Вместо тебя

Его поразило, будто ударом молнии, совершенно обездвижило. Даже самому себе он не смог бы объяснить, участилось ли его сердцебиение или заглохло, словно двигатель машины в студёную зиму. А ведь он мог ничего и не узнать. Этот разговор был не предназначен для чужих ушей. Родители шёпотом переговаривались на кухне, правда иногда его мать переходила на высокие тона, но всё же старалась держать себя в рамках. Казалось бы, о чём могли вести беседы его предки, кроме как об обычных в его семье темах: нехватке денег, алкоголе и о том, как они друг друга ненавидят. Но сегодня всё было иначе. Кенни медленно сполз по стенке, не принимая до конца услышанное. Его мать бесплодна и больше не сможет иметь детей. Никогда. Костяшки на сжатых кулаках мальчика побелели до неестественного оттенка. Он перестал чувствовать опору за спиной, его поглощала зияющая бездна, в которую он падал вниз головой. По телу пробежали мурашки. Он где-то слышал, что если ощущаешь их бег на себе — значит, кто-то топчется на твоей могиле. На губах Кеннета мелькнула ухмылка, теперь он действительно играет со смертью в кошки-мышки. Он осязал её невидимое присутствие рядом с собой на инстинктивном уровне. Никакое возрождение теперь не поможет, ему более не суждено родиться заново. С этого момента любой шаг парня мог стать последним. Если он умрёт, то уже окончательно. ___________________________________________ — Как-то долго Кенни болеет, — повернувшись лицом к своим друзьям, Стэн кивнул на пустующую парту, — может стоит его проведать? — Зря беспокоишься, — Картман привычно фыркнул, не придавая особого значения МакКормику, — небось лежит и дрочит сейчас, пока школьная система ломает нашу личность. — А может это серьёзная болезнь, — присоединившись к обсуждению, Кайл пододвинул свой стол ближе к ребятам. — Венерическая что ли? — Не смешно, Картман. — А я тебе говорил, что у евреев нет чувства юмора. А ещё ритма. И просто чувств нет. — Пацаны, вы задрали уже. Позовите, когда у Картмана закончатся шутки про евреев, — окинув нахмуренным взглядом обоих парней, Марш уткнулся в учебник, показывая всем своим видом, что не собирается терпеть этот детский сад. — Пойми, Стэн, это так же невероятно, как если бы Кенни выиграл лотерею или Крэйг оказался натуралом. Проигнорировав шатена, Марш откинулся на спинку стула, углубляясь в чтение, а Брофловски раздражённо закатил глаза и звонко цокнул языком, довольно чётко выражая этим свою позицию. Однако, Кайл почти сразу же адресовал Картману вопрос: — Снова на обеде не будешь сидеть с нами? Перелистывая страницы, Стэн внимательно посмотрел на Эрика поверх книги. Мальчик уже около месяца пропадал в обеденное время, и никто не мог наверняка сказать, где именно он шатался. По крайней мере, если верить словам самого Картмана, то он просто любит поесть в одиночестве и часто ходит не в столовую, а куда попрестижнее. — Смиритесь, у меня есть жизнь без вашего участия. — Да мы на такое даже не надеемся. — Сукин ты сын, Кайл! Резко встав из-за парты, Эрик закинул рюкзак на плечо и, пнув со злостью парту ни в чём неповинного Клайда, покинул класс. Донован непонятливо глянул на Стэна и Кайла, надеясь на объяснение, но Брофловски только покрутил пальцем у виска. Марш отложил учебник в сторону, обращаясь к лучшему другу: — Может у жирдяя реально появилась подружка? — Да быть такого не может. — Картман что-то подозрительный, даже больше, чем обычно. — Если так подумать, то он уже давно какой-то не такой. Рыжий парень окунулся в размышления. Поведение Картмана начало меняться примерно полтора года назад, без повода и предисловий. Сначала он начал отказываться ходить с ними гулять, потом перестал приглашать к себе в гости, а в свой день рождения никого не позвал отмечать его, что было крайне ему не свойственно. А теперь дошло до того, что перестал с ними обедать. — Да плевать мне. — Чего? — Стэнли вопрошающе похлопал ресницами. — Просто