***
Одиннадцать лет назад.
Парк Крокус.
—Ай! — Терпи! Ты же мальчик! — Я знаю! — Стинг капризно дрыгнул ногой, глядя на Люси снизу вверх. — Это ты слишком неаккуратная! — Сам такой! — она скрестила руки на груди и надула губы, но на скамейку рядом со Стингом не села, оставшись у его ног. И сердито обвинила: — Растяпа! Как ты мог разодрать себе коленку, глупый?! — Я не глупый! А потом они начали упрямо сверлить друг друга глазами, не собираясь отворачиваться. Вот ещё! Стинг высокомерно фыркнул и нехотя сказал: — Он дёргал тебя за волосы. Люси почему-то ничего не сказала и просто опустила голову, скрывая от него красные и опухшие глаза. Стинг сердито поджал губы. Вот странная! Сама чуть ли не ревела, когда этот Адам дёргал её за хвостик, а его тупые прихвостни смеялись. Над его другом. И над девочкой! Стинг, между прочим, старше её почти на год, и ему уже семь, даже если Люси куда выше его. А ещё они соседи и одноклассники, так что… Прикосновение к коже вокруг ранки заставило чуть растерянно моргнуть и моментально забыть о том, о чём он думал. — Не надо было на них с кулаками набрасываться. Мама говорит, что драться нельзя. — А мой папа говорит, что можно. И вообще! — Стинг скрестил руки на груди, задирая нос. — Лейла-сан так говорит только потому, что ты — девочка. Хотя… — он пожал плечами, неохотно добавляя: — Моя мама тоже так говорит. Но я уверен, что прав папа. — Вайслогия-сан очень умный, конечно, но это странно, что он такое тебе сказал. Стинг промолчал, но только из-за того, что Люси полезла в карман платьица и достала оттуда пластырь, совершенно не обращая внимания на то, что упирается голыми коленками в землю. И самое ужасное — пластырь был розовый и с сердечками! Она что, не понимает, что ему нельзя такое клеить?! Нет, Стинг лучше умрёт от… от потери крови (так ведь это называется?), чем будет ходить с таким… таким девчачьим пластырем! Он покрутил головой, проверяя — есть кто или нет. В парке никого не было, и он выдохнул с облечением. Не засмеют, так что, наверное, можно и походить с пластырем. Вот пойдёт он домой и снимет! А пока… Люси отклеила плёнку и перевела глаза на его коленку, сосредоточенно нахмурившись. Стинг прекрасно понимал, что… она ведь обидится, если он откажется. Так что можно и потерпеть. Он дома снимет. Когда поверхность пластыря коснулась кожи, то с губ едва не сорвалось шипение, которое удалось удержать лишь в последний момент. — Всё! — Люси вскочила и хлопнула в ладошки. — Закончила! Стинг вытянул вперёд ногу, скептично осматривая розовые сердечки. И нехотя признал — он бы наклеил косо. — Спасибо. Люси кивнула. А потом внезапно зарделась и вцепилась пальцами в ткань платья. — Тебе тоже. За то… за то, что ты меня защищал. — Я был обязан! — воинственно заявил Стинг, встав напротив неё и скрестив руки на груди. — Ты ведь моя под… И осёкся. Он хотел сказать «подруга», но это звучало как-то не так. Как-то… по девчачьи, что ли. Нет, она не подруга, а друг. — Мы ведь друзья. — Да! — Люси засмеялась, чуть не запрыгав на месте. Стинг сдержал улыбку, понимая, что кто-то ведь должен был оставаться взрослым. Он, например. — Лучшие друзья навсегда? Правда, Стинг? Он пытался не улыбнуться, но не вышло. Да и пофиг. Стинг закинул руки за голову и счастливо кивнул, улыбаясь до ушей. — Ага! Навсегда! Недалеко от них раздался крик: — Люси и Стинг — жених и невеста! Бе-бе-бе! Удивлённо обернувшись на крик, Стинг увидел ребят, которые начали тыкать в них пальцем, засмеялись, а потом побежали прочь, хохоча ещё громче. — Ах вы! — он тут же ринулся вдогонку, но Люси успела перехватить его за руку, торопливо лепеча: — Не надо! Ну, пожалуйста! И глаза — огромные-огромные. Почему она так смотрит? Вот же ж… — Ладно, — он кивнул, почему-то послушавшись. — Только потому что меня попросила моя подруга. То есть мой друг. И снова скрестил на груди руки. Так всегда делал папа, когда говорил что-то важное. — Стинг, иногда ты такой взрослый, — Люси ахнула, приложив ладошки к заалевшим щекам. От восторга в её голосе он засиял. И голос в этот раз сделал куда более важным: — Ну, бывает. Я же не как все остальные. Люси знающе закивала. — Да, ты лучше всех, — качнулась с пятки на носок, улыбаясь и пряча руки за спиной. — Хотя и не играешь со мной в куклы. И… ему стало совестно. Всего на секунду. Ранка засаднила и зачесалась, внимание привлекла улыбка Люси, и Стинг с неохотой выдавил: — Думаю… думаю, я могу поиграть один разочек. Я старше тебя, и, как более опытный, должен идти на ком… компра-а… компромисс, вот! Глаза Люси загорелись. И тут. Хохот. Резкий поворот головы. В нескольких шагах от них стояли его мама с папой и мама Люси — Лейла-сан. — Лейла, я заберу твою дочь к нам в дом, ты не против? — его отец повернулся к маме Люси с широкой — слишком широкой — улыбкой на губах. — Н-нет, не против. И они снова начали хохотать, в то время как его мама покачала головой и улыбнулась Стингу. А он вдруг подумал, что на самом деле мама улыбается ещё более классно, чем Люси, которая… Бормотала что-то про то, что в одном доме живут только муж с женой и ещё брат с сестрой.***
Стинг смотрит на бумажку ещё пару секунд, прежде чем подцепить пальцами страницу и вырвать её. Под треск рвущейся бумаги и под ор в собственной голове. Такой же — рвущийся, больной, истошный и умоляющий не пойми кого о чём-то таком же непонятном. Плевать. Сжал лист в кулаке, а потом уже смятый клочок бумаги полетел в сторону мусорного ведра, которое стояло под компьютерным столом. Точное попадание вызвало привычную ухмылку на губах. Послышалось мяуканье. Стинг повернулся на звук, зацепился глазами за Лектора, который показался из ванной комнаты. Пару секунд пялился на Стинга, прежде чем приподнять хвост, важно распушить его и снова скрыться в ванной комнате. Пф. Как всегда, слишком важный и чертовски забавный из-за этого. Взгляд снова вернулся к раскрытым страницам. Пальцы против воли сжались сильнее, а глаза зацепились за дату в самом уголке. Одиннадцать лет назад. Подумать только. Может, разорвать эту ненужный дневничок и с концом? Нафига ему это всё? Они ведь были детьми. Маленькими, глупыми. Знали друг друга с рождения из-за того, что были соседями, а Лейла и отец являлись деловыми партнёрами. Да и подружились, наверное, только потому что район, в котором они жили, был совершенно новым. Люди заселялись постепенно, поэтому другие дети появились не сразу. А даже когда появились, Стингу с Люси было всё равно. Они были друг у друга. И после как-то так получалось, что в младшей школе они каждый год были в одном классе. Слишком много точек соприкосновения и чересчур много детской наивности, чтобы не выкинуть… что-то подобное. Даже в шестилетнем возрасте Люси любила пафос и громкие фразы. Пересмотрела диснеевских мультиков. Или не посмотрела достаточное их количество, чтобы не вырасти такой лицемеркой. Интересно, почему ей нужен был этот дневник? Хотя… какая там последняя дата записи? Стинг перелистнул, ища последнюю запись, как дневник открылся где-то на середине. Видимо, этим страницам уделялось особое внимание. Если верить дате — шесть с лишним лет назад. Дорогой дневник, у меня вчера был день рождения! Ровно двенадцать лет! Столько подарков подарили, что я даже не все посмотрела! Хотя… неудивительно. На празднике было столько людей. Даже ребята из параллельных классов пришли. Там есть одна девочка — Леви, она такая классная! Ещё есть Мира, Лисанна, Кана. Они тоже очень хорошие. Я думала, что Нацу Драгнил и Грей Фуллбастер из нашего класса не приняли моего приглашения. Ну ещё бы! Эти дураки дрались и не хотели меня слушать! А если их заставила Эльза Скарлетт? Она такая жуткая! Хотя… мне кажется, что она может быть милой. Наверное. А может, это вовсе не Эльза с тем синеволосым мальчиком стояла, как мне тогда показалось? Эльза же так себя не ведёт, но… волосы у той девочки тоже были красные, так что… Ой, отвлекалась! Это ведь не самое важное. Стинг мне ТАКОЕ подарил! Твою мать. Он помнил тот день слишком хорошо. Так, блять, хорошо, что можно было пойти и с обрыва ёбнуться. Стинг скривился, когда внутри поднялась волна злости и чего-то горького и едкого, что упорно начало забиваться в глотку. Такое подарил. То есть поэтому Люси сейчас там, посреди тех самых вещей, которые она уже должна была выбросить. Давно. Необязательно было тянуть до своего переезда. Необязательно было напоминать ему об этом. Только вот… необязательно его должна была волновать подобная хрень. Ему ведь уже давно плевать. Уже пару лет.***
Шесть лет назад.
Дом Хартфилиев.
