Когда вода всемирного потопа Вернулась вновь в границы берегов, Из пены уходящего потока На берег тихо выбралась любовь И растворилась в воздухе до срока, А срока было сорок сороков. И чудаки — еще такие есть — Вдыхают полной грудью эту смесь. И ни наград не ждут, ни наказанья, И, думая, что дышат просто так, Они внезапно попадают в такт Такого же неровного дыханья… В. Высоцкий, «Баллада о любви»
***
Март в этом году не спешил радовать москвичей теплом и солнцем. Недавняя оттепель сменилась снегопадом и промозглым ветром, ледяной коркой покрылись дороги и тротуары. Гололёд на московских улицах испытывал водителей на прочность, отправляя зазевавшихся и неосторожных прямиком в ДТП. Но не таков был майор спецназа ГРУ, сотрудник Федеральной экспертной службы, Сергей Майский, уже в сотый раз вспомнивший всю ненормативную лексику, лавируя между автомобилями на своем «Харлее». Сегодня, впрочем, у него была совсем мирная цель — поздравить с прошедшим праздником свою учительницу. Этот порыв — съездить в школу, где учился — возник спонтанно, и Сергей с удивлением понял, что ему и в самом деле хочется оказаться в своём классе, увидеть Татьяну Григорьевну — не так уж и часто он приезжал к своей классной после выпускного, попробовать снова сесть за ту самую, последнюю парту у окна. Живя под девизом «Быстрота и натиск!», Сергей не стал откладывать идею на потом, а просто вышел из дома, сел на мотоцикл и помчался по Кутузовскому проспекту, благо, до Арбата было недалеко, и выходной позволял распоряжаться временем. Стряхивая снег с отворотов куртки, держа в руках шлем, а в шлеме — букетик тюльпанов, Сергей зашёл в школу. Переговорил с охранником, преодолев искушение предъявить служебное удостоверение, поднялся на третий этаж, постучал. — Татьяна Григорьевна, можно? — удивительно, но почему-то в школе бесстрашный оперативник забывал о своих боевых наградах и заслугах, о том, что не одна горячая точка и не одно задержание осталось за спиной, и превращался в пятиклассника Серёжку, который как огня, боялся свою вторую маму. — Серёжка!!! Майский! Ну надо же, а! Ах ты, чёртушка, нарисовался — не сотрёшь! — Татьяна Григорьевна едва успела подняться из-за учительского стола, как её бывший ученик, вымахавший за эти годы под два метра и заимевший косую сажень в плечах, сгрёб её в охапку вместе со шлемом и тюльпанами и расцеловал, снеся попутно на пол аккуратно сложенные стопки тетрадей. Потом вдруг снова засмущался, кинулся их подбирать, шлем с тюльпанами дьявольски мешал, а ругаться вслух было неудобно. Татьяна Григорьевна несколько мгновений с улыбкой наблюдала за ним, потом, как обычно, поспешила на помощь своему «ребёнку»: — Да брось ты это, Сергей! И шлем положи. — Татьян-Григорьна, я сейчас, не, шлем нельзя, это… в общем, это вам. Вот, с праздником вас, — окончательно смутился Майский и протянул учительнице цветы. — Ах, ты, обормот! Ты ж сколько лет в школе не был? С выпускного — и ни разу не зашёл? Совести у тебя нет, товарищ майор! — Татьяна Григорьевна поставила цветы в вазу, включила чайник, достала из заветного шкафчика в углу класса печенье и конфеты, между делом выговаривая своему ученику и с интересом наблюдая, как он пытается втиснуться на своё прежнее место — у окна. Задачка была не из лёгких: школьник Майский, прямо скажем, уступал в габаритах майору Майскому. Тем не менее, поединок с партой был всё же выигран, и Сергей, вздохнув с облегчением, принялся было изучать «наскальные рисунки», но тут же нахмурился: — Татьян-Григорьна, вы откуда знаете-то? Я ж у вас пару раз всего был… — Ах, ну да! Всё-таки был, после первой командировки и потом, в 97-м, и всё. Серёжка, ну ты сам подумай, откуда я могу это знать? Ты же старый опер, — Татьяна Григорьевна поглядывала на ошарашенного Майского, лукаво улыбаясь, а перед глазами стоял совсем другой Серёжка — маленький, щуплый — но и тогда уже, в свои одиннадцать лет, остро реагирующий на любую несправедливость по отношению к тем, кто слабее. Вспоминала, как он, очертя голову, кидался