мысли вслух. ____________________________________________________ Двери громко захлопывались за ним, одна за другой. Ему хотелось как можно быстрее покинуть эти злосчастные школьные коридоры. Как же он устал, как же это было раздражающе, как же ему было тяжело признавать происходящее с ним. Картман вышел через чёрный ход, который соединял столовую и маленький участок с мусорными контейнерами, обнесёнными кирпичными стенами. Уже достаточно продолжительное время мальчик приходил сюда, как только начинался обед. Причин было несколько, но основная настолько нещадно пожирала его, словно белые личинки гниющую плоть. От подобных ассоциаций стало ещё более не по себе. Его подташнивало от голода, желудок заливало кислотой, однако Эрику приходилось только терпеть и притворяться, что всё у него в порядке. В конце концов, пока все думают, что это так — он может держаться на плаву. Картман впился зубами в запястье, лишь бы не заскулить от жалости к самому себе. Он даже не знал, что ненавидел больше: пустоту в своём желудке или собственную слабость. Неподалёку послышались мрачноватая музыка и тихие голоса, в воздухе повис запах горького табака. У парня закружило голову от дыма, только одни люди могли поганить окружающую среду и его лёгкие в такой тяжёлый час. — Этот конформист снова пришёл портить нам атмосферу. Мальчик с чёрно-красными волосами встряхнул чёлкой, взирая из-под неё уставшими глазами, кажущимися больше из-за подводки. — А где-то разве написано, что это ваше место, уроды цирковые? — Эрик хотел было продолжить поток грязнословия, но пошатнулся и схватился за самого высокого гота из компании. — Тебе плохо? Ты проклят? — Наверняка проклят. Его тело ослаблено под действием бытовой нищеты души, — изрекнув нечто глубокомысленное томным голосом, Генриетта стряхнула пепел под ноги Картмана. — Вы… заебали… — А я вижу непроглядную тьму в его зрачках. — На его веках краснота, подтверждающая проливаемый солёный дождь невыразимой тоски по прежнему счастью. — Ничего, все мы через это проходим. Слушать бред представителей готичной субкультуры становилось невозможно. По лицу побежали холодные капли пота, а перед взором заплясали чёрные мушки, предвещающие предобморочное состояние. — Ненавижу… вас всех, — пробормотав тяжёлым языком всё, что смог из себя выдавить, Эрик потерял сознание, не чувствуя земли под собой, — ненавижу… ___________________________________________________________ Белый потолок и тошнотворный запах лекарств. Вот первое, что окружило мальчика, как только он очнулся. Рядом всхлипывал надрывный женский голос, который заглушал мужской баритон. — С ним всё будет хорошо. Просто давайте ему правильно питаться. Я конечно понимаю, что парню его возраста нормально захотеть похудеть, но подобное может подорвать его здоровье. — Дело совсем не в этом. Я прекрасно знаю своего сына. — Если вы подпишите это заявление, то мы можем оставить его на реабилитацию. Однако это будет входить в дополнительную плату. Можете ознакомиться с прайсом внизу, если пожелаете. — Я подумаю над этим. Послышался щелчок закрываемой двери и гулкие шаги, раздающиеся по пустому коридору. Судорожные всхлипы его матери кончились, он почувствовал её присутствие совсем близко. Мягкая рука легла на его плечо, ласково сжимая. — Мама, перестань. — Господи, Эрик, ты заставил меня поволноваться, моё дорогое солнышко, — Лиэн Картман на радостях принялась покрывать поцелуями лоб парня, но он грубовато одёрнул женщину, призывая к спокойствию. — Я не настроен на твои нежности сейчас, — шатен гневно подался вперёд, но тут же судорожно схватился за простынь, справляясь с острой пульсирующей болью, захватившей его виски, — чёрт… — Котёночек, будь осторожнее. Ты всё ещё подсоединён к капельнице. Демонстративно выдернув иглу из вены, Эрик прижал к локтю простынь, медленно покрывающуюся кровью. — Я здесь не останусь. Мы не можем себе этого позволить, и ты это должна знать лучше