아직도 내게 미소 지어 주는 널 ɪᴛ's ʏᴏᴜ 지켜 낼 수가 있을까 ɪ'ᴍ ᴀꜰʀᴀɪᴅ
【 ❍ 】
Солнце — нарисованный раскалённый диск, небо — его отсвечивающий голубизной холст. Земля, поросшая яркой, мягкой травой — сцена, и люди, столпившиеся вокруг, пооткрывавшие рты и снимающие происходящее на телефоны — кучка любопытных зрителей. Югём видит перед собой плывущие белесые облака, золотистые по бокам от солнечного света; этот свет падает и ему в глаза, заставляя слегка сощуриться. Кожа по ощущениям всё ещё горит, хотя и не контактировала напрямую с огнём, а лёгкие больно-больно сжимаются и разжимаются, словно заглатывая как можно больше свежего воздуха в себя, а потом — резко его же выплёвывая обратно. Югём дышит глубоко, но сбивчиво, и, когда уже становится немного легче, приподнимается на локтях. Повернув голову, он видит рядом Бэмбэма. Тот лежит на земле с закрытыми глазами, и первая мысль, мелькающая в голове Югёма — он умер?! Но почти сразу же наступает облегчение: его грудь, если заметно, приподнимается и опускается — значит, он дышит. Но Югёму от этого всё равно лучше не становится. — Бэмбэм! — в порыве паники вскрикивает он, тут же склоняясь над ним; дёргает за плечо, хлопает ладонями по щёкам — но тот никак не реагирует. — Чёрт… — Как он? — где-то над головой слышится знакомый голос, и уже в следующую секунду Югём видит, как рядом с ними на корточки садится Джебом. — Всё плохо? — Я думаю, он в норме, — тут же рядом появляется и Джинён, который, в свою очередь, спокойно констатирует (успокаивающий) факт и оценивающе глядит на Бэмбэма. — Просто без сознания. Югём поднимает на них свой взгляд, но почему-то не может ничего сказать; слова словно просто не идут, теряются где-то в районе горла. Он видит где-то рядом Ёнджэ, видит Марка с Джексоном, видит толпу знакомых ему лиц — студентов Академии (разглядывает даже Хёнджина, который лихорадочно машет кому-то руками и зовёт сюда; наверное, врачей) — и ничего не может сделать. Сердце в груди бьётся бешено и дико, как сошедшее с ума, а к глазам… Подкатывают слёзы? Нет, что за глупость. Он же не может вот так взять и расплакаться… — Я… Я дико извиняюсь перед всеми вами… И, тем не менее, глаза наполняются солёной жидкостью, а голос предательски дрожит. Порыв тёплого ветра путается в волосах, срывает маленькие пушинки с одуванчиков, растущих прямо здесь, в траве, и уносит на своих воздушных волнах куда-то далеко-далеко в никому не известном направлении. — Затея с камерой была просто ужасна, и… — Югём мнётся и зажмуривает глаза, чтобы всё-таки не заплакать. — Ох, что ж, это была моя идея… Я совершил ужасный поступок… Он чувствует пристальные взгляды Джебома и Джинёна на себе, а ещё чувствует запах гари, исходящий из библиотеки позади. Какие-то люди в специальной форме проносятся мимо, а шума вокруг, между тем, становится ещё больше, чем прежде. Кажется, совсем скоро должны прибыть уже эти врачи. Совсем скоро. Вот-вот, с минуты на минуту… — Я не должен был этого делать, — продолжает Югём; он хватает Бэмбэма за плечи и приподнимает, отрывая от земли. — Зачем я это сделал? Почему я заставил Бэмбэма присоединиться к этому? Он теперь ненавидит меня! Я сам ненавижу себя… — Югём-а, — он слышит неожиданно мягкий, даже какой-то добрый голос Джинёна. — Давай просто успокоимся и подождём врач- — Как я объясню ему это?! — перебивает его младший чуть ли не криком. — Я не знаю, что на меня нашло. Этот день превратился в кошмар… — О, они уже пришли, — теперь слышится голос Джебома, приободрившийся и радостный, хотя и усталый. — Югём, врачи пришли. Всё будет в порядке. — Надеюсь, он скоро очнётся, — младший, однако, его даже не слушает; всё, о чём он сейчас волнуется — это человек, которого он держит в руках. — Прости меня, Бэмбэм… Как вдруг — внезапно — с губ Бэмбэма срывается тихий, слабый кашель, а секундой позже он и вовсе приоткрывает глаза. В них ударяет резкий и жгучий свет. — Б-Бэм!.. — от радости Югём даже находит в себе силы улыбнуться. — Югём?.. Сквозь странную туманную пелену Бэмбэм видит его лицо, пожалуй, отчётливей, чем