Стинг выгрузил на стол целую гору больших и не очень коробок. Люси потрясённо ахнула, приложив руки к губам. — С днём рождения, Люси! — широко ухмыльнулся, наблюдая за её реакцией. — Открывай! — Ух ты, как много! Люси в восторге потянулась к первой коробочке. Несмотря на то, что открывать подарки на дне рождения было неприлично, у них была такая традиция, которую родители им не только прощали, но и одобряли. Очень даже. Как, например, и то, что Стинг никогда не дарил Люси что-то одно. Просто не мог выбрать, что именно, потому что хотелось завалить её подарками так, что было видно бы только золотую макушку. Хотя нет. Он должен был видеть её лицо. Она всегда так широко улыбалась, и глаза сияли. Ради этого можно было потерпеть и то, что его родители отпускали глупые шуточки на тему того, что Люси уж больно нравится ему и им. И ещё много всякого бреда, как будто они не понимали, что они просто друзья. Разорвав шуршащую упаковку, Люси достала из коробки прозрачную шкатулку с золотыми ключами внутри. Широко распахнула глаза, охая. — Стинг! Стинг самодовольно усмехнулся, засовывая руки в карманы брюк. Он понял, что ей понравятся эти ключи, но и блокнот с браслетами и остальным не оставит её равнодушной. Взгляды знакомых из школы, которые он чувствовал на себе и определял в я-хочу-так-же-категорию, только сильнее тешили самолюбие. А потом Люси резко опустила шкатулку на стол и внезапно подскочила к нему. Обняла за шею, выкрикивая чуть ли не в ухо: — Спасибо, спасибо, спасибо! И неожиданно звонко чмокнула в щёку, после мгновенно отскакивая и пряча круглые красные щёки за ладонями. Растерянность тут же сменилась на возмущение. Стинг едва не зашипел и не выругался. Вовремя прикусил язык, прекрасно зная, что кто-нибудь доложит об этом маме, и она… Люси пролепетала что-то неразборчивое, но потом замолчала, опуская голову ещё ниже и совсем скрывая лицо под чёлкой. Опять её девчачьи штучки! Как же это было глупо! А ещё Стинг ненавидел, когда из-за её выкидонов его лицо горело… вот так вот. Внимание привлекло шипение, раздавшееся совсем недалеко. Стинг обернулся на стайку девчонок, которые, заметив его взгляд, резко отвернулись, зашептались и захихикали. Идиотки. — Вечно они так. Бесит, — вполголоса проговорил он, недовольно хмурясь. — Потому что… — Люси сказала это неожиданно зло. Стинг удивлённо повернулся к ней, и она тут же замолчала и опустила глаза, выговаривая: — Ну… они глупые, вот и всё. Он кивнул, мысленно отмечая с дикой радостью — Люси так не делала. Нет, в этом году, когда они уже в средней школе попали в разные классы, Люси начала выкидывать что-то подобное. Но не рядом с ним, что успокаивало малость. Она ведь не похожа на остальных девчонок. И дело даже не в том, что… Глаза зацепились за розовый ободок на её голове, и вспышка в голове разом вытолкнула оттуда все мысли. Стинг заинтересованно скользнул глазами по макушке Люси, отмеряя. И понял — они одного роста! Впервые за очень долгое время они одного роста! Очешуеть! — Хм… — попытался подавить наглую ухмылку, чуть поддавшись вперёд. — Что? — мгновенно заметила это Люси. — Мы одного роста. И это охренеть как круто. — А? Да, ты сильно вырос, — зацепилась взглядом за его волосы, приложила палец к подбородку, задумчиво добавив: — Ты должен стать высоким. — Я стану, увидишь, — качнулся с пятки на носок, подмигивая ей. — А ты будешь совсем мелкой. — Эй, дурак! — Люси топнула ногой, но улыбку не удержала. В последнее время она злилась всё меньше и меньше. Точнее не стремилась его колошматить, как порой бывало. И снова шёпот. «Высокий, прямо как Вайслогия-сан!» «Ну он же его сын!» «Надеюсь, он будет похож на него!» Стинг раздражённо выдохнул, хлопнув по лбу рукой. — И правда глупые. Люси неопределённо пожала плечами, кидая на девочек недовольный взгляд. — Люси! Стинг! Идите сюда! Стинг повернулся на голос отца, рядом с которым… стояла Лейла-сан? — О! Пошли, Стинг, — Люси ухватилась за рукав его рубашки, которую заставила одеть мама — кстати, где она? — и потянула к их родителям. Хватать было не обязательно — подумал он, когда Люси взяла его ладонь. Но да ладно. Пустяк же. И обхватил её руку крепче, получив в ответ улыбку. И всё же — ему нравилось, как она улыбается. Прямо как мама.***
И сразу после записи, на следующей странице, блестящими маркерами было написано: Дружба, которая длится больше семи лет, — на всю жизнь! Стинг фыркнул. И вовсе не задохнулся от того, что под надписью была их фотография. Он, Люси, её мать и его отец. Его мама фотографировала. Как будто на этом празднике не было больше сотни человек, среди которых было пару фотографов. Уже тогда она была в стороне. Как он не замечал? И почему эта фотография не висит в гостиной, как ещё куча чужих, пусть и Стинг на них изображён. Или это опять закидоны Люси? Снова эти глупости. Когда ей исполнилось двенадцать, то уже можно было сказать, что они дружили семь лет. И… что с того? Стингу вот-вот девятнадцать, восемнадцать Люси стукнуло не так уж и давно. И честно — возраст играл значение. Шесть с лишним лет назад Стинг познакомился с Роугом, который действительно был его другом. Люси познакомилась с хвостатыми, с которыми — какого-то, блять, хера — действительно дружит. Не так, как со Стингом. Не игра, которая нравится, но со временем становится сложнее. И Стинг не считал Люси такой уж умной, чтобы обвести его вокруг пальца. Просто тогда он верил, а она думала, что верила. Или уже тогда дело было в тех девчонках, которые уже на последнем году обучения в средней школе начали таскаться за ним? Скорее всего, так. Ей нравилось быть в центре внимания. И ещё это было забавно — в младшей школе они всегда были в одном классе, в средней — через год, а в старшей — только последний, выпускной. Который они окончили неделю с лишним назад. Кстати об этом… Стинг перелистнул, ища определённую дату, как заметил, что на одной странице приклеен конверт. Толстенный, в котором явно была какая-то вещь. Подцепив пальцем край бумаги, открыл конверт, подтянул книгу вверх и тряхнул, из-за чего на выставленную ладонь упал… Блять. Сердце отказалось делать удар. Примёрзло к рёбрам на пару секунд, чтобы после забиться так быстро и отчаянно, словно пытаясь разорвать Стингу грудь и вылететь прочь, потому что… Это… Браслет. Тот самый. «Best friends forever» Жутко дорогой, из белого золота, которое всегда должно было подходить к её одежде. На которое мама вручила ему кредитку с грустной улыбкой на губах и словами: «Растёшь, дурашка, но так ничего не понимаешь», — которые Стинг тогда отмёл прочь. Мама намекала совсем не на дружбу. Уже давно. Мама… И прохладный метал обжёг кожу. Внезапно и сильно до такой степени, что могло показаться, будто кислота проела кожу и кости. Сжав зубы, Стинг рывком кинул браслет в мусорное ведро. Попало оно туда поистине случайно — он просто швырнул его. Подальше от себя. Чтобы никогда не вспоминать, не позволять себе впервые за два года думать о случившемся и… Поздно. Дорогой дневник, Стинг немного отдалился от меня. Дело, наверное, в Роуге и их компашке Саблезубых. Они не самые лучшие, но Стингу они нравятся. Конечно, начался второй год обучения в старшей школе, а они опять все вместе. Без меня. Эти Саблезубы… Вот сказала, ха… Стинг ведь уже один из них. Они даже парные татуировки набили на теле. Было бы странно, если бы после этого Нацу, Грей и Гажил тут же не потащили бы нас к «одному хорошему знакомому, и вообще, он зачётный чел, болельщица, не то, что твой засранец, намёк ясен, да?». Боже… если Гажил занялся обустройством моей личной жизни, то это полный капец. Может, его Леви подговорила? Хорошо, что в последнее время Эльзе не до меня. <i>Да. Это случилось. Жерар наконец-то прекратил строить из себя непонятно кого. Дело даже обошлось без Нацу и Грея, которые порывались «начистить ему морду за нашу Эльзу». Эльза бы их после этого… Но это опять-таки отвлекло бы внимание от меня. И всё упирается в… Стинга. С чего все решили, что… Ладно. Не буду об этом. Я боюсь к нему лезть, потому что он очень любит свою мать, а происходящее в его семье… просто… Надеюсь, у них всё будет хорошо. Вайслогия-сан и Хикари-сан — прекрасная пара. Стинг скривил губы, чувствуя волну отвращения, которая подступила к глотке. У Люси даже дневник, даже, блять, он — не дневник. Как же хотелось согнуться пополам и выблевать всю ту фальшь, которую он только что проглотил. Всю ту фальшь, которую они называли дружбой. А этот сраный недо-дневник. Здесь хоть где-нибудь есть слово правды?!***
Два года назад.
Старшая школа Фиора.
