Рассказы с перекрёстка тысячи миров

— А ты помнишь свою смерть, Предвестник? Тишина, висевшая в воздухе, быстро проглотила слова, слетевшие с губ девушки лет четырнадцати, сидевшей на поваленном дереве и от нетерпения болтавшей ногами. Могло показаться, что она разговаривает с деревьями, окружавшими её, ведь в ночной час в такой глуши никак не могла оказаться ни одна живая душа. Но нет, её вопрос был адресован вполне конкретному существу. Оно стояло слегка поодаль, ничуть не выделяясь на фоне бескрайней тьмы, застывшей над озером, немного сгорбившись и опёршись на что-то, напоминающее трость. От внезапного вопроса фигура вздрогнула. Послышался глубокий выдох и…вновь тишина. Девушка начала нетерпеливо ёрзать, подула на онемевшие от прохладного воздуха пальцы и уже собралась было повторить вопрос, как со стороны озера послышался необычный звук. Что-то среднее между хмыканьем и кашлем явно было реакцией на её вопрос, пусть и запоздалой. — Кхм. Какую из них? Нервный смешок. Замешательство. Тишина. — Когда ты умер впервые. Вдох. — Люди бы посчитали этот вопрос сколь угодно бестактным, убийственным, глупым. — Предвестник зажмурил глаза и выдохнул: — Люди, но не ты. Рассвет. Длинное и узкое поле, когда-то бывшее владением какого-то мелкого землевладельца, ныне утоптанное тысячью копыт и сапог. Пахло до боли знакомой смесью: страх, решительность, напряжение. Пахло гнилью и конским навозом. Пахло статическим электричеством магических ловушек, жжёной древесиной и плотью. Запах войны. Войны, бессмысленной и беспощадной по своей натуре, формально начавшейся два года назад по чьей-то глупости; в действительности же, ставшей логичным выходом человеческой ярости и презрению, копившихся веками. Войны, давно и далеко вышедшей за рамки территориальных претензий мелких правителей. Войны, охватившей весь людской род, женщин, детей и стариков. Войны, исход которой был предрешён ещё до её начала. Глупо думать, что у войны есть рамки. Временные ли — перерывы, длительность, территориальные, моральные. Война не имеет законов. Стихийная по своей сути, она подразумевает глупцом любого человека, отважившегося подчинить её себе. Но кто сказал, что люди умны? Вот и сейчас две кучки людей, жмурясь и хмуро косясь на встающее солнце, стояли по разные стороны пыльного и каменистого поля, строя и обсуждая какие-то планы предстоящей битвы. Судя по количеству оставшихся в живых военачальников, одна из сторон сильно преуспевала в ведении войны. Их военный совет всё больше напоминал спор в каком-то трактире, грозивший перерасти в потасовку. — Послушайте, я проехал половину империи ради этого дня. К тому же здесь я лишь потому, что это одобрено моим отцом! — гордо вздёрнул голову юнец со взъерошенными русыми волосами. —Принц, сир! Я, несомненно, склоняю голову перед решением нашего Императора (да приумножит свет его дни), но не кажется ли вам откровенным безумием рисковать своей жизнью в столь незначительной битве? Противник откровенно слабее нас, их ресурсы, человеческие и материальные, истощены, из солдат на ногах каждый десятый, магов и вовсе почти нет… — его собеседник, человек неопределённых лет, волосы редкие, с сероватыми прядями, напротив, подобострастно склонил голову. — А не кажется ли вам, генерал, что это как раз та ситуация, о которой упоминал отец? Минимальная опасность для жизни, возможность поучаствовать в настоящем сражении, попробовать войну на вкус? Вояка вздохнул. — Ваше Высочество… Это в высшей степени неразумно. Ваши люди не спят уже который день, ежесекундно рискуют своими головами, гибнут — и всё это для того, чтобы защитить Вас. А теперь вы хотите своим опрометчивым желанием поставить под сомнение целесообразность их жертв? — Не вам оценивать мои желания, генерал — юноша поджал губы, — вы, кажется, всё ещё повинуетесь приказам, и я всё ещё принц. Голова с проседью безвольно склонилась ниже обычного — аргумент был убийственным. — Сир, позвольте обеспечить вам охра… — Чем меньше я буду отличаться от рядового конного рыцаря, тем меньше шансов быть узнанным и целенаправленно убитым; мы это уже обсуждали — отрезал принц и добавил: — Что ж, пора приступать к последним приготовлениям. Серия коротких кивков, и вот нескладная юношеская фигура отделилась от основной группы людей и быстро зашагала в сторону лошадей. За его спиной продолжался совет, он даже слышал обрывки разговоров: кажется, выступал кто-то из магов. С тех пор, как юный принц выехал из столицы, время смазалось и летело галопом в тартар. Казалось, ещё вчера он прощался с сестрой, не скрывавшей своих слёз. И вот, спустя два месяца он наконец приблизился к своей первой настоящей схватке на расстояние шага. Не будет правил и затупленного оружия; визжащих зрителей и прекрасных дам. Лишь он, его конь, лезвие меча и враги. Он ещё ни разу не видел ни одного тёмного в доспехах достаточно близко: все, кто встречался ему в дороге, были либо шпионами, пойманными и повешенными на ближайшем дереве, либо дезертирами, болтавшимися тут же, на соседней ветке. Интересно, какие они? Внешне светлые и тёмные были неотличимы, но вот внутри… О чём они думают, чем живут, за что сражаются? Действительно ли все они трусы, как их предки? — рой мыслей в голове принца не давал ему сосредоточиться на действительности. Пройдя мимо конюшего, снаряжавшего его лучшего коня, он вошёл в палатку. Убранство императорской походной палатки разительно отличалось от солдатской: если по размеру она была больше раз в десять, то по стоимости содержимого по меньшей мере в сто. Возбуждение, охватившее принца, ослепляло его: он более не замечал почти ничего из десятков вещей, находившихся в палатке. Скупым жестом руки отослав слугу, он принялся надевать подготовленные для битвы доспехи. Привычный холод металла, приятные изгибы кирасы, металлический водопад кольчуги в сочленениях доспехов — всё это было таким знакомым и родным. Воспоминания захлестнули его: столица, первые тренировки, улыбающееся лицо отца и выглядывающая из-за спины матери сестра; первый турнир, первое поражение, первая кровь, небрежно сплюнутая на землю… Потом ещё тренировки и ещё — до боли в пальцах, до стука в висках, до сводившей зубы дрожи. Первая победа — сладкий вкус, почти сразу же сменившийся жаждой новых сражений. Он никогда не хотел стать императором. Что было первопричиной, наличие пяти старших братьев или тоска, различимая в глазах отца, смотревшего на выступление лучших воинов империи, останется загадкой навеки. Принц изо всех сил старался сбежать с придворных занятий, посвящённых этикету и поведению, подобающему сыну императора. Его манили более приземленные вещи. Тот мужчина средних лет из Библиотеки, который обучал его разным наукам, куда-то исчез пару лет спустя; лишь недавно принц узнал, что причиной тому послужила его мать, опасавшаяся, что сын решит бросить двор ради дальних стран, суливших неведомые знания. С тех пор лишь две вещи тешили сердце мальчика — бесконечные тренировки и занятия по военному делу в башне лорда-военного министра, и его младшая сестрёнка, становившаяся единственным и зачастую невольным слушателем его каждодневных рассказов об оружии и войнах. Шелест открывающейся палатки заставил принца вынырнуть из омута приятных воспоминаний. Кто-то из слуг заглянул к нему, всем своим напряженным и несчастным видом показывая, что все только его и ждут. Парой движений поправив облачение, юноша вышел наружу. Солнце поднялось от горизонта примерно на ладонь, ночная прохлада ещё не успела смениться нестерпимой полуденной жарой; лёгкий ветер приятно шевелил волосы на голове принца. В пару мгновений он оказался на коне, оружейник подал ему шлем и невысокая фигура конного рыцаря отделилась от лагеря в направлении войска, готовившегося выступать. Место, отведённое принцу, находилось в третьем, последнем ряду конницы. Продвигаясь между людьми, он разглядел несколько лиц, показавшихся ему подозрительно знакомыми; вероятно упрямый генерал всё же расположил его среди гвардии императора, так же скрывавшихся под обликом рыцарей. Впрочем, в этом поступке было больше рассудительности, чем он готов был признать, да и времени на споры не оставалось. Прозвучал горн. Всадники замерли в боевом порядке, было слышно лишь фырканье лошадей и нетерпеливое постукивание копыт. Медленно тянувшиеся минуты томительного ожидания были наконец прерваны вторым призывом горна. Конница неспешно выдвинулась вперёд. В этой битве не было необходимости рисковать и совершать молниеносный выпад с целью проредить вражеский строй; основной задачей рыцарей стало оттеснить вражеские конные отряды от своей пехоты и магов и помочь последним занять выгодные для атаки позиции. Тёмные сражались с достоинством. Несмотря на очевидное превосходство их противников как на поле битвы, так и в войне в целом, никто не пытался повернуть своего коня назад. Каждый из тёмных старался продать свою жизнь так дорого, как только возможно. Тонкие клинки порхали, рассекая воздух; кто-то падал — и в следующее мгновение оказывался под копытами лошадей тех, кто скакал сзади. Крики ярости, воинственные кличи и стоны боли слились в единый гул. Принц, находясь в третьем ряду, видел, как кто-то впереди прорубался сквозь строй врагов и мчался дальше, кто-то падал, а на его место тут же приходил другой. Он понимал, что его линяя крайняя, и, фактически, является запасным планом военачальников на случай, если первых двух окажется недостаточно для того, чтобы сломить ряды тёмных. Мысленно принц проклинал перестраховщика — генерала и прочих высших чинов за то, что ему приходится как щенку прятаться за спинами старших товарищей. Потихоньку в юноше начала закипать злоба, приходившая на смену твёрдой уверенности, решимости и боевому куражу. Из потока мыслей принц вынырнул, лишь когда обнаружил, что скакавший впереди гвардеец неестественно резко начал заваливаться вперёд, а в следующий момент его лошадь рванула куда-то вбок, сбросив ставшего неестественно тяжёлым хозяина. Паренёк покрепче ухватил поводья и направил своего коня к образовавшейся в строю бреши; впереди виднелся всадник, скакавший прямиком на него. Взгляд принца замер, ограничившись до узкой полоски прямо перед собой, упиравшейся в противника. Отточенным до совершенства взмахом юноша занёс клинок, приготовившись отразить первый выпад врага, но его не последовало. Вместо этого лошадь под ним внезапно умерла. Она не успела даже захрипеть от боли, встать на дыбы, осознать хоть что-то; вместо этого конь начал предательски заваливаться вперёд, подставляя под удар грудь всадника, пытавшегося сохранять вертикальное положение. Едва успев понять, что произошло, принц попытался спрыгнуть с лошади, но мгновение спустя в кирасу пришёлся удар невероятной силы, сбивший его с упавшего на колени скакуна. Юноша лежал и смотрел вверх, на безоблачное небо, не в силах пошевелить ни единым мускулом в теле. Как он мог допустить такую оплошность — забыть о существовании боевых магов; что, во имя всего святого, делал этот боевой маг среди конницы?! Принц осознал, что не слышит рядом звуков сражения; лязг был глухим и создавалось ощущение, что битва осталась метрах в пятидесяти от них. Как он только умудрился отъехать так далеко? Рядом остановилась лошадь, кто-то тяжело с неё спрыгнул, подошёл к нему и заглянул в глаза. Тёмные взъерошенные волосы, старый шрам на переносице, возраст в районе тридцати лет — на мгновения их глаза встретились. Его состояние оценили взглядом, ещё мгновение было затрачено на принятие какого-то решения… Мужчина занёс над принцем руку и прищурил глаза. Между рёбрами юноши что-то хрустнуло и он вскрикнул, изо рта потёк ручеёк крови; липкие лапы беспамятства сомкнулись на его сердце… — Ты действительно был таким… самоуверенным? Предвестник грустно ухмыльнулся. — Тогда я был ещё хуже, чем ты думаешь, Вестница. Верил в другие вещи, дышал другим воздухом, видел мир другим. — Смерть изменила тебя? — Нет, милая, я очнулся таким же эгоистичным идиотом, каким и умер. Смерть ничего не меняет; лишь жизнь может изменить всё.