Приют

      Лето 1939 года.       Темноволосый мальчик с гордой осанкой размеренно и явно неохотно поднимался по вычищенной каменной лестнице, таща за собой чемодан, потрепанный и довольно старенький. Старая мымра, как он ее всегда называл про себя, миссис Коул встретила его легким приветственным кивком и сразу же удалилась по своим важным делам. Мальчишке такая встреча была более приятной, чем если бы женщина начала выспрашивать у него про школу. По коридору навстречу шли дети возраста помладше, перешептываясь и опасливо сторонясь. Губы Тома тронула самодовольная улыбка. «О да, я тоже рад вас видеть, грязные магглы». Провожая восьмилетних близняшек Твист неприязненным взглядом, Том протянул руку в порыве открыть дверь в свою комнату, но в эту же секунду перевел взгляд на черное дерево с обшарпанной краской и прислушался. Из помещения доносился мягкий и тонкий девичий голосок. Девочка пела какую-то неизвестную грустную песню, хотя слов он разобрать пока не мог. Осторожно нажав на ручку, Реддл приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Тоненькая девочка сидела на полу с мокрой тряпкой в руках и медленно, не прилагая особенных усилий, терла старые доски с облезшей кое-где краской. В тени стола, плотно приставленного к подоконнику, ее волосы казались черными, а кожа слегка смугловатой. Пахло прелой водой из железного ведра в смеси с дегтярным мылом. Том поморщился, но продолжал следить за девочкой и слушать ее мягкий голос. Слова были какими-то печальными, но он не вслушивался, а просто… наслаждался? Нет, Том терпеть не может музыку с самого рождения. Это интерес. Почему она моет полы в его комнате? Да еще и какая-то незнакомая, наверняка новенькая. Мысли проносились в голове мальчика, пока он разглядывал ее застиранное серо-голубое ситцевое платье, в некоторых местах покрытое пятнами от воды. Девочка его не замечала, продолжая лениво протирать полы, уже немного продвинувшись к выходу. Том видел в просвете двери только большой платяной шкаф и свою кровать. Неожиданно раздался голос за его спиной. Том вздрогнул и резко обернулся, вновь становясь невозмутимым.  — Ты крайне вежлив, раз не мешаешь уборке. Но я бы посоветовала тебе помочь соседке, — высокая тощая девушка с бледной кожей и большими серыми глазами в ободе длинных темных ресниц смотрела на него с легкой усмешкой на тонких губах.  — Соседке? — выпалил он, осознавая масштаб бедствий. Том зло нахмурился и уставился прямо в глаза девушке. Та держала наперевес у локтя светлое замызганное полотенце, утыкаясь кулаками в бока. Фартук был вроде и выстиранным, а все равно в пятнах от жира. «Кухарка» — подумалось Тому.  — Ну, ты ведь не думал, что будешь до конца дней один прохлаждаться в шикарных апартаментах? — смешок сошел с ее губ. «Шикарных, как же!»  — Кто ты такая? — вопрос вырвался сам собой, а пальцы сильнее сжали ручку чемодана.  — О, как грубо, — она с напускной серьезностью покачала пальцем. — Называй меня мисс Табс. Ты, как я понимаю, тот самый Том Реддл, которого все детишки до жути боятся? — она в открытую насмехалась над мальчиком, что его, несомненно, уже начало выводить из себя. Он даже не заметил, как пение прекратилось и девочка выглянула из комнаты.  — Одри, привет, — она улыбнулась кухарке и посмотрела на профиль Тома.  — И тебе, Милли, — девушка подмигнула ей, когда Реддл взглянул на «соседку». Маленькое курносое лицо с большими янтарными глазами в зеленых крапинках улыбалось ему. Он подавил желание улыбнуться в ответ, что обычно делал в школе для вежливости, и молча зашел в комнату, закрыв за собой дверь.  — Злой какой-то, — пожала плечами Милли, крепче ухватывая тяжелое ведро с грязной тряпкой в такой же грязной воде.  — Как о нем и говорят, — Одри подхватила ведро из рук девочки. — Я помогу. А ты остерегайся его, дорогая, мало ли что. Если обидит, сразу говори мне, я разберусь, хорошо?  — Конечно, спасибо большое, — курносая девчушка добежала до уборной, ополоснула руки и вернулась в комнату с нескрываемым чувством тревоги, как это обычно бывает у детей при первом знакомстве с кем-то очень важным. А он ее сосед, да еще такой недружелюбный. Милли даже пожалела, что хорошенько не подумала, прежде чем соглашаться жить с ним. — Сейчас свободных мест в приюте очень мало, и мы вынуждены поселить тебя в этой комнате. Мальчик, который в ней проживает, большую часть времени будет находиться в специальной школе, поэтому тебе придется терпеть его только летом. Что скажешь? — миссис Коул немного встревоженно заглянула в лицо девочки, положив ладонь на хрупкое плечо. Милли в ответ рассеянно кивнула. Том зашел в комнату и огляделся. Теперь все выглядело немного иначе: его кровать слева была плотно прижата к стене, прямо перед окном стоял стол, примыкающий к изголовью. А с другой стороны от стола точно близнец стояла другая кровать. В ногах пристроилась маленькая тумбочка, а жестких стула теперь оказалось два. Ему что, придется делить с ней еще и стол? Мальчик положил чемодан на застеленную кровать и открыл его. Любимые школьные учебники и принадлежности он решил оставить внутри, чтобы маленькая маггла не посмела притронуться к ним. Зато достал вещи и быстро развесил их в шкафу. Затем закрыл свое богатство и спрятал чемодан под кровать. Пол был все еще слегка влажным, хотя окно и впускало теплый летний воздух внутрь. Дверь резко раскрылась. Том не привык к такому внезапному вторжению, потому что никто, даже старая грымза Коул, без стука не входил. Мальчик бросил внимательный взгляд на малявку, которая прикрыла дверь и теперь неуверенно сжимала пальцами юбку. Она явно хотела начать разговор, но вместо этого рассматривала его.  — Так мы, как я понял, будем теперь делить эту комнату? — мальчик высокомерно сложил руки на груди.  — Да, так сказала миссис Коул, — кивнула Милли, подходя к столу и закрывая книжку, которую забыла убрать после завтрака. Том заинтересованно поглядел на корешок, но так и не понял, что она читала. — Я Милли, кстати. Мелинда, — румянец проступил на ее бледных щеках. Зрение подвело мальчика, она не была смуглой. Наоборот, такой же бледной, как все приютские дети, как и он сам.  — Как меня зовут, ты знаешь, — он устало потер глаза и снял ботинки, чтобы прилечь на жесткую кровать. Да, эта убогая комнатка ни за что не сравнится с подземельем Хогвартса, его настоящего дома. Он даже почувствовал легкие отголоски грусти по его сокурсникам. Сначала эти тщеславные чистокровные отпрыски относились к Тому холодно, считая его безродным нищим мальчишкой, но быстро поменяли свое мнение. Все преподаватели и ученики к концу учебного года видели выдающиеся способности нелюдимого слизеринца и, несомненно, стали уважать. А несколько ребят попытались наладить отношения с Томом.       Наверное, все же стоило согласиться провести лето у Лестрейнджей или Блэков. Тогда ему не пришлось бы сидеть здесь, с этой малявкой.  — А ты не слишком разговорчивый, — усмехнулась девочка, садясь на кровати и упираясь в ее края ладошками.  — Так тебя не напугали все предостережения? — он с равнодушным выражением смотрел в ее янтарные глаза, внимательно изучая.  — Какие? Что ты опасен? Что злой? Ну да, — она пожала плечами. Конечно, Милли видела, какими странными выглядят сейчас Деннис Бишоп и Эми Бенсон после их прогулки в пещеру (так ей рассказали дети, когда она только приехала в приют), но ей было скорее любопытно, нежели страшно.  — И не боишься? — он растянул губы в злобной улыбке, от которой холодок пробежал по спине девочки.  — Нет, — покачала она головой.  — Лгунья.  — Ты не прав.  — Я всегда прав, — тонкие скулы напряглись. Девочка больше не стала с ним спорить, ведь не для этого она хотела познакомиться.  — Расскажешь про школу? — она поджала губы, болтая худыми ножками над полом.  — Нет. Я вообще не хочу разговаривать, — он поправил подушку и отвернулся к стене. Милли разочарованно выдохнула.  — Я думала, мы сможем подружиться.  — Я ни с кем в этой дыре общаться не собираюсь.  — Это глупо. Тебе ведь одиноко будет здесь без друзей, — Милли было легче спорить, когда перед ней была лишь спина в рубашке и темная макушка.  — Я жил здесь одиннадцать лет, девчонка, и мне не нужны были друзья. С чего ты взяла, что мое мнение изменилось? — грубый голос приглушался стеной, но Милли все равно покрылась мурашками от его тона. Однако страх был перемешан с обидой, поэтому она гордо встала и, схватив книжку с тумбочки, вылетела из комнаты, хлопнув дверью.