Стинг скучающе выдохнул, опираясь поясницей о подоконник в школьном коридоре и засовывая руки в карманы брюк. В коридоре никого не было. Ясно почему — на улице наконец-то выглянуло солнце, и ученики гурьбой ринулись туда, наплевав на то, что обеденный перерыв будет потрачен совсем не на хавчик. Хотя… вроде в их классе остался кто-то. Впрочем… он бы тоже давно свалил, если бы они не договорились встретиться с Люси тут на большой перемене. В последнее время она часто ныла о том, что у них первый год в старшей школе, а они в разных классах, кроме того видятся не так часто, как раньше, а ещё он слишком много тусуется с Роугом. Как будто сама она не постоянно в компании хвостатых двадцать четыре на семь и… — Стинг! Выпрямившись, Стинг обернулся на голос Люси, которая только что появилась из-за поворота. Наконец-то. Широкая улыбка на губах появилась вовсе не внезапно. Он не умел не улыбаться ей в ответ. Как не отвечать на такую улыбку? Просто вот как контролировать губы, которые упорно разъезжаются в стороны, словно к ним подцепили крюки громадных внедорожников? Особенно когда Люси чуть ли не бежала к нему, отчего короткая юбка задиралась выше, а хвостики били по покрасневшим щекам. И это под вопросом, что было ярче — улыбка или глаза? — Ты так по мне скучала? — он приподнял брови, когда она остановилась рядом с ним, поправила сбившийся рюкзак на плече. И в солнечном свете ярко сверкнул браслет, который он ей подарил. Люси всегда носила его подарок. Правда, на той руке, на которой набила татуху с розовой хвостатой феей, что порой раздражало, потому что… Мысли вылетели из головы так резко, что Стингу показалось, будто послышался гул в ушах из-за внезапной тишины. Минутной. А потом — бум. И рой мыслей вокруг невероятно знакомого конверта, который сжимали тонкие пальцы. Похожими Юкино ещё заваливал… Выбешивающая догадка стёрла улыбку с лица мгновенно. Даже звонкий голос Люси не помешал этому. — Вообще-то да, ты сам заставляешь скучать. И ты… Стинг?! — Люси пару раз растерянно моргнула, оглядывая вырванный из её рук конверт с настоящим шоком. Печать на нём была в форме сердца. Стинг сощурился, мечтая разорвать эту проклятую бумажку на миллионы кусочков. Вот ублюдок. — Та-а-ак, — покрутил в руках, медленно переводя на Люси многообещающий взгляд. — Чё это за фигня? — Ничего! — выпалила она, резким рывком руки пытаясь выхватить бумагу из его рук. Не успела — он отвёл её чуть дальше, где она точно бы не дотянулась. Люси сжала губы, нахмурилась и надула щёки, до смешного становясь похожей на хомячка. Упрямого хомячка. Если бы это была не она, то Стинг бы назвал этого человека ослом, который упирается копытами об лёд, словно из этого что-то выйдет. — Люси… — Я же сказала, что ничего! — ещё один резкий рывок. Настолько быстрый, что тонкие пальцы успели сомкнуться на бумаге. Только сомкнуться. Стинг успел поднять руку вверх, оставив Люси лишь хлопать ресницами и возмущённо глотать воздух. Он был выше на пол головы. Плюс она была в шаге от него, а не впритык, чтобы хотя бы иметь шанс на то, чтобы достать. Стинг дёрнул уголком губ, с лёгким любопытством ожидая её действий. — Стинг! — Люси всплеснула руками, секундой позже встала на носочки и снова резко опустилась, видимо поняв, что это бессмысленно. И почти сразу выпалила ему в лицо: — Отдай! — А ты достань, — усмехнулся он, помахав конвертом. Лёгкий ветерок, который он создал, пошевелил волосы на её лбу. Усмешка превратилась в ухмылку, и Стинг начал махать бумагой сильнее, имитируя веер и сдувая пряди волос. Его поведение вызвало ожидаемое раздражение. — Это нечестно! — Люси топнула ногой, отчего по коридору разнёсся звонкий стук каблучка. Стинг фыркнул и приподнял брови, не скрывая насмешки и своего явного веселья. Люси сощурилась, сердито чеканя: — Отдай. Обратно. Немедленно. Он не ответил. Склонил голову набок, вглядываясь в карие глаза. Получая в ответ испепеляющий взгляд. Снова вступая в молчаливую битву, которых у него с ней было больше, чем можно было бы запомнить. И в которых он всегда выигрывал. — Я даже не прочитала! — воскликнула Люси, стрельнув глазами по конверту. Вот как. Внутри зашевелилось что-то непонятное. Тем лучше. Для Локи, в первую очередь, потому что… Люси резко подалась вперёд, обхватила его плечо пальцами и потянула на себя, опуская вместе с рукой ещё и конверт. Вот чёрт. Он отреагировал моментально — закинул свободную руку ей на плечи, уже зная, что будет дальше. Люси замерла, когда он скользнул ниже, придавив её тонкий локоть к туловищу. А потом притянул ближе к себе под писк. И стоило ей уткнуться плечом в его грудь, как она растерянно захлопала глазами. Секундой спустя вцепилась в него что-ты-делаешь-взглядом. Как всегда — глаза широко распахнуты. Большие-большие. Самые огромные в мире. Стинг усмехнулся. Не выдержал и издал смешок, который её малость отрезвил. Люси опустила лицо и сделала слабую попытку вырваться, но сразу прекратила, когда… Случайно мазнула носом по его подбородку и губам. Внутри всё опустилось. Кажется… не стоило её так близко прижимать. Люси что-то зашипела, сморщила нос. И отвернулась так резко и стремительно, будто не поняла, что её яркий румянец на щеках был замечен. Он напрягся, убеждая себя в том, что подумает об этом. Потом. И, пожалуй, хватит играть. — Так, что тут? От Локи, — утверждение. — Опять за старое взялся, засранец? — Эй, — Люси повернулась обратно, посмотрев на него крайне недовольным взглядом. — Он просто… шутит. Стинг приподнял брови, одними глазами спрашивая о том, серьёзно ли она это. Резко втянул в себя воздух, отчего острое плечо сильнее впилось в грудь. Дура. Просто дура. Вот бы дать ей затрещину. Или потискать щёки, чтобы она, как всегда, цеплялась за его руки, пытаясь отодрать их от своего лица, и нещадно вопила бы, а потом согласилась бы на всё что угодно за прекращение «пытки, Стинг!». Он затолкнул это желание подальше, прекрасно зная, что они обязательно подерутся из-за письма. А Люси сейчас надо втолковать, чтобы она не смела вестись на приёмы Локи. Ради её блага. Она ведь его подруга. — Полная хрень, — помахал конвертом, давая понять, о чём именно говорит. Люси зло сверкнула глазами. — Отдай тогда! Вот значит как… Стинг показательно медленно смял в кулаке бумагу, не отрывая взгляда от расширяющихся в шоке глаз Люси. Лишь когда конверт был смят в неровный шар, он выпустил его из рук, и тот приземлился на пол к их ногам. Вот и всё. — Скотина! Оскорбление он проигнорировал. Слишком часто он слышал это он девчонок, чтобы обращать внимание. Пусть даже сказала это Люси. — Ты же не ведёшься на его штучки? — приподнял брови. Люси нахмурилась, скептично спросила: — Штучки? — Ну знаешь… подарки, цветочки там, подкаты и всё такое. Локи — пикапер от бога и редкий бабник. И пусть чувак он нормальный, но бойфренд из него никакой. Особенно для Люси. Вполне хватает того, что она всегда рядом с Нацу и очень часто тусуется с вечно полуголым Греем. И чего она глаза закатывает? Вот дура! — Я зна… — запнулась. Опустила глаза, отворачиваясь и со странной ноткой в голосе спрашивая: — И что с того? Она, блять, серьёзно?! Что с того?! Её это должно волновать! Она же Люси! Скрипнув зубами от подступающей злости, Стинг ухватил Люси за щёку — не за подбородок, это слишком не так — и потянул на себя, заставив развернуться. Она зашипела, резко дёрнула голову в сторону, заставив отпустить уже покрасневшую щёку. Секундой спустя, рывком развернувшись обратно, одарила его злым взглядом. Слишком злым. — Как что? Не строй из себя дуру, Люси! — желание встряхнуть её было кое-как подавлено. — Если он тебя обидит, я ему морду набью. Так что ты упростишь нам всем троим жизнь, если отошьёшь его. Люси резко выдохнула. Опустила глаза вниз и внезапно зажмурилась. Стинг недоумённо нахмурился. Что за странная реакция? Она ведь… — Ты как будто… — вскинула голову, распахнула глаза и на выдохе протараторила: — Не веди себя так, словно ты... тыменякнемуревну… И тут. Звук шагов и разносящийся по коридору смех. Стинга мгновенно пронзило осознание того, как именно выглядит его своеобразный плен. Он разомкнул руки и сделал шаг назад, замечая растерянный взгляд Люси. И после — непонятный огонёк в её глазах, когда в коридоре гурьбой появились девочки из параллельного класса. Стоило им заметить Стинга и Люси, как тут же послышалось знакомое ему хихиканье, которое сопровождало его повсюду. И то, чем оно было вызвано, он понял совсем недавно. Подмигнул Стинг на автомате. Послышался приглушённый смех, стук каблуков по кафелю стал чаще, и девочки, оглядываясь назад и прикрывая губы ладошками, медленно начали заходить в класс, как… В ногу прилетел удар острой коленки. — Ауч! — Стинг рывком повернулся к помрачневшей отчего-то Люси и показательно надулся. — За что? Она скрестила руки под грудью и вздёрнула подбородок вверх. Люси всегда так делала, когда они обменивались колкостями. И когда такое началось? Чёрт знает. — Ты про Локи что-то говорил? — скривила губы, добавляя на удивление обиженно: — Сам такой же. Стинг тут же решил, что о её поведении подумает потом. Опять потом. Опять когда-нибудь. Куда спешить, правда. Сейчас… —Я не увиваюсь за каждой юбкой, как он, — возразил, мысленно дополняя, что… разве только за особо короткой. И у кого есть аппетитная задница, которую можно… — Ты… не пришёл вчера, — глухо и осторожно. Это было неожиданно. Люси глаза опустила одновременно с тем, как Стинг поджал губы и отвёл взгляд в сторону. Чёрт. Он не хотел говорить об этом. — Мы должны были делать домашнее вместе. Это… — краем глаза заметил, как она подняла глаза, неуверенно пытаясь перехватить его взгляд, — из-за родителей, да? Единственными, кто не лезли к нему с этими вопросами, были Роуг и Минерва. И именно это было одной