намджуна, оба с яркими улыбками и глазами, полными облегчения. Он не чувствовал облегчение. Ему казалось, что он никогда не ощутит его по-настоящему. Какое-то время после завершения его судебного разбирательства ему ничего не говорили про Тэхёна и Чимина. Он никак не мог узнать, что происходило в суде, потому что подписка о неразглашении гарантировала отсутствие утечек. Другие агенты Стаи помалкивали. Тем, что были связаны с ними, к примеру, Сокджин, не было позволено знать ничего, кроме самых основ. Это было невыносимо. Эти дни без контакта с другими, с имплантом в руке, впрыскивающим Талон в его кровь, с дребезжанием в голове и ужасной, подкрадывающейся убежденностью в том, что что-то пойдет не так. Что-то, с Тэхёном, или Чимином, или ими обоими, что-то склонит чашу весов в балансе судебного следования, и их заберут в какую-то тюрьму или куда-то далеко, и Юнги никогда больше их не увидит. Ничего больше от них не услышит. Эти люди были связаны, умны: они бы смогли сделать так, чтобы они оба просто исчезли. Будто бы никогда и не существовали. В эти дни Юнги постоянно оборачивался. Ждал, когда Экстраординарный напрыгнет на него, снова заберет воспоминания, сделает так, чтобы он не вспомнил своих мальчиков. Они позволили ему вернуться в полицию. Он полагал, что сделали они это, чтобы смогли лучше за ним присматривать. Он получил свое старое место и все прочее. Прошли месяцы с тех пор, как он его покинул, но с тех пор никто до него не дотрагивался. Дела накапливались на нём, неразрешенные, как все загадки человечества. Наверху какой-то новый новобранец занял место Чимина. Юнги было интересно, захочет ли Чимин вернуться, позволят ли ему. Позволят, наверное, подумал он. Тэхён всегда был бы для них проблемой. Его в какой-то момент подвели все системы, и лучше всего он умел барыжить секретами. Теперь, когда Стык был для него вне зоны досягаемости, что он собирался делать дальше? Но, как Юнги тогда догадывался, это была второстепенная проблема. Главным сейчас было то, что Тэхён не вышел бы из зала суда свободным человеком. Юнги ждал их. Ждал их обоих там, где они договорились в Недре до того, как потеряли связь из-за имплантов. С Тэхёном в ресторане со свининой, в кафе Тэмина — с Чимином. Он ждал, и он надеялся. Он много думал о финишной черте. Напрягающее напряжение рыскало по его голове, как животное в клетке. А затем, когда он ощутил чужой взгляд на затылке в одну ночь и увидел Тэхёна, садящегося на место перед ним, живого, свободного и красивого, он заплакал. Тэхён держал его за руку и ничего не говорил. Он выглядел, словно его преследовали. Юнги полагал, что их всех теперь будто преследовали. Во многих смыслах. Тэхён снова легко начал торговать секретами. Юнги полагал, что ему никогда и не нужны были способности, чтобы очаровывать людей настолько, что они были готовы сбросить карты. Это пришло к нему легко, и Стая направляла его туда, куда хотели. Это, скорее всего, не та свобода, которую он представлял, но Тэхён говорил, что это совсем не сидеть под замком где-то, и плыл по течению. Он вернулся к Юнги ночью. Пытался заснуть. Просыпался столько раз ночью, что Юнги иногда спал, пока тот плакал. Но иногда он не спал. Иногда он не спал, и они обнимали друг друга, и это было чуть-чуть лучше. Они не знали, почему суд Чимина длился дольше всех. Тэхён начал выдвигать теории: возможно, это потому что его года были печальнее; возможно, потому что им нужно было убедиться, что Скарабей на него больше никак не влияет. Возможно, как они подозревали, это потому что Чимин всегда исследовал теорию и научное значение Недра. Что бы то ни было, на это уходило куда больше ожидаемого времени. Но теперь он был тут. Небо в тот день было такого невероятного глубокого голубого цвета, что верхушки зданий, казалось, просто опускались под воду. Пока Юнги ехал в Стык, облака по форме напоминали ему волны. Его воспоминания танцевали ярко и расплавленно. «Привет, — сказал Тэхён со стеклянными глазами, когда встретился с Юнги в том ресторане. — Привет, хён, думал, никогда тебя не увижу». Юнги увидел его и начал проходить через зоотропичную серию эмоций. Все казалось сырым и рваным. Он знал, что их прошлое — путаница ошибок. Он знал, что они причинили страдания себе и другим. Но вся его любовь и ярость были больше, чем логика; сильнее, приливная волна, пробивающая дамбу. И все, чего он хотел в ту секунду, когда увидел Тэхёна, — задышать. Зажить. Это же трепетало в нем и сейчас. Когда он в конце концов прошел через дверь кафе к Чимину, те же чувства застряли у него в горле, не давая продохнуть. Будто в его голове был бьющийся океан, проливающийся через и под борты, океан, который уже нельзя удержать. Он был неописуемым, невозможным: это боль, просачивающаяся сквозь внешний лоск. Он прижался носом к мокрой щеке Чимина, держал его запястье, словно в