Arca, in quam...

Хэллоуин — или Самайн, как его чаще называют, — в мире после Исхода любят. Нечисть считает его чем-то вроде профессионального праздника, в который веселится и гуляет вместе с людьми, а самый обычный, заурядный человек может ненадолго стать чем-то таинственным, волшебным… Пощупать изнанку, сыграть с судьбой в догонялки. Несмотря на многие просьбы, официальным выходным Самайн так и не сделали, хотя работает всерьез в него, как и в Новый Год, только самый отчаянный трудоголик. Капитан Ян Войцек-Зарницкий, может, таковым себя и не считает, однако свидетельства всего остального инквизиторского офиса говорят об обратном. Обычно, пока не видит хмурая Ирма, половина народа кучкуется по коридорам, обсуждая что-то, треща, а другая — гуляет по улицам, якобы следя за порядком, но на деле — смешиваясь с празднующей толпой. Никто их за это не осудит: обычно, вот уже сколько долгих лет, Самайн проходит гладко, как семейный праздник… Но в этом году город встревожен, гудит. Патрулей на улице вдвое больше, и они не шутят, не пускаются в пляс со всеми. Потому Ян упрямо вгрызается в дело, надеясь добить его, глушит третий стаканчик кофе за последние пару часов. Ему до дрожи хочется курить, но что-то — острое, колкое чувство приличия — останавливает его пока что, и Ян вместо сигареты вертит между пальцев обгрызенный карандаш. Распахнувшуюся дверь он замечает, когда Джек приветствует его веселым громким лаем и подбегает к столу, виляя хвостом, щенячьи потявкивает, тычась мордой, лезет целоваться и обниматься. Он сегодня, очевидно, в костюме хорошего мальчика. Прохладный с улицы, густая черная шерсть хранит морозец — они с Владом свое отдежурили. Останавливая пса, Ян прикладывает ладонь к мокрому кожаному носу; Джек облизывает ему пальцы и шкодливо глядит. За ними с улыбкой, необычайно мирной, не острой, наблюдает Влад. Он скидывает куртку на диванчик в углу, поправляет укрывающий его клетчатый теплый плед, поглаживает ткань. — Ты не спал, инквизиторство? — укоризненно окликает. — В могилу себя загонишь, ей-Денница… Я же просил. Ничего не отвечая, Ян поглаживает Джека машинально, устало, пропускает между пальцев мех. Убийство не дает ему покоя; за долгую службу насмотришься на всякое, но редко когда кто-то калечит тела так яростно, судя по отчетам ведьмочек — еще живыми рубит. — Как я тебе? — стараясь отвлечь, спрашивает Влад, картинно показывая на себя от острых рожек — где-то до пояса. С трудом отрываясь от экрана компьютера, Ян задумчиво рассматривает его, пытаясь сообразить… — Неплохо. Очень даже. Чем, кстати, это отличается от того, как ты выглядишь каждый день? — сонно уточняет Ян. — Колораткой, конечно! — самодовольно заявляет Влад, указывая на белую полоску под воротником черной рубашки. — Не хотите исповедаться, господин инквизитор? Ян отмахивается от него стаканчиком кофе — на самом дне остался, холодный. Внимательный изучающий взгляд его нервирует. — Нет, Войцек, нет, — бурчит он. — Я каждый день выгляжу как костюм на Хэллоуин, достаточно еще денек не поспать — и упыри примут меня за своего. — Этой шутке уже десяток лет, и это я ее придумал, — обижается Влад. — Расслабься, отвлекись ненадолго, никому не станет от этого хуже. Ты заслужил немного отдыха. — Пока мы отдыхаем, могут убить еще кого-то, — цедит Ян сквозь зубы. — С этой мыслью я никогда не смогу заснуть, хотя знаю, что ты прав: чтобы ловить убийц, нужны живые, способные стоять прямо инквизиторы. — Покажи, что ты нарыл. Подтаскивает к его столу свой офисный стул с адски скрипящей спинкой, садится, смотрит на карту города с пометками Яна, подпирает голову рукой, но с интересом вглядывается. — Я прикинул, что все убийства примерно в одном районе, подумал, там может быть его дом… — бормочет Ян. — Я тогда еще решил: он ведь чей-то сосед, знакомый. Может, над нами