может сейчас видеть что-либо другое. От этого какое-то спокойствие накатывает, иррационально заглушая всякий страх и удивление. — Мне приснился странный сон… — проговаривает он тихо, делая над собой усилие — кажется, стоит только вдохнуть чуть глубже, как тут же накроет кашель. — Кошмар… Там был пожар… — Всё в порядке, хён, — произносит Югём, и улыбка его, печальная, полная сожаления, но вместе с тем облегчения и радости, отпечатывается в памяти. — Он уже закончился. В чужих глазах он видит отблеск солнца. Видит мимолётное счастье, видит радость и ещё что-то, гораздо более глубокое, чем все эти чувства вместе взятые. Но совершенно не видит там ни злости, ни обиды, ни вообще чего-либо, напоминающего негативные эмоции. — Я знаю, — нежно улыбается Бэмбэм. — Именно поэтому это был кошмар. Несмотря на все его усилия оставаться в сознании, в глазах начинает стремительно темнеть. Разум медленно, но верно ускользает. Звуки, чужие голоса, эти глаза напротив — всё удаляется всё дальше, и дальше, и дальше, и дальше, и дальше… Один момент — тёмная, чёрная и всепоглощающая пустота поглощает душу целиком. Первое, что видит Бэмбэм, открыв глаза — это белый потолок больничной палаты. Так он находится в больнице? И сколько времени уже прошло? Как долго он «спал»?.. Бэмбэм тут же поднимается — голова невыносимо раскалывается, словно вот-вот взорвётся, распластав мозги и кровь где-нибудь на стене. К счастью, никаких капельниц и всего такого рядом не оказывается; только столик, на котором лежат упаковки из-под каких-то лекарств, и всякие документы. Бэмбэм чувствует свежий воздух и поворачивает голову: там, за окном, растекается по воздуху мягкий шлейф вечера. Тут, в палате, тепло, тихо и спокойно, и солнце персиковыми мазками ложится на белую постель. Бэмбэм поднимается с кровати, чувствуя, как его совсем слегка пошатывает. В конце концов, уловив устойчивое положение, он делает шаг вперёд — с телом, вроде, всё в полнейшем порядке. Но почему здесь больше никого нет? Где-то должны быть остальные… Надо их найти. Бэмбэм точно не знает, куда ему надо идти, но без лишних сомнений открывает дверь и выходит в коридор. Тот неожиданно оказывается совсем пустым, погружённым в странное, но успокаивающее молчание. Глухие тени ложатся вдоль стен мягким полотном. Не то, что бы Бэмбэм был уверен, что ему стоит идти именно в ту сторону, в которую он направляется — как вдруг где-то в отдалении он слышит знакомые голоса. — Несомненно, очень обидно, что всё так вышло. Это Джебом. Это Джебом! Бэмбэм даже ускоряет шаг, идя, словно заблудившийся в лесу, точно на его голос. И потом, достигнув поворота и увидев Джебома, мгновенно замирает. Тот сидит на белом диване возле окна в зоне ожидания, поправляет свои длинные чёрные локоны, оглядывает остальных спокойным, умиротворённым взором. Бэмбэм сам не знает, почему, но тут же за этот угол прячется; ощущает себя каким-нибудь шпионом, который подслушивает важную секретную информацию. — Но ничего уже не поделаешь, — продолжает Джебом, а его губы трогает мягкая, лёгкая улыбка. — Всё, что ни делается — всё к лучшему. Рядом с ним сидит Джинён — его Бэмбэм тоже видит. А также он видит Ёнджэ, сидящего на подоконнике и задумчиво болтающего ногами в воздухе. Джексона, который ест какие-то орешки из пакетика, подбрасывая их в воздух и ловя ртом. Марка: у него на лице, кстати, непривычно яркая и широкая улыбка виднеется. И, наконец, Югёма. Тот сидит в самом центре, на отдельном белом кресле, и, к сожалению Бэмбэма, спиной к нему. Увидеть выражение его лица тот не может. — Я ещё раз извиняюсь, — произносит он с ноткой нескрываемого сожаления, но не жалостливо. — Правда, мне очень жаль. — Ой, да подумаешь, — Джексон отмахивается рукой, подбрасывая орешек в воздух и ловко ловя его ртом. — Деньги — дело наживное. — Я понимаю… Но, всё же, — вздыхает, однако, Югём, — это были деньги, которые мы копили на поездку к морю. И мне пришлось потратить их всех на штраф… — Так это хорошо, — бросает неожиданно Марк, и один уголок