молитве. Все, что он хотел сказать, вот-вот перелилось бы за край, так что он не говорил ничего. Он все равно не считал, что Чимин был в состоянии слушать. Он не мог слушать. Его трясло так сильно, что Тэхён неловко обернул вокруг него руки, пытаясь двигаться в маленьком пространстве диванчика. В итоге они оба обнимали Юнги, а Юнги позволял им себя обнимать. Он не думал, что у него будет такое. Он прекратил верить, что у него такое будет, так что, когда у него это появилось, он не знал, что делать, кроме как держаться за локоть Тэхёна изо всех сил. Когда Юнги очнулся в комнате Стаи без окон столько месяцев тому назад, он вернулся, кашляя и бормоча, все его тело пробивала странная боль, его органы будто переставили, а голову набили ватой. Он сел, затрясся и снова упал в Недро на какое-то время, потерявшись в мутном бесформенном месте. Когда он проснулся по-настоящему, ему сказали, что его держат в заключении. Ему сказали, что его вытянули из участка и что все волновались, потому что он не просыпался. Ему сказали, что вся информация о Чимине и Тэхёне засекречена, что спрашивать смысла не было. Во время проблесков сознания и между ними, Юнги терял их обоих раз за разом. Его кошмары повторяли фрагменты мыслей и воспоминаний из Недра. Его голова была полем битвы голосов. Они вводили в него Талон, и он даже не мог уловить проблески будущего, что означало, что в его больной голове Чимин и Тэхён умерли тысячью смертями. И голоса продолжались. Но когда его сознание закрепилось, больше не было лихорадочных снов или боли, он знал, что они живы. Должны были жить. Это не была просто яростная вера: Юнги знал. Юнги знал из-за того, что они сделали. Как построили Ловушку. Юнги расслабил руку на локте Тэхёна и отпустил его на секунду, чтобы сесть напротив. Чимин выглядел будто недоедал, исхудало, как выглядел и Тэхён, когда Юнги увидел его вблизи после судов, но глаза его были такими же яркими. — Я совершил ошибку, — сказал Чимин. — Я дал им части своих воспоминаний. Поэтому мой суд затянулся. — Они не нашли ничего интересного? — Только то, что уже знали, — Чимин взял солонку, принялся перекладывать ее из руки в руку. — Но на это ушло много времени. Тэхён рассказал, что ты вернулся в Нераскрытые дела. — Так и есть. Они предложили тебе Экстраординарных? Чимин засмеялся сентиментально. Он придвинулся ближе к Тэхёну. — Нет, — сказал он. — Мне предложили Нераскрытые дела. С тобой. — Примешь? — Юнги находил это уморительным в мрачном, ошеломляющем смысле. — Они не давали мне особого права выбора, — Чимин пожал плечами. — Полагаю, теперь за нами будут наблюдать до самой смерти. — Лучше тюремной камеры, — сказал Тэхён, и в этот раз он звучал менее отчаянно грустно, скорее просто обнадеживающе. — Мы сказали, что и так пойдет. Пока мы вместе. Мы же так и сказали, правда? Чимин кивнул. Он улыбнулся, дернув уголками губ. — Мы так и сказали. — Ты сказал доверять тебе, — сказал Тэхён, обращаясь к Юнги. Юнги прикусил губу. Тоже кивнул. — И ты доверился. Тэхён обнял себя нежно, будто боялся того, что хотел спросить. — Итак. Что нам делать сейчас? Что они будут делать сейчас: В первую очередь отвезут Чимина домой. Они сядут, поговорят, успокоят головную боль, которую терпели с самого утра. Они посидят спокойно секунду или две, подивятся тому, что живы — все они! — и хотя бы один из них заплачет. Позже все равно будет больше слез в темноте спальни, на тесной старой кровати, потому что одного раза не достаточно перед лицом чуда, и нет способа запомнить это лучше, чем в полумраке, кожей к коже. Что они будут делать потом: Они будут спотыкаться, идти и учиться жить со своим прошлым и новыми жизнями. Они будут биться о преграды, которые для них высторит Стая, порой требовать и порой жертвовать — все, что бы ни потребовалось, для того, чтобы мир был в безопасности. Они будут учиться тайком и работать в темноте, потому что нужно было заполнить пробелы, одолеть страхи, охранять секреты. Они будут смеяться, лгать и говорить то, чего не имели в виду, а затем оборачиваться и извиняться. Они будут справляться со всеми призраками, ранами, и шрамами, которые останутся после ран. Они будут рассказывать друг другу свои кошмары в тихой синеве рассвета. Они будут лечить век синяков, который держали внутри, — иногда прикосновениями, иногда словами. Они стиснут зубы и будут выживать с голосами в голове. Они будут заполнять непонятные пробелы друг в друге и открывать новые проходы. Им будет больно. Они будут брать на себя больше, чем они могут вынести. Они отправятся туда, где не был никто, и рушить стены, что выше, чем кто-либо когда-либо строил. И во время всего этого они будут жить. Они будут жить и любить столько, сколько смогут, столько, сколько это будет возможно. И они будут удерживать. Дверь. Стену. Ловушку. Все втроем они будут удерживать. Столько, сколько смогут.