из причин того, что Стинг в последнее время избегал Люси. Она беспокоилась, пыталась помочь и тем самым постоянно напоминала о родителях. А это выбешивало, вызывая желание хорошенько встряхнуть её и втолковать, что ему, блять, это всё не нужно. Неделю назад он поступил так с Юкино, из-за чего Роуг ему врезал со всей дури с каменным лицом. Но… Стинг всё же посмотрел на Люси. В родные глаза. С ней он так вряд ли бы поступил. И дело не в том, что она могла дать ему пощёчину, просто… просто он не смог бы обидеть её так сильно. И плевать на их вечные колкости и короткие мини-войны. Они никогда не переходили черту. И Стинг не собирался переходить её сейчас. Как, впрочем, позволять ей лезть туда, куда не следует. — Я не хочу об этом говорить. — Стинг, но... — Люси, я сказал: нет, — резко и жёстко. С той сталью в голосе, которая была у отца. Которую он и не думал, что сможет повторить. Получалось само. И получалось куда более холодно. И уж точно не так, как заслуживала Люси. Точно не так, что должна была отпрянуть назад, опустить глаза и виновато прошептать «прости». Как же Стинг ненавидел её расстраивать. Больше всего на свете. Почти так же, как и маму. И он готов был убить себя каждый раз, когда улыбка на губах Люси умирала и потухала так же, как у матери. В такие моменты, ему казалось, что его не просто так называют мудаком. И Люси стоит верить этим людям, а не пытаться выцарапать им глаза, не обращая внимание ни на Стинга, ни на ошарашенных Нацу и Грея, ни даже на Эльзу Скарлетт, которая всегда лезет, куда не просят, но в нужный момент теряется, чтоб её. Его рука приземлилась на её плечо. Он сжал пальцы, поймав неуверенный взгляд. Ободряюще улыбнулся, заталкивая подальше мысль о том, что это должна была делать она. Нет. Только он. Это же Люси. Он всегда за ней присматривал и будет всю жизнь. Всегда. — Всё образуется, подумаешь, поссорились. Бывает, нет? Она кивнула. И опустила глаза. Во взгляде — вина. Стинг выдохнул, слабо ухмыляясь и — впервые за очень, очень долгое время — притягивая Люси для дружеских объятий. Крепких. И странных, потому что… Она обхватывает его спину руками и прижимается ближе, шумно вдыхая в себя воздух, трётся носом об его грудь. Он потом подумает. Обязательно. Как-нибудь. Сейчас важно другое — вина в её глазах. Глупышка. Неужели чувствует себя виноватой из-за того, что не может помочь? Она же не виновата в этом, как и в том, что…***
…его родители развелись. Нет. Не просто виновата. Тут нужно другое слово. Но такого Стинг не знал и мог просто задыхаться в бессильной ненависти, понимая, что слёзы Люси и вечно потухающая улыбка нисколько не помогают. Нисколько не успокаивают тех чертей, которые рвут изнутри грудь когтистыми лапами. Раздирая на кровавые кусочки грудную клетку, ломая рёбра, кромсая сердце. И самого Стинга — тоже. Глаза опускаются на дневник. И внутри снова поднимается волна ненависти из-за того, что на пустом месте этим куском бумаги были вызваны я-их-ненавижу-воспоминания. Но… а если… Стинг неуверенно выдохнул, обдумывая пришедшую в голову мысль. Он давно всё для себя решил, всё понял, но… Ему надо было знать. И он нашёл нужную дату, игнорируя внутренний надрывный голос, который его предупреждал, умоляя — не делай этого. Тебе снова будет больно. Дорогой дневник, произошло худшее из того, что только могло быть. Только что мама рассказала мне, что у неё есть отношения с отцом Стинга. Мама говорит, что любит его, и что Вайслогия-сан её тоже, и если я согласна и могу принять их отношения, то… мы переедем к ним, а отец Стинга поставит точку в отношениях с Хикари-сан. Я не знаю, что надо ответить. Я не могу сказать нет, потому что… просто как? Мама впервые влюбилась после смерти отца, она и Вайслогия-сан — коллеги, и я помню, что он всегда заставлял её улыбаться. Но никогда ТАК. Как я могу отобрать у мамы её улыбку? И как я могу отобрать у Стинга его семью? Он очень переживает, хотя старается не показывать свои чувства. Не хочет говорить об этом, мы проводим всё меньше времени вместе, я не могу присматривать за ним и… это вдвойне хуже оттого, что он… не просто друг. Почему он мне нравится так сильно? Это же… Дальше он не стал читать. Зачем? Снова проглотить тонну фальши или прочитать то, о чём он и так знал? Не просто друг? Ему давно стало ясно, что Люси поддерживала с ним псевдодружбу только из-за того, что ещё в средней школе за ним начали таскаться девчонки. И непонятно, почему она сбрасывала со счетов других. А как же смазливый Локи? Грей, по которому многие сходили с ума? Нацу — спортивная звезда школы, которому часто приписывали не-просто-блять-дружбу с Люси? Остальные? Или ей просто хотелось всех и сразу? К горлу подкатил комок. Всех и сразу. Сука. Стинг мотнул головой, пытаясь прекратить думать в неправильном, недопустимом направлении. А вообще… Скользнул по строчкам беглым взглядом. Он знал, что было дальше. Очень хорошо и отчётливо помнил. Как он поссорился с отцом, как мама его успокоила. Как трепала по щеке, когда уезжала из дома и просила, чтобы он остыл. А потом она вернется, и они всё обсудят. Только… — Стинг, милый, успокойся. — Я не… — Сынок, — мягкая ладонь на мокрой из-за дождя щеке и нежная улыбка затыкают мгновенно. — Послушай, так бывает. Пообещай, что не будешь горячиться. Волна протеста поднимает быстро и резко. И Стинг не пытается её подавить, потому что память услужливо подкидывает разговор родителей и то, что за спиной находится дом, в котором сейчас отец, а перед ним — мама, которая хочет уехать из-за него. — Я буду, — рычать от злости не было для него в новинку. Но мама нахмурилась, чуть поумерив пыл. Чуть. — Да как он вообще посмел… — Стинг… прекрати, — качает головой, улыбается грустно. Так грустно, что изнутри ломает рёбра. — Он твой отец. Мы ещё всё обсудим. Хочешь поехать со мной, да? — Да, — Стинг кивает, из-за чего рука матери соскальзывает с щеки на плечо. Сжимается. — А как же Люси? — в голосе лёгкая смешинка. И это злит. Где-то далеко от них слышится грохот грома. Дождь усиливается, начиная превращаться в настоящий ливень. Уже через пару минут на улицах станет меньше машин. — Причём тут она? Ты не уезжаешь в другой город или страну, — Стинг пытается проигнорировать то, что мама — я-не-хочу-знать-почему — отводит взгляд. — Не говори так, будто хочешь бросить всех и убежать. Ты едешь в отель. Куда Люси денется? Я переживу, если мы не будем соседями. — И даже то, что ты не будешь залезать к ней через окно? — Это было давно! И вообще, не переводи тему! Я еду с тобой! — Нет. Прости. Я вернусь. — Ты не прощаешься же? — хватает за руку, сжимая её в своих ладонях. Такую маленькую и аккуратную. — Ты не можешь поступить, как героиня тех сопливых книг, которые ты читаешь на досуге. — Стинг… — устало. На выдохе. — Ты должна была возмутиться, мама, — едко замечает Стинг, пытаясь зацепиться за взгляд матери. — Я… — ему удаётся перехватить бегающий взгляд, и мать запинается. Смотрит ему в глаза. Оглядывает с ног до головы. Будто не увидит его долгое время. Будто не замечает, что он это видит. Будто... — Давай я доберусь и сразу позвоню тебе, ладно? Обустроюсь, и ты ко мне приедешь, хорошо, милый? Стинг поджимает губы. Пытается выискать в карих глазах матери… он даже не понимает — что. Обещание? Возможно. — Ладно, — и даже не давится этим словом. Отпускает руку, отводит взгляд. — И не ссорься с отцом. Мы все — люди. — Я постараюсь. Улыбка, которую он замечает. Крепкие объятия и запах цветов. — Мой мальчик, — отходит на шаг и улыбается. Даже сейчас она ему улыбается. Даже тогда, когда из глаз текут слёзы. Он уверен в этом. И плевать на дождь. Цепляется руками за его плечи и подталкивает к тому, чтобы он развернулся. И мягко просит: — Всё, хватит мокнуть. Иди давай. А потом мать ушла из дома. Лейла переехала к ним в тот же грёбаный день. Шёл настоящий ливень и бил гром. Стинг помнил, как Люси мялась на пороге с чемоданами и опускала глаза. Такие виноватые. Такие понятно-почему-виноватые. Они серьёзно поссорились впервые. Так сильно, что Стинг еле удерживал себя от того, чтобы не перейти на оскорбления в её адрес, за которые мог убить любого. А потом он долго валялся на этой же кровати, пялился в потолок, слушал, как барабанит дождь по подоконнику. И решил — Люси не виновата. Это всё её мама и его отец. И после — он шёл извиниться. Он шёл молчать после извинения, ожидая её слов. Он шел, чтобы ощутить поддержку, в которой остро нуждался. Он шёл к другу. Он шёл не для того, чтобы подслушать разговор отца и Лейлы о том, что если бы Люси не согласилась переехать к ним, то этого всего бы не было. Стинг точно не шёл, чтобы вернуться обратно в свою комнату, чтобы со всей мочи садануть кулаком по зеркалу и разбить его, попутно содрав кожу с костяшек. Потом с усилием решить, что она только приблизила неминуемое, что это вовсе не предательство, было сложно. Но возможно. И Стинг вдруг понял, что за мыслями о Люси совершенно забыл о том, что мама должна была позвонить. У него было девятнадцать пропущенных. От матери. От той самой матери, которая попала в аварию из-за мокрых и скользких дорог и неопытного водителя. От той самой матери, которая названивала ему, чтобы услышать его голос. От той самой матери, которая записала голосовое сообщение и хрипела в динамик, изо всех сил пытаясь сказать ему в последний раз, что любит его больше всего на свете. От той самой матери, которая в тот день взлетела в воздух вместе со взорвавшейся машиной. От той самой матери, от которой остался обгоревший труп. От той самой матери, которая осталась бы жива и улыбалась бы ему самой красивой улыбкой в мире, которая в миллионы раз прекраснее улыбки Люси, виновной в её смерти. От той самой матери, которую из жизни вытеснили Лейла и Люси.***
Два года назад.