его губ тянется вверх. — Представляешь, если бы ты не отделался штрафом? Если бы наказание за поджёг было более жёстким? — Марк прав, — подмечает Ёнджэ; он облокачивается спиной на стекло окна, за которым виднеется вечернее бледное небо. — Всё могло бы выйти ещё хуже, так что штраф — это ещё ничего. А поездка… — он оптимистично улыбается. — Ну, у нас ещё есть время. — Время?.. — на это Югём задумывается. — Но нам придётся долго копить с нуля… — С твоим успехом это не проблема, — уверяет его Джебом, в его чёрных глазах играет слабый отблеск закатного солнца. — Между прочим, после этого случая твоя популярность подскочила. Ты не заметил? Югём улыбается, но что-то печальное скользит в этой его улыбке. Несомненно, он не из тех, кто расстраивается из-за каждой неприятности; даже наоборот — надо очень сильно постараться, чтобы расстроить его. И, тем не менее, какой-то отпечаток, след печали всё равно скользит в его глазах. — Не стоит так грустить, — внезапно просит Джинён, замечая это чужое выражение лица. — В конце концов, есть и хорошая новость. Например, я впервые за последние пару месяцев нормально спал. — «Нормально»? — переспрашивает Джексон, и в этот раз всё-таки промахивается — орешек падает ему в район глаз и заставляет зажмуриться. — Да, — тот беспечно и даже расслабленно ведёт плечом. — Я наконец-то не видел никаких странных снов. — Так это же круто! — Джебом от радости даже по-дружески ударяет его по плечу, а потом переводит взгляд на Югёма. — Так значит, теперь всё изменилось… Ты уничтожил преследующую нас легенду! — Мы, — поправляет Югём с добродушной улыбкой, — уничтожили эту легенду. Бэмбэм тихо и незаметно вздыхает, прислоняясь затылком к стене. Ловит себя на мысли, что ему так нравится, как поворачиваются события, нравится, как звучит голос Югёма, когда он рад, а ещё нравится то, как ему удаётся не унывать даже в таких сложных ситуациях. Ему нравится просто буквально всё. — Но, всё-таки, — он слышит голос Джебома, который заставляет отвлечься от мыслей. — Почему… Ты вдруг решил это сделать? Некоторое время Югём молчит, и Бэмбэм может только гадать, что творится в его голове. Все остальные тоже замолкают в ожидании ответа. — У тебя есть мечты, Джебом-хён? — в конце концов, интересуется Югём каким-то вкрадчивым голосом. — Ну, — тот, немного подумав, медленно кивает, — да… — Конечно же, у каждого маленького мальчика есть мечта, — произносит младший. Он поворачивается в сторону окна, где небосвод переливается от нежно-розового до бледно-голубого и отражается в его чёрных глазах. — Это была моя. — О чём ты? — Джебом с неподдельным интересом приподнимает брови. Из приоткрытого окна тянет свежестью, вечерней прохладой и спокойствием. Югём меланхолично вздыхает, растягивая губы в полуулыбке. — Я мечтал, чтобы этот мир запомнил меня, — произносит он, и слова так легко слетают с его рта, словно птицы, навсегда улетающие на свободу. — Но я чувствовал себя таким… Ну, неполноценным? Тебе знакомо это чувство, когда твои мечты кажутся несбыточными и недостижимыми? — короткий выдох. — Я познал это чувство. В такой ситуации ты сделаешь всё и даже больше, чтобы хоть что-то изменить. Но мне кажется, что я чувствовал себя «неполноценным» вовсе не из-за всего того, с чем мне пришлось столкнуться в жизни… Бэмбэм не знает, почему, но слушая сейчас всё это, утопая в красивой мелодии чужого голоса, ему отчего-то отчаянно хочется прямо сейчас выйти и броситься к Югёму в объятия. Он не знает, как это работает, и даже никак не аргументирует для себя, ведь порыв — есть порыв. Но, всё-таки, он предпочитает просто продолжать подслушивать их, не вмешиваясь в разговор и не нарушая атмосферы. — Просто… Мне было так… Одиноко? — грустная ухмылка медленно, но верно рисуется на лице Кима. — А теперь… У меня есть он. У Бэмбэма в этот миг даже замирает сердце, а потом — дрожит, как подвешенное на тонкую-тонкую ниточку. Югём улыбается уже без какой-либо печали или грусти, без сомнений, боли и отчаяния, а — только с искренней, безудержной радостью; со счастьем. — Если это даже самый маленький шанс… Ради этого шанса, что я вовсе не сплю где-нибудь в библиотеке и всё это происходит в реальности… — бросает он, опуская взгляд на собственные цветастые кеды, которые уже успели изрядно потрепаться. –…Я больше не позволю никому отнять его у меня.➹; 𓁹