***

Дорогой Намджун-хён, Спасибо за кактус. Я взял его с собой, когда покинул камеру Стаи, и теперь он стоит на подоконнике в комнате Юнги-хёна. Он очень упорный, хоть Чимин и говорит, что он стоит в тени, а значит пожелтеет и умрет, если не будет получать достаточно солнечного света. Чимин в этом доме кактусный доктор, так что мы скоро переставим его на кухню. Я, очевидно, послал тебе кактус в ответ. Это слегка глупо. Пожалуйста, обсуди с Сокджин-хёном и Хосок-хёном приемлемость такой тайной переписки — безусловно, это плохо и для кактусика, и для нас. Сколько мы будем их копить, пока наша общая любовь обмениваться суккулентами не вызовет подозрений? Но до этого нам далеко, так что я оставляю тебе этого друга. Мы настроены позитивно. Мы не приняли вопросы и последствия, отложив их на потом, но мы решили смотреть на все это, как ты сказал, — с нежностью. Порой это смущает. Порой мы не знаем, как говорить друг с другом. Что делать, когда большая часть того, что вас объединяет, просто ужасна? Мы выстроили себя из секретов, грехов и кучи лжи. Мы создали себя на фоне растущего количества жертв. Это не нормально, не идеально. Но мы не плохие. Все это говорят, так что я пытаюсь верить. Мы не плохие. Никогда плохими не были. Решение суда отпустить нас говорит о том, что мы повели себя, как заложники, пытающиеся сбежать в ужасной ситуации. Что сторона обвинения не обратилась к бремени доказательств, чтобы доказать против веских сомнений, что мы действовали из личного интереса. В этом решении есть пара громких слов, но сводится все вот к чему: мы вели себя, как зашуганные животные. Животные, зашуганные хищником. Хищником, которого мы закрыли в Ловушке, что сами создали. Ты говорил, что не знаешь, как мы уничтожили Скарабея. По правде мы и не уничтожали. Не могли уничтожить. То, что создано из мысли и приобрело свою форму, все же, неосязаемое. У этого нет смерти. Но мы удержали его. Удержали его в нас троих. Мы выстроили новую ловушку в нас троих. Мы сделали это, чтобы никто не оставался позади, чтобы объединенными усилиями мы смогли его удерживать все вместе столько, сколько сможем. Не знаю, можешь ли ты такое себе представить. Представь большую клетку. Теперь представь, что у нее три двери. Все как-то вот так. И мы стражники. Теперь представь, что клетка порой вздрагивает. Порой пытается провернуть что-то. То, что внутри нас, порой хочет выбраться и сделает все, что в его силах, чтобы бороться с тем, что мы создали вокруг него. Оно будет биться с нами в кошмарах и пытаться терзать нас, когда мы просыпаемся. Оно будет кричать, выть и биться о решетку. Оно никогда не остановится, а это значит, что и нам никогда нельзя останавливаться. Нет мира. Нет способа забыть. Нельзя опустить оружие и позволить Стае нам всё диктовать. Мы все еще изучаем Экстраординарные силы и Недро. Все еще пытаемся делать все, что в наших силах, чтобы навсегда запечатать Ловушку, чтобы не было рисков, если кто-то из нас будет под угрозой. Сперва нужно обдурить имплант Стаи, чтобы они считали, что он все еще работает. Чимин уже ищет способ. Мы говорим с Чонгуком о том, что случится, если мы воспользуемся воскрешением, чтобы изменить программное обеспечение импланта. Будем держать тебя в курсе, но нам кажется, что понадобятся твои Экстраординарные способности, если мы все же хотим удержать Скарабея. Мы пытаемся быть осторожными. Так, как можем. Мы знаем, с чем сейчас разбираемся, мы знаем, что на кону. Агент в Стае спрашивал, правда ли я верю, что мне пойдет ординарная жизнь. Хотелось бы, чтобы было так. Мы бы все хотели, чтобы это было так. Но это словно сидеть на тикающей бомбе, и война еще идет. Нам жаль, что мы так долго это утаивали. Ты понимаешь, почему. Никто не должен знать, никто не должен вмешиваться, никого нельзя подвергать риску. Цена может быть слишком высока. Это наш секрет. Наш последний огромный секрет, запертый у нас в голове. Как только мы вытащим имплант, мы свалим отсюда. Мы пока не знаем, куда отправимся. Куда-нибудь, где нас не найдут. Может быть, сменим лица. Может, изменим имена. Мы пока не знаем. Знаем только то, что мы не закончили. Все еще не закончено. У нас на это уйдет время, но в один день мы победим. Мы убьем его. До тех пор не будет нам тихой жизни. Не сможем мы следовать чьим-либо необоснованным правилам. Это далеко за гранью Стаи и Стыка. Мы рады, что у нас есть такие люди, как ты, на нашей стороне. Спасибо, что не бросал меня. Мы совсем скоро увидимся. Пожалуйста, ухаживай за своим новым дружком-кактусом. Люблю, Тэхён.