Дом Эвклифов.
— Стинг… — Люси всхлипнула и закусила губу, застыв на пороге его комнаты. И даже не отшатнулась от яростного взгляда. — Я сказал — проваливай! — проревел Стинг, рывком откидывая от себя очередную тумбочку. Люси вздрогнула, губы задрожали. — Стинг, тебе больно, я знаю, но… — Заткнись! Не смей раскрывать пасть! — он кричал, рискуя сорвать себе горло. Кричал так, словно не слышал, как слышен едва уловимый хрип. — Я… — прижала руки к груди, делая шаг назад. И сразу после — крошечный вперёд. К нему. Кнемукнемукнему! Стинг чувствовал, что вот-вот разорвётся на части из-за боли. Что вот-вот звериная ярость начнёт распирать его изнутри, чтобы разорвать на части не только душу, но и тело. — Это ты виновата! Ты, слышала?! Лютая ненависть вперемешку с яростью схватили за шкирку и понесли к ней. Глаза Люси широко распахнулись, она начала пятится назад, но он оказался рядом с ней быстрее. — Ты и твоя мать! Если бы не вы, мама бы не ушла! Ори. Ори, давай. Чтобы вопль был не только в горле. Чтобы в ушах не отбивалось «я люблю тебя… сынок». Чтобы родной голос не хрипел «я люблю тебя… сынок». Чтобы ты не хотел содрать с себя кожу и сорваться с обрыва, чтобы услышать что-то, кроме «я люблю тебя… сынок». Что-то кроме «я люблю тебя… сынок». Только не «я люблю тебя… сынок». Пожалуйста, лишь бы не «я люблю тебя… сынок». Пожалуйста. Я люблю тебя… сынок. Не надо, нет, мама, пожалуйста… Я люблю тебя… сынок. Нет, нет, пожалуйста… Я-люблю-тебя-сынок. Пожалуйста-пожалуйста. Ялюблютебясынок Нетнетнетпожалуйста!.. Люблюлюблюлюблю!.. Стинг выдохнул сквозь сцепленные зубы. Зажмурился, пытаясь — так отчаянно, из последних сил — сдержать слёзы. — Н-не ушла бы и не… — Но… это же… Я не хотела… просто… — Просто?! — яростно вскинул голову и… Слёзы на щеках Люси заставили застыть. Эти чёртово прозрачные капли на её щеках. Секунду. Его едва не подбросила от ярости. Как она смеет?! Как. Она. Смеет?! — Просто, блядь?! — голос сорвался, захрипел. — Да нихера не просто, сука! — Стинг… — маленькая ладошка оказывает на щеке внезапно. Как делала мама. На такой же мокрой щеке. На такой же, но не от слёз. Как мама. Сука! Стинг резко схватил Люси за запястье, сжал, мечтая услышать хруст ломающихся костей. Мечтая, чтобы этот звук заглушил слова в голове. — Отпусти… эй… — голос Люси сорвался, в глазах — карих-карих — появился страх. — Стинг… Ей больно. Стинг пытался проглотить всхлип, закрыл глаза, чувствуя, как по лицу снова текут слёзы. Ей больно, но не так, как ему. Даже если он раздавит её руку в своих, даже если оторвёт её от туловища, ей не будет так же больно, как ему. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Даже если он… Её ударит. Стинг открыл глаза. Под кожей зудело. В ушах появляется что-то, кроме голоса матери. Ударить. «Стинг, милый, завтрак готов». Больно. «Растёшь, дурашка!» Как она смеет… «Мой мальчик». Люси. И резко — вскинуть руку и… …сбросить её ладонь, чтобы сделать резкий шаг назад. Он не мог. Не мог. Просто-напросто. Не. Мог. «Я люблю тебя… сынок». Всхлипнул, зарываясь руками в волосы. В виски сверлом впилась та же боль, что потрошила сердце, превращая его в пульсирующее больное нечто. Кровь и мясо. Заметил, как Люси дернулась, и прохрипел дрожащим из-за слёз голосом: — Не смей ко мне больше приближаться. — С-Стинг, ты же не… — Я сказал. Не смей. Больше. Ко мне. Приближаться. Она зарыдала раньше него. Просто уткнулась лицом в ладони. И это был последний раз, когда Люси заходила в его комнату.***
После похорон из дома убрали всё — фотографии, любимые вещи, фотоальбомы. Стинг уже не называл отца «папа». Не ронял любимую вазу матери и не подхватывал её ногой в последний момент. Не ел блинчики с вишнёвым сиропом. Не подкрадывался в комнату поздно ночью, пытаясь не разбудить маму. Не прибавлял к имени Лейла суффикс «сан». Не улыбался Люси и не вызывал у неё улыбку, которую раньше сравнивал с материнской, словно их можно было ставить в один ряд. Он делал всё, что хотел. И отец не запрещал ему ничего, не ограничивал ни в чём, потому что… ясно почему. Стинг был свободен. И он пользовался той свободой, которую почти ненавидел и которая далась ему слишком высокой ценой. Это сложно, знаешь. Когда человек, которого ты любишь больше жизни — ненавидит тебя. Не хочет пойти на связь. Нет и всё. Я пытаюсь. И буду пытаться. Потому что он мой друг! С губ сорвался смешок. Друг, значит. Снова нашёл нужную дату, снова прошёлся глазами по строчкам. Снова — Стинг. Снова — друг, друг, друг. Снова — тонна лицемерия и фальши в этом слове.***
Полгода назад.
Дом Эвклифов.
Стинг закрыл дверь за собой дверь, прислушиваясь к шуму из гостиной. Можно было уловить мелодию одной из песен Гранде, что значило только одно — в гостиной сидит Люси, а отца и Лейлы не было. Кажется, они приезжают завтра, а не сегодня. Вовремя. Проходя в гостиную, он краем глаза заметил, что кровь, которая шла из рассечённой — снова, что было даже забавно — брови, уже остановилась и даже начала запекаться. Чёрт. Надо ведь было так нарваться на драку, а. Поморщившись, Стинг переступил порог гостиной, нашёл глазами лестницу и быстро зашагал в её сторону, показательно не замечая Люси, которая валялась на диване с какой-то книжкой в руках, лёжа спиной на диванных подушках, а ногами… вот чёрт. Ноги были закинуты на спинку дивана, из-за чего короткая юбка задиралась настолько, насколько вообще возможно. Кружевной край высоких белых чулков был виден. Чтоб её… — Стинг? — удивлённо спросила Люси, поспешно опуская точёные ноги и поправляя юбку. Блять. Стинг тут же прекратил коситься на неё, но не смог не заметить, как она встала с дивана и тут же последовала вслед за ним. — Боже, что произошло?! — со звенящим ужасом и чем-то таким, на что больше не имела права. Вопрос долетел в спину. Стинг закатил глаза и поджал губы, удерживая себя от потока оскорблений. Сегодня он точно не сдержится, и это зайдёт слишком далеко. Так что если у этой дуры есть хоть капелька мозгов, то она поймёт, что… — Стинг! У тебя же идёт кровь! Стинг! Под кожей зашевелилось раздражение, он сцепил челюсти, уговаривая себя не поворачиваться, чтобы не… На локте сомкнулись тонкие пальцы. И даже не потянули никуда, потому что Стинг сам остановился. Выдохнул сквозь зубы, с мгновенно подкатившей злостью осознавая — она только что посмела… Медленно развернулся к ней. Перехватил взгляд карих глаз, полных той самой непозволительной конечно-не-заботы, которую тут же разбавил ужас. Она увидела кровь на лице. И сбитые костяшки. Вот только его я-сейчас-убью-тебя взгляд был проигнорирован. — Не смей меня трогать, — почти ласково. Шёпотом. Но она поняла. Сжала тёплые пальцы на его локте сильнее, упрямо поджимая губы и вздёрнув подбородок вверх. — Прекрати. Мы постоянно контактируем, — нахмурилась и слегка потянула его к себе. — Просто дай мне вытереть кровь и… Как только он вырвал руку, Люси заткнулась и посмотрела на него так, будто он её ударил. Будто он мог это сделать, а не желать каждой фиброй своей души, но вместо этого бить всё то, что под руку попадётся. И всех. — Почему бы тебе не заткнуться? — проскрежетал Стинг, склоняясь к ней и заглядывая глаза. Теперь только так. Он ведь выше на целую голову. Вот только её уже это так не смущало. Люси лишь приподняла подбородок ещё выше, полоснула по нему упрямым взглядом, вызывая злость. Ещё более сильную и ещё более привычную. — Почему бы тебе не прекратить быть ублюдком? Стинг сощурился, замечая, как тонкие пальцы цепляются за край юбки и сминают её в кулаке. И вдруг понял. С почти удивлением. Почти яростью. Люси бросала вызов. Ему. Снова. Зная, что проиграет. Самонадеянно и глупо. Как же в её духе. — Не нарывайся, — отвернулся, на ходу проговаривая: — Я не в настроении. И на пару секунд застыл, потому что не смог поверить в то, что она снова ухватилась за его локоть, не дав уйти. Ужалившая ярость не дала такое стерпеть. Стинг рывком развернулся, грубо схватил за плечи опешившую Люси, тут же сжав подрагивающие от злости пальцы и вдавив их в мягкую плоть так сильно, что… Ничего. Только промелькнувшая в глазах обида. Никакого шипения, криков и постоянных слёз. Разве только тонна упрямства и вызова. Ненормальная. — Ты, блядь, совсем слов не понимаешь?! — У меня тот же вопрос, — тихо, словно не ей орут в лицо и не ей могут вдавить пальцы до мяса и крови. И это разозлило сильнее. Будто бы это было возможно. Стинг зарычал, силком убирая одну руку и зарываясь пальцами в длинные распущенные волосы. Под нужный, но такой, мать его, мимолётный страх в карих глазах. Вот оно. Давай. Сжал пальцы в кулак, а после оттянул руку назад, чтобы снова поймать это выражение в её глазах. Но не сильно. Потянуть сильнее — сделать больнее ей, и он просто не мог себя заставить это сделать. Физически. А потом. Глаза в глаза. Ледяной огонь решительности, упрямства и обжигающий лёд холодной