всех. — Но, милый, я могу взять ночные смены. — Не хочу больше ничего слышать. Миссис Картман попыталась остановить сына, но пальцы лишь скользнули по пустоте, не успев даже прикоснуться к мальчику. _________________________________________________________ По плечу распространялось жжение, светловолосого парня передёрнуло от неприятных ощущений. Всю сознательную жизнь его преследовали неудачи, да что таить, он и был самым натуральным лузером. Сколько раз он умирал? Кеннет уже сбился со счёта, как только цифра перевалила за тридцать раз — он понял, что это бессмысленно. Зато впервые МакКормика заполнял липкий ужас, когда в его теле застрял штырь, чуть не покончивший с ним в мгновение ока. С губ сорвался непрошеный, тихий стон. Терпеть становилось практически невозможно, придётся справляться самому. Взявшись за железо обеими руками, Кенни медленно вытягивал его из кровоточащего ранения. Лишь бы не сдохнуть от болевого шока, вашу мать. Но даже это было лучше, чем быть сожранным крысами. Под ногтями уже не было чистого места от крови и кусочков эпителия, сползающего с него, будто пеньюар с легкомысленной девушки. И всё-таки проще было бы помереть. Парень и сам не понимал, как умудрялся сохранять свой разум чистым в подобной ситуации, видимо накопленный опыт что-то значит в подобном деле. По крайней мере, болевой порог явно превышал стандартные значения. — Чтоб я сдох. Заставив себя поднять голову на голос, Кенни обнаружил рядом с собой Картмана, который выглядел так, будто сбежал из психиатрической клиники: растрёпанные русые волосы, белая пижама и прижатая к руке, заляпанная в крови простыня. — Ты похож на сраного типичного психопата, — МакКормика затрясло от смеха, и только оглушающая волна боли заставила его прерваться, — даже поржать нельзя. — На себя посмотри, как шашлык на вертеле. Не выдержав нового прилива, блондин застонал и снова опустил голову, зажимая рану на разорванном плече. — Я вот не пойму, нахрена ты мучаешься, если можешь решить эту маленькую проблему своей смертью? — Всегда поражался тому, откуда ты знаешь. — Может расскажу тебе когда-нибудь. — Правда? — Ага, когда придумаю причину. Кенни мелко задрожал от нехватки тепла в конечностях, циркуляция крови становилась всё слабее, если так продолжиться и дальше, то он определённо будущий покойник. — А если серьёзно, ты реально из больницы сбежал? — А вот об этом тебе лучше забыть, Кенни, — глаза Картмана сузились в мелкие щелочки, его явно сильно разозлил этот вопрос, — ты меня не видел, ясно?! — Если поможешь мне вытащить штырь, то забуду. — Ну и проститутка же ты. Без особых церемоний, Эрик упёрся подошвой ботинка в спину друга и с усилием выдернул железную палку, выкидывая её не глядя. МакКормик повалился в снег, обхватив голову и силясь не закричать от пронзающей агонии в напряжённых мышцах. Картман слегка нахмурился, взирая на болезненное зрелище, до сих пор не понимая, почему Кеннет заставляет себя проходить через мучения. Наконец-то придя в чувство, мальчик распластался на земле, глубоко и часто дыша: — Не верю, что такое словосочетание существует, но спасибо, Картман. — Мог бы и к врачам обратиться, чокнутый. — Знаешь, так страшно жить, зная, что судьба не на твоей стороне, — Кенни прикрыл половину лица капюшоном, — моя жизнь противоестественна. У всего есть начало и конец. Это естественный цикл. — Я перестаю улавливать твои философские бредни. — Если бы я обратился в больницу, то меня бы там убили, точно бы убили. Вкололи бы слишком много снотворного, или медсестра перепутала бы лекарства с другим пациентом. А может на меня бы прозаично обвалился потолок. — Ты на что вообще намекаешь? К слову, я ненавижу ребусы. Кеннет медленно заставил себя сесть, прикладывая к этому титанические усилия. Здоровой рукой парень стянул с себя капюшон, открывая мокрые от слёз глаза, успевшие заиндеветь на морозе кристалликами льда. — Картман, я могу умереть! И я обязательно умру!