In the dark of the night

      Охота всегда была её страстью.       Такой, что заставляет кровь стучать в висках от напряжения и держать ухо востро. В мгновение ока все звуки становятся резче и чётче, запахи — острее и прянее.       Чёрный окрас шерсти помогает затаиться, слиться с густой тенью раскидистого и могучего дуба. Почему Барбара ненавидела охотиться зимой, так потому что вездесущий белый выдавал с головой юркую охотницу.       Ни звука.       Идти тихо.       Чуть пригнувшись. Аккуратной поступью. Осторожно переставляя тонкие мягкие лапы, чтобы ненароком не задеть опавший лист или ветку — малейший шум и птица, так доверчиво клюющая на земле семена, её услышит и улетит.       Барбара хвост чуть приподнимает над покрытым разноцветным ковром из осенних листьев — сложно усмирить бушующий в каждой напряжённой мышце адреналин, покалывающий подушечки лап и электрическими разрядами искрящийся на кончике каждой шерстинки.       Барбара незаметной тенью скользит вдоль кустов, сливаясь среди листвы и ловко не задевая веток — тихо, бесшумно.       Инстинкты бродячей кошки диктуют, что делать и как правильно.       Барбара чуть пасть раскрывает, жадно впитывая принесённые свежим ветром запахи, — запах доверчивой птицы, которая ни малейшего понятия не имела о том, что стала целью. Мишенью.       Добычей.       Охоться Барб на белок и полёвок, то молилась бы на то, чтобы ветер не поменял невзначай направления, — грызуны, в отличие от глупых птах, могут учуять запахи приближающегося хищника.       При охоте нужно подкрадываться с подветренной стороны.       Когда ты чуешь дичь, а она тебя — нет.       Барбара подкралась слишком близко: кончик хвоста нервно подрагивает от нетерпения, лапы напряжены как натянутые тетивы лука, а сверкающий взгляд прикован к дрозду. Она ощущает, как пасть наливается голодной слюной, как она инстинктивно губы раздвигает в оскале — обнажая клыки, предвкушая терпкий вкус чужой крови на шершавом языке.       Дрозд внезапно оторвался от своего увлекательного занятия — Барбара внутренне похолодела, гадая, что же птица сделает дальше.       Она привыкла выжидать.       Дрозд, почувствовав опасность, раскрывает крылья и отрывается от земли, намереваясь взлететь.       …кошка одним мощным и метким прыжком, взметая опавшие осенние листья, выскакивает из своего укрытия — максимально выпустив когти и разинув клыкастую пасть.       Ну уж нет, не уйдёшь.       Барбара когтями впилась в крайнее крыло дрозда — тот с отчаянным писком падает, пытаясь вырваться из цепких лап хищника. Барбара нагоняет каждый раз и когтями раздирает крылья — болезненный писк пьянит, заставляет злорадно рычать и придаёт сил.       Она — охотник.       Не жертва.       Убедившись, что птица никуда не денется, кошка нагоняет и в изящную шею впивается, перекусывая артерии, позвоночник и спинной мозг — и чувствуя как обмякает добыча, лишь изредка в предсмертной конвульсии бьётся.       Вкус свежей крови затуманивает разум.       Барбара от чёрных перьев отплёвывается, победно хмыкая в усы.       Прекрасная охота.       А теперь можно и отцу похвастать.       Ночью закинув ему в постель мёртвого дрозда. Пусть похвалит свою маленькую умелую охотницу.