«как ты проживаешь свою жизнь — твоё дело, но запомни, наши сердца и наши тела даны нам только однажды. многие из нас ничего не могут с этим поделать, но живут так, словно им даны две жизни: одна тестовая модель, вторая — финальная версия, и множество вариантов между ними, но на деле она одна, и прежде чем ты не выяснишь это для себя, твоё сердце окажется слишком изношенным, и наступает момент, когда никто на него, как и на твоё тело, не посмотрит.» (а. асиман, 'назови меня своим именем')
~ Год спустя. ~
Люди могут говорить что угодно, но этот мир им не принадлежит. В скором времени — через месяц, через год, через десяток лет — они сгинут, потому что их пребывание в этом мире так же быстротечно, как бегущая стрелка часов. А Югём будет всегда. Это его морской берег, его лунные улицы, залитые кровавым блеском, его восходы солнца ранними утрами, его шелест листвы при дуновении ветивера, его окутанные тенью старые театры. Его страх и азарт, когда он падает в небо, словно в бескрайний океан, его боль и наслаждение, когда каждый день своей жизни он превращает в праздник, его печаль и радость, когда он принимает подношения в виде чувств от других людей — обитателей его же мира. Солёный бриз отзывается внутри чем-то новым, прежде совершенно не знакомым. Югём становится на самом краю каменного берега, вскидывает руки в стороны и позволяет ветру обхватить его со всех сторон, целиком. Он так давно мечтал побывать на море, а теперь эта мечта сбывается — и это не просто море, а настоящий отдых со всеми удобствами наилучшего качества. И дело даже не в пятизвёздочном отеле, в котором они остановились, и во всём к нему прилагающимся — дело именно в том, как волны ветра подхватывает тело, руки, ноги, как поток нежного воздуха оседает в лёгким, отпечатываясь непривычным солёным привкусом, и в том, что Югём вовсе не один. Там, на горизонте, облака сливаются в бескрайний океан, и тонкая голубая полоска очерчивает границу. Небо нависает над головой, словно купол необычно яркого серебра. Джинён глядит на этот небосвод, пока глаза не начинают болеть, после чего становится рядом с Югёмом, чувствуя, как его ноги моментально промокают от слегка набегающей волны — как Югём вообще это терпит? — и собирается уже было что-то сказать, как вдруг его хватают за руку. — Отличный видок, не находишь? Это оказывается Джебом; он притягивает его за руку к себя, да ещё и так близко-близко. Непонятно: случайно это получается или же он хотел именно этого. (Скорее всего, второе). — Я всегда хотел сделать это на море, — пропевает он, улыбаясь своими хитрыми глазами; ветер колышет его блузку и заставляет идти волнами по телу. Потом делает шаг ещё ближе к воде, заодно притягивая за собой и Джинёна. С тем, что обувь снова безжалостно промокает, последний уже хладнокровно смиряется. — Мы поцелуемся, а потом- — Получай!!! Не успевает он договорить, как вдруг Ёнджэ, внезапно вырисовывающийся рядом, плещет в него водой. Холодной такой, но приятной; он сам уже по колено в воде, и даже шорты, и так короткие, пришлось задирать — а они всё равно взяли и нагло промокли. — Ну что, съел? — безобидно смеётся он, пока Джебом смеряет его презрительным и даже убийственным взглядом из-под длинных чёрных и теперь уже мокрых локонов. — И что ты мне сделаешь, я в другом городе! И тут, словно карма снизошла на них с небес, ему самому в лицо прилетает целый фонтан точно такой же прохладной и солёной воды. Сразу после слышится громкий смешок Марка. — Что, не ожидал? — и он, Марк, снова нахально плещется водой. — А я пришёл! Он выглядит таким открытым и даже свободным, совсем не таким, каким казался год назад. Джексон, который теперь постоянно преследует его и находится в пределах