ярости. Молчание висело лишь пару секунд. Люси выдохнула, одной ладонью обхватив руку, которой он держал её волосы, а второй ту, что всё ещё сжималась на плече. Желание стряхнуть её ладони и отойти появилось внезапно и резко. — Ты постоянно лезешь в неприятности. Из-за чего ты опять подрался? — псевдотвёрдый голос дрогнул. — Оно того стоило?.. Закусила губу. Вглядываясь в его глаза. Широко, неотрывно, умоляюще и одновременно цепко. Пытаясь найти там что-то известное одной ей. Что-то такое важное и первостепенное, что даже блестящие из-за непролитых слёз глаза она не прятала. Стинг выдохнул, понимая, что ярость начинает медленно, но верно утихать, потому что… Почему? Почему ты так смотришь? Не надо, не смей. Мы это проходили, каждый раз исход один и тот же — ты размазываешь сопли в своей комнате, словно это тебе, а не мне выворачивает внутренности из-за ломающей боли. Дрожала. Она так сильно дрожала, что складывалось впечатление, что чуть-чуть — упадёт. И всё же. Смотрела. По-прежнему. Что, Люси? Что? Ты спрашиваешь меня, стоило ли оно того? И… Стинг не знал, что надо на это ответить. Он просто сорвался. И ведь надо было, а. Тусоваться с Роугом в клубе и сорваться из-за Занкроу, который сказал, что если и дрочить на кого-то, то только на Люси. После — практически прикончить его. Бить снова и снова, не обращая внимания ни на крики, ни на то, что дерутся уже не только они. Просто бить-бить. Колошматить по роже, сбивать его лицо и свои руки в кровь. За то, что за день до этого Занкроу хлопнул Люси по заднице. За то, что Стинг больше всего на свете хотел переломать ему руки, но мял в руке пластиковый стакан, силой удерживая себя от того, чтобы не присоединиться к Нацу с Греем, которые выбивали из него дурь. За то, что Эльза оторвала их, и этот сраный ублюдок не получил по заслугам. А теперь получил. И Стинг получил. Ведь злость никуда не делась. Её стало ещё больше под кожей,в нём самом. А из-за того, что Люси смотрела сейчас… просто… Сука. Просто сука. Грёбаная сука. — Тебе не надоело? — проскрежетал Стинг, наклоняясь к ней ближе. Поймав рваные выдохи кончиком языка. И не позволив себе обратить на это внимание. — Хватит лицемерить, меня уже тошнит от тебя. Со своей фальшивой заботой можешь идти нахер, она мне даром не нужна. — Она не фальшивая, — тихо-тихо. Моргнула, губы задрожали и… — За что ты так?!— это был крик. Самый настоящий. Самый срывающийся. — Тебе… тебе так сложно принять, что ты мне не безразличен и меня волнует то, что с тобой происходит?! Раньше ты… — Заткнись, — выплюнул, притягивая её ближе, чувствуя дыхание на своих губах. — Тебе и так в школе донесут всё. Боюсь представить, как ты обрадуешься. Люси растерянно моргнула, чуть позже скользнула по испачканной щеке взглядом, с неверием переспрашивая: — Обрадуюсь?.. — Да, — кивнул. И не позволил себе подумать о том, что собирается сказать. — Ты ведь получишь подтверждение того, что это не так уж и нереально — то, что ты сможешь залезть ко мне в штаны. Глаза Люси широко распахнулись, рот приоткрылся. — Что?.. А в голове был тот же вопрос. Но не задушенным шёпотом, а срывающимся воплем. Что ты сказал?! Чёрт. Стинг поджал губы, заталкивая сожаление подальше. Сказанное — правда. Ничего более честного не слетало с его губ, наверное. И пусть Люси смотрит так. Пусть. Давно пора всё высказать. Он и так сорвался, так почему бы ему не взять сейчас и… не разобраться со всем окончательно. Чтобы раз и навсегда. Свои мысли успокоили. Стинг издевательски дёрнул уголком губ, фыркнул, отбросив мысль о том, что оттягивает время. И бросил, вложив в голос как можно больше презренья: — Я бы сказал, что раздвинуть ноги, но это и так очевидно. Залезть посложнее будет. — Ты… — и задохнулась, беспомощно схватив ртом воздух. Кажется, она не верила в то, что он только что произнёс это. Иначе не смотрела бы так, словно глазами пыталась вымолить у него слова о том, что ей послышалось. Что сказанное — неправда. А он молчал, потому что прекрасно знал — правда. И похрен, что сказал Занкроу. И даже похрен на то, что сказал он это, глядя на Стинга и гнусно улыбаясь. Зачем дрочить? Стинг видел, чувствовал каждой клеточкой своего тела то, какие взгляды на него кидала Люси. Как опускала глаза, как кусала губы, как пыталась прятать красное лицо. И как разговаривала во сне, когда уснула на диване, а он вышел, чтобы выпить воды. Прижимала к себе подушку, мучительно щурилась, ёрзала и хватала губами воздух, едва слышно шепча его имя. Плевать, что ноги отказывались унести его подальше, заставив слушать, запоминать томный шёпот, который… звал его. Его, мать твою. Не Занкроу, не Нацу, не Грея и не Локи. Его. Стинг ведь… он ведь мог трахнуть Люси, если бы захотел. Если бы захотел? И вдруг. На секунду. Эти слова показались кощунством. Если бы. То есть поэтому ты стоял в коридоре со вставшим членом, да? Именно поэтому у тебя на неё стоит? Именно поэтому ты тогда… Он чувствовал и видел её взгляды — зачем? Просто зачем дрочить, когда и так понятно, что при желании он мог её трахнуть, а? — Как ты можешь такое говорить?! Крик за шкирку вытащил из мыслей. Стинг почти ужаснулся, на автомате прижимая к себе дёргающуюся Люси, которая почти выдрала себе клок волос, пытаясь избавиться от его хватки. Всё ещё оглушённый, он смотрел на пылающее от злости и обиды лицо, на дрожащие губы и невыплаканные слёзы. Окончательно отрезвил тычок в грудь, очередная попытка вырваться и слова. Самые непозволительные на свете. — Мы же были друзьями и… — Друзьями? И она застыла. Сочащийся ядом и нездоровым весельем голос заставил замереть даже его. Но всего на секунду, потому что голос в голове услужливо повторил фразу Люси. — О, Люси, — покачал головой, понимая, что с ним такое впервые. — Ты, оказывается, ещё лицемернее, чем я думал. Она хотела что-то сказать, разомкнула губы, как. Неожиданно даже для себя. Стинг скользнул губами по нежной щеке, Люси судорожно выдохнула. А он застыл у розового ушка, которое выглядывало из-за всё ещё сжатые в кулаке волос. — Друзья… — медленно выдохнул, понимая, что Люси начинает бить дрожь. — Друзья сажают нож в спину? Друзья скрывают от тебя то, из-за чего рушится твоя жизнь? Друзья ставят себя со своими желаниями выше, чем твои чувства? — Прекрати, — на выдохе. Почти умоляя. Почти по-настоящему. — Почему? Ты чего? — ткнулся на пару секунд носом в её щеку, вдыхая запах кожи. Такой родной и такой ненавистный. Самый лучший. — Это же правда, на неё так не реагируют. И если друзья правда такие, то мы с тобой — друзья. — Замолчи, Стинг, не надо, — даже не пошевелилась, хотя голос дрожал настолько, что было почти… почти… — Это не так. — Это так, — веселый шёпот исчез, уступая место холодному, почти режущему тону. — Мы же друзья. Самые близкие. — Нет. — Самые верные. — Не надо. — Самые незаменимые. — Стинг, хватит, не смей! — попыталась вырваться, Стинг отпустил плечо и притянул её к себе за талию, чувствуя, что ему надо закончить. Ему необходимо и… — Пожалуйста. Неожиданно больно. Ожидаемо выбешивающе. — Мы с тобой, самые, блять, лучшие друзья! — дёрнул за волосы, вызвав всхлип. — И всегда ими будем, не так ли?! Люси забилась, пытаясь оттолкнуть его, толкая ладонями в грудь. И Стинг даже не понимал, почему не отпускает. Почему руки отказываются выполнять команды мозга. Он знает только одно — дело точно не в том, что она плачет. По-детски громко всхлипывает и мотает головой. А потом. Внезапно вскидывает голову, впивается в него яростным, неожиданно злым взглядом, от которого всё внутри сжимается в ожидании и в нездоровом предвкушении. — Ублюдок! Ты просто ублюдок! Хватит-хватит! Не смей так выворачивать всё! Не смей! Ты не имеешь права! Я виновата. Я правда виновата, но… Я всё делала, чтобы ты меня простил. Я два года пытаюсь вернуть прошлое! Два года! А ты… ты веришь только в то, что хочешь! Легче обвинять меня, чем смириться?! Легче портить нам жизнь, чем выстоять?! Ты трус! Насквозь. Каждое слово сверлом проникало в грудь, ломало кости и превращало внутренности в грёбаный фарш, чтобы после выламывать позвоночник. Чтобы поселять в Стинге такую же злость, как и в Люси. Такое же почти-безумие и почти-помешательство. — Ха-ха, Люси! Просто ха-ха. Ты лицемерная, двуличная сука. Я не верю ни единому твоему слову. Достаточно наслушался за шестнадцать лет. — Это правда! Ты мне дорог! Всегда был! — Потому что мы друзья?! — Потому что я люблю тебя! Стинг отскакивает назад, не позволяя себе обдумывать. Не позволяя ничего. Отчаянно, быстро, лихорадочно соображая, как снова выкинуть опять-ненужное и опять-фальшивое из жизни. И плевать, что его пробирает до дрожи. Плевать, что взгляд Люси кричит ему о том, что сказанное — правда. Нет. — О, новая ложь, которая оправдает то, что ты… И вдруг. В карих глазах он видит отчаяние. И успевает уловить последний всхлип, прежде чем Люси рывком обнимает его за