Вселенская большая любовь

Хан Замай сказал: это ни в какие ворота. Ни в какие ворота это не влезет, сорок треков в епихе, сорок, Слава, кому она нужна такая, была бы она дрын, тоже ни в одни ворота не вошла б. Жид тебя покусал, что ли, Слава, раздели ее, как православный русский человек, раздели по-братски и выпускай уже бога ради обе половины, а то мало половин, скоро жрать нечего будет. Возражений о том, что существенные художественные доработки ведутся, Хан Замай, видите ли, не принял. - Ты долбишь там? - Я отказываюсь слушать такие обвинения в свой адрес даже, я можно сказать отдаю жизнь искусству днем и ночью, пашу, как раб, на свою музу, а тут эти предположения мещанские, очень приятно выслушивать, между прочим, теперь до конца дня не подойду к микро даже, не то настроение, настроение творческое испорчено. - Слав. Ну уже пора. Серьезно. - Да я знаю… - А в чем проблема? Если не долбишь, может, зря не долбишь? Хочешь, привезу сегодня? - Да все есть. Ну я знаю. Все знаю. Все будет. Щас, пару дэмок последних осталось оформить, на той неделе сгоняю на студийку… - Завтра сгоняешь. - Ну это уже вот действительно ни в какие ворота, с таким авторитарным подходом. Тут, между прочим, не конвейер вам, Андрей Андреич, тут кузница души… - На какое время часы заказывать? - Родя не может завтра. - К Бахвалову воткну тебя значит. - Потрясающе. Теперь, значит, втыкают меня. Час от часу не легче. Какие еще заявления будут? Фалические? - Что такое с этой епихой? Дурака выключи только, я прошу тебя. - Когда к Бахвалову? - Выбирай время. Ты у нас лучший мс страны, для тебя расчистят. - И повелитель драконов, я попрошу. - В сияющих латах. Когда встаешь завтра, кадавр? - Замечу тебе – удивительно, кстати, да? Я не знал, - кадавр, оказывается, это не жирное уебанище, которое жрет постоянно там, это медицинское латинское наименование трупа, которым пользовались в прозекторских. - Серьезно? - Я охуел сам! - А откуда почерпнул это, погоди? - На ужастик с Геной ходили. Не важно. - Зубы. Не заговаривай мне. - Я не встану. - Тебя ногами вперед теперь носить прикажешь? - Давай на утро. Тогда уж чтобы сразу отделаться, на раненько такое, не лягу просто. - Не срубишься? Ответственно? - Заметано. - Смотри, если ты там не будешь к девяти, я к тебе сам приеду. - Мог бы и наведаться в гости не по замайским делам, между прочим, а то посиживаю я у окна на лавочке, семки лузгаю, о судьбах родины помышляю, и начинаю подозревать, что Хан Замай-то не лузгает со мной, с тех пор, как Антихайп схуябился. - Я тебе в восемь позвоню. - Не напугал. - А потом Гене позвоню. - Он в Москве. - Тем более. - И мы – стой. Стой-стой, стой. Слушай. Вот такой назрел вопрос для размышления. Если бы я, например, написал трэчок… такой… типа Хан Замай ебет овец и ревет «Грезе, вернись», Хан Замай побрил хуец, ебанись, ебанись… - Ага. - В общих чертах, да? - В красках. Ну? - Ты б сильно обиделся? Типа прям обиделся бы или в принципе чо еще от меня ждать, такое вот? - А я кто в этой истории? - Мудак неврубастый. - Просто чтобы хочу знать, к чему готовиться. К фиту с Рики второму или к тому, что опять чеченцы дверь высадят. - Хуже. - Политическое что-то? Слав, ты хорошо подумал? - Еще хуже. - Ты поэтому епиху не выпускаешь, что ли? - Ничего подобного и не слыхивал даже. - Может, просто ну его тогда? Убрать трэчок, пока не поздно? Я так чисто, варианты набрасываю. - Принципы не позволяют. - Тогда ебашь. - Вот он, совет настоящего друга. Брата, не побоюсь я сказать. После которого наступает такое «поздравляю, вы в танцах». И ты летишь шарами об гараж, короче, и прямо к Максу 100500… он, кстати, жив еще? - Сторчался. - Да? - Нет. - Ну так не смешно уже, так каждый может. - В семь тридцать я звоню. - Было ж в восемь только что! - Щас в семь будет, по тонкому льду ходишь. Между прочим, честно и ответственно не засыпал никто. Слава подкурился, посмотрел Коня Божека, потом Американским Папашей заполировал, на ютубчик зашел, приценил Мужское и Женское, очень душевно получилось, начал трэчок про Гордона сочинять и про то, как ссаживать малолеток с хуя, когда повзрослеют, подумал, может, ну ее, запись, трэчок закончить надо бы, новую дэмку бахнуть, потом уже на студию можно, в следующую