радиуса не более пяти метров рядом, вырисовывается рядом. — Море так прекрасно, — бросает он, скашивая завороженный взгляд вдаль; между тем, его сухая футболка так и напрашивается стать мокрой. — Ага, — улыбается Марк, всё же делая над собой усилие и удерживаясь от того, чтобы плеснуть немного водички. — Знаешь, что ещё прекрасней? — Пожалуйста, нет. — Ты- — Я! — заявляет не без радости Ёнджэ, и самому себе устраивает маленький фонтанчик из брызг; потом смеётся, как какой-нибудь ребёнок. — Ха-ха, — посмеивается, в свою очередь, Югём, непричастно глядящий на всё это. — Муд: Ёнджэ. — Опять? — Джинён оборачивается на него с блеском раздражения в глазах. — Клянусь, если кто-нибудь ещё скажет слово «муд», то я не знаю, что сделаю. — Оу, Джинён-а, — зовёт его Джебом, без особых усилий широко улыбаясь, отчего выглядит таким милым-милым. — Расслабься. Сегодня такой хороший день! — А-ха-ха, — нагло и с вызовом смеётся Марк. — Муд: Джинён. Джинён метает на него уничтожающий взгляд, готовый разорвать. Джебому приходится сжать его руку, чтобы тот действительно не напал на человека из-за одного только безобидного слова. Марк же, как ни в чём не бывало, снова отдаётся своему беззаботному смеху. — Слыш, Марк, — бросает вдруг Джексон, дабы перевести тему и спасти атмосферу. — А слабо встать на руки прямо в воде? — Хм, думаю, нет, — отзывается тот, на самом деле не думая. — А что? Джексон на это хитро улыбается. — Проверим? — Ооо, и что это такое? «Шоу талантов»? — смеётся над ними Ёнджэ, шагая по воде, сопротивляясь её могучим волнам, а потом переводит взгляд на Джинёна с Джебомом. — А это тогда что, «Дорогая, мы убиваем детей», да? Он тут же взрывается смехом от собственной шутки; даже бьёт себя по бедру, приговаривая: «Ёнджэ, ну ты и шутник!». А потом, подняв голову, сталкивается с ледяным взглядом Джинёна, который шутку явно не оценил. — Б-без обид, — выдавливает из последних сил. — Дорогой, — проговаривает Джинён, однако, без доли шутки. — Мы убиваем детей. Джебом лишь бросает на Ёнджэ снисходительный взгляд, понимая, что несчастному уже ничем не помочь, и кратко заключает: — Беги. Совет его действительно толковый, и поэтому Ёнджэ мигом срывается с места. Джинён, конечно же, тут же бежит за ним. Бегать по воде, вообще-то, оказывается довольно трудно, а потому они выглядят как-то скорее комично, нежели устрашающе. Марк, глядя на всё это, в очередной раз за этот вечер заливается смехом. Джексон переводит на него свой взгляд, ловя себя на мысли о том, как искренне радуется, когда Марк вот так смеётся. Хочется даже обнять его крепко-крепко; но кое-что позади, в отдалении, неожиданно привлекает его внимание. Бэмбэм, что в одиночестве стоит у воды. Идеальная беззащитная жертва. Небо нависает и сдавливает атмосферу, а море, простилающееся под ним, так и хочет поглотить всё живое с головой, утащить в свои глубины, полные неизвестности. Бэмбэм делает шаг вперёд, просто в воду. Она леденит кожу, пробирает до мурашек, но так приятно щекочет и зазывает, что хочется просто нырнуть в эти синие волны. Воздух здесь довольно свеж, чист и приятен — от него даже дыхание перехватывает. Под ногами ощущаются камни, впивающиеся в тонкую подошву ботинок. Бэмбэм позволяет себе насладиться столь приятным моментом, шагая всё дальше и дальше в воду, с каждым шагом опуская ноги в глубины моря ещё на несколько миллиметров. И тут ему прямо в лицо прилетает холоднющая морская вода. — Ха! — кричит, как не странно, Джексон, а сразу после заходится в смехе. — Ну, как тебе водичка? — Ха-ха, Джексон, почему ты такой горячий? — слышится — а вот это ещё внезапней — голос Югёма. — Охладись! И теперь уже Джексона накрывает волной. Он, вопреки всем законам логики, не кричит от пробирающего внезапного холода, а только смеётся, тем самым признавая поражение, и — убегает. Югём с довольным видом и гордостью, что отомстил за Бэмбэма, потирает руки и глядит ему вслед. — Хах, — Бэмбэм бросает на него благодарный взгляд из-под намокших прядей волос. — Ты, как всегда, в нужное