в любой конфликт на помощь тому, кто в этой помощи нуждался, как выводил на чистую воду школьных «авторитетов», за что и огребал нередко. Выросший без отца, Серёжа Майский, тем не менее, недостатка мужского воспитания никак не проявлял, более того — непостижимым образом выработал в себе качества настоящего мужчины. Сам. — А, ну с матушкой моей вы общаетесь до сих пор, вроде, — вертикальная морщинка на переносице разгладилась, Сергей заулыбался, развернул конфету. — Серёженька, мы не просто общаемся, мы дружим уже много лет. Вот она мне про все твои подвиги и рассказывала. — Ну знаете тогда, что в институт сразу не поступил, ну, а дальше… год проработал, потом — призыв и армия. Обе чеченские, Дагестан, Цхинвал. Да и в Москве за это время хватило всякого. Матери многое не говорил. Да и вам не скажу, ни к чему это, — снова стал серьёзным Майский. Татьяна Григорьевна понимающе усмехнулась, потом, как много лет назад, погладила своего ученика по голове, поправила воротник рубашки. — Суровый стал. Разведчик. А красавец какой! От девушек, поди отбою нет, — сменила тему учительница. — А знаешь что, Серёж? Оставайся у нас на концерт, если не торопишься, конечно. Не Большой театр, но ребятишек талантливых много. Оставайся? Я тебе школу покажу, развеешься немного? — На вопросительный взгляд классной Сергей только кивнул, соглашаясь.***
— Ой, не пойму я, Серёженька, и чего ж ты не женишься? — Да Татьяна Григорьевна, ну не моё это! — отшучивался Майский, оглядываясь по сторонам. За 27 лет в маленькой школе в Спасопесковском переулке, многое, конечно, изменилось, а вот над любимой учительницей время оказалось не властно. Только морщин прибавилось, а взгляд по-прежнему живой, внимательный, ласково — ироничный. — Интересное кино! А что твоё? Вот эти мотоциклы бесконечные да трупы со стрельбой? — на ворчание пожилой классной Сергей только невесело усмехнулся, на переносице снова появилась острая морщинка. — Нельзя мне жениться, Татьяна Григорьевна. Нель-зя. — Ну вот тебе и здрасьте! — всплеснула та руками, — У вас, в вашей ФЭС, обет безбрачия дают, иначе на службу не пущають? — Не в этом дело, — Сергей заметно погрустнел, — работа такая, что… Насмотрелся. И не хочу, чтобы на меня пытались давить через дорогих мне людей. Я за маму трясусь до сих пор, хотя из моей анкеты убрана вся информация о ней. Но ведь найти-то несложно, сами знаете, вопрос всегда только в цене. Да и адрес у неё прежний — всё тут же, на Арбате. Никак не соглашается переезжать. «Я, — говорит, — тут родилась, тут и доживать буду». Ну да что мы всё о грустном сегодня? Татьян-Григорьна, а физрук наш работает ещё? — На пенсию Игорь Палыч ушёл, года два, как проводили. Пойдем в зал, мой друг, а то у нас аншлаг сегодня. Зал был уже полон, но в третьем ряду, с краю оставалось несколько мест, девочка ревностно сторожила пустые кресла, а, заметив свою учительницу, призывно замахала руками: — Татьяна Григорьевна! Идите сюда скорей, а то мне уже к звукачам нашим пора!!! Ой! А вы кто? Татьян-Григорьна, там Женька не пришёл, Лин-Андревна Константину Викторовичу позвонила, но он неизвестно придёт или нет, а мне пока надо за Рафиком присмотреть, а то он нахимичит там… — Майский с улыбкой наблюдал эту сцену, девчонке, похоже, совсем не нужно было, чтобы ей отвечали. Выпалив всё это со скоростью сто слов в минуту, рыжая бестия, как её про себя моментально окрестил Сергей, умчалась в неизвестном направлении. — Что болтунья Лида, мол — это Вовка выдумал, — процитировал Майский детский стишок, чем совершенно неожиданно рассмешил своего педагога. — Ты даже не представляешь, как ты близок к истине! Её Лида зовут, — хохотала Татьяна Григорьевна, мгновенно сбросив десяток лет и молодея на глазах. — Ну всё, всё, я серьёзна, как закон Ньютона. Серёжка! Хватит ржать, концерт начинается! Концерт постепенно набирал обороты. Песни, танцы, команда КВН и циркачи, сценки и миниатюры от детей, а некоторые номера и с участием взрослых — то ли учителей, то ли родителей — всё это захватывало своей искренностью и невероятным удовольствием самих артистов от всего, что они делали. Поначалу настроенный несколько скептически, Сергей вдруг понял, что ему чертовски нравится вся эта обстановка, нравится многое из того, что он видит на сцене. Но основной сюрприз был впереди. Ведущие сказали несколько заготовленных фраз, музыка заполнила небольшую паузу, и… Сергей опешил. Девушка, что вышла на сцену в народном костюме, казалось, сошла с иллюстраций к русским сказкам. Высокая, статная — не худышка, но и не полная, с длиннющей русой косой, переброшенной вперёд. Красивая фигура, очень милое лицо, ямочки на щеках от улыбки… Огромные, в пол-лица, янтарно-карие глазищи затягивали в омут, не отпускали… Зазвучала музыка, и мягкий, низкий голос незнакомки отправил Майского в окончательный и бесповоротный нокаут. Как заворожённый, он слушал знакомую с детства мелодию, потом, повернувшись к своей классной, спросил, чуть охрипнув от волнения: — Татьяна Григорьевна, а это кто? — Это? Это наша Вася. Неужто не помнишь? У нас же училась, только она года на два тебя помоложе будет, да из-за травм год пропустила, может потому и не запомнил… Сейчас вот работает у нас, детишек вокруг себя собирает. Они за ней табуном ходят. — Кто? Вася? — Сергей даже чуть обиделся, решив, что его разыгрывают. — Василина её зовут. Только она всем Васей представляется и хохочет всегда, что родители мальчика ждали. Василина… Лучшего имени для незнакомки и придумать было нельзя. Будто услышав, что речь идет о ней, девушка перевела взгляд на Майского, словно бы уже для него допела песню, ведущий объявил антракт, в зале воцарился лёгкий хаос от перемещения зрителей, а Сергей так и оставался на месте, не отрывая взгляда от кулисы, за которой скрылась та, что встревожила-таки его сердце. Он даже не слышал, что говорила ему учительница, очнулся только от ощутимого толчка в бок. — Сергей Михалыч, стесняюсь спросить, где ты только что был? — А? Что? Здесь я, Татьян-Григорьна… — Да вижу я! — засмеялась она. — Совсем ошалел от красоты неземной. У нас ещё минут десять есть, пойдем, познакомлю. — Однако не успели они подняться со своих мест, как их окликнула та самая «красота неземная». — Татьяночка Григорьевна, ну вот что мне делать? — девушка выглядела расстроенной и поначалу не обратила внимания на высоченного дядьку рядом. — Костя приехать быстро не может, в пробке застрял, в лучшем случае, ещё минут двадцать от второго отделения пройдёт. А Рафик… Ну вы же знаете, он рассеянный, да и на Лидуську отвлекается. И самой мне ещё раз на сцену, хорошо, если Костя к тому времени доедет. — Линочка, а в чём вопрос? Вот, познакомься. Мой ученик, Майский Сергей. Он, когда учился, часто звукооператором был. Да я рассказывала ж про него, помнишь? — Василина скептически смерила его взглядом, потом фыркнула, словно не замечая, что тот, к своему собственному удивлению, смущён и растерян: — Майский? А чего не апрельский? — перебросив тяжеленную косу назад, она нахально уставилась на майора, а черти в её глазах играли в догонялки. — Лина, ты как ребёнок, ей-Богу! Серёж, она вообще-то добрая, это у неё с перепсиха. Ну виданное ли дело, концерт в разгаре, звукач подвёл, за пультом дилетант да ещё и влюблённый. Не обращай внимания на вредную девчонку, она никогда в жизни не признается, что ей помощь нужна. — Я Вася — и никак иначе! — девушка гордо вздёрнула нос, казалось, её роскошная коса помогает ей держать осанку, — Пойдём, я провожу. Ты точно понимаешь, на что идёшь? Микшер хоть раз в жизни видел? — Майский, придя в себя от такого нахальства, дёрнулся было ответить, но тут же получил в бок ещё раз, и услышал пронзительный шёпот: — Майор, не подведи меня! Убежит — не поймаешь. Ноги в руки — и спасать несчастную! Времени спорить не было, если помогать — то прямо сейчас, и, дав себе клятву рассчитаться с «вредной девчонкой» чуть позже, Сергей поспешил за Линой. — А всё-таки, я тебя женю, Сергей Михалыч! — и Татьяна Григорьевна вернулась на своё место в зрительном зале.