***

Целую неделю Мелинда сторонилась Тома, не разговаривала с ним, даже старалась не смотреть в его сторону. Это была девочка упрямая, обидчивая, злопамятная. Впрочем, на этом отрицательные качества заканчивались. Хоть она и чувствовала, что Реддл никогда с ней не заговорит первым, Милли ждала этого. Невозможно ведь постоянно молчать, даже не спросить, как она попала в приют? Все дети интересовались, но она не хотела рассказывать, пусть ничего необычного в ее истории не было. А ему было абсолютно все равно. Том специально вел себя так равнодушно, чтобы отбить все желание девчонки «дружить». Он всегда один, ему никто не нужен. Даже по городу он может передвигаться без взрослых. Да и школьные друзья ему вовсе не нужны. А уж эта маленькая «певица» может вообще забыть о его существовании, если все еще желает общения. Кстати о пении. Он не мог не подметить, что девочка всегда, оставаясь одна, начинает тихо напевать что-то грустное. Пару дней назад он был вынужден покинуть комнату из-за глупой старухи, заставившей его вместе со всеми мальчиками выпалывать небольшой огород перед зданием. Девочки же наводили порядок в комнатах. Быстрее остальных разделавшись со своей грядкой (Том представлял, что сорняки — это магглы, поэтому вырывать их с корнем было сущим наслаждением), мальчик решил вернуться в комнату. Там он застал Милли за импровизированной игрой на фортепиано: шатенка бегала длинными тонкими пальчиками по краю стола, представляя, что в действительности наигрывает какую-то мелодию. Причем она медленно останавливалась на каких-то «нотах», растягивая их голосом. Том сделал вывод, что малявка умеет играть. Конечно, ему было любопытно, где она жила и что делала, но природное упрямство не позволяло сойти с наторенной тропы. И они молча читали, ходили на завтрак-обед-ужин, выполняли поручения воспитательниц и директрисы, но друг друга упорно игнорировали. Когда тишина становилась для Милли невыносимой, она уходила в большую гостиную и общалась там с Тимми Табсом, младшим братом Одри. Девушке пришлось забрать брата в приют, чтобы за ним присматривать. Другой работы для нее не нашлось, а больная матушка уже почила, поэтому девятнадцатилетней Одри пришлось повзрослеть и заменить мальчику мать. А заодно стать близким другом для самой Мелинды. Одри с Тимми переехала сюда в октябре прошлого года, в то время как сама девочка оказалась в приюте в начале февраля. И первым человеком, начавшим поддерживать сиротку, была именно мисс Табс. Она старалась выкраивать сладости для Тимми и Милли, рисковала и прятала дефицитные фрукты и конфеты под вещами, чтобы хоть как-то скрасить жизнь детей. Одри не была глупой, поэтому старалась делать все крайне незаметно, чтобы не лишиться работы.  — Тебе не страшно с ним спать в одной комнате? Вдруг удушит подушкой, — веснушчатый мальчишка, такой же высокий и с такими же большими серыми глазами, как у сестры, смотрел на Мелинду с любопытством.  — Конечно, нет, Тимми, — она слегка улыбнулась. — Мне кажется, он только пытается всех устрашить, а на самом деле обычный мальчик, со своими страхами и переживаниями. Просто у него нет родителей, я слышала, он родился здесь, — девочка сложила руки на коленях и поглядела на пасмурное небо за окном. Тяжелые тучи нависли над Лондоном, намереваясь омыть старые дома.       Из комнаты, где нянечки ухаживали за младенцами, донесся громкий плач. Милли поморщилась: она не любила детские вопли, даже представить не могла, что когда-то сама ревела так протяжно и тошнотворно. Она быстро попрощалась с другом и направилась в комнату, в тишину, которая до этого ее угнетала.       