шею, жмурится и… …просто прижимается к нему губами. Мягкими-мягкими. Солёными и мокрыми, как и щёки. Воздух застревает в лёгких. Внимание привлекают дрожащие длиннющие ресницы. И губы, которые его целуют. И это — просто неожиданно, просто внезапно, просто что-и-как-вообще — выбивает из головы все мысли разом. Разбавляет злость и боль грёбаной тонной отчаяния. Сковывает внутренности в лёд. И лишает способности думать. Мыслить, анализировать, трезво смотреть на ситуацию. Поэтому — только поэтому — Стинг притягивает её ближе за талию, зарывается одной рукой в волосы и проводит языком по сжатым губам. Пробуя. Но потом Люси жмурится сильнее, приоткрывает губы, дрожащими пальцами обхватывая его лицо. Поддаётся всем телом к нему, прижимаясь мягкой грудью к его. И, кажется, встаёт на носочки, потому что уже не тянет его вниз, к себе. Что-то в голове разрывается маленькой атомной бомбой, когда его язык слегка проникает в горячий мокрый рот. Лёд раскололся. Стинг с Люси оторвались, разорвав поцелуй. Он поймал её взгляд. Огромные, тёмно-карие глаза, смотревшие на него так, что… Секунда. Резкий рывок вперёд под взрыв в собственной голове. И они столкнулись губами. Одновременно. Он впился в чужую плоть с дикой яростью, получая в ответ такую же. Неумелую, но ещё более дикую, ещё более сумасшедшую. Ненормальную. Начисто сносящую крышу. Внизу живота завязывался горячий тугой узел. В волосы скользнули цепкие пальцы, прижимающие его ещё ближе. Теснее. Так, что он чувствовал мягкое давление её груди на его, что заставляло притягивать её одной рукой за талию сильнее, вторую опуская на нежную кожу шеи. И каждую секунду — целуя. И впервые — так. Зло, горячо, словно кусая губы можно было прикончить друг друга. Словно им действительно хочется этого, а не ощущать губы друг друга на каждом грёбаном сантиметре своего тела. А ещё ощущать изнутри. Горячо. Мокро. Узко. Люси неожиданно выдохнула, распахивая глаза. Зацепилась тонкими пальцами за его напряжённые плечи и резко оторвалась. Стинг моментально понял — почему. Перехватил мутный взгляд, в котором было чётко видно поднимающуюся панику. И после заметил — эти её губы. Эти её чёртовы губы, к которым он наконец-то прикоснулся. Узнал вкус. Достаточно было секунды, чтобы воспалённый мозг подобрал нужные слова для их описания. Зацелованные и яркие. Припухшие, мягкие и податливые. Губы пожалуйста-поцелуй-меня. Губы ты-видишь-чего-я-хочу. Губы Люси. Люси, которая прямо сейчас смотрела него бездонными, выразительными глазами широко и неотрывно. И в карей глубине — растерянность. Ещё целый калейдоскоп слишком легко читающихся чувств, среди которых Стинг даже не заметил ни малейшего намёка на… сожаление. Моргнул, недоумевая и пытаясь понять — что происходит. Что, блять? Просто какого хрена? Почему это так выбивает его? Почему из дикого и злого поцелуя всё выливается во что-то другое? Просто — по-че-му? Люси рвано выдохнула, видимо, заметив вопрос в его взгляде. Вдавила пальцы в его плечи и отвела глаза, округлыми зубками обхватывая свою нижнюю губу. Все мысли в голове раскололись, осыпаясь битым стеклом. И Стинг практически услышал, как бешено билось сердце, толчками посылая кровь в пах, потому что… Он. Только что Люси. Такую… Она ведь почувствовала. Что-то щёлкнуло в голове. Отключило мало-мальски работающий мозг, позволяя. Снимая невидимые барьеры в своей голове. Стинг притянул Люси ближе, под распахнутый взгляд прижимаясь стояком к животу. Потёрся, дав почувствовать. И больше всего на свете желая толкнуться к ней, а после — посмотреть на реакцию. И он сделал это. Люси схватила воздух ртом, снова зажмурилась, вдавливая ногти в его плечи почти до мяса. Судорожно сглотнула, неожиданно прижимаясь к нему ближе, снова теснее. И снова — заставляя срываться. И Стинг потянулся за поцелуем, сразу скользнув языком меж приоткрытых губ. Поймал выдох ртом, углубил поцелуй, пробираясь руками под короткую рубашку. Чувствуя нежную горячую кожу спины и то, как Люси извивается, пытаясь прижаться ближе и к его телу, и к прикосновению рук. Даже не забывая втягивать его язык, переплетать со своим и отвечать на поцелуй. Они были близко, как никогда. Вот только. Хотелось большего. Со звуком разорвав поцелуй, Стинг скользнул губами по нежной щеке, подбородку и сразу — к шее. Нежной и, кажется, очень чувствительной, потому что Люси издала полустон, запрокидывая голову. И он сразу понял, как звучит самый прекрасный звук в этом мире. Стинг оставил на коже пару лёгких поцелуев, после чего Люси выгнулась, подставляя шею и зарываясь руками в волосы, чтобы притянуть его ближе. Чтобы урвать ещё один поцелуй, словно не он сейчас собрался зацеловать каждый сантиметр её тела. Словно не ему уже недостаточно. Люси раздосадовано выдохнула, когда он оторвался от шеи. Но с готовностью ответила на новый поцелуй, не обращая внимания на то, что они медленно, наступая друг другу на ноги, приближались к дивану. Поцелуй был разорван тогда, когда они вместе рухнули на диван, чудом не свалившись на пол. Люси с шипением выдохнула из себя весь воздух, когда Стинг приземлился на неё сверху и не сразу сориентировался и приподнялся, опираясь руками рядом с её головой и рассыпанным золотом волос. Что-то поменялась. Её взгляд. В мутном омуте появились непонятные искры, намёк на лёгкий испуг. Лишний. Сейчас это было неважно. Не было важно ничего, кроме того, что они лежали вот так вот — смотря друг другу в глаза и понимая, что хотят большего. Хотят друг друга. Немедленно. Люси разомкнула губы, чтобы что-то сказать. Нет. Стинг в ту же секунду припал к шее и прихватил зубами тонкую кожу, как… — Стинг… Его имя. И за шкирку в воспоминания. В ночь. В ту, в которую он не имел права подходить и просто стоял, мечтая и нуждаясь в том, чтобы делать с ней всё, что захочет. А она лежала на этом диване, зовя его, так же выстанывая его имя. Ломая, заставляя понимать — нужно. Необходимо, сейчас. Чёрт-чёрт-чёрт. Стинг приподнялся, подцепил дрожащими пальцами ткань футболки на спине и стянул её. Под громкий вздох отбросил. И под испуганный взгляд принялся за пуговицы на её рубашке. — Стинг… — голос так дрожал. И он замер. На секунду. Заглянул в глаза. Сука-сука-сука! Просто прекрати. Прекрати произносить это так. Ты не понимаешь, да? Совсем-совсем? Крупные пуговицы короткой рубашки расстегнулись неожиданно медленно. Распахнутая ткань открыла взгляду упругую грудь в розовом лифчике с глупым бантиком между чашками. Её руки тут же взметнулись, чтобы прикрыть вздымающиеся полушария. Стинг был быстрее — резко перехватил тонкие запястья и прижал к дивану, всё ещё не отрывая взгляд. Всё ещё оглушенный. Соблазнительным видом и пониманием — это полураздетая Люси лежит под ним. И до него не сразу дошёл шёпот: — Подожди, пожалуйста, я… Дёрнула руками. Стинг понял, что сделал, после того, как отпустил её запястья, а Люси уперлась ладонью ему в голую грудь, чтобы оттолкнуть. Но точно не для того, чтобы покраснеть ещё сильнее и опустить смущённый взгляд на свою руку. Кажется, она чувствовало то, как сердце бешено и ритмично билось об его грудную клетку, пытаясь пробить её насквозь и влететь к ней в руки. Только к ней. И она поняла. Кажется. Стинг даже не успел привыкнуть к ощущениям аккуратной руки на коже, как Люси уже зажмурилась — в который раз вообще? — скользнула ладошками по рёбрам, прошлась по лопаткам, ухватилась кончиками пальцев за плечи и притянула Стинга к себе. Утыкаясь носом ему в шею. Обнимая. Просто. Он выдохнул. Кожа просто горела, словно миллиона мурашек не было достаточно. Кожа к коже. Горячо. Слишком тесно, но всё равно — недостаточно. И вдруг. Твёрдый язычок мазнул по шее, вырвав вздох. А потом к этому месту прижались горячие губы, оставляя короткий и мягкий поцелуй. И снова, но уже левее, к плечу. Чёрт. Какая всё-таки Люси… Охуенная. Наглая. Навязчиво лезущая под кожу, как будто не хочет понимать того, что её и так много в Стинге. Слишком. Она должна уже вспарывать кожу и разрывать его изнутри. И давно бы сделала, если бы только…несмотря ни на что… её было так мало. А Люси была так нужна Стингу. Рука скользнула к ткани короткой юбки, резко задирая. Люси замерла, прижавшись губами к его ключицам. Громко ахнула, когда Стинг скользнул пальцами к упругой ягодице и сжал. — Стинг. Звон в голосе не остановил. Слишком сильно ощущалось прикосновение почти голой груди к его, ладони на его спине, сочная попка под руками. Но хотелось дальше. Глубже. Жарче. Он подцепил кончиками пальцев кромку белья, отмечая, что Люси почему-то завозилась, а ещё с улицы послышался звук открывающихся ворот. Так. Стоп. Что? Стинг замер. Внезапно, словно по венам пустили замораживающие крошки льда. Гул в ушах оборвался. Стало чётко слышно — машина отца въезжала в гараж, Люси под ним шумно и глубоко дышала, и с каждым вздохом мягкая грудь прижималась к нему теснее. Почти голая. И они на