пятницу где-нибудь… Замай позвонил в 7:00, в 7:20, в 7:30 и в 7:40, поставив «7:40». Потрясающе. Достойный юморок такой. Слова Саранск достойный. - Я уже встал. - Карета у входа. К открытию студии припиздячил, как заинька. Зашел, значит, во тьму доверчиво. А на студии опа – и вот те, Слава, жирный хер на пососать. Ток отрубили, временные трудности. Сидели в темноте с Димоном-звукорежем, тянули дудку. Обратно ехать как-то совсем угрюмо и печальненько было бы. Чучмеки во дворе обещали вроде, что скоро свет дадут. - Трансформаторная бу-у-дка, запишусь – а вот и ду-у-дки. Я считаю, настал тот момент определяющий, который в жизни каждого мужчины выпадает – да? – когда стоит просто признать очевидное и обратиться все-таки к человеку, разбирающемуся в сигналах из тонкого мира, в потайной ткани вещей. Вот мне стоит, все-таки, сходить к какой-нибудь специалистке, гадательно-магического мастерства. Я думаю, на Лиговке где-то они должны обретаться там. Между Семнашкой, лигой ставок и подъездом, где Гречка деду хуй сосет. Пора снимать венец проклятия с этой епихи, настойчиво пора, не терпит отлагательств. Попиздели по Бризи, до того, как он с ума сошел. Перешли как-то незаметно так и душевно на малолетку и школы коррекции в Питере. Обсудили грибные места еще под Орехово, очень хорошо, даже названия селений записал вот, сгонять, березоньку обнять, мухоморчиков присушить, пожарить беленьких. Слава гадал потихонечку, чо у чувака такое лицо знакомое: в смысле раньше виделись там, это понятная история, Дима-звукер, расчудесненько, но крутилась еще в голове пара догадочек, с былых времен, и тянуло спросить – это к нему в окно тачки Слава блевал года три назад, у Грибоедова, или нет, или обознался? А с другой стороны, стоило ли вот это вспоминать? Может быть, человек вежливость проявлял, учтивость, воспитание свое Петербургское, не упоминал о такой оплошности, - а Слава что, на смарку бы все его усилия пустил, и зарядил бы вот так вот, по-холопски, про этот блев свой? Уместно это было бы? Сомнительно. Рассказал ему вместо этих всех непотребств про шоу японское, пидор против натурала, где пидор натуралу отсасывает, и выигрывает, если тот кончил. Развел на спор, на арбузную жвачку, Дима – чистая душа, отказывался верить, что это не пиздеж. Предъявил доказательства неопровержимые с телефона. Позалипали в рекламу японскую. И как-то видимо по ассоциации с коровой, у которой сразу пятьдесят сосков, он вспомнил про проект такой, Рвать на битах называется. Ты же придешь, Славочка? А что так? - Ну нет. Ну… нет, ну в пизду. Чемпионствующий Рифмабес заезжает такой верхом на прямой бочке – да? – а потом зовет Чейни Денис Евгеничем и при всем честном народе, прилюдно совершенно, очко ему начинает вылизывает, значит, вот прям туда языком, а в гримерке теперь только водичка и не пускают никого из людей приличных, потому что два года назад я там себя вел плохо, и теперь все остальные должны стадать до страшного суда. С Рифмабесом и его еблом. Трезвые. - А я слышал от Собчак, что ты бросил пить. В этой ситуации, в общем, спасало только то, что у Дэнчика по голосу всегда было слышно, когда он улыбался, поэтому гром с небес не грянул и даже как-то особенно краснеть не пришлось, даром, что во тьмище. Слава повернулся в кресле к приоткрытой двери. - Ты давно там стоишь, да? - Где-то с Рифмабеса и моего очка. Темно было, опять-таки. Дэнчик в толстовке был. С капюшоном. Так легко было представить, что они совсем в другом времени. В другом месте. Другие люди. И даже Слава только что сам себе под ноги не обгадился. - Теперь обидишься на меня, да? Еще на годик? - Ничего страшного, ты все равно не берешь трубку, когда просишь перезвонить. - Ну я решил просто вот сразу к той части перейти, когда я типа опять на ровном месте особым волшебством таким в хуйню все обратил, а ты ну так расстроен, что слов нет никаких, на меня долбоеба, и мы от греха подальше держимся в стороночке друг от друга. Чисто чтоб не множить многую печаль. Диме-звукеру, по ходу, неловко стало. Он аж стулом скрипнул: неудачная попытка съебаться, Дима, твоя нерешительность сыграла с тобой злую шутку. Дэнчик открыл дверь шире. - Хочешь кофе выпить? Я звонил Бахвалову, электричество еще час не дадут.