Вообще Мелинду можно было назвать человеком, который умеет адаптироваться в любой среде. Она, в силу возраста, еще не умела правильно оценивать чувства, копаться в себе, постоянно думать о прошлом. Хотя скучала по родным так, что поначалу не спала ночами, проливая беззвучные слезы в подушку. Боль притупилась, уступив место другим эмоциям.       — Девочки, — не успела она покинуть гостиную, как одна из нянечек, мисс Хопл, полная грозная женщина с маленькими темными глазками, вышла с рыдающим младенцем на руках. К великому ужасу, Милли она заметила первой, — вот ты, возьми его, отнеси в другую часть здания и успокой, пожалуйста. Он перебудил остальных детей, — женщина была раздражена, протягивая белый сверток маленькой девочке. Та простонала сквозь зубы.       — Почему бы девочкам постарше не успокоить его? Я не умею.       — Почему бы тебе не выполнить просьбу молча? — Милли обменялась с мисс Хопл злобным взглядом и пошла в сторону комнаты, покачивая ребенка. Тот немного успокоился, но все еще поскуливал. Мелинда с силой втянула воздух легкими и медленно выдохнула. Дети милые, когда спокойны. Визжащие — сущий ад.       Зайдя в комнату, она даже не взглянула на Тома, который спокойно читал по второму кругу школьные учебники. Это лучше, чем маггловская литература.       — Зачем ты притащила его сюда? — тихий голос сочился нескрываемой злобой, но девочка сама была не в лучшем настроении.       — Спроси это у Хопл, черт бы ее побрал, — ругнулась Мелинда, усиленно качая младенца. Том удивленно вскинул брови вверх, но соседка этого не заметила.       — Ненавижу плач, — прошипел Том.       — Я тоже, — шепнула в ответ девчонка, чувствуя, как комочек успокаивается. Он потер ручкой глаза, и тогда только Милли расслабилась, слегка поглаживая тельце через белую теплую ткань. — Жалко его. Даже не видел свою мать, — она вздохнула, а затем почувствовала укол совести, когда подняла глаза на соседа и поняла, что сморозила. — Прости, не хотела тебя обидеть.       Том молча откинулся на подушки, не желая как-то комментировать ее глупость. Наверное, единственное, что его могло задеть, — это упоминание о матери. Матери, которая была волшебницей, но не стала спасать свою жизнь ради Тома. Ради единственного сына. Конечно, он не знал всех обстоятельств, но точно понимал, что раз его отец — маггл, что он успел выяснить за год в школе, то только мать могла быть ведьмой, и от нее ему передались способности. Но она не стала пользоваться магией, величайшим искусством, чтобы спасти себя. Это очень злило и обижало.       — Где твои родители? — спросил он, едва сдерживая гнев, который семимильными шагами просачивался в его душу.       — Умерли, — девочка не обиделась его тону, потому что сама была виновата, что напомнила мальчику, хоть и ненамеренно, о его матери.       — Как давно?       — Я расскажу, если ты пообещаешь рассказать мне о своей школе, — она сложила губы в тонкую линию и с легким прищуром поглядела на мальчика. Он тоже сузил глаза, раздумывая. Том упрям, но любопытство все-таки пересилило. Ему нужно хоть что-то знать о соседке, чтобы в случае чего уколоть в самое больное место.       — Идет. Ты первая, — он спустил ноги с кровати, садясь напротив. Неприязненный взгляд на младенца заставил Милли положить того на свою подушку и укрыть краем одеяла.       — Что именно ты хочешь узнать? — она наклонилась ближе, сцепив лодыжки.       — Почему ты здесь оказалась?       — Отец умер, когда мне был всего год, поэтому маме пришлось уехать из Лондона в небольшой городок вместе со мной и моим старшим братом, которому тогда было девять. Она работала служанкой в одном богатом доме, где я и жила несколько лет. А пару лет назад нам пришлось вернуться обратно в столицу, потому что мама заболела. Все деньги, что ей удалось накопить и отложить нам с братом на гимназию, пришлось потратить на лечение, но… — девочка сглотнула ком и отвела глаза. Она давно не думала о маме, поэтому не заметила, как набежали слезы. Перед ней довольно расплывчато мелькали образы, связанные с главной женщиной в жизни любого ребенка. Улыбающееся лицо, янтарные, почти как у самой Мелинды, глаза и морщинки у глаз, звонкий смех. Девочка точно вспомнила одну мамину черту: постоянную улыбку. Даже на смертном одре женщина улыбалась своим детям, хотя по бледным щекам струились соленые дорожки слез. Милли не могла видеть лицо Тома, но тот смотрел равнодушно и немного презренно на ее слезы. Однако история заставила мальчика на немного смягчиться.       — Потом ты жила с братом? — Мелинда кивнула, утирая глаза тыльной стороной маленькой ладошки.       — Он много работал, а я ходила в школу. Но полгода назад его забрали на фронт, — девочка тяжело вздохнула. — Мой брат немного грубый человек, и у нас было много ссор. Но я все равно была счастлива, что не осталась одна. А теперь я даже не знаю, жив он или нет, как он там.       — Ты переживаешь за него? Он же взрослый, поэтому это он должен переживать за тебя, — Том фыркнул, глядя в слезящиеся янтарные глаза. Он не знал, что чувствует сейчас, не мог этого объяснить. Но молчать, почему-то, совсем перехотелось.       — Конечно, переживаю. Ведь скоро будет война, ты знаешь? Об этом все газеты пишут, — легкий испуг отразился на лице ребенка. — Брат однажды сказал мне так: «Мелинда, если когда-нибудь тебя спросят, что такое война, ответь: «Смерть». Потому что именно это она и означает».       — Я все равно буду далеко отсюда, — Том пытался скрыть свой страх под личиной равнодушия. Само слово «смерть» вводило его в состояние едва сдерживаемой паники.       — В своей школе? Расскажи о ней, — Милли внимательно посмотрела в глаза соседу, сминая пальцами мягкую ткань платья.       — Ты мне не поверишь, если я скажу правду. Поэтому могу только сказать, что она для необычных детей, — Том демонстративно зевнул и вновь умостился на подушках. Он знал, что так только сильнее разожжет любопытство девочки, но не собирался всерьез раскрывать тайну. Хотя бы потому, что она никогда не поверит ему.       — Необычных? Это каких? — девочка нахмурилась.       — С… определенными способностями, — он старался сдержать усмешку из-за выражения лица девочки, которое становилось с каждой секундой все суровее.       — Том, — мальчик нахмурился на звук своего имени, что не ускользнуло от внимания Милли, — ты же обещал рассказать, а теперь скрываешь.       — Я говорю правду, — ответ был холодным. — И больше ничего сказать не могу, нам нельзя распространяться среди таких, как…       — А что со мной не так? Я не «необычная»? — Мелинда сложила руки на груди. — Да, — ответил он спокойно. — Может быть, когда-нибудь, я расскажу. Точнее, кое-что покажу тебе. Но не сегодня. А сейчас отнеси… это… отсюда. — «Это» — всего лишь ребенок, Том. Сейчас он спит и совершенно безвреден, — но девочка все же аккуратно, даже нежно, подняла младенца на руки и молча вышла из комнаты под пристальным изучающим взглядом соседа.