диване. Раздеваются. Его рука под юбкой Люси. Они… Блять. Стинг вскочил до того, как Люси его оттолкнула. Но он успел почувствовать, как она резко расцепила руки на спине. И они отскочили друг от друга на разные стороны дивана. Помятые, с опухшими губами, полураздетые. Возбуждённые и чуть не… — Твою ж мать. Стинг вскочил с дивана, лихорадочным взглядом ища свою футболку. Нашёл, подцепил пальцами, и зажмурился на секунду после того, как заметил — Люси натягивает обратно рубашку. Скрывает грудь. Потом поправит спутанные волосы, одёрнет юбку и подтянет чулки чуть повыше. А может и нет. Может, она уберётся в свою комнату, осознавая, что их родители без особого труда поймут, что тут делали Люси и он. Потому что Стинг с Люси слишком потрёпаны. Слишком зацелованы. Слишком далеко зашли. Почти. И он жалел об этом. Нисколько не обрадовался тому, что был прав: у лестницы они оказались вместе. Столкнулись плечами и замерли, поймав взгляды друг друга. Растерянные, недавно передёрнутые поволокой похоти и расширенные от ужаса. Губы. Шеи. Ниже. И ещё. Боже… Звук открывающейся двери. — Стинг, Люси! Мы дома! Вместе на второй этаж. Вместе по комнатам. Вместе захлопнули двери. Вместе закрылись на замок. Стинг надеялся, что сполз по двери только он. А потом понял кое-что с ужасом. Он почти стал своим отцом. Он, сын своей матери, с дочерью Лейлы. С Люси. Люси. Этот поцелуй. Какого чёрта. Просто — какого чёрта. Злость не проходила два года. Стала частью его самого. Так почему же случившееся выпило её до дна? Почему?!***
Под этой датой не было длинной записи. Только: «Я не понимаю. Я ничего не понимаю. Ни-че-го». К горлу упорно подступала едкая горечь. Почти такая же отравляющая и сильная, как в тот день. Стинг выдохнул, уже зная, что сделает с этим дневником. Люси ведь всё равно избавлялась от всех вещей, так что ей вряд ли будет хоть какая-та разница. А он просто прочитает её последнюю запись. Я больше не могу. Это конец, да? Теперь я даже не смогу попытаться что-то исправить. Стинг не захотел жить в квартире, которую купили специально для нас. Представляешь? Не захотел. Только потому что больше не хочет видеть меня. Хотя почему «больше»? Он и раньше не хотел. Прости меня. Пожалуйста, прости меня. Простипростипрости… На светлой плотной бумаге были разводы от слёз. Страница была смята, краешек порван. От неё разило искренностью за милю. И это выбивало пол под ногами, заставляя поджимать губы и отводить взгляд. Это всё — их прошлое.Его не изменить, просто можно понимать по-разному. Впереди — другая жизнь. Они оба поступают в Токийский университет, но Стинг отказался жить с ней в квартире, которая могла стать их домом. И вдруг. Стинг задрожал из-за внезапного смеха, прижал к губам кулак, откидывая назад голову. И засмеялся, понимая всё. И впервые так ясно. Впервые без оправданий. Твою ж мать. Люси притворялась другом, чтобы… если и не залезть в штаны, то чтобы быть чем-то большим Он обещал всегда быть её другом, а в итоге все, кто знал их до поступления в старшую школу, до сих пор шушукаются из-за их коротких ссор. Они портят жизнь отцу и Лейле, которые старательно делают вид, что не видят их игнорирования и коротких перебранок. Они портят жизнь себе. И впервые очередь — ложью перед самими собой. Вплоть до своих шестнадцати лет она была его другом. Первым и лучшим. А потом появился Роуг, у неё появились хвостатые, и Стинг, и Люси слишком легко начали отказываться от той связи, которая была между ними. Стинг всю жизнь склонялся к тому, что дружбы между парнем и девушкой не бывает. Хотя нет, не так. Он была, но не между всеми. Есть дружба между Нацу и Люси, дружба между нею и Греем, Нацу и Скарлетт, Локсар и Гажилом, Стингом и Юкино. Но не между ними. И сейчас, вспомнив прошлое, чуть ли не побывав в своей шкуре, Стинг признавал — он понимал это, но не хотел принимать. И в свои шестнадцать — тоже. Неужели дело было в том, что — даже сейчас — он отчётливо помнил тот день, когда они сказали это — лучшие друзья навсегда. Навсегда. Интересно, существует ли более ненужное и лживое слово на свете, чем это? Вряд ли. Ради него они так долго притворялись, так незаметно стали грёбаными лицемерами. Но Стинг ненавидел Люси. И понимал сейчас неожиданно — себя тоже. За то, что он — единственный человек, который мешает её абсолютно счастливой жизни. Но даже понимая это, не будет ничего менять. Оставит всё как есть. Хотя уже плевать. Люси ведь выкидывает всё. Его подарки — их прошлое. Отказывается от всего того, от чего даже Стинг не мог отказаться вот уже два года. Господи, почему ему не плевать? Почему не плевать на то, что как раньше уже не будет? Он не будет видеть её по утрам. Они не будут учиться в одном классе. Наконец-то в одном, последнем. Вместе, но порознь, чем когда-либо до этого. Они не будут ужинать за одним столом, ехать куда-нибудь вместе, жить в комнатах напротив и сталкиваться по десять раз на дню. Она не будет врезаться в него, утыкаясь носом в шею, а он не будет против воли удерживать её от падения. Она не станет бегать вокруг него, когда заметит хоть какую-то ссадину на нём, а он не будет отказываться, пытаясь отделаться от скручивающихся в узел внутренностей. Стинг не будет больше покупать персиковый йогурт и притворятся, что это делает Лейла. Персиковый йогурт — любимый продукт Люси. И он не будет делать вид, что не знает, благодаря кому в холодильнике постоянно стоит пачка вишнёвого сока. Его любимого. Люси не будет ходить в наушниках и мурлыкать под нос песни Гранде, которые Стинг уже выучил. И песни в голове будут петься голосом Люси, а не Арианы. Не будет больше ничего. Потому что Люси переедет в ту квартиру. Он — нет. Она выбрала направление журналистики, он — бизнеса. В университете они вряд ли будут пересекаться часто. Встречаться будут только из-за родителей, которые живут душа в душу. Только из-за общих друзей. Теперь уже — пытка закончилась. Жизнь не будет протаскивать Стинга голой спиной по битому стеклу. Люси его отпустит. Она отпускает. А он, человек, который мечтал об этом последние два года своей жизни, — нет. Не может. И самое ужасное — их фальшивую дружбу он отпустил. Тогда ещё. Сейчас просто… «Мне так жаль. Так жаль…» Стинг встал с кровати, пинком ноги вытащил мусорное ведро из под стола. И разорвал дневник на части под оглушительный треск бумаги. Каждую страницу на мелкие кусочки, под опять-ор в своей голове. Выкинул туда же обложку под звук чего-то, что разорвалось в груди. Но теперь — окончательно. Уже ведь всё, да? Он отказался понимать отца. Отказался замечать чувства Люси. Отказался понимать себя. Хотя… Усмехнувшись, Стинг вернулся к кровати и мешком рухнул лицом вниз. Даже если он лицемерил и считал её другом, то она лицемерила и считала, что любит его. Если бы он действительно считал её другом, то всё… было бы не так. Если бы она его лю… Нет, чёрт возьми, нет, и это «нет» не очередная ложь. Стинг зажмурился, мысленно заставляя себя закончить. И впервые сказать правду. Если бы она была для него просто другом, он бы не видел во сне, как её трахает, и он бы ходил решать домашку к ней домой, у неё в комнате, не желая завалить на кровать немедленно. Ему бы не хотелось переломать рёбра Локи и вырвать руки даже, блин, Нацу, который лапал её действительно случайно. Стинг бы ставил её в один ряд с Роугом или той же Юкино, а не подчёркивал постоянно, что она девушка. Он бы всё равно не таскался в школе за бывшим другом по просьбе Лейлы. И ведь Стинг таскался только из-за того, что пару раз её заперли в кладовке с Нацу и Греем. С парнями. На бывшего друга было бы плевать. Если бы она была для него другом, то он бы не замечал то, что она реагирует на него не как на друга. Если бы она была просто — и это слово, возможно, лишнее — другом… или… если бы он считал Люси настоящим другом, то Стинг бы смог ей простить… то, что случилось. И Люси вовсе не любит его. Если бы любила, то сразу бы выдала — она не хорошая актриса и плохо врёт. Если бы любила… Перевернулся на спину, запустил руки в волосы, заставляя себя додумать, несмотря на липкую и невыносимую боль в висках. Потому что он не хотел, почти боялся того, что в голове может сложиться, что… Если бы Люси любила его, то не сдалась бы так просто. И Стинг почти почувствовал, как его изнутри начало разрывать на части сожаление. Жгучее и саднящее. Чёрт. Издал короткий смешок, медленно открывая глаза. К лицу им это — лицемерие. Но теперь всё. Стинг понял — настроение стало ещё более паршивым. И признал — дело в том, что сегодня уже второе апреля. Завтра — всё. Конец неуловимым «мы». И именно «мы», а не «мы друзья». Конец их сломанному навсегда. Дневник он порвал. Люси всё выкинет. Завтра уедет она, а после — он. Она не будет о себе напоминать. И он давно принял то прошлое, которое выдумал. И даже согласен с настоящим прошлым. Так почему? Почему. Его. Не. Отпускает?