тоже живет убийца, ненавидящий нечисть, а мы и не узнаем, пока он не явится с топором. — Джек нас спасет, — хмыкает Влад. Джек согласно урчит, переступая с лапы на лапу. Он тоже следит за движением курсора по экрану, умно косясь на Яна. — И все-таки это глупо: убивать кого-то у себя под окнами. — Не под окнами… Но район он точно знает хорошо. Вероятно, специально изучал, — продолжает Ян. — Я не знал точно, где искать, ведь все места вдалеке друг от друга, но почерк тот же. Со средними расстояниями получался какой-то бред… — Садист, но не насильник… — вслух повторяет Влад. — Явно получает удовольствия, разделывая жертв. Достаточно умен, чтобы пользоваться амулетами-глушилками, охотится ночью. Он набрасывался на случайных нелюдей, связи мы не нашли. Ян, мы водим вилами по воде: ни одного фоторобота, ни одной записи с камер. Размытый рисунок ауры нам не поможет. — Но он не остановится, — вздыхает Ян. — Вчера была еще одна жертва, уменьшается время между преступлениями. Сегодня он что-нибудь выкинет. Я вообще считаю, что это было обострение перед Самайном. — Ты же что-то нашарил, — нетерпеливо подгоняет его Влад. Они оба знают этот азарт, жажду, перебивающую даже такую смертельную усталость. Завладев его вниманием полностью, Ян с наслаждением растолковывает: — Помнишь, когда-то давно, после самого Исхода, нашлись люди, которые не приняли демонов и желали воскресить Рай?.. Боролись с нечистью и едва не объявляли себя истинной Инквизицией? — Крестоносцы, ага, как не помнить, — перебивает Влад. — Воины, мать их, Божьи. — Наше первое дело, — поддерживает Ян, позволив себе ностальгическую улыбку, хоть там и не было ничего достойного ее: все гибель и столкновения на опустевших петербургских улицах… все, кроме, пожалуй, встречи с Владом. — Да, в этом районе проживает один крестоносец, Угольцев. Отсидел свой десяток, вышел пять лет назад, жил тихо, и за ним прекратили следить, позабыли, а мужик переехал сюда в том году из области. Думаю, это он. Чувствую, Влад. Они кричали, что нужно вырезать нечисть… Вымести их из нашего мира. — Значит, нужно искать! — радуется Влад. — Попробуем. Отправь фотографию ведьмам, пусть объявят в розыск, подключат городские камеры. Нам же стоит погулять по району, там нынче должен быть какой-то уличный концерт, я читал… Если ты прав, этот Угольцев объявится. — Уже скинул… Ты предлагаешь под прикрытием пойти? — несмело переспрашивает Ян. — Ты, говоришь, сам костюм на Хэллоуин… — Опять ты про это. Праздник смерти, день рождения Сатаны… Чего я только не слышал за последнюю неделю. — Бедные кельты! — театральничает Влад. Нечто нехорошее Ян подозревает, когда видит широкую ухмылку Влада. Он уходит снова, неуемный, оставляет Яна и Джека одних. Продолжая вертеть в руках карандаш, Ян заваривает себе чай из пакетика, потому что от кофе его уже тошнит. На минутку заглядывает Аннушка в широкополой и островерхой ведьминской шляпе, но вскоре опять исчезает. Возвращаясь через полчаса, Влад притаскивает в кабинет черную хламиду и нечто громоздкое. — Ты принес мне косу? — мрачно выговаривает Ян, рассматривая что-то длинное, замотанное в тряпки и пленку. Он до последнего надеется, что там очень скособоченный крест. — Предлагаешь идти пугать прохожих до полусмерти и нагло стрясывать с них конфеты? — Отправиться на карнавал и расследовать дело. Но твой ход мыслей мне определенно понравился больше! Подойдя, Ян помогает выпутать косу. Хорошее, доброе оружие из демонской стали — и где Влад смог ее достать? Впрочем, нужно знать его, чтоб понимать: Влад Войцек найдет даже танк, если его попросить. Подозрительно принюхиваясь к косе, Джек чихает. — Косу придется вернуть… Облачайся — и идем, темнеет, — торопит Влад. В другое время он бы поспорил; Ян бы кричал, что делать из дикого зверя, живущего внутри него, посмешище, карнавальный костюм — худшее, что они могли придумать, но сегодня, боясь промедлением привести к большим жертвам, он послушно надевает просторный черный плащ, накидывает его поверх джинсов и рубашки, немного подкатывает рукава. — Я могу снять… мрак, — нервно произносит Ян, растерянно поглядывая на Влада. Он это затеял, ему разбираться, а Ян слишком измучился, увольте. — Совсем. Оставить кости. — Не нужно, — мягко спорит Влад. Накидывает на него капюшон, и Ян вертится, привыкая к ткани по бокам; эти шоры его сбивают и заставляют волноваться, как бы не подкрались. Влад же поднимает руку, ребром ладони прикладывает к переносице, деля лицо пополам. — Сними половину. Закрывая глаза, Ян кивает, сглатывает. Мрак шуршит, покорно отодвигаясь, обнажая суть. Все его тело — из чистой магии, изъеденное; он — мертвец на службе у судьбы. Ян всегда был слишком справедливым и добрым, готовым облегчить чужие страдания и ненароком принять на плечи древнюю магию, которая нужна была миру и не могла исчезнуть. Из живого в нем — только человечьи кости. Ян медленно открывает глаза. Глаз — левый растворяется, перетекает чистым мраком в пустой глазнице. Он видит магией, думает магией. Ожидая увидеть на лице Влада страх, презрение, Ян вздыхает обреченно, стараясь отвернуть мертвую половину лица. К боку жмется теплый Джек. — Знаешь, я вдруг подумал, что Хэллоуин, Самайн, называй, как хочешь, — это хороший способ показать, кто мы такие. Нечисть слилась с миром людей, потому что иначе не выжить, но истинные лица у нас все те же, — болтает Влад, прямо на него глядя. — Пусть и немного пугающие. Не отворачивайся. — Это… мерзко, — пожимая плечами, оправдывается Ян. — Не понимаю. — Такой умный — и не понимает. Беда с тобой, инквизиторство. Долго роясь в ящике стола у Аннушки, Влад все-таки находит ему зеркало со специальным магическим покрытием, чтобы отражало всю нечистую силу, — вампирша перед ним обычно поправляет макияж. Не без смятений Ян заглядывает в него. Тень отбрасывает капюшон, и не видно, где именно обычное человеческое лицо перетекает в белую кость оскалистого черепа. Двуликое отражение — почти что его собственное. Вопреки опасениям, он не похож на ряженого. Он выглядит так, как и должен, и от этого на душе так тяжело и промозгло. — Ты не чудовище, Ян… Или же все мы — монстры, но в этом нет ничего странного, и не понимает это разве что больной маньяк. У меня рога, — напоминает Влад, оживленно тыча пальцем в лоб. — Самые настоящие. — Сейчас у каждого пятого — рога. А у некоторых и хвост вдобавок. — А ты единственный такой! — искренне восхищается Влад. — Один в мире! И прикладывается к холодной костяной щеке губами. Они собираются поспешно. Косу Ян прислоняет к плечу, привыкает к тяжести и смотрит, как бы не снести ей ничего. Лезвие опасно острое, пусть бумагу им и не порежешь, как серповидным ножом, который Ян крепит к поясу. Слова Влада его успокаивают, дарят хрупкое равновесие. Они сроднились, слились с миром людей — не так ли давно сам Ян был человек, а теперь наполовину соткан из мрака. И хотя всегда найдутся те, кто захочет разделить, разодрать два мира, кто проклянет нелюдей… Все-таки мир их стал общим, и народ на улицах празднует это. — Не хочешь надеть сутану, Войцек? — поддразнивает Ян, расслабившись. Он забывает, как выглядит. — А то какой-то священник не сильно правдоподобный… — Думаю, побегать придется, неудобно. Если хотите, господин инквизитор… — Кажется, это вам стоило бы исповедаться, святой отец. Довольно ухмыляясь, они выскальзывают из дверей в прохладный вечер Самайна. Следом за ними преданно бежит адский пес — еще одно чудовище из ряда многих, ставших обыденностью для туманного города. Выйдешь, оглянешься — и не понятно, человек перед тобой или создание из бабушкиных сказок, в ночь свободы скинувшее маску. Все они — и то, и то наполовину.