время и в нужном месте. — Не благодари, — Югём с гордостью отбрасывает свои чёрные локоны назад, а потом вдруг хватает Бэма за руку. — Ну, пошли! — Что? — теряется тот. — Куда? Югём бесцеремонно тащит его куда-то за собой, ничего не объясняя. Кажется, у него и самого нет какой-то цели, пункта назначения; они просто-напросто шагают по холодной воде вдоль каменистого берега, уносясь в неизвестном направлении вместе с ветром. На много километров вперёд простилается голубое полотно моря; от него так явственно веет свежестью, что в лёгких кончается место. Над головами появляются чайки, которые сразу же начинают кричать своими не то писклявыми, не то охрипшими голосами, о чём-то переговариваясь между собой и наворачивая круги под просторным небом. — Ну что? — в какой-то момент Югём замедляет шаг и отпускает его руку, но идти всё дальше и дальше не перестаёт. — Тебе здесь нравится? Бэмбэм вздыхает, потом мечтательно оглядывает море, сливающееся с небосводом где-то на горизонте, и, в конце концов, выдаёт: — Очень! Чайки кружат над головами и поют песни, посвящённые этому морю. А может, и не морю; может, они посвящены двум людям, что прямо сейчас шагают вдоль берега, выслушивая эти птичьи напевы. — Но меня гораздо больше интересует, — продолжает Бэмбэм, — нравится ли тебе? Ты ведь так хотел на море. — Ну, знаешь, — Югём вдыхает полной грудью солёный воздух, от ветра чуть прикрывая глаза. — Это место не было бы таким классным, если бы не люди, которые меня окружают. Нет, даже не так… — он вдруг внезапно останавливается. — С тобой какое угодно место покажется раем. А потом — оборачивается, и Бэмбэм оказывается совершенно безоружным против этого его пронзительного взгляда. — А… Это… — он отводит взгляд от нахлынувшей неловкости. — Это так мило… — Так мило, что тебя сейчас стошнит? — усмехается Югём. — Ха-ха, типа того, — пожимает плечами тот. — Но, вообще-то, я рад это слышать. — Ты даже не представляешь, как. Губы Югёма снова трогает счастливая, неподдельная улыбка. В ней отражается весь тот спектр эмоций, что прямо сейчас переполняет его изнутри. — Ну, что? — спрашивает Бэм, позволяя очередному порыву ветра развеевать его волосы. — Скоро придётся возвращаться. Какие планы на ближайшее время? — А какие у меня могут быть планы, — замечает Югём, — если мы — всего лишь фанфик moonchild948? — Что? — Я говорю, в какое место ты ещё хочешь отправиться? В горы, может? В другую страну? Можем полететь в Таиланд, если хочешь. Бэмбэм тепло улыбается, улавливая отражение небес в чужих глазах. — Мне всё равно куда, — отзывается он. — Главное — вместе. Море шумит, и его волны создают настоящую мелодию. Чайки словно подпевают ей, создают цельное музыкальное произведение, которое хочется слушать и слушать, слушать и слушать. Очередной порыв тёплого ветра закрадывается в волосы, забирается под вымокшую футболку, и Югём подставляет ему своё лицо. — Да уж, хорошо быть блогером! — заявляет он чуть громче, чем рассчитывал. — Но ты хоть представляешь, как всё изменится, когда мы создадим студию? — Студию? — недоумённо переспрашивает Бэмбэм. — О, я не говорил? — добродушно и негромко смеётся тот. — Просто… Я раздумывал над тем, чтобы создать студию. Мы бы там работали все вместе. Мне кажется, было бы здорово. Как думаешь, парням понравилась бы такая идея? — Не знаю, — честно отзывается Бэм, поднимая взгляд к небу. — Но мне нравится. — Я и не сомневался, — простодушно замечает младший. — На самом деле, я даже придумал название. — Название? И какое? — Хм, не знаю, зайдёт ли, но… — Югём переводит на него полный азарта взгляд, в котором читается даже какой-то вызов. — Как тебе «GOT7»? «GOT7»?.. Звучит интересно. И, возможно, даже как-то знакомо, словно Бэмбэм уже однажды это где-то…«» честно говоря… честно говоря, это не было чем-то странным. в смысле, я, конечно, не был готов к тому, что меня будут окружать такие несколько 'ненормальные' люди в этой академии, но… это не вызвало у меня отвращения. я и сам своего рода 'ненормальный'. «›
≛ 海洋，攝錄機，日食。≛
— ღღღ –