***
Дэмиен просыпается от отвратительной, безумной головной боли, словно кто-то сжимает его череп в тисках и сверлит в нем тоннель насквозь — Тим слышит несчастный звук юноши и начинает глупо, похмельно (у самого голова болит едва ли меньше) успокаивать его, помогает встать и конвоирует в ванную, сажает перед унитазом и уходит за водой и зубной щеткой, пока Дэмиен опустошает содержимое желудка. Мысли в отвратительном беспорядке, и хриплый совет Тима «Постарайся не думать» звучит слишком соблазнительно, чтобы ему не следовать. Голова болит так, что взрывается от любого шороха, и старший осторожно передает ему бутылку с водой и понимающе улыбается. Они оба падают на кровать обратно, Тим пытается оправдаться, что таблетки пока пить нельзя, но Дэмиен засыпает раньше, прежде чем старший закончит фразу.***
Утром Дэмиен помнит только дикую попойку, несколько первых, ещё глупых и неловких вопросов, присоединившихся к ним старших Титанов, ещё большее количество алкоголя и — Юноша зарывается лицом в подушку, стараясь вспомнить, чьи руки поднимали его в комнату, чьи руки придерживали его, пока он не мог нормально устоять на ногах, чьи — Дэмиен задыхается, когда вспоминает, когда кожа отзывается десятком вчерашних поцелуев, прикосновений, прижатых к коже улыбок, слов; Дэмиен не помнит ни лица, ни голоса, не помнит ничего, что дало бы ему хоть крошечную зацепку о том, кто это был — помнит только ощущения, совместный смех да туман, постоянную сонную завесу на его сознании. Дэмиен переворачивается на другой бок и нехотя поднимается. Ему мерещится снующий по комнате Тим, но юноша старается не мечтать. Мало надежды, что это правда был он, а делать себе больнее, чем есть сейчас, Дэмиен не хочет. Поэтому Робин приводит себя в порядок и спускается к команде — все выглядят слегка потрепанными, но, в целом, довольными. Тим, почему-то, смотрит на него странно-нежно, хлопает по свободному пространству рядом, но когда Дэмиен присоединяется к обсуждению и признается, что ни черта не помнит после первого получаса, Тим сникает. Сникает, но не прекращает мягко на него смотреть, разговаривать тепло и уютно; у Дэмиена в голове всплывают образы, но он боится верить, боится принимать смутные картинки сквозь завесу алкоголя за правду; боится, чтобы не разочароваться потом, поняв, что это просто были его сны. Тим постоянно задевает его «случайными» прикосновениями и смотрит задумчиво, глубоко, тоскливо, нежно; Дэмиен сжимается и не может огрызнуться — на обратной стороне век ему чудится вчерашний вечер, пьяное ощущение лёгкости и, кажется, Тим. Дэмиен верить боится, но хочет этого невыносимо. Вечером Тим стучится в его дверь, садится на кровать и осторожно сжимает чужие руки. — Ты совсем ничего не помнишь со вчерашнего вечера? — серьезно уточняет он; взгляд все ещё любящий и тоскливый, и Дэмиен хочет, хочет хочетхочет верить, что все картинки, смутно запомнившиеся слова, улыбки, пьяные перешептывания едва улавливаемые — настоящие, хочет сказать, что он не уверен в своей памяти, но что он так отчаянно — Тим улыбается мягко и успокаивающе, потому что, кажется, у Дэмиена на лице написано волнение и неуверенность. — Я люблю тебя, — просто говорит Тим, чуть сжимая чужие дрожащие ладони; гладит, зацепляя и переплетая их пальцы. — Я люблю тебя, — повторяет он, осторожно наклоняясь вперед, прижимаясь к чужому лбу. — Вчера мы были так пьяны, что мне самому кажется, что это сон, но, — Тим усмехается, прикрывая глаза, — мне так сильно хотелось верить, что это правда, что я собрался с силами и теперь сижу перед тобой, боящийся и неуверенный. Если, — он вздыхает и улыбается, снова открывая глаза и глядя пронзительно, обожающе, — если ты правда ответил — или можешь ответить — мне тем же, то не отталкивай меня. Дэмиен не отталкивает. Он только сплетает их пальцы и смотрит неуверенно из-под ресниц; ему в ответ расцветает счастливая улыбка. И туманные образы на обратной стороны век, кажется, становятся явью.