В Баровии не бывает солнечно. #writober2019

Риктавио, этот забавный парнишка с длинными ушами и не по годам задумчивым лицом, был настоящим чудом в Валлаках: яркое пятно цвета, звука, чужого говора на сером фоне Баровии. Тайшан он нравился, как нравился мир за туманом. Сбивая его с ног, она чувствовала жгучий стыд и холод металла на своих пальцах, цепочкой часов обвивающий ее тонкое запястье. Тайшан иногда, нет, всегда видела будущее. Иногда она чувствовала будущее, но чаще всего она творила его, путаясь, что произошло, а чего ещё не может быть, потому как ее дети не родились: утром, пытаясь согреться у костра, она окончательно проснулась уже с этими часами в руках и Айден долго отказывался переставать лгать её глазам. Когда-нибудь они договорятся между собой, выстроят нарратив в хронологическом порядке и тогда все, возможно, быть может, пожалеют, что дразнили ее за неточные пророчества.Не то чтобы она гналась за славой видящей, впрочем; нельзя назвать слепое тыканье в неприятности гонкой. В реальности часы из чужого кармана оказались чуть тяжелее, чем ей виделось. Чуть холоднее, чем ощущалось. Чуть громче, чем слышалось. Да, слышалось: тиканье было непрерывным, нервным, но все же ритмичным, словно сердцебиение при долгом беге — Тайшан знает, что скоро её сердце забьётся так же, когда она будет перескакивать через забор и её руки будут пахнуть воровством и кошачьей шерстью. Большие кошки ведь тоже кошки, любящие гонять вороватых мышей, симметрично размером побольше. Она тянется к крышке, пропитанной магией, жгущей пальцы, и пытается расстегнуть сложный замочек. Моргает. Видит, как струится кровь по ее лицу и как сильно болит, пусть и приглушенно, как предчувствие, голова; ее окрикивает Луваш. Она смотрит на его лицо: счастливое, мертвое, несчастное, что-то между. В морщинах, что выточил ветер, явно читается головная боль да вред пьянства и Тайшан невпопад советует ему попить достаточно воды и не вставать слишком резко. Часы тонут где-то в рукаве, что-то еще должно утонуть и ногам становится холодно от речной воды. Одежда прилипает к ее телу, на руках ощущаются пальцы, чужие руки, тянущие ее вверх и отчаяние гаснет. Все будет в порядке. Кстати, где эти чертовы часы? — Тайшан, ты меня слушаешь вообще? — Что-то между «да» и «нет». — И о чем я говори- — Об Арабелль и том, что я бестолочь, в этом лагере есть только две темы, если тебе не наливают вина. За ней присмотрят шесть пар глаз, даю слово. Она улыбается маленькой девочке, но взгляд цепляется лишь за гладь лужи, глубокой и чистой после проливного дождя, и копошащейся там живности, пожирающей друг друга и греющейся в робких дневных лучах. — Не забудь приложить холодное. Или наложить на себя какие-нибудь черные божественные руки. — Что ты несешь? — Обычно чушь. Босые ноги шлепают по грязи, оставляя глубокие следы, что исчезнут